Пилляр. Мы получили сообщение из Ревеля. Почтовые сношения Высшего монархического совета с МОЦР будут происходить регулярно. Если эстонский генштаб согласен на создание "окна" - на это надо идти. Нам выгодно знать, где будут проходить эмиссары белых, чтобы иметь за ними наблюдение. Эстонский штаб за это потребует сведений шпионского характера. Нужен хороший генштабист, наш разумеется, который мог бы ответить так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Якушев. Относительно съезда членов МОЦР? На этом настаивает Политсовет.
Артузов. Не в наших интересах активизировать контрреволюционные группы. С другой стороны, надо создать впечатление, что МОЦР - могущественная, активно действующая организация, собирающая силы. Пусть Александр Александрович поставит вопрос о созыве съезда в ограниченных размерах. Широкое представительство, мол, невозможно, на это нет средств, приезд большого количества людей с мест обратит на себя внимание… Возможен приезд тридцати - сорока человек.
Старов. Пока все?
Артузов. Да… Александр Александрович, если у вас сохранилась тень предубеждения против нас, пусть эти предубеждения окончательно рассеются. Мы верим вам, абсолютно верим, мы видим в вас боевого товарища и возлагаем на вас большие надежды… Это просил меня передать вам Феликс Эдмундович.
- Благодарю. - Якушев простился.
Уже дома, обдумывая все, что произошло с самого начала, вспоминая слова Артузова, Пилляра и Старова, Якушев понял, что они говорили с ним по-товарищески, не навязывали ему своих мнений. В вопросах, которые ему задавали о совещании, происходившем на Болоте, он не ощутил ни подозрительности, ни каких-либо ловушек.
Особенно тронуло Якушева то, что Дзержинский считал его своим боевым товарищем.
Феликс Эдмундович одобрил план, предложенный в тот же вечер Артузовым.
- Сколько лет этой девушке?
- Около семнадцати.
- Мерзавцы!.. Кто её родители?
- Она сирота. Воспитывалась у родственников. Якушев будет с ней говорить.
- О ней надо позаботиться. Сделать человеком… Однако не следует думать, что все белые террористы будут похожи на неё. Скажите об этом Якушеву… Главная задача сейчас - проникновение в Высший монархический совет, командировка Якушева в Берлин. Предупредите, что там его ожидают… Он сам это увидит. Вот где настоящая школа убийц!
Якушев был на Тверской, когда Москва ответила гневной демонстрацией на убийство в Лозанне советского полпреда Вацлава Воровского. Убийство совпало с ультиматумом Керзона Советскому правительству. Почти весь день пробыл Александр Александрович на улице. Он переживал то же, что переживали сотни тысяч людей. Лорд Керзон говорил с Советской страной так, словно это была английская колония. Неужели он верил в то, что угрозы и ультиматумы могут подействовать?
А народ пел:
…Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!..
Воровского убил белогвардеец Конради.
Якушев вспомнил слова Дзержинского о том, что "Трест" с особым вниманием должен относиться к замыслам белогвардейцев о "терактах". Как был он прав! Враги никого не щадят! И в сознании все больше нарастало возмущение. Это было возмущение советского человека - гражданина.
19
Весной 1923 года Роман Бирк переживал трудное время. Он знал, что по всей Эстонии шли аресты его бывших товарищей, ушедших в подполье. Это вызывало двойное чувство: боль за тех, кого ожидал военно-полевой суд и, значит, расстрел, а затем - страх за себя.
Все чаще приходила мысль, что его положение в особняке эстонского посольства опасно. Если кто-нибудь из арестованных назовёт его, Бирку припишут шпионаж в пользу Советов, и тогда… ему угрожает военно-полевой суд.
Но все эти чувства отходили на второй план, когда он видел, что в стенах посольства майор Лауриц, в сущности, выполнял работу английского разведчика. До сих пор Бирк стоял в стороне, ему не поручали секретных заданий, он занимался налаживанием добрых отношений с нэповскими коммерсантами и переводил на эстонский язык статьи из советских газет для отдела печати эстонского министерства иностранных дел. Но в конце апреля у Бирка произошла неожиданная и имевшая для него огромное значение встреча.
