– И думаешь, в этом есть какая то взаимосвязь?
– Не каждому дано иметь подобный запах. Мне кажется, избран он Аллахом.
Ведь посуди сам, 4 года что был он здесь, ты уже другой мужчина. Стал сильным ты, ведь я же знаю это. Я ведь твоя жена. И от запаха исходит это все. От запаха Мохаммеда. Он избран богом.
– Не знаю Но запах от него исходит действительно какой-то блаженный.
– Это не какой-то, это великий запах.
И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет,
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет.
2.
В 1949 году в Военной Прокуратуре СССР члены комиссии по особо важным делам неожиданно наткнулись на папку с надписью "Незаконченное дело".
Так и не было завершено это "*дело"*. По сей день нераскрыто, незакончено оно.
Журналисты, специалисты, генералы, военные, видавшие виды люди, разводили руками, не понимая, что же это было? Умалчивались все, не любили говорить об этом "странном деле" Прокуратуры, которое так и осталось загадкой.
Так что же там было?
В 1943 году, при обороне Севастополя, в момент ожесточенной рукопашной схватки с фашистами, отряд немцев численностью из 7 солдат, начал отступать в лес. Но скоро был схвачен в плен, обезоружен, и при конвоировании лейтенанта Ярослава Данилова и сержанта Меера Якубова, немецкий отряд должен был быть переправлен в штаб на допрос.
По пути, когда Данилов и Якубов вели пленных перевязанных фашистов в здание штаба, они вынуждены были пересечь данный маршрут через небольшую рощу. И вот тут случилось непонятное!
Стоило им проделать несколько шагов, как в небе вспыхнул яркий свет, поднялся страшный ветер, поднялась буря, в воздухе образовался вакуум.
Все 9 спутников потеряли сознание, упали ничком на землю, заснув крепким сном, как птенцы в гнезде.
Через определенное время они проснулись. Сержант Якубов протерев глаза, заметил, что обвязанные немцы рядом, все нормально. Начал будить своего командира Данилова. Последний, проснувшись, посмотрел по сторонам, и заметил что-то неладное. Что – то тут не так, говорил Данилов.
Вроде бы находились в Севастополе они, а тут – тайга, незнакомые места, холодная погода. Также стали переглядываться по сторонам и немцы, заметив откровенную перемену географии и климата.
Данилов приказал разузнать местность, пронюхать – де ситуацию, только все делать осторожно, аккуратно. Он уже волновался, нервничал. Якубов пошел вперед, за ним тихо плелись пленные фашисты в сопровождении Данилова.
Когда вышли они к лесной проселочной дороге, то радостно увидели обоз.
Ехал он к ним. В обозе сидели старый мужик и его внучка, девочка лет десяти. С особым любопытством разглядывала военных маленькая девочка.
Когда Данилов загородил им дорогу, спросив: "Отец, куда ведет эта дорога"? – старик удивленно смотрел то на пленных фашистов, то на Данилова с Якубовым.
Данилов повторил вопрос, при этом уже серьезно добавив: "где мы находимся"? После этих слов старик как бешенный стал кричать – Ааааа!!!! – и вместе с внучкой быстро поехал дальше.
"Что за херня"? Якубов и Данилов пожимают плечами, а немецкие солдаты вообще без понятий, что тут происходит.
Оказывается, это был уже сентябрь 1946 (!) года. И действие происходило в Сибири, под Томском.
До сих пор под названием "странное дело" не раскрыто оно. Это быль, явь, печаталась даже она в журнале "Наука и Религия'' (1999 год, №5, стр.18).
Но военные эксперты забыли указать одну деталь.
Уже после войны Ярослав Данилов, отдыхая на рыбалке с друзьями, отозвался о Меере Якубове вот так:
– Ребята, ей богу, Меер страшно вонял, дикая от него исходила вонь. В казармах спать было невозможно. Даже те пленные фашисты, прижимали свои носы от страшной вони. И что главное, даже после баньки все равно разило от него дохлятиной. Будто за пазухой припрятал дохлую он крысу. От его зловония, отпрыгивали в сторону волки, собаки и всякая скотина.
