- Не спорю, и все же не это определило вашу роль как напарника Гитаева. Варламов - вот кто был нужен абверу, а вы - посредник для проникновения Гитаева к профессору. Это же яснее ясного. Так, во всяком случае, получается из ваших же слов. Продолжим, однако. Скажите, а вы исключаете, что у Гитаева был иной путь связи с руководством абвера? Помимо вашей рации.
- Исключать, конечно, ничего нельзя, и все же я сомневаюсь, что такой путь был.
- Это почему? Вы же сами говорили, что Гитаев был с вами далеко не откровенен и во все свои дела вас не посвящал. Или это не так?
- Нет, это так. Я уже сказал, что говорю вам сейчас правду. Только правду. Но дело в том, что второй нашей задачей - и, как я понял из слов Гитаева, важнейшей - как раз и было установление утерянной связи с очень важным сотрудником абвера, находящимся в Москве, - мы должны были поступить в его распоряжение - и налаживание его связи с центром. Связи, понимаете?
- Как, как? Связь с важным сотрудником абвера? - недоверчиво спросил майор. - Здесь? В Москве? Но с кем же? С резидентом? Вы знаете находящегося тут, действующего резидента германской военной разведки?
- Знаю… Нет, не то чтобы знаю, - замялся Малявкин, - но…
- Что "но"? Кто он? Где? Чего вы раньше молчали? - рассердился Скворецкий.
Малявкин испуганно заморгал:
- Я не молчал, просто как-то не дошло до этого. Вот, рассказываю… Только кто он, где скрывается, этого я не знаю. Я же вам говорю, что Гитаев…
- Гитаев! О Гитаеве вы сообщили уже немало, - резко оборвал Малявкина майор. - Сейчас в первую очередь нас интересует резидент. Выкладывайте все, что вы о нем знаете. Где должны были его искать? Как с ним связываться? Как держать связь? Что он из себя представляет как человек хотя бы в самых общих чертах?
- Вы задали столько вопросов сразу… Попытаюсь ответить.
Из слов Малявкина получалось - так он понял Гитаева, - что резидент - крупный германский разведчик. Сам он будто бы немец, хотя родился и много лет жил в России. Его лично знал Канарис, знали и гестаповские руководители. "Страшный человек, решительный, жестокий. На все способен" - так говорил о нем Гитаев. Сам Гитаев лично его не знал, но наслышан о нем был изрядно и очень его боялся. Еще бы! Такому отправить человека на тот свет ничего не стоило. И в Москве он делал дела…
- И вы утверждаете, что Гитаеву удалось вступить в непосредственный контакт с этим резидентом, установить с ним непосредственную связь? Вы это точно знаете?
- Точно. Я же сам передавал шифровку, где Гитаев сообщал, что связь с резидентом установлена.
- Да, но ЛИЧНАЯ связь, НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ?
- Я понял так, что речь шла именно о личной связи.
- Еще вопрос. Почему вы считаете, что у резидента связь с центром была утеряна?
- Так Гитаев говорил. Как я его понял, у резидента что-то случилось с рацией. Не то она испортилась, не то с радистом что-то стряслось. Так, во всяком случае, я понял Гитаева, хотя, повторяю, ничего конкретного он мне не говорил.
- И ничего, ровно ничего вы сказать о резиденте не можете? Даже его клички Гитаев вам не называл?
Малявкин внезапно оживился:
- Кличка? Кличку он назвал. "Зеро".
- "Зеро"… - задумчиво повторил Скворецкий. - "Зеро"? Занятная кличка. Всяко повернуть можно. Скажите, - неожиданно спросил он Малявкина, - Гитаев вам не говорил, кто этот "Зеро"? Мужчина? Ведь может быть и… женщина? "Зеро"!
Горюнов оторвался от протокола и с недоумением посмотрел на майора. Малявкин, ничего не соображая, хлопал глазами.
- Кто "Зеро"? Мужчина? Дайте подумать… А знаете, ведь Гитаев ничего определенного не говорил: резидент и резидент. И псевдоним. Все. А мужчина ли, не знаю. Псевдоним-то странный: и так и так понять можно. Да, вот еще что. Со слов Гитаева я понял, что "Зеро" этот знает Петра Андреевича. Профессора Варламова. Как - не могу сказать, не понял, но знает. Определенно знает.
Кирилл Петрович кашлянул раз, другой и задал неожиданный вопрос:
- Вам не трудно припомнить, какие были у "Музыканта" отношения, вернее, как он относился к Еве Евгеньевне, жене профессора Варламова?
Малявкин охнул. Он даже вскочил со стула, но снова сел и до хруста сплел пальцы.
- Вы думаете… Вы полагаете… "Зеро"… Ева Евгеньевна?.. Вы это хотите сказать?
Густые брови Скворецкого сошлись к переносице, на лбу легла глубокая морщина. Решительным жестом он оборвал Малявкина:
- Не стройте досужих домыслов, Малявкин. Факты. Только факты. Личные впечатления, опять-таки основанные на фактах. Вот что требуется. Никакой импровизации. Поняли? Так что вы можете сказать об отношении "Музыканта" к жене профессора Варламова? Конкретно. На основе фактов.
