Мне снились очень страшные сны. Правда страшные. Из тех, от которых просыпаешься весь разбитый, сердце бьется, ноги ватные, дышать не можешь и хочется плакать до тех пор, пока не соображу, что это был кошмар. За две недели два раза. Жуть! Первый - будто мой пес Том умер. Я вскочил, весь зареванный, и побежал в большую комнату, где он спит. Пес был жив-здоров, спал сном праведника. Когда увидел меня сквозь сон, приподнял красивую морду и хвостом завилял - он всегда меня рад видеть, в любое время! Я уже вправду испугался: Том мой единственный друг и слушает меня всегда не шевелясь, только в глаза глядит. Иногда я уверен, что он все понимает. Наверное, я ему еще не все рассказал. Боюсь, как бы сон не оказался вещим: как-нибудь встану, а Том лежит мертвый.
От другого сна я подлетел вверх и свалился с кровати. Меня скорчило от боли, я схватился за лицо и побежал в ванную, но со мной ничего не случилось. Только боль, невыносимая боль. Но как только я посмотрел в зеркало, потерял сознание. Упал и стукнулся головой сначала о раковину, потом о чугунную батарею. Аут! Через несколько минут очнулся весь в крови. Когда кровь хлещет из-под волос, это сильное зрелище, но ничего особо страшного. Провел дохлый день в койке - все голова болела.
Мать целый день подносила мне лекарства и горячий бульон: "На, попей, лучше станет!" Может, она и желала добра, но мне это так осточертело, что я притворялся, будто сплю, как только она входила. Потом уснул по-настоящему. Опять мне снился тот сон, который слился со мной. Тот, что повторяется уже много лет. Гонка сначала за тенью, потом за силуэтом, потом за парнем, который никогда не оборачивается и не говорит со мной, я не вижу его лица. Все ближе и ближе к нему подбираюсь - теперь уже остается меньше метра, но я протягиваю руку - и между нами как будто стеклянная стенка. Я в нее упираюсь и дальше двинуться не могу.
Может, когда-нибудь и смогу. А может, нет.
Глава 16
Вторник, 12 августа 2003 года.
Невеселой в то утро, после происшествия с Себастьеном Мореном, была обстановка в сыскной бригаде.
- О машине, которая саданула Морена, данных мало, - сообщил Мистраль своим сотрудникам, собравшимся в его кабинете. - Я читал протоколы ночных патрульных. Свидетелей мало, и даже марку автомобиля они называют по-разному - неплохо для начала! Один считает, что это был коричневый универсал "вольво", другой клянется, что видел синий минивэн "крайслер", еще несколько человек марку не заметили. Впрочем, у автомобиля разбита фара, патрульные подобрали все осколки, какие нашлись. Если немного повезет, можно будет сложить стекло и определить, что за машина. Мотоцикл Морена у нас в центральном гараже, там исследуют повреждения, возможно, частицы посторонней краски и тому подобное.
- Что слышно о Себастьене?
- Утром я звонил в больничку и почуял, что напряжение там зашкаливает, но регистратура все-таки соединила меня с отделением, где лежит Морен, - ответил Кальдрон. - Удалось пару минут поговорить с санитаркой на этаже. Жизненно важные органы не пострадали. Самая серьезная из травм - перелом обеих ног. Болит, видимо, везде, но это при таких ударах всегда бывает. Посещение разрешено после четырнадцати часов.
- Я бы хотел взглянуть на дело, - подал голос Дальмат. - Не потому, что не доверяю коллегам, которые это начали, но пострадавший мой подчиненный, так что, по-моему, так будет лучше.
- Да, Поль, конечно. Да и Морену будет легче на душе, когда узнает, что его товарищи по отряду в курсе, - не задумываясь ответил Мистраль и обратился ко всем остальным: - После обеда мы с Полем поедем в больницу. Всем не надо - это ему утомительно. Понемногу все у него побываете. Если за то время, пока мы там будем, случится что-нибудь важное, сообщите коротко Венсану и напишите мне на мобильник.
Захид Хан и Гафиз Джаабар, два молодых пакистанца, доедали в крохотном ресторанчике в Десятом округе свой обычный обед: кусок курицы, рис и чай. Проверять кухню на чистоту там не стоило. Еду приносили в пластиковых тарелках и стаканчиках, с гнутыми алюминиевыми вилками и ложками. Ботинки прилипали к жирному полу, а если бумажная салфетка падала на пол, только очень смелый человек мог поднять ее и воспользоваться.
