Лиз быстро обернулась и сказала:
- Не надо, Алек. Они тебя выведут.
- Да, - сухо подтвердила председательница, - выведем.
- Скажи-ка мне, - переменил тему Карден, - Лимас был коммунистом?
- Нет.
- А он знал, что ты коммунистка?
- Да, знал. Я ему сказала.
- А что сказал он, узнав об этом?
Лиз не понимала, врать ли ей или говорить правду, и это было самым мучительным. Вопросы сыпались с такой быстротой, что она не успевала их обдумать. А они слушали, следили, ждали ее слова или жеста, способного навредить Алеку. Она не могла врать, пока не поняла, что именно поставлено на карту, ведь она могла попасть впросак и погубить Алека, а то, что Алек в опасности, - в этом она уже не сомневалась.
- Так что же он сказал? - повторил Карден.
- Он рассмеялся. Ему было наплевать на такие вещи.
- И ты поверила, что ему наплевать?
- Разумеется.
И тут во второй раз заговорил более молодой член трибунала. Глаза его были полузакрыты:
- И ты считаешь это нормальной реакцией человека? То, что ему наплевать на диалектику и законы развития истории?
- Не знаю. Просто я ему поверила, вот и все.
- Это не важно, - сказал Карден. - Скажи, а он вообще-то был весельчаком? Довольным жизнью и прочее?
- Нет. Он редко смеялся.
- Но узнав, что ты член партии, он рассмеялся. Как ты думаешь, почему?
- Думаю, он презирает коммунистов.
- Презирает или ненавидит? - уточнил Карден.
- Не знаю, - жалобно ответила Лиз.
- А вообще, он способен был сильно чувствовать - любить? Ненавидеть?
- Нет, пожалуй, нет.
- Но он ударил бакалейщика. Почему же он так поступил?
Лиз вдруг перестала доверять Кардену, его ласковому голосу и лицу доброго волшебника.
- Не знаю.
- Но ты задумывалась над этим?
- Да.
- Ну, и к каким же выводам ты пришла?
- Ни к каким, - равнодушно сказала Лиз.
Карден поглядел на нее задумчиво и чуть разочарованно, так, словно она не выучила заданного урока.
- А знала ли ты, - задал он, вероятно, один из самых существенных вопросов, - что он собирается избить бакалейщика?
- Нет, - ответила Лиз, пожалуй чересчур поспешно, отчего после некоторой паузы улыбка на лице Кардена сменилась выражением явной озадаченности.
- Когда ты в последний раз видела Лимаса? - спросил он наконец. - Я имею в виду до сегодняшнего дня.
- Я не видела его с тех пор, как он попал в тюрьму.
- Ну, а когда же ты видела его в последний раз? - Голос Кардена был мягок, но настойчив.
Лиз было жутко стоять спиной к залу, ей хотелось обернуться, посмотреть на Лимаса, увидеть выражение его лица, найти в нем какую-нибудь подсказку. Ей стало страшно и за себя: все эти вопросы базировались на каких-то подозрениях и обвинениях, о которых она не имела ни малейшего представления. Они, конечно, понимают, что ей хочется помочь Алеку, понимают, что она боится. Но кто поможет ей? Почему никто не хочет помочь ей?
- Элизабет, когда ты в последний раз встречалась с Алеком Лимасом?
Опять этот голос! Как она ненавидела этот ласковый, бархатный голос!
- Вечером, перед тем как это случилось. Накануне его драки с бакалейщиком.
- Драки? Это была не драка, Элизабет. Бакалейщик не дал Лимасу сдачи, у него просто не было такой возможности. На редкость неспортивный прием! - засмеялся Карден, и было особенно страшно оттого, что никто в зале не подхватил его смеха. - Скажи, где вы встречались в последний раз?
- У него на квартире. Он тогда болел, не ходил на работу. Он лежал в постели, а я приходила и готовила ему еду.
- И покупала продукты?
- Да.
- Как это мило с твоей стороны. Должно быть, пришлось выложить кучу денег? - участливо спросил Карден. - Ты в состоянии была содержать его?