Малявкин задумался.
- Да, - сказал он наконец, - задали вы мне задачу. Что я могу сказать? Гитаев - донжуан, каких мало. Это уж как хотите. С Евой Евгеньевной он такой роман закрутил… И не очень они стеснялись. Меня, во всяком случае. И Наты. Профессора? Так он дома мало бывал, только ночью. При нем они держались поосторожнее, только он, чудак, вряд ли что и заметил.
Губы Скворецкого искривились в брезгливой усмешке:
- Разве я вас об этом спрашиваю? Какое нам дело до амурных похождений Гитаева? Речь идет совсем о другом: как, при всем при том, на этом, так сказать, фоне ваш начальник, "Музыкант", относился к Еве Евгеньевне? Пренебрежительно? Третировал ее? Или уважительно, с почтением? Может, даже со страхом?
- Особого страха я не замечал, но третировать… Нет, вы не знаете Еву Евгеньевну. Разве ее можно третировать? Она женщина с характером, властная, решительная.
- Знала она, кто вы такие с Гитаевым на самом деле?
- Вы имеете в виду…
- Да. Вашу принадлежность к германской разведке. Знала об этом Ева Евгеньевна?
- Знала.
- Вы в этом уверены?
- Да, уверен.
- Но если знала, то откуда, каким путем?
- Наверно, Гитаев ей сказал. Может, не все, но главное сказал. Так я думаю.
- Думаете? Этого мало. А что вы ЗНАЕТЕ, знаете точно?
- Видите ли, знаю я мало. При мне Гитаев ей ничего особенного не говорил. Вот если наедине, без меня… Уединялись они постоянно. Ни я, ни Ната им не мешали. Как-то так повелось с самого начала. Поэтому я и не могу сказать, о чем они говорили. Мне это неизвестно.
- Раз неизвестно, почему же вы так решительно утверждаете, что жена профессора Варламова знала о вашем и Гитаева сотрудничестве с германской разведкой?
- Судите сами. Недели через полторы-две после нашего приезда, может, немного больше, Гитаев начал все более и более откровенно разговаривать при Еве Евгеньевне: ругал все советское - власть, порядки, армию; превозносил до небес немцев; утверждал, что красных скоро побьют и война кончится. Потом, последнее время, он совсем перестал сдерживаться: вспоминал некоторые случаи из своей службы у немцев, в школе. Хвастался знакомствами. Как же тут было не понять, что если не все, то многое Ева Евгеньевна знает?
- А она, как она реагировала на болтовню Гитаева?
- Ева Евгеньевна? Да не возражала. Скорее, поддакивала. Спорить не спорила.
- А… Ната?
- Ната - это другой разговор. При Нате Гитаев держал язык за зубами, разве изредка что сорвется. Мы оба ее боялись. Ната - человек принципиальный. Комсомолка. Я же ее давно знаю.
- Хорошо. Из ваших слов вытекает, что Гитаев не скрывал от Евы Евгеньевны Варламовой своих взглядов, того, что он служит у немцев. Так?
- Да, это точно.
- Допустим. Но из этого не следует, что ей была известна ваша с Гитаевым принадлежность к немецкой разведке. Как с этим обстояло дело?
Малявкин молча пожал плечами и развел руки.
- Уточним, - продолжал майор. - Цель вашего с "Музыкантом" приезда в Москву была известна Еве Евгеньевне? Содержание заданий, возложенных на вас германской разведкой, - это жена профессора Варламова знала? В частности, что вы интересуетесь ее мужем, его работами, что Гитаев - "Музыкант", а вы - "Быстрый"…
- Не могу сказать, - беспомощно произнес Малявкин. - Про это при мне никаких разговоров не было. Хвалить немцев хвалили, это да. И что они победят, тоже говорили. Школу Гитаев упоминал. Немецкую. Разведывательную. А насчет заданий, кличек… Нет, не скажу. Не было.
- Не было? Это точно или опять предположение?
- Прямо о нашей разведывательной работе Гитаев Еве Евгеньевне при мне не говорил, это точно. А без меня?.. Не знаю. Может, и говорил, но мне об этом неизвестно.
- Скажите, а Гитаев не пытался использовать Еву Евгеньевну в плане вашего задания? Я имею в виду работы профессора Варламова. Вы ничего такого не замечали?
- Как вам сказать? Расспрашивать ее о Петре Андреевиче, о его работах, он расспрашивал. Много. Особенно первое время. Только она сама мало что знала: ничего не понимала в делах профессора. Но чтобы Гитаев прямо ей сказал, вот так: достань, мол, чертежи, расчеты или еще что, - не знаю. При мне даже разговора такого не было.
- Что еще можете добавить к своим показаниям?
- Пожалуй, все, - неуверенно сказал Малявкин. Потом с большой уверенностью: - Да, все. Теперь я все рассказал.
- Все? - улыбнулся Скворецкий. - А дантист? Про дантиста опять забыли?
- Фу ты! - изумился Малявкин. - Действительно. И что я все о нем забываю?..
Дантист, по словам Малявкина, был для него фигурой не вполне ясной. Скорее всего, так он полагал, тот и вовсе ни во что не был замешан. Просто его приемная использовалась в качестве явки.
Как он о дантисте узнал? От Гитаева. Около недели назад Гитаев ему сказал, что в Москве имеется явка для связи…
- Связи с кем? С какой целью? - стремительно спросил Горюнов.
- С кем - не знаю, - ответил Малявкин. - Этого Гитаев не говорил.
А рассказал он Малявкину следующее. Есть явка, в некоторых случаях придется ею воспользоваться. Явка находится на Покровке, там работает частнопрактикующий зубной врач. (Гитаев назвал Малявкину фамилию врача и адрес.) Каждую вторую пятницу и четвертую среду каждого месяца в приемной этого врача - в пятницу в два, в среду в четыре пополудни - должен сидеть человек. Гитаев указал приметы этого человека и назвал пароль. Этому человеку можно передать, что требуется, или, наоборот, он что-то передаст или скажет.
- А зачем, собственно говоря, все это "Музыкант" вам рассказал? - спросил майор. - И почему только сейчас, сравнительно недавно?
- Гитаев сказал, что я должен буду пойти на эту явку, встретиться с тем человеком… Позвольте, у нас сегодня что? Суббота? Ну вот, следующая среда и будет четвертая среда месяца. Как раз я должен был идти. - Малявкин смущенно улыбнулся.
- А зачем, зачем должны были вы идти? Передавать что-нибудь? Получать? - спросил Горюнов.
- Не знаю. Гитаев не говорил.
- Как это не говорил? Почему?
- А он просто не успел сказать. Не вышло. Собирался, да не успел.
- Что же он тогда вам сказал?
- Гитаев просто предупредил меня, что придется идти на явку, а указания обещал дать накануне, перед тем как я пойду. Теперь-то уж эта явка мне ни к чему, не воспользуюсь.
- Как знать, - задумчиво сказал Скворецкий. - Как знать…
Глава 13
Набирая номер телефона капитана Попова, Кирилл Петрович даже морщился: разговор предстоял, в общем-то, никчемный. Так, потеря времени. Но что поделаешь? Надо. И комиссар настаивает…
Полчаса спустя Попов и Константинов входили в кабинет Скворецкого.
- Рад вас видеть, - встретил их Скворецкий, крепко пожимая руки сначала одному, потом другому. - Садитесь, пожалуйста… Должен вас огорчить, товарищи, - обратился он к Попову и Константинову, когда они удобно устроились в креслах. - Руководство не очень довольно нами, да и вами…
- Недовольно? Нами? - изумился Попов. - Чем же мы провинились?
- Угадать не трудно. Есть за нами грех: мы ослабили наши усилия по розыску Малявкина, а вы забросили вокзалы. Понимаю: надоело. Столько дней прошло, и все без толку. Но искать-то, искать надо…
- О чем речь?! - воскликнул Попов. - Разве в нас дело? Мы с дорогой душой, верно, Василий Кузьмич? Вы, товарищ майор, правы. Вы сами утратили последние дни интерес к розыску. Я уж, грешным делом, подумывал: а может, этот Малявкин нашелся? Взят?.. Или нет? Ошибаюсь? Вот даже Василию Кузьмичу говорил. - Он кивнул в сторону Константинова.
- Если бы! - вздохнул Скворецкий. - Рано, друзья, успокаиваться, рано. К вам великая просьба: помогайте нам и дальше, как помогали. Будем искать.
- Что ж, надо так надо, - бодро сказал Попов. - Я говорил и опять скажу: можете на нас положиться.
Получив необходимые инструкции, Попов и Константинов распрощались.
…Попову и Константинову и в голову не могло прийти, что предшествовало их приглашению в наркомат, почему их попросили вновь активно разыскивать Малявкина. А произошло следующее.
В ночь после допроса Малявкина Скворецкий с Горюновым допоздна засиделись у комиссара: сообща искали пути дальнейших действий. Подводя итоги событиям минувших дней, Кирилл Петрович, заметно волнуясь, говорил:
- С чего мы начали? С розыска Малявкина: то ли агента германской разведки, то ли просто дезертира. Что случилось дальше: бегство Варламова, убийство Евстафьева - лаборанта, исчезновение секретнейших документов, звонок на квартиру Варламовых. Это уже не пустяк. Теперь мы вышли на тайную фашистскую резидентуру: перед нами резидент, свирепый и изощренный враг. Диверсант. Убийца. Появился дантист. Явка. Связник. Этого ли резидента, какого ли другого, пока неизвестно. Похоже, что между всеми; этими звеньями: "Музыкант" с "Быстрым" - профессор Варламов и Ева Евгеньевна - резидент - связник, есть что-то объединяющее, какая-то связь. Мы словно разворошили муравейник, и одно посыпалось за другим. Мы должны действовать, быстро, решительно, энергично.
- Красивые слова, - поморщился комиссар. - Слова и… прописные истины. "Быстро", "решительно"… А как же иначе может действовать чекист, если он воистину является чекистом? Что вы конкретно предлагаете, к чему слова?
- Слова, товарищ комиссар? - сказал Скворