Глава 2
В понедельник мы с Лизой сидели в кафе, недалеко от нашего института. У нас образовалось "окно", отменили лекцию, и мы решили немного подкрепиться и поболтать перед тем, как вернуться на занятия.
- Вот ты и замужняя дама, - с ноткой легкой грусти сказала Лиза и отпила глоток апельсинового сока из бумажного стаканчика.
- Да, - согласилась я, - это верно.
- А особых изменений в тебе не заметно, - подруга внимательно оглядела меня, словно надеясь отыскать эти самые изменения.
- Что же ты хочешь? - удивилась я. - Какие изменения могут произойти за один день? Что у меня, рога должны были вырасти, что ли? - сказала просто так и осеклась, осознав двусмысленность этой фразы.
Лизка прыснула со смеху.
- Насчет рогов не беспокойся, еще успеют вырасти, - утешила она.
- Вот спасибо! Типун тебе на язык, подружка, - слегка возмутилась я.
- Скажи. - Она немного помолчала, потом взяла в рот ложечку мороженого из вазочки, - а ты бы могла изменить мужу?
- Лиса, побойся бога, мы только что поженились, а ты уже говоришь об измене, не торопи события.
Лиза тяжело вздохнула и тоскливо посмотрела куда-то вдаль.
- По какому поводу томимся? - поинтересовалась я.
- Понимаешь, вчера, когда мы возвращались из театра и Сеня, как ты знаешь, пошел проводить меня домой, то я, то мы… - Она покраснела, она всегда сильно краснела, так, что ее конопушки становились заметнее.
Это вовсе не значило, что моя подружка столь застенчивая и стыдливая, просто она была рыжей, а все рыжие краснеют заметно. Вот, например, я, брюнетка со смуглой кожей, если и покраснею, то это вряд ли кто заметит. А это очень хорошо, потому что я особа гораздо более стыдливая и даже в чем-то чопорная, в отличие от моей ветреной подружки.
- Можешь не продолжать, я и так все поняла, - зловещим тоном закончила я, - ты изменила Виталику, коварная женщина. Так я и знала!
- Ну не то чтобы изменила. - Лиза нахмурила свои тонкие брови-ниточки. - Мы только целовались, ну и все такое. Если бы ты знала, как он целуется, как Дионис! - Она закатила глаза и даже причмокнула от приятных воспоминаний.
- Какой еще Дионис?
- Бог любви, какая же ты необразованная, - укорила меня подружка.
- Это ты необразованная. Дионис, да будет тебе известно, бог виноделия, а бог любви - Аполлон. Все культурные люди это знают.
Но смутить Лизу было не так-то просто. Она с самым нахальным видом заявила:
- А я и так это знаю. Просто решила проверить, насколько хорошо ты образована, - вывернулась Лиза и снова заговорила о своем: - Понимаешь, вчера был такой чудный вечер. Луна, звезды и…
- Насколько я знаю, луна и звезды бывают каждую ночь, - скептически заметила я.
Лиза бросила в мою сторону презрительный взгляд.
- Приземленная ты девица, Машка, нет в тебе романтики. И как тебя твой Пашка терпит, такую рациональную? Я после спектакля не могла прийти в себя. Какая красивая история любви! Ты не поверишь, но я даже плакала в конце, настолько трогательная сцена была, когда он умирал с ее именем на устах. Господи, как же это трогательно! - Зеленые глаза Лизы засверкали, щеки разрумянились.