- Я вовсе не содержала его. Он давал мне деньги. Он…
- Ах, вот как? - резко сказал Карден. - Значит, у него были деньги?
"О Господи, - подумала Лиз, - Господи, что я наделала".
- Немного, - быстро сказала она, - совсем немного. Фунт-другой, не больше. Нет, больше у него не было. Он даже не мог оплатить счета - за электричество, за квартиру. Все это оплатили потом, когда он исчез. Оплатил его друг, а не он сам. За все заплатил его друг.
- Ну конечно, - сказал очень мягко Карден, - за все заплатил его друг. Специально пришел и заплатил по счетам. Старинный друг, из тех, верно, с кем он дружил до переезда в Бэйсуотер. А вы, Элизабет, когда-нибудь видели этого друга?
Лиз покачала головой.
- Понятно. А какие еще счета оплатил этот друг, не знаешь?
- Нет… не знаю.
- А почему ты запнулась?
- Говорю вам, не знаю, - сердито сказала Лиз.
- Но ты запнулась, - пояснил Карден. - По-моему, ты что-то хотела сказать, но потом передумала.
- Нет.
- Лимас когда-нибудь рассказывал тебе об этом друге? У которого много денег и который знает его адрес?
- Он вообще никогда не упоминал ни о каких друзьях. Я думала, что у него нет друзей.
- Понятно.
В зале установилась зловещая тишина, особенно зловещая для самой Лиз, потому что она, подобно слепому ребенку, была как бы отрезана от окружающего мира; они могли оценить ее ответы по какой-то лишь им одним известной мерке, а страшная тишина никак не давала ей понять, что именно они выяснили.
- Сколько ты зарабатываешь, Элизабет?
- Шесть фунтов в неделю.
- У тебя есть сбережения?
- Немного. Несколько фунтов.
- А сколько ты платишь за квартиру?
- Пятьдесят шиллингов в неделю.
- Довольно солидно, не так ли? А ты аккуратно платишь за квартиру?
Она беспомощно покачала головой.
- А почему? - продолжал Карден. - Не хватает денег?
- Я получила договор об аренде, - прошептала она. - Кто-то оплатил аренду и прислал мне договор.
- Кто же?
- Не знаю. - Слезы катились у нее по лицу. - Не знаю… Пожалуйста, не спрашивайте меня больше. Я не знаю, кто это был… Шесть недель назад мне прислали договор из банка в Сити… какой-то благотворительный фонд… тысячу фунтов… Клянусь, я не знаю, кто это сделал… Взнос из благотворительного общества, сказали мне. Вам же все известно… скажите мне, кто…
Закрыв лицо руками, она заплакала, стоя спиной к залу и сотрясаясь от рыданий. Никто не шелохнулся. Наконец она опустила руки, но продолжала глядеть вниз.
- А почему ты сама с этим не разобралась? - спросил Карден. - Или тебе часто дарят по тысяче фунтов?
Лиз ничего не ответила.
- Ты не стала разбираться потому, что кое-что предположила. Верно? Снова закрыв лицо руками, она кивнула. - Ты решила, что деньги пришли от Лимаса или от его друга. Так?
- Да, - с трудом ответила она. - Я слышала, что бакалейщик тоже получил какие-то деньги, кучу денег откуда-то вскоре после суда. Об этом много судачили на улице, и я подумала, что это, наверное, друг Алека…
- Чрезвычайно странно, - сказал Карден, как бы самому себе. - Чрезвычайно… Скажи, Элизабет, а после того как Алек попал в тюрьму, с тобой никто не пытался увидеться?
- Нет, - соврала она. Теперь она понимала совершенно отчетливо, что они пытаются узнать об Алеке что-то скверное, что-то связанное с деньгами или его друзьями, что-то связанное с бакалейщиком.
- Ты уверена? - удивленно спросил Карден, и его брови поднялись над золотой оправой.
- Уверена.
- Но твой сосед, Элизабет, - терпеливо продолжал спрашивать Карден, - уверяет, что к тебе приходили мужчины, двое мужчин, вскоре после того, как Лимаса приговорили к тюремному заключению. Или это были просто любовники? Случайные любовники, вроде Лимаса, которые давали тебе деньги?
- Алек не был случайным любовником! - закричала Лиз. - Как вы можете…
- Но он давал тебе деньги. Эти двое тоже?
- О Господи, - всхлипнула она, - не спрашивайте…
- Кто это был?
Лиз не ответила, и тогда Карден вдруг закричал впервые за все время:
- Кто?!
- Не знаю. Они приехали на машине. Друзья Алека.
- Опять друзья Алека? Чего они хотели?
- Не знаю. Они все время спрашивали меня о том, что мне рассказывал Алек. Они сказали мне чтобы я разыскала их, если…
- Как? Как разыскала? Каким образом?
Наконец она сказала:
- Он живет в Челси… Его зовут Смайли… Джордж Смайли… Я должна была позвонить ему.
- И ты позвонила?
- Нет!
Карден захлопнул свое досье. Смертельная тишина воцарилась в зале. Указав пальцем на Лимаса, Карден заговорил совершенно бесстрастно, отчего его слова казались еще страшнее:
- Смайли хотел выяснить, не слишком ли много разболтал ей Лимас. Лимас сделал то, чего никак не могла ожидать от него британская разведслужба: он завел себе девицу и выплакался у нее не груди.
Карден негромко засмеялся, словно все это было лишь милой шуткой.
- Точно так же, как Карл Римек. Лимас совершил ту же ошибку.
- Лимас когда-нибудь рассказывал о себе? - продолжил допрос Карден.
- Нет.
- И ты ничего не знаешь о его прошлом?
- Нет. Я знаю, что он чем-то занимался в Берлине. Какое-то правительственное задание.
- Значит, он все-таки кое-что рассказывал? Он говорил тебе, что был женат?
После долгого молчания Лиз кивнула.
- А почему ты не повидалась с ним, когда он попал в тюрьму? Ты ведь могла навестить его.
- Я думала, что ему этого не хочется.
- Понятно. А ты писала ему?
- Нет. Да, один раз… просто, чтобы сказать ему, что я буду его ждать. Я не думала, что он придаст этому какое-то значение.
- А ты не думала, что он тоже этого хочет?
- Нет.
- А когда его выпустили, ты не пыталась встретиться с ним?
- Нет.
- Он должен был куда-то поехать? Его ждала какая-нибудь работа или друзья?
- Не знаю… не знаю…
- Значит, у вас все было кончено? - спросил Карден с ухмылкой. - Ты завела себе другого любовника?
- Нет! Я ждала его… я всегда буду ждать его. - Она замолчала, а потом уточнила:
- Я просто хочу, чтобы он вернулся.
- Тогда почему ты не написала ему? Почему не попыталась найти его?
- Он запретил мне это. Он… он заставил меня поклясться, что я… никогда не буду искать его…
- Значит, он собирался попасть в тюрьму? - торжествующе спросил Карден.
- Нет. Не знаю. Я не могу говорить то, чего не знаю.
- А в тот последний вечер, - голос Кардена звучал теперь резко и грубо, - в тот вечер перед дракой он заставил тебя повторить эту клятву? Да?
Совершенно обессилев, она кивнула с жалобным выражением капитуляции на лице.
- Да.
- И вы простились?
- Да, мы простились.
- После ужина, разумеется. Было уже довольно поздно. Или ты провела с ним всю ночь?
- Я ушла после ужина. Пошла домой, но не сразу. Сперва бродила, сама не знаю где. Просто бродила по улицам.
- А как он объяснил ваш разрыв?
- Он не рвал со мной, - сказала она. - Нет, не рвал. Просто он сказал, что ему нужно кое-что сделать, отплатить кому-то, чего бы это ни стоило, а потом, когда все будет позади, он вернется и, если я еще буду ждать…
- И ты, конечно, сказала, - насмешливо предположил Карден, - что всегда будешь ждать его? Верно? Уверен, что так. Что ты его никогда не разлюбишь. Так?
- Да, - просто ответила Лиз.
- И он сказал, что пришлет тебе деньги?
- Он сказал… сказал, что все не так страшно, как кажется. Что я… что обо мне позаботятся.
- И поэтому ты не стала разбираться, когда какой-то благотворительный фонд ни с того ни с сего уплатил за тебя тысячу фунтов?
- Да! Именно поэтому. Вы теперь все знаете. Вы знали все с самого начала. Если вы и так все знали, для чего вы посылали за мной?
Карден невозмутимо дождался, пока она перестанет всхлипывать.
- Вот, - сказал он, обращаясь к трибуналу, - вот вам свидетельство защиты. Мне только очень жаль, что девица, у которой чувства подменяют разум, а честность сведена на нет крупной суммой денег, была признана нашими британскими товарищами достойной вести партийную работу.
Поглядев на Лимаса, а затем на Фидлера, он грубо бросил:
- Она просто идиотка. Но тем не менее очень хорошо, что она подвернулась Лимасу. Уже не в первый раз реваншистский план наших врагов рушится из-за извращенности его создателей.
Он коротко и рассчитанно поклонился трибуналу и сел на место.
Они там в Лондоне, должно быть, совсем рехнулись. Он же говорил им, чтобы ее оставили в покое. А теперь стало ясно, что с того самого момента, когда он исчез из Англии, даже еще раньше - с того момента, как он угодил в тюрьму, какой-то паршивый идиот взялся за дело - платил по счетам, ублажал бакалейщика, домовладельца, а главное, Лиз. Какой бред! Какое безумие! Чего они хотели? Убить Фидлера? Убить своего агента? Провалить собственную операцию? Неужели все это сделал Смайли? Неужели из-за уколов своей паршивой совести? Теперь ему оставалось только одно - взять все на себя и попытаться спасти Лиз и Фидлера.
Но как, черт побери, им все это стало известно? Он был уверен, что избавился от "хвоста", когда направлялся после обеда с Эшем к дому Смайли. А деньги? Откуда им известна байка о том, что он якобы украл в Цирке деньги? Эта байка была исключительно для внутреннего пользования… Откуда же они узнали про нее? Откуда, черт побери?
Озадаченный, сердитый и крайне пристыженный, он медленно пошел между рядами, машинально переступая одеревеневшими ногами, точно человек, идущий на эшафот.
Глава 23
Признание
- Ладно, Карден.
Лицо его было белым и неподвижным, словно изваянным из камня, голова чуть откинута назад и вбок, точно он прислушивался к какому-то отдаленному звуку. В нем ощущался некий пугающий покой - не поражения, а самоконтроля, и все тело, казалось, держалось железной рукой его воли.
- Ладно, Карден. Пусть ее уведут.
Лиз смотрела на него, лицо ее было сморщенным и некрасивым, темные глаза были полны слез.
- Нет, Алек… нет, - сказала она. Для нее словно не было больше никого в зале, только Лимас, высокий и стройный, как воин.
- Не говори им, - начала она громко, - если это ради меня, то не надо ничего рассказывать им. Не думай обо мне, Алек. Мне уже все равно. Правда, все равно.
- Заткнись, Лиз, - грубовато сказал Лимас. - Все равно слишком поздно. - Он повернулся к председательнице. - Она ничего не знает. Буквально ничего. Уведите ее отсюда и отправьте домой. А я расскажу вам все остальное.
Председательница быстро переглянулась с другими членами трибунала. Немного подумав, она сказала:
- Она может покинуть зал суда, но ее не отправят домой до окончания слушания дела. А там посмотрим.
- Я же говорю вам, она ничего не знает! - заорал Лимас. - Неужели вы не понимаете, что Карден прав? Это была операция, спланированная нами операция. Что она могла знать об этом? Она же просто маленькая зачуханная девица из паршивой библиотеки. С нее вам взять нечего.
- Она свидетельница, - сухо возразила председательница. - Фидлер, возможно, захочет задать ей какие-нибудь вопросы.
Товарища Фидлера для нее уже не существовало. При упоминании своего имени Фидлер, казалось, очнулся от размышлений, в которые был погружен, и Лиз впервые за все время внимательно поглядела на него. Его глубоко запавшие карие глаза на мгновение остановились на ней, и он слегка улыбнулся ей, как еврей еврейке. Он показался ей маленьким, одиноким и странно спокойным.
- Она ничего не знает, - сказал он. - Лимас прав. Пусть она уйдет.
Голос его звучал устало.
- Вы отдаете себе отчет в том, что сказали? - , спросила председательница. - Вы отдаете себе отчет в том, что это означает? У вас действительно нет к ней никаких вопросов?
- Она сказала все, что было необходимо. - Он сидел, сцепив руки на коленях и разглядывая их. Это занятие, казалось, интересовало его больше, чем дальнейший ход заседания. - Все было очень хитро придумано. - Он кивнул. - Пусть она уйдет. Она не может рассказать то, чего не знает. - И добавил с насмешливой официальностью:
- У меня нет вопросов к свидетельнице.
Охранник открыл дверь и что-то крикнул в коридор. В тишине, царившей в зале, было слышно, как ему ответил женский голос, потом послышались медленно приближающиеся шаги. Фидлер резко поднялся с места и, взяв Лиз под руку, проводил ее к двери. Дойдя до выхода, она обернулась и посмотрела на Лимаса, но тот стоял, отвернувшись, как человек, который не выносит вида крови.
- Возвращайтесь в Англию, - сказал ей Фидлер. - Вам нужно обязательно вернуться в Англию.
Лиз неожиданно для себя вдруг начала всхлипывать. Охранница положила ей руку на плечо, скорее чтобы поддержать, чем утешить, и вывела из зала. Охранник закрыл дверь. Плач Лиз постепенно замер вдали.
- Не стану особенно распинаться, - начал Лимас. - Карден прав. Это была ловушка. В лице Карла Римека мы потеряли нашего лучшего агента в Зоне. Всех остальных мы потеряли еще раньше. Мы не могли понять, что происходит: Мундт хватал их, казалось, раньше, чем мы успевали завербовать. Я вернулся в Лондон и увиделся с Контролером. Там были еще Петер Гийом и Джордж Смайли. Джордж уже в отставке и занимается чем-то жутко умным. Филологией, что ли.
Так или иначе, они это все и придумали. Нужно подставить им человека, чтобы они на него попались, сказал Контролер. Стань наживкой и погляди, клюнут ли они на тебя, сказал он мне. Затем мы разработали все в деталях - в обратном, так сказать, порядке. Методом индукции, как выразился Смайли. Как мы платили бы, если бы Мундт и в самом деле был нашим агентом, как вели бы досье и тому подобное. Петер вспомнил, что какой-то араб хотел продать нам агентурную сеть Отдела год или два назад, а мы послали его подальше. И совершенно напрасно, как выяснилось потом. У Петера возникла мысль сыграть и на этом - будто бы мы отказались потому, что все знали и без него. Это было очень умно придумано.
Остальное вы легко можете себе представить. Я сделал вид, что сошел с круга: пьянство, долги, разговоры о том, что Лимас ограбил свою контору. Все одно к одному. Мы подключили Элси из бухгалтерии, чтобы она распространяла слухи, и кой-кого еще. Все они поработали на славу, - с некоторой гордостью добавил Лимас. - Затем я выбрал подходящее время - субботнее утро, когда вокруг полно народу, и затеял драку. Дело попало в местную прессу, кажется, даже в "Уоркер". Думаю, тогда-то ваши люди и вышли на меня. С этого момента вы начали рыть себе яму.
- Рыть яму вам, - спокойно заметил Мундт. Он задумчиво глядел на Лимаса светлыми, белесыми глазами. - И может быть, товарищу Фидлеру.
- Вам едва ли следует в чем-то винить Фидлера, - равнодушно возразил Лимас. - Он просто подвернулся нам под руку. Он далеко не единственный в Отделе, кто с удовольствием отправил бы вас на виселицу.
- Вас мы отправим на виселицу в любом случае, - обнадежил его Мундт. - Вы убили охранника. И пытались убить меня.
Лимас сухо улыбнулся.