У Захида и Гафиза в этой забегаловке, куда ходили и другие их земляки-пакистанцы, были свои привычки. В полдень и вечером они там ели, а лечь спать старались как можно позже: курили, пили чай, разговаривали или смотрели телик, если по нему шел футбол. Они были нелегальными рабочими, каждый имел драгоценное орудие труда: двухколесную тачку с ручками, в несколько слоев обмотанными изолентой, чтобы не натирать ладони. На этих тачках они возили большие коробки с одеждой, фруктами или другой продукцией - что велит хозяин, нанимающий их на день. Спали они вшестером в тринадцатиметровой каморке без воды, которую снимали вскладчину у богатого соотечественника. Нечистые сортиры и крохотный умывальник находились во дворе большого грязного дома, который грозил обвалиться жильцам прямо на голову. Попить воды только там и можно было.
Комнатка их была такой маленькой и набитой людьми, что тачки туда не влезали. Оставлять орудия труда во дворе без присмотра тоже, само собой, было никак нельзя. Как и остальные пакистанцы из их комнаты, они накрепко пристегивали своих "двухколесных друзей" мотоциклетными замками к решетке, а колеса, которые легче всего свинтить, на ночь снимали и уносили к себе. Ложась спать, совали колеса в сумку, а сумку под тюфяк.
В тот вечер Захид и Гафиз были в очень хорошем настроении: у них в кармане лежали деньги. Пакистанский торговец с легальными документами, для которого они часто таскали огромные короба с одеждой, задолжал им за целый месяц работы. Расплачиваться торговец не спешил, зная, что в полицию нелегалы на него ни за что не донесут. Но тут молодые земляки насели на него посильней, и он дал им немножко денег да еще по мобильному телефону каждому. Сначала ребята отказывались, требовали всю сумму, но потом поняли, что теперь могут звонить в свою деревню, общаться с родными, и согласились. На телефонах они могли даже заработать, давая за деньги позвонить другим пакистанцам. Они за два дня выручили больше сотни евро, а долго ли еще продлится такая лафа, не задумывались.
Жозе Фариа и Роксана Феликс заполучили информацию по мобильным телефонам Димитровой и поспешили сообщить об этом Венсану Кальдрону:
- Мобильные телефоны Димитровой вовсю работают с двух часов ночи до восьми утра. Выходят на связь через оператора в Десятом округе, рядом с больницей Святого Людовика, и оттуда никуда не уходят. Все остальное время выключены.
- У кого-то бессонница? - Кальдрон пристально посмотрел на Фариа и Феликс.
Роксана, перебирая бумаги с записями, ответила:
- Нет, разница во времени. Все звонки только в Пакистан - точнее, в деревушку рядом с Исламабадом, на одни и те же восемь номеров.
- Страна подозрительная, - заявил Кальдрон. - Это может быть канал связи террористов. Только я с трудом представляю, чтобы террористы пользовались крадеными телефонами, - их же ищут. Стало быть, эти телефоны по случаю достались пакистанцам, которые делают бизнес на этой связи. Ты что думаешь, Жозе?
- То же самое: скорее бизнес. У нелегалов так часто бывает. Люди далеко от дома, тоска по родине, бабла на телефон не хватает. Если подвалит вариант, они и пользуются. Вполне понятно.
- Конечно, так оно и есть. Но надо их задержать - узнать, как попали к ним телефоны. Когда их можно засечь?
- Спецмашину я заказал. Нынче ночью будут опять звонить домой, тут мы их и определим.
- О'кей. Жозе, начинай готовить задержание, а я дождусь, когда шеф с Полем вернутся, и доложу ему - это подождет.
Дальмат поставил машину в тени у входа в больницу. Войдя в холл, полицейские сразу почувствовали, какое здесь царит напряжение. Служащие в регистратуре не знали, как быть с толпой людей, которые, отыскивая родных и знакомых - жертв жары, - не знали, в какую больницу тех отвезли.
Неразбериха длилась явно не первый день. Все были на нервах - это слышалось в сердитых голосах на грани крика. Всюду сновали санитары, обслуга, посетители. Мистраль и Дальмат ошалели от этой суеты.
- Мы слышим по радио, что больницы переполнены до предела, но не увидел бы сам - не поверил бы!
- А хуже всего, я думаю, "Скорой помощи".
Одна супружеская пара - жена явно была на грани нервного срыва - "приклеилась" к окошку регистратуры с твердым намерением не отходить, пока не добьется своего. Отца этой женщины, рассказал им сосед, отвезли при смерти в больницу, но куда - он не знал. Супруги обратились в центральное справочное бюро парижских больниц, там их направили в Сальпетриер. Девушка в регистратуре набрала на компьютере фамилию старика во всех возможных орфографических вариантах и сообщила, что такой в больницу не поступал.
Осознав безвыходное положение, Мистраль показал служебное удостоверение и спросил, где находится Себастьен Морен. Девушка очень обрадовалась, что такой пациент в ее базе значится, и с широкой улыбкой объяснила, как пройти в корпус, где лежит молодой полицейский.
В здании, куда положили Морена, все было точно так же. В коридорах лежали на каталках пожилые люди под капельницами, тихонько дожидаясь, когда освободятся места в палатах. Врачи и санитары сбивались с ног, старались помочь по максимуму. Мистраль и Дальмат, с трудом веря собственным глазам, пробирались по коридорам к палате Морена.
Наконец они нашли нужную палату. Там лежало трое. Постели двух стариков, похоже, тяжелых больных, были загорожены ширмами. Третий пациент, Морен, полусидел: шея в тугой повязке, обе ноги в гипсе, рука на перевязи. Увидев Мистраля с Дальматом, Морен облегченно улыбнулся. Медсестра только что поставила ему капельницу. Она явно падала от усталости и не пыталась это скрыть.
- Похоже, дела гораздо хуже, чем можно понять из СМИ, - сочувственно произнес Мистраль.
Заполняя больничную карту пациента, медсестра ответила:
- Никто даже представить себе не может, что творится, - только пожарные, похоронщики и полиция, которая подбирает трупы. "Скорая" уже не поспевает на вызовы! Людей не хватает, отпуска все-таки, а у нас и в обычное-то время штат неполный! Морги в больницах переполнены, похорон ждут две недели, а закон требует оформлять документы на похороны максимум за шесть дней! Настоящая санитарная катастрофа! Если жара не спадет, я даже думать не хочу, что будет. - Медсестра вздохнула и вышла из палаты, поправляя фонендоскоп на шее и карандаши в нагрудном кармашке халата.
Мистраль с Мореном обменялись несколькими фразами, а Дальмат положил на кровать журналы о компьютерах и компьютерных играх.
- За журналы спасибо. Кто вам сказал, что мне такие штуки нравятся?
- Роксана. Завтра она к тебе сама зайдет.
- Классно - наверняка еще печенья притащит. Как подумаешь - и поперло же мне! Еще полметра, он бы грохнул меня прямо посередине - тогда все!
- Вы запомнили машину?
- Вообще не видел - помню только, что фарами вдруг ослепило.
- Поль будет вести это дело, чтобы найти мерзавца.
Морен явно был очень рад, что сослуживцы его так поддерживают.
- Хорошо, что у меня с собой был талисман - он мне, должно быть, жизнь и спас.
- Ты веришь в такое? Не думал, что ты суеверен. А что за талисман?
Мистраль с любопытством следил за беседой Дальмата с Мореном, припоминая, что их отношения в последние дни, когда Морен чересчур любопытствовал о семинарском прошлом Дальмата, бывали несколько напряженными.
- Тебе понравится, Поль, - хитро прищурился Морен. - Кусок веревки повешенного. Мое первое дело о смерти, когда я служил еще в участке. Со мной был один старый майор и показал мне эту штуку. Когда того типа вынули из петли, он отрезал от веревки сантиметров десять и подарил мне. С тех пор я этот обрезок ношу в полицейских "корочках". Вот он и принес удачу.
Дальмат пристально смотрел на Морена, поджав губы.
- Уши вянут слышать такое! А если бы твои родные увидели у тебя эту веревку, что бы ты им сказал?
- Придумал бы что-нибудь, не знаю. Уж как-нибудь выкрутился бы.
Прагматичный Дальмат не верил в талисманы, он монотонно, по-учительски пытался разуверить и Морена. Но тот стоял на своем: веревка приносит счастье.
Мистраль с Дальматом оставили Морена в очень хорошем настроении, пообещав, что товарищи будут к нему регулярно захаживать.
Обратно на набережную Орфевр Дальмат вел машину в густом автомобильном потоке медленно и ловко. Мистраль боролся со сном, удерживал зевоту. Он с трудом поднялся на этаж, где помещалась бригада, задержался у кофейного автомата. Дальмат от предложения присоединиться отказался.
Войдя в кабинет, Мистраль сразу увидел на бюваре список людей, которые пытались ему дозвониться. В том числе несколько раз звонил судебный следователь Николя Тарнос из Понтуаза.
Следователь снял трубку тотчас же. Мистраль предупредил его, что включит громкоговоритель телефона, чтобы помощник, находящийся в кабинете, мог слышать их разговор.
- Адвокат Жан-Пьера Бриаля только что сообщил мне, что парижская сыскная бригада расследует три убийства, аналогичные тем, которые у меня сейчас в производстве по делу Бриаля. Почему вы мне сами об этом не сказали?