В ту весну был поздний ледоход. Роман Бирк решил отправиться на прогулку, посмотреть на вскрывшуюся Москву-реку, говорили об опасности наводнения.
В этот день у Бирка произошло столкновение с советником посольства. Подражая дипломатам великих держав, он требовал чинопочитания и всячески подчёркивал разницу между собой и каким-то атташе по делам печати. Бирка это возмущало. Он ещё не забыл простые товарищеские отношения между старшими и младшими командирами в Красной Армии. К командующему армией он обращался: "Товарищ командарм!" - и знал, что перед ним действительно товарищ. Они делили горе и радость, между ними были подлинно товарищеские отношения, хотя у командарма больше знаний и опыта. А тут, в стенах миссии, какой-то нажившийся на войне невежественный и зазнавшийся чиновник помыкал Бирком, и это надо было терпеть. Бирк старался не попадаться на глаза послу, советнику и изобретал неотложные дела, мнимые деловые свидания и бесцельно бродил по Москве.
На крышах ещё лежал смёрзшийся снег, но мостовые и тротуары от него почти очистились, видны были зияющие выбоины, краска на фасадах домов облезла, и Москва выглядела грустно. Бирк видел усилия города подновить дома - кое-где они были обнесены лесами, - на Петровке чинили мостовую. Люди после тяжёлой зимы повеселели, на бульварах, там, где посуше, звенел детский смех, слышались молодые голоса - девушки в красных платочках и юноши толпились за оградой университета на Моховой. Молодые люди ещё донашивали студенческие тужурки. Впрочем, ни тужурок, ни фуражек почти не было видно, это было новое студенчество - рабфаковцы: рабочие, крестьяне, подобно Ломоносову пришедшие в Москву за наукой. Но теперь таких юношей были сотни, тысячи.
В таких размышлениях Бирк не заметил, как дошёл по Ленивке до старого Каменного моста, который тогда назывался Большим Каменным, хотя был не большим и не каменным, а железным на каменных быках. На мосту, у перил, стояли люди, любовавшиеся ледоходом. Было что-то радующее в прибывающей воде, в том, как лёд разбивался о прикрывающие каменные опоры моста деревянные выступы. Разбиваясь, перевёрнутые на бок льдины неслись по течению, и казалось, что это плавники гигантских рыб. Обычно мелководная в те времена, Москва-река теперь казалась большой, глубоководной и грозила наводнением. Но это не смущало москвичей. Они радовались приходу весны: ледоход до некоторой степени символизировал пробудившиеся силы страны.
Бирк стоял на мосту, смотрел на плывшие льдины и сначала не заметил, как позади остановился автомобиль. Хлопнула дверца, и какой-то военный быстрыми шагами подошёл к перилам, остановился рядом, посмотрел на реку и, рассеянно взглянув на Бирка, воскликнул:
- Роман? Ты!
- Август Иванович!
- Вот встреча! - улыбаясь, заговорил военный. - Куда ты пропал? Где ты, что ты?.. Погоди… У меня час свободного времени, потолкуем.
Он подошёл к автомобилю, что-то сказал шофёру и вернулся.
- Где бы нам поговорить? Какой ты франт, Роман! - Он взял Бирка под руку, и они пошли к Александровскому саду. Бирк все ещё не находил слов, он только в растерянности повторял: "Август Иванович".
Да, это был его командарм, Август Иванович Корк.
- Ну, как живёшь, Роман? - спрашивал Корк. - Я, признаться, думал, что тебя нет на свете. В те времена попасть в лапы белых - верная смерть. Да и теперь не легче… Мы знаем, какая судьба ждёт заключённых, наших товарищей в тюрьмах буржуазной Эстонии. Рад, что ты жив.
Бирк смущённо улыбался. Они сели на скамью. В Александровском саду было ещё сыро и потому пустынно.
- Я много слышал о вас, Август Иванович. Вы - герой, штурмовали Перекоп…
- Было… Теперь - мир, однако работы много, я все ещё в армии. Ну, а как твоя жизнь, женат? Есть дети? - Он ласково смотрел на Бирка сквозь пенсне. - Приятно встретить боевого товарища. Помнишь, что мы с тобой пережили… День провозглашения Эстонской трудовой коммуны… Правда, в Тарту она существовала только двадцать пять дней, а в Нарве - пятьдесят. Все-таки, если бы не интервенты, не белогвардейцы, не шведские и датские добровольцы, мы бы устояли. Мы хорошо дрались… Где я видел тебя в последний раз?.. Погоди, дай вспомнить.
- В Тарту, Август Иванович… Мы тогда отходили, я был в разведке, двоих товарищей убили, меня спрятали на мызе крестьяне. Жил там месяц, под видом работника…
Бирк замолчал. Ему было тяжко продолжать.
- Ну, а потом?
- Потом… закопал карабин, сжёг бумаги. У власти были буржуи. В феврале девятнадцатого года с советской властью в Эстонии было покончено.
- Ты думаешь, навсегда? Нет, дорогой Роман.
- Тогда я так думал…
- Те, кто ушли в подполье, думали иначе…
- Да, знаю, но это были сильные духом…
- Правда. А ты что же… себя к ним не причисляешь? - несколько холоднее спросил Корк.
- Август Иванович! Я вам скажу всю правду. Скажу все, как было. Я скрыл своё прошлое, скрыл, что я командир полка эстонской Красной Армии. Разыскал своего дядю, он стал видным деятелем буржуазной республики. От него я тоже скрыл то, что я был красным командиром. Он знал только, что я был прапорщиком… И вот теперь… - Бирк вздохнул.
- Что теперь?
- Теперь, Август Иванович, вы видите перед собой, с позволения сказать, дипломата, члена эстонской дипломатической миссии в Москве. - Бирк говорил быстро, точно боялся, что его не дослушают. - Разве я не вижу, куда эти господа ведут нашу родину, как нагло обращаются с нами "великие" державы! Что для Антанты маленькая Эстония? Картофельная республика! Один из лимитрофов. В буржуазной Эстонии настоящих героев-революционеров держат в тюрьмах, судят полевым судом, а таких, как я, превращают в лакеев. Верьте мне, Август Иванович, для меня мучительно то, что я должен скрывать своё прошлое, свои сокровенные мысли и лгать, лгать, лгать!
Август Иванович молчал, отведя глаза в сторону.
- Я сижу рядам с вами, моим командиром, и не смею вас назвать "товарищ командарм"… И мне это больно! И нет выхода, потому что я чувствую, что даже вы мне не поверите!
- Ты так думаешь? - помолчав, сказал Корк. - Правда, люди меняются, но я все-таки тебя знаю… знал, по крайней мере… Ну и что же ты думаешь делать? Продолжать лгать? Себе и другим?
- Не знаю…
- Вот это скверно, что не знаешь. Во всяком случае, так больше жить нельзя. Надо искать выход. Когда мы отступали, ты оказался в трудном положении. Другие ушли в подполье, связь с товарищами оборвалась, у тебя не хватило сил и воли, и, кроме того, ты не мог бороться в одиночку… Но теперь, когда ты понял, что тебе не место в миссии, - уйди. Что ты делаешь в миссии?
Бирк рассказал.
- Пока ты не делал ничего дурного и ничем не вредил советской власти, но, Роман, где гарантия, что эти господа не используют тебя как орудие против нас? Они ведь не только ведут с нами дипломатические переговоры.
Они занимаются и другими делами.
Бирк молчал. Что он мог сказать?
- Тебе никогда не приходила в голову мысль - уйти, начать новую жизнь, вернуться в среду старых товарищей?