Тут необходимо пояснить, какой спектакль привел мою подругу в такое романтическое настроение, и рассказать, чем мы занимались после того как, сотрясаясь от хохота, вышли из загса. Субботний день был отдан посвящению моей мамы в новый статус дочери. Что за фразу я сказала? Сама не поняла. Короче, за вечерним чаем с традиционными пирогами я сообщила маме о том, что с этого дня официально являюсь замужней дамой, а она имеет счастье обрести зятя и именоваться отныне тещей. Надо отдать должное моей маме, она стойко восприняла эту новость. Обошлось без обморока и сердечного приступа. Мама только пожурила нас за то, что мы сделали все тайно, скомкали, как она выразилась, свадьбу. Но в итоге все закончилось хорошо, и новоиспеченные родственники обнялись и облобызались. Воскресенье мы посвятили культурной программе. Гуляли по городу вчетвером, благо погода выдалась отличная, заходили во все кафешки, что попадались на нашем пути, много смеялись, шутили, а вечером забрели в театр. Смешно, но, беря билеты, мы даже не знали, какой спектакль идем смотреть. Оказалось, что в тот вечер на сцене шла пьеса о любви королевы и придворного, любви трагичной и необыкновенно красивой и сильной. "Рюи Блаз". Я вспомнила, как в детстве учительница литературы, пытаясь приобщить нас к прекрасному, повела наш класс на этот же спектакль. Вели себя юные лоботрясы не лучшим образом, откровенно скучали или хихикали, шумно грызли карамель, купленную в буфете, и болтали друг с другом. Напрасно бедная преподавательница пыталась призвать нас к порядку. Мы ничего не желали слушать, возвышенные страсти героев и их терзания были нам непонятны и неинтересны и оставили нас равнодушными. Я же, как примерная девочка, сидела тихо весь спектакль, не шуршала фантиками, не переговаривалась с соседками. В результате умиленная учительница на следующий день приводила меня в пример перед всем классом, как единственного взрослого человека среди всех, который способен тонко чувствовать и воспринимать прекрасное, а не только мечтать о том, как набить свое пузо булочками и конфетами. Я с удовольствием выслушала все комплименты в свой адрес, изо всех сил стараясь при этом сохранить умный вид. Но на самом деле я чувствовала себя ужасно неловко, потому что, несмотря на примерное поведение, смысл высокой любви и высокого искусства прошел мимо меня и не затронул мое сердце. Впрочем, сейчас я думаю, что для девятилетней девочки это было простительно. Через десять лет эта трогательная история любви наконец нашла понимание в моей душе, и весь спектакль я просмотрела на одном дыхании, а под конец, хотя и подшучивала над своей сентиментальной подружкой, сама пустила слезу. Надо отдать должное, актеры играли великолепно, и их часто вызывали на бис.
- Вот бы встретить такую любовь, как в спектакле, - мечтательно проговорила Лиза. - Бывает же такое на свете!
- Ты сама сказала - это спектакль, в жизни так не бывает, - вернула я на землю свою не в меру расчувствовавшуюся подругу.
- Как это не бывает? - горячо возразила Лиза. - В жизни все бывает, на то она и жизнь. Другое дело, что бывает редко. К сожалению. Почему такое не может случиться со мной? Я так этого жду!
Я ничего ей не ответила, да и что тут скажешь? Мечтать, как говорится, не вредно.
- А ты могла бы умереть ради своего Паши? - спросила Лиза, не в силах оставить эту волнующую тему.
- Я лучше буду жить ради него, - уклончиво ответила я и предложила: - Может, еще по мороженому?
Но так быстро увести подругу от любимой темы не удалось, она любила порассуждать о безумной любви, что вовсе не мешало ей несколько минут спустя заявить, что не надо относиться к любви серьезно, что это просто игра.
- Нет, все же скажи честно, - не отставала она, - а если бы так сложились обстоятельства, ты смогла бы умереть ради него?
- Да не знаю я, - слегка рассердилась я. - Ты что, мексиканских сериалов о любви насмотрелась? Это там все пачками умирают от любви. А я предпочитаю жить для любви.
- А можешь ты ради любимого пожертвовать всем? - не унималась Лиза. - Простить ему все, что угодно? Знакомо ли тебе такое чувство, когда ты физически не можешь дышать, щемит сердце, тебе плохо, если его нет рядом.
- Ну я же дышу, как видишь, - ехидно вставила я и вздохнула.
Когда на подругу находило вдохновение, пытаться ее остановить было бесполезно. Оставалось только ждать, когда запас красноречия у нее наконец иссякнет и она вернется на грешную землю.
- Знаешь ли ты, что это такое, когда ты не можешь и дня прожить вдали от него? Когда простое прикосновение его горячей ладони обжигает тебя словно электрическим током? Когда, проснувшись рядом с ним, ты готова рыдать от счастья и благодарить Бога за тот бесценный дар, что он ниспослал тебе. Ты готова целовать его руки, следы его ног, часами любоваться на его спокойный мужественный профиль и вздрагивающие во сне ресницы, и…
- Стоп! - не выдержала я. - Я вовсе не собираюсь целовать ничьи следы. Зачем? Бред какой-то! Все, что ты сейчас наговорила с таким пафосом, напоминает мне низкопробную литературу из серии женских романов, читать которые могут лишь умственно неполноценные особи женского пола.
Подруга немного надулась на меня, но долго обижаться она не умела, вскоре сменила гнев на милость и принялась весело болтать уже на более земную тему.
- Как ты думаешь, как его родители тебя встретят? Ты им понравишься?
- Ну откуда же я знаю? - пожав плечами, ответила я. - Пашка говорил, что его мама очень милая женщина, думаю, я смогу наладить с ней хорошие отношения. Мне почему-то кажется, что это будет нетрудно.
- Со свекровью возможно и да, но вот как быть со свекром?
- А что свекор? - я сделала вид, что не понимаю, о чем речь. - Почему с ним что-то должно быть иначе?
- Ну как же, ведь он такой важный человек! - протянула Лиза. - Вдруг его не обрадует тот факт, что его единственный сыночек женился на девушке, хотя и очень милой и славной, но из простой небогатой семьи, не принадлежащей к его кругу?
Я тяжело вздохнула. Этот вопрос я сама не раз задавала себе. Тут надо пояснить, кем был отец моего жениха, пардон, мужа, пока я еще не привыкла так его называть. Александр Владимирович Южный занимал должность главного прокурора города, где родился и вырос мой драгоценный супруг. И, следовательно, был человеком весьма влиятельным и, как я подозревала, небедным. Так что семья моего мужа, которая теперь стала и моей семьей, являлась, по образному выражению Лизы, "мечтой идиотки", и она никак не хотела принять тот факт, что мне совершенно все равно, к какому кругу принадлежат родители моего Пашки. Кстати, я довольно долгое время не знала, кто его отец. На вопросы о профессии родителей он уклончиво отвечал, что мама врач, а по поводу отца отделывался общими фразами. Узнала я обо всем совершенно случайно. Как-то раз, возвращаясь домой после занятий, я услышала за своей спиной шепоток двух моих однокурсниц, обсуждающих, судя по всему, мою скромную персону. Я прислушалась, и мне стало любопытно, а реплика одной из них меня очень удивила:
- Какая шустрая девица! Захомутала сына самого прокурора! Я пыталась его соблазнить, но ничего не вышло.