Ужа ужалила ужица,
Ужу с ужицей не ужиться,
Уж уж от ужаса стал уже,
Ужа ужица съест на ужин.
3.
Баку, 2003 год, декабрь месяц. Исаак Якубов прогуливался по тихим улочкам Баку. В лицо дул свежий ветерок, пахло морем и травой. Было 3 часа дня. Еще не вечер.
Это был сорокалетний человек, с гладковыбритым лицом, льдисто-голубыми пронизывающими глазами. Лицо Аполлона, рост под 183см (примерно), спортивная фигура, накачанные мышцы на каждом квадратном сантиметре тела проступали: природа явно не поскупилась, создавая этот выставочный экземпляр.
В то же время он был изящный, со своеобразной пластикой, с лукаво нежным, грустным обаянием.
Он родился в Ленинграде, на Лиговке, там учился в школе, потом переехал в Баку. Часто разъезжал по различным городам мира. Такая у него работа.
Родители скончались давно, жива была сестра. О ней знавал лишь то, что замужем она в Париже. Не общались они уже давно.
Сложным был человеком Исаак. В кругу приятелей он был больше известен как Иисус. Иногда бывал он щедрым, иногда скупым. То добрый, а порой и злой. То смел – то трус, то груб – то ласков.
Однажды он потратил на друзей целых миллион рублей. Это было в 1992 году, после распада СССР, когда уже была инфляция. И тем не менее, миллион был миллионом даже тогда. Он обмывал свой Мерседес. От этой щедрости друзья чуть не сошли с ума.
Гудели по ресторанам с утра до следующего утра – 24 часа. И буквально через недельку, он "скрысил", утаил от сестры своей 70 рублей.
Так сказать, _должность шута при скупом короле исполняет сам король. _ А вот еще был случай. Наехал он однажды на чеченца, за то, что тот выругался при женщинах. Было это в Баку, на московском проспекте, у обочины. С кулаками набросился Исаак на чеченца, и тот опешил, не ожидал такого выпада от внешне культурного парня. В результате чеченец сдрейфил, что бывает довольно не часто.
И параллельно с этим однажды Исаак струсил перед наглым студентом, который приставал на улице к его девушке. Как говорится, смелый убежит, но не уступит.
Странным был Исаак, очень странным. Но он знал, что скоро умрет, и что жить ему осталось не больше года. Болезни не было, он не болел. Он чувствовал смерть. Чувствовал, предвкушал, ощущал. Легко просто умереть, умереть красиво – вот что он страстно желал.
Он размышлял о своей жизни. У него умерла жена, сейчас он был вдовец.
Одинок, к тому же недавно уволился с работы. Работал в системе торговли.
Надоело ему все. Махнул на все рукой, и свобода! Какой смысл строить планы на будущее?
Исаак вышел из Синагоги на темную бакинскую улочку.
Он сейчас хотел свободы. Но сначала надо посетить могилу жены.
У него жена была тоже еврейка.
Два слова о ней. Шубутной она была, даже нервной. Могла затушить о язык зажженную сигарету, могла наблевать в холодильник, плюнуть туда. Часто голой танцевала на столе. Всякое было, это надо признать.
Исаак вспомнил свою свадьбу. Это был ужас! Кошмарный вечер, страшный сон! Он не мог вспомнить это без сердечного движения. Перед глазами ресторан Апшерон, восточный зал, 1989 год.
Собрались гости, бокалов звон, тосты и смех. Поют все песни, танцуют 7 – 40, шум, веселье.
Исаак с женой были в центре внимания. В черном костюме был он – Исаак, в голубой фате – она, его жена. И вдруг, на фоне всего этого, его жена, достает из миниатюрной своей белой сумочки папиросу Казбек, и начинает забивать анашу. Совершенно спокойно, без натуги. Рядом кто сидел, все ахнули, прищурив глаз. Даже видео снимал этот момент.
Исаак шепнул ей на ухо: '' ты что делаешь''? Она только улыбнулась, и больше ничего.
Забила она анашу, как профессионал вытянула папиросу, заткнула ей головку, и закурила. Быстро пошел по залу дым наркотика. Среди гостей сидели полицейские начальники. Они круто обернулись, принюхиваясь, глотая жадно знакомый кайфовый дымок.