- Август Иванович! Можете мне верить, когда меня назначили атташе миссии в Москве, я подумал: вот выход, останусь в Москве, расскажу всю правду, как бывший красный командир оказался на службе у буржуазного правительства. И каждый раз, когда думал об этом, меня страшила мысль: кто мне поверит? Кто поверит в искренность моих слов? Мои боевые друзья погибли или брошены в эстонские тюрьмы. Здесь, в Москве, тот, кто меня знал, считает погибшим или, хуже, - предателем. Мог ли я подумать, что мой командарм так по-человечески, по-товарищески будет говорить со мной… Счастье, что я вас встретил.
- Слушай, Роман, если ты изберёшь прямой и честный путь, я тебе помогу, как старому товарищу. Вдумайся в то, что происходит. Мы хотим мира, потому здесь, в Москве, и находятся посольства буржуазных стран. Но мы знаем, что кое-кто, прикрываясь дипломатическим паспортом, иммунитетом, занимается шпионажем и помогает контрреволюционерам внутри страны. Ты меня понимаешь?
- Август Иванович!.. Дорогой мой товарищ…
- Успокойся. Вот телефон… Не записывай, а запомни его. Сошлись на меня и будь откровенен с этим товарищем так же, как со мной.
Корк взглянул на часы, пожал руку Бирку и ушёл.
Эта встреча имела громадное значение для Романа.
Спустя несколько дней, входя в кабинет посла, он услышал:
- Так будет со всеми! Мы расплатимся с ними всеми за восемнадцатый год. Никто не спрячется! Мы очистим эстонскую землю от красных!
Бирк понял, что посол говорил о казни Кингисеппа по приговору военно-полевого суда. Он знал Кингисеппа, знал других погибших товарищей, и ему трудно было не выдать своих чувств, когда видел ликование, каннибальскую радость посла и военного атташе Лаурица.
- Мы вызвали вас, Бирк, в связи с абсолютно секретным поручением. Вы должны связаться с одним человеком. Как это сделать, укажет майор Лауриц. От себя могу добавить, что это поручение касается связи миссии с нашими новыми русскими друзьями.
- И если вы его хорошо выполните, это будет иметь значение для вашей карьеры, - ухмыляясь, сказал Лауриц. - Идите и подождите меня в моем кабинете.
"Абсолютно секретное поручение", "новые русские друзья"… Не те ли, о которых говорил Стауниц? Посмотрим, что это за поручение".
Лауриц был немногословен:
- Вам будут звонить по телефону от имени доктора Липского. Вы должны ответить: "Благодарю, нога не болит. Думаю начать сеанс массажа". Дальше вы договоритесь о времени и месте встречи. И доложите мне. Я вас больше не задерживаю.
На четвёртый день после этого разговора Бирка позвали к телефону, и он услышал:
- Доктор Липский спрашивает, как вы себя чувствуете?
Он ответил так, как ему велел Лауриц. Условился о встрече, она должна была произойти в тот же вечер, на последнем сеансе в кинематографе "Художественный", на Арбате.
Начиналось то, о чем предупреждал Август Иванович Корк: Бирка делают орудием шпионажа. Правда, он будет пока только почтальоном.
- Я должен вручить пакет? И это все? - спросил Роман у Лаурица.
Тот ответил сухо:
- С этого дня вы поступаете всецело в моё распоряжение. Человеку, у которого будет в руке зелёный шарф, вы вручите пакет и договоритесь о следующем свидании. На этом свидании - место он вам укажет - вы получите от него ответное, разумеется зашифрованное, письмо. Кроме того, при встрече в кинематографе вы скажете, что желаете увидеть одного из руководителей организации. К этому времени я подготовлю ряд вопросов, на которые эти господа должны ответить. Какого характера эти вопросы, вы, я надеюсь, понимаете.