Тогда мне показалось, что я неверно поняла, решив, что речь идет обо мне, скорее всего они обсуждали кого-то другого. Эти две девицы обожали посплетничать и перемыть всем косточки, хлебом не корми. Но вскоре выяснилось, что речь все же шла обо мне. Когда же я, безмерно удивленная, сказала им, что даже знать не знала о том, что Пашка сын прокурора, и впервые это слышу от них, девицы мне не поверили и недоверчиво ухмылялись: мол, вешай нам лапшу на уши, вешай, как же, не знала она, да кто тебе поверит. После этого случая, поставившего меня в неловкое положение, мы даже немного поссорились с Пашей. Я упрекала его за то, что он скрыл от меня профессию и занимаемую должность своего отца. Он оправдывался, говорил, что очень боялся, что я стану воспринимать его как прокурорского сынка, и искать в наших отношениях какую-то выгоду, и притворяться в искренности своих чувств. Говорил, что такое с ним уже случалось. Однажды он увлекся девушкой, которая уверяла, что безумно его любит, а на самом деле просто хотела выйти замуж за сына влиятельного человека и войти в элитную семью. Один раз обжегшись на молоке, что называется, он дул теперь на воду. Я заверила его, что для меня совершенно не имеет значения, кто его родители, так как нужен мне только он сам. И мы быстро помирились. Позднее я заметила, что Паша не очень охотно говорит о своем отце. Скорее всего у него был комплекс сына известного человека, есть такое определение для детей популярных и влиятельных людей, я где-то читала об этом. Им все время кажется, что окружающие воспринимают их не как самостоятельную личность, а только как приложение к известному папе или маме, постоянно сравнивая их. Конечно, у Паши был не такой ярко выраженный случай, но все-таки, насколько я успела понять из его немногословных рассказов, сын с отцом были не очень близки, гораздо ближе его отношения сложились с матерью. Это и не удивительно, учитывая, что отец очень много работал и мало времени уделял сыну. Так было с самого Пашкиного детства, но тем не менее Павел уважал отца, высоко его ценил и считал человеком мудрым и порядочным. Думаю, теперь понятно, почему я испытывала некоторую дрожь в конечностях и трепет в сердце, когда думала о предстоящем знакомстве с его родителями. Может быть, я и последняя дура, другая девушка была бы рада иметь такого свекра, но я бы предпочла, чтобы он занимал более скромную должность. Впрочем, что это со мной, в самом деле, я же выхожу, вернее, уже вышла замуж за Пашку, а не за его родителей.
- Неужели он не купит вам квартиру? - спросила Лиза, плавно переходя от неземных страстей к более земным вещам. - Наверняка у него денег полно.
- Этот вопрос мы с тобой уже обсуждали. Пашка не хочет ничего просить у родителей. Он слишком гордый. Сами заработаем.
- Ну конечно, к старости заработаете, - недоверчиво хмыкнула Лиза. - Не понимаю я такой гордости. Он же его родной отец, для кого же деньги зарабатывать, как не для единственного сына?
- Давай закроем эту тему, - предложила я.
- Странная ты, Машка, - укорила меня подруга, - похоже, ты даже удручена тем фактом, что твой свекор небедный и влиятельный человек. Другая бы радовалась этому и визжала от восторга, а ты… Все у тебя как-то не по-людски.
- Вот другая пусть и визжит, - парировала я, - а у меня другие принципы и другое отношение к жизни. Нет, я, конечно, не такая бессребреница, если его родители сами решат подарить нам квартиру, то я отказываться скорее всего не стану. Но только если сами предложат, а просить ни я, ни Пашка не хотим.
- Святые люди, - иронично заметила Лиза. - Прямо как у Булгакова - ничего не просите у тех, кто сильнее, сами предложат и сами дадут. Хорошая мысль, только неверная. Никто ничего сам не даст, пока как следует не попросишь. И так во всем.
Лиза тяжело вздохнула, видимо вспомнив некоторые моменты своей жизни.
- Ладно, умница моя. - Я допила свой сок и встала со стула. - Нам пора на лекцию. Если опоздаем, Петровна голову оторвет, она злая последнее время.
- Это потому, что ее муж любовницу завел, вот она и нервничает, - охотно подхватила Лиза, тоже вставая и на ходу доедая мороженое.
- Ты-то откуда об этом знаешь? - удивилась я.
- Да об этом весь курс знает, кроме тебя. Одна ты в облаках витаешь.
- Вот и хорошо. Буду витать, мне там неплохо. К тому же теперь я там не одна. Со мной мой ангел-хранитель, он же законный супруг и любимый человек.