А у невесты глаза поплыли, она, выбежав на сцену, стала плясать, смеяться, и два раза упала. Потом, когда на свое место села, демонстративно швырнула банан в свою тещу. Ася влюбилась прямо на свадьбе в одного из гостей, и в тот же миг поняла: "мой муж Исаак жестоко поплатится за это''. Не свадьба, а хрен знает что
После свадьбы она скажет, что еще год назад, когда умирал ее дед, завещал он это, попросил ее на свадьбе покурить наркотик. Шепнул он на ухо ей это, и помер. И поклялась она на своей свадьбе покурить анашу. На зло своему счастью!
ДаааИсаака жена выкидывала еще не такое.
Исаак уже на свадьбе подумал, что идеальная женщина, это та, которая не курит, не пьет, не изменяет, не спорит, и не существует. Да ужлучше умереть в детстве; многих неприятностей можно избежать.
Но Ася умерла. От рака в почках. Они прожили вместе всего год, детей у них не было. Долг мужчины хотя бы раз в месяц посетить могилу жены.
Вот уже Исаак проходит между могил на старом кладбище.
А вот и надпись на надгробной плите: Шамаилова Ася. Осторожно вытер полой плаща пыль с надгробной плиты, Исаак отошел в сторонку. Приуныл. ''Это ваша жена?'' – услышал он сзади.
Перед ним стояла молодая девушка. Ей было не больше 25 лет. Светлая, с красивыми зелеными глазами, турецкой челкой на лбу, и грустно – чарующей улыбкой на устах.
– Да, жена.
– Печально конечно.
Пауза. Присели они на скамеечке. Из своей сумочки вдова достала маленькие булочки.
– Угощайтесь, прошу вас.
– Спасибо.
– Меня звать Эрна. А вас?
– Исаак.
– Очень приятно. Ну просто оооо-чень приятно.
Исаак проголодался и начал есть. Со стороны могло показаться, что супруги посетили могилу своих родственников.
– Ах я потеряла мужа. Хотя мне 24 года. И не успела еще завести ребенка. А не хотели бы вы заново жениться? – спросила она неожиданно.
– Нет уж. Я люблю свободу. Одиночество – лучшая из всех свобод – просто ответил Исаак.
– Интересно. И что, никого у вас нет?
– Почему? Есть. Встречаюсь с одной, но не женюсь.
Эрна слегка опустила голову. Ей не понравилось его откровения по поводу холостяцкой жизни – это заметил Исаак.
В этот момент молодая вдова, обернувшись, увидела другого мужчину. С цветами в руках он стоял перед черной могилой. Вдова затрепетала.
– Ну, хорошо. Приятно было, я пошла.
Похлопав себя по коленкам, и отряхнувшись от хлебных крошек, Исаак смотрел ей вслед. Покидая кладбище, еще раз обернулся он посмотреть на Эрну. Теперь она угощала булочками уже другого мужчину, который тоже видимо был одинок. Она даже юлила перед ним. Исааку это не понравилось.
Утирать вдовьи слезы – одно из опаснейших занятий для мужчины.
Примерно через день, Исаак прогуливался в "молоканском" садике, и откусив кофейное мороженное, сел на зеленую скамеечку. Прошло минут 15.
И вдруг он заметил Эрну.
Она рассматривала афишу театра русской драмы, потом спросила у прохожего мужчины время. Затем еще что-то спросила у него. Улыбнувшись, ушел прохожий прочь. Это опять не понравилось Исааку. Ему стало неприятно.
Доев мороженное, приблизился он к ней, хотел подойти, сказать ей пару слов. И тут к Эрне подошел какой-то парень. Он явился не во время, как черт из бутылки. Парень остановил ее, они поздоровались, и было видно, что они знакомы давно Он начал расспрашивать ее о том, о сем. Исаак подслушал разговор.
– Эрна, Постой – ка минутку!
– Зачем?
– Здесь стой, не двигайся!
– Но зачем, Алик? Что за розыгрыш? Признавайся.
Она тоже раздражала этого Алика. Он еле сдерживал себя.
– Эрна. Очень прошу тебя, секунду подожди меня тут. Не двигайся, стой тут, именно тут! Хорошо? Буквально секунду. Не более. Прошу тебя.
– А зачем? Ты кажется, ревнуешь меня (томно улыбаясь). – (Скрипя зубами) Буквально секунду. Договорились?
– Прямо здесь? (Показывая под ноги) – Да, именно здесь! Я щас.
Алик убежал. Исааку стало интересно, он чуть шагнул за старый толстый клен, и наблюдал за ними.
И вдруг, в этот момент Эрна увидела перед собой красную "семерку". На быстрой скорости ехал автомобиль, даже опомниться она не успела. За лобовым стеклом машины заметила она лицо Алика. Резкий дряблый удар, и пронзительный звук тормозов Вдова лежала на асфальте вся в крови. Алик скрылся с места происшествия. Исаак только заметил за заднем стекле "семерки" надпись: "*ZLOY"* "После смерти мы все земляки. Так сказать, если Рузвельт был жив, он бы перевернулся в гробу. Смерть, помнишь ли ты свое первое кладбище''?
Я лежала вся изрубленная и окровавленная, но боли не ощущала, надо мной столпились люди. Кричали, звали на помощь. Кто-то пытался вернуть меня к жизни.
Исаак пригнулся к моему лицу, он весь дрожал. Я превратилась в кровавую котлету, но еще дышала.
А в этот момент я увидела перед глазами темный тоннель. Впереди яркий свет, и толпы людей тихо и медленно направлялись к далекому свету. Я не разглядела их, их лица не помню. Я молча присоединилась к ним. Мы вместе стали топать размеренными шагами к яркому свету, что был впереди.
Потом я вышла на красивую зеленую лужайку, хотела пройтись по ней, но меня не пустили. Вдруг, откуда не возьмись, передо мной возникло двое апостолов. Оба высокие, в длинных балахонах, с тюбетейкой на голове, с трезубцами в руках. Один из них спросил меня:
– Какая планета?
– Земля!
– Так. Проходи в каменный город. У тебя всего 15 минут, не больше.
Повинуясь, я прошла в этот каменный город. Действительно, город был каменным. Все из белого и серого камня. Дома, улицы, переулки. Аккуратно все ухожено, и повсюду люди пускали мне в глаза зеркалом солнечные зайчики, поэтому я жмурилась, невозможно было что-то увидеть, заметить.
Так ослепительно ярко все было.
Спустя некоторое время я заметила, что везде почему – то играли в футбол, вернее били пенальти по воротам. Кто бил, почему бил, я не знала. Вратаря я также не заметила. Потом резко стало темно и гадко.
Подул ветер, колючий ветер. Минут через 15 прибежала к апостолам. Снова спросил один из них:
– Ну, как там?
– Плохо, родненькие мои. Страшный ветер, в виде дождя с неба падают мелкие камешки. Темно, ничего не видно. Невозможно терпеть. Я что, в аду? Это ад? Только честно скажите. Честно, честно, честно!
– В ад ты попадешь, если не сумеешь пробить одиннадцатиметровый. А пока рассказывай, что там ты натворила, как жила ты на своей Земле. Если выкарабкаешься, то расскажешь там, своим, чтобы знали: кто туп и глуп, тот попадает в рай. Слишком несерьезно он воспринял жизнь, то есть так, как надо было ее воспринять. А кто умен, кто хочет высунуться, запомниться, что-то сделать – того опять засунут в жизнь. В другую жизнь. Но уже в ином виде и состоянии. Пока он не поймет: кто интересуется смыслом жизни или ее ценностями, это значит, что он болен.
А вылечить его может только жизнь.
Мой милый маг, моя Мария,
Молчаньем манит мутный мрак.
Мне метят мели мировые,
Мечтам мерцающий маяк!
4.
В квартире Исаака было тихо. Светлая, большая комната с большими окнами на широкий проспект.
Напротив в кресле сидела Эля. Это была его девушка. Она ему нравилась, но он, естественно, не хотел жениться. Она хотела за него замуж, но он был принципиален.
– Эля, я не могу на тебе жениться. Ты понимаешь? Ты мне нравишься, да.
Но я не могу. Не взыщи. На это есть серьезная причина.
Приблизившись, она схватила его за воротник сорочки, и начала трясти:
– Но я ж хочу уехать в Израиль! В ИЗРАИЛЬ! Исаак, помоги мне (умоляя)!
– Нет, детка. Все надо делать самой. Сама, сама, только сама! Пусти меня пожалуйста.
– А разве я тебя не привлекаю? Смотри, какая моя попа! Какие груди!
Какие ножки! А! Женись на мне, и будет все твое!
– Родная Эля! Родная ты моя девочка! Жениться ради секса, это тоже – самое, что ради литра молока заводить корову. Если бы я был без ума от тебя, то я тут же побежал бы за умом, а не за тобой.
Дверь сильно захлопнулась. Это Эля обиделась и ушла. Зазвонил телефон.
– Алло, Исаак? Это я, Сулейман. Как дела?
– Привет. Ну что, все в силе? Там же? Во сколько?
– В семь.
Это был Сулейман, новый товарищ Исаака. По национальности араб, российский араб. Его родичи уже как третье поколение жили в СССР. Но Сулейман преподносил себя как еврей. Так было нужно. Жил в Нальчике, потом переехал в Москву, там вроде бы учился, работал. Но Исаак не доверял ему. "Он странен, очень странен. Что ему от меня вообще нужно? Я не удивлюсь, если он окажется гомиком" – пронеслось в голове у Исаака.
Исаак закурив сигарету, размышлял про себя. В голове была каша, мысли бились друг об друга, как волны моря о скалы. Он тихо ходил взад и вперед по комнате, закинув руки за спину. Все один, все один, все думал, думал. Поморщился от закуренной сигареты, которая ела ему глаза.
Надоело все. Все! С работы уволился, жена умерла, обиделась любимая девушка. В свои почти 40 лет, ничего не добился. Только пытается, решается, но результата нет.
Ничего не успеваешь, ничего! Не успеешь вставить зубы, как выпадают волосы.
"Э – эх, жил бы я хотя бы в Польше. Надоел этот Азербайджан. Вообще-то человека, прожившего жизнь в Азербайджане, следовало бы без разговоров помещать в рай. Ведь жизнь в Азербайджане – это испытание.
Твердят иногда, мол, Баку, Баку, красивый город, центр Кавказа. Глупости это. В Баку только ветер и море, и больше ничего здесь нет. Это несерьезно!
Надоело все. Все! Хочется попробовать чего – то нового, иного'' – думал про себя.
Прыгали, не слушались мысли. Накатывалось на мозг много идей. Здесь нужен большой ум, сильное проникновение. Но опять дело продолжало идти все еще ощупью. ''В жизни надо быть смелым, а не умным. Смелость важнее ума. И определенность лучше, чем принцип. Еще ни одному счастливому человеку не поставили памятник. Как ни скромно занятое тобой место, если оно немного прилично, то будь уверен, что в один прекрасный день кто-нибудь придет и потребует его для себя или, что еще хуже, предложит разделить его.
Тогда должен ты либо драться за это место, либо оставить его. Лучше второе. Не потому, что я не способен драться, а скорее из отвращения к себе: если ты выбрал нечто, привлекающее других, это означает определенную вульгарность вкуса.
И вовсе не важно, что ты набрел на это место первым. Какая разница?
Первым очутиться даже хуже, ибо у тех, кто приходит следом, аппетит больше твоего, частично уже удовлетворенного. Подвинуться попросит он тебя, и устало зевнув, ты уступишь ему место.
Недовольство ребенка родительской властью и паника взрослого перед ответственностью – вещи одного порядка. Это одно и тоже. Все боятся прыгнуть в неизвестность. Нам видится этот прыжок страшнейшим испытанием.
Но когда мы осознаем, что все это глупость жизни, мы прибегаем к алкоголю, и топим в нем мозги. Воистину счастье – это не отсутствие желаний, это множество надежд и никакого опыта.
Эх – ма! Думаю, можно, например, выдумать совершенно новый запах духов. И назвать красиво, типа "Роза Кавказа"''.