Бирк дождался вечера… У него было время поразмыслить над тем, что должно произойти. Значит, организация, о которой говорил Стауниц, существует. Значит, она представляет опасность для Советской страны. Решил немедленно позвонить по телефону, который ему дал Август Иванович Корк, но тут же явилась мысль: надо больше узнать, собрать больше сведений. И Бирк отправился на свидание в кинематограф.
Он мельком взглянул на афишу. Шёл какой-то старый-престарый фильм: "Дышала ночь восторгом сладострастья". У кассы было не много публики, и тотчас Бирк заметил человека высокого роста, который, как было условлено, держал в руке зелёный шарф. Бирк прошёл мимо, человек нагнулся и сказал:
- Вы, кажется, уронили…
Бирк поблагодарил, взял бумажку. Это был билет в двенадцатом ряду. Место человека с зелёным шарфом оказалось рядом с Бирком. Справа кресло оставалось пустым. Когда погасили свет и зазвучал рояль аккомпаниатора, человек рядом сказал Бирку:
- Я - Колёсников, - и, сняв пальто, положил его на пустующее кресло карманом наружу.
Бирк незаметно сунул пакет в карман. Фильм уже начали крутить - на экране дама с белым зонтиком сидела у моря и нюхала цветок.
- Мы должны с вами увидеться, - сказал человек с зелёным шарфом, - адрес - Серебряный переулок… Когда, в какой день? Удобнее всего в среду, около десяти… вечером, разумеется.
- Это безопасно? - спросил Бирк.
- Вполне.
На экране дама в белом рыдала на плече у студента…
20
Наступила среда, и Роман Бирк получил от Лаурица вопросы, которые следовало вручить Колесникову при свидании. Оно должно было состояться на конспиративной квартире в доме по Серебряному переулку.
Взглянув на вопросы, Бирк убедился, что эстонский штаб требовал шпионских сведений о Красной Армии.
Должно быть, чувства Бирка отразились на его лице, потому что Лауриц спросил:
- Вас, видимо, не устраивает такая работа?
- Почему вы так думаете?
- Я видел, с какой неохотой вы шли на первое свидание.
- У меня нет опыта.
Лауриц пристально посмотрел на Бирка и сказал:
- Мы это знаем. Ваши благожелатели в Ревеле хотели вам открыть путь к повышению в должности. Но вас, видимо, эти заботы не вполне устраивают. Кроме того, вы не находите, что ваша деятельность в должности атташе посольства утомляет вас?..
- Что вы этим хотите сказать, господин майор?
- Мы посоветовались с послом и решили, что не будем вас удерживать, если предпочтёте работу в министерстве в Ревеле работе в миссии в Москве.
- Нет, вы ошибаетесь, меня вполне устраивает это поручение, и я постараюсь его выполнить как можно лучше.
Лауриц искоса взглянул на Бирка.
А Бирк подумал, что нельзя больше откладывать, и решил сегодня же позвонить по тому телефону, который ему дал Корк. Пять цифр запечатлелись в его памяти, но в этот день не было предлога уйти из посольства. До встречи в Серебряном переулке оставался один день. А тут ещё, вернувшись в свою комнату, он увидел, что кто-то рылся в его вещах. Конечно, это штучки Лаурица. Бирк за ужином довольно правдоподобно изобразил человека, мучимого зубной болью, и, не съев ни крошки, отправился к зубному врачу.
На всякий случай он прошёл в тот переулок, где действительно жил зубной врач и где в подъезде был телефон-автомат.
Его соединили, и Роман услышал довольно приятный голос:
- Слушаю.
- Я от Августа Ивановича…
Недолгая пауза.
- А… Слушаю вас. Вы бы желали встретиться? Не так ли?
- Да. Это возможно?
- Одну минуту, подождите…
Эта минута тянулась для Бирка долго. Затем он услышал тот же голос:
- Приходите в тот же час и день, по тому же адресу, как вы уговорились по телефону с товарищем Колесниковым.
Это смутило Бирка. Положив трубку, он медленно возвращался в посольство, раздумывая, что бы это могло значить.