Мистраль был удивлен и немного задет этой новостью.
- Конечно, простите, но у нас, должен сказать, по этим убийствам было чересчур много работы. Я собирался вскоре к вам подъехать. Кроме того, я хотел прочитать материалы жандармов и убедиться, что преступления действительно аналогичны.
- И что, так и есть?
- Боюсь, что да. А от кого получил информацию адвокат?
- Он сказал, что от одного парижского журналиста. Моему секретарю суда тоже звонил какой-то журналист, по оплошности секретарша не записала его имени. Но я никогда не общаюсь с прессой, так что журналисту любезно отказали. А с вами пресса пыталась связываться?
- Нет, насколько мне известно, и это меня больше всего удивляет. Что намерен предпринять адвокат?
- Свяжется с прессой и будет добиваться немедленного освобождения Бриаля.
Потом следователь задал Мистралю множество вопросов о парижских убийствах: кто убит, каким способом, про зеркала, про тряпку на лице, про веревку, про анализы ДНК, что было в записках на трупах и прочее. Кальдрон сосредоточенно слушал их разговор.
- В деле Бриаля все точно то же самое, - подвел итог следователь. - Когда его арестовали, местная пресса писала об этом тройном убийстве, была даже пара сюжетов по третьему телеканалу. Я потребовал, чтобы ничего не сообщалось о том, что лица убитых были накрыты тряпкой, а также о цитатах из Сенеки, которые, в скобках будь сказано, ни о чем конкретно не говорят. Их ничто не связывает, и в них нет ничего, что могло бы объяснить убийство. А у вас?
- У нас три цитаты из Экклезиаста, но пока это большая загадка.
- Надо бы посмотреть, есть ли там связь с цитатами из Сенеки.
- Да, мы так и собираемся. Каково ваше мнение о Бриале?
- Должен сказать, я становлюсь все более осторожен, хотя система защиты у него никакая, а алиби очень слабенькое. Его адвокат справедливо указывает, что ДНК Бриаля на месте преступления взята не из спермы (тогда разговор был бы окончен, и Бриаль едва ли смог бы доказать, что ничего не совершал). Но взятая на анализ ДНК принадлежит человеку, который работал в этих домах, не обязательно с преступными намерениями, и он оставил свои следы в тех местах, к которым и должен был прикасаться.
- А что там за кровь?
- Просто пятнышко, вполне может происходить от простой царапины при работе по ремонту. Это ничего следствию не дает.
- Адвокат очень въедливый?
- В общем, да. Он увидел, что дело далеко не железное, что в нем есть слабые места, ну и давит на них.
- Если он добьется своего, Бриаля могут отпустить?
- Самое большое через месяц, выхода нет. Особенно если по вашему делу найдется другой убийца. Следователь по нему уже назначен?
- Да, его зовут Кристиан Бодуэн. Я скажу, чтобы он связался с вами.
Следователь и Мистраль обменялись еще кое-какими мыслями, после чего Мистраль повесил трубку и вопросительно посмотрел на Кальдрона.
- Если пресса будет вмешиваться, это очень некстати!
- Странно, что к нам никакой парижский журналист не обращался - звонили прямо адвокату. У меня такое впечатление, что мы топчемся на месте и ничего не выходит. Совершенно не с чем работать!
- А может быть, и нет: имеется одна небольшая зацепка.
Кальдрон рассказал, что установлено, где находятся телефоны Димитровой, и что на эту ночь назначено задержание. Это вновь дало Мистралю надежду. Он велел подробно доложить план действий, намеченный Кальдроном, и утвердил его.
Около восьми часов вечера, направляясь к Бальму, Мистраль повстречал в коридоре Дальмата и Фариа за разговором. "Дальмат все больше замкнут и мрачен, но делом явно интересуется", - отметил про себя Мистраль.
Дальмат и Фариа медленно шли по коридору. Капитан обращался к собеседнику, не глядя на него, все тем же своим пресловутым монотонным голосом, но говорил как начальник:
- Есть у тебя какая-то информация о мобильниках Димитровой, кроме звонков в Пакистан?
- Нет, пока нет. И пакистанские номера удалось установить только по геолокализации.
- Когда будет получен список звонков на телефоны Димитровой за последние месяцы?
- Завтра утром. Уже договорились, что я за ним заеду.
- Как только получишь, сразу передашь мне.
- Вот как? Ты же, кажется, велел мне самому этим заниматься.
- Я передумал. Буду сам с ними работать, чтобы набить руку.
- Это не дело начальника отряда, Поль.
- Это мое решение, Жозе.
- Как скажешь.
Фариа знал, что Дальмату лучше не возражать.