- Мой ангел-хранитель, почему ты оставил меня? Я так верил в тебя, но ты не помог мне. Ты же обещал мне, что тот раз будет последним. Я не хочу этого делать, но не могу не делать. Это сильнее меня. Мой ангел-хранитель, я так умолял тебя, так просил избавить меня от этого зла, от этой боли, которая не дает мне жить и дышать. Я почти каждый день приходил в твою обитель и ставил свечку, читал молитву, просил тебя об избавлении. Я смотрел, как догорает тонкая свеча, как оплывает воск. Словно ее слезы, слезы той несчастной, которая умоляла меня, как я умолял тебя, мой ангел, пощадить ее, не причинять ей боли. Но я не смог исполнить ее просьбу, мой ангел, ты оставил меня, и душой моей завладел он, чье имя нельзя произносить в храме твоем. Когда он приходит ко мне, я бессилен перед ним, я хочу прогнать его, но он парализует мою волю, мой мозг и подчиняет его злой воле, его приказам. Почему ты, мой милый ангел, не приходишь мне на помощь в эти страшные минуты? Меня считают сильным человеком, но, видимо, человеческой силы недостаточно, чтобы противостоять ему. Я видел тебя, мой ангел, в раннем детстве, когда лежал в своей колыбели беззубым младенцем, питающимся материнским молоком, еще не умеющим думать и говорить. Но уже тогда я умел чувствовать. И я ПОЧУВСТВОВАЛ тебя, мой ангел. Да, я помню этот миг, хотя считается, что грудные дети не могут ничего помнить, но я-то знаю, что это не так. Я помню этот дивный свет, который лился на меня из твоих прекрасных глаз, мой ангел, я помню прикосновение твоих крыльев, тихую дивную музыку твоего голоса. Я никогда не забуду этот миг, никогда! Почему ты не забрал меня с собой тогда, мой ангел? Пока я был еще невинным младенцем и еще не успел согрешить, и руки мои еще не были обагрены ничьей кровью…
Он вышел из церкви и невольно сощурился от яркого солнца, которое слепило глаза. Надо же, апрель на дворе, а солнце жарит, как летом. Он вынул из кармана стильного черного пальто солнцезащитные очки и надел их. Очки помогают не только от солнца, не хотелось, чтобы кто-то увидел его здесь и узнал. В принципе ничего предосудительного нет в том, что он, главный прокурор не самого маленького города, посещает церковь. Сейчас другое время, это раньше за подобные вещи можно было запросто вылететь из партии и вообще сломать свою карьеру. А сейчас даже считается неприличным, если влиятельный человек не посещает церковь на Пасху, не носит крест и не рассуждает о Боге. Это стало своеобразной модой, модой на веру, модой на Бога, но как это нелепо звучит! Сейчас все стали верующими, начиная от матерых бандитов, чьи руки по локоть в крови, до высших правительственных чиновников, и впереди на белом коне сам президент, принародно лобызающийся с патриархом. На белом коне въехать в церковь… Интересно, это возможно? А он сам разве не едет на белом коне по жизни? Вперед, вперед, только бы конь не понес слишком быстро, а то можно сорваться и упасть. А это больно. Можно потом и не подняться, так и остаться лежать в крови, которая по капле вытекает из тела и впитывается землей, выпивается ею по капле. Земля - вампир, земля - вурдалак. Она любит кровь… Он вздохнул и мотнул головой, словно отгоняя прочь мучившие его мысли. Посмотрел вниз, с холма, на котором находилась церковь. У его подножья открывалась такая красота, что захватывало дух. Гордые зеленые ели, столь величавые, что хотелось низко поклониться им в пояс. Бескрайние поля, уводящие в никуда или в тот мир, который каждый создает себе сам. Идти бы по ним куда глаза глядят и смотреть в синее безмятежное небо, которое словно окутывает, обволакивает собой этот холм, этот лес и эту маленькую церквушку с позолоченными куполами. Церковь и в самом деле была небольшой и еще не до конца отреставрированной, ее восстановление началось не так давно. До сих пор она стояла заброшенная, одинокая, как опечаленная, покинутая всеми женщина, и слезы текли из ее глазниц-окон на землю. Он иногда приходил сюда и подолгу смотрел на несчастную церковь, пытаясь найти слова утешения и сострадания.
- Потерпи, моя милая, - ласково говорил он, гладя ладонью ее прохладные стены, - потерпи немного, я помогу тебе, я спасу тебя, и ты станешь молодой и красивой, как была когда-то, полтора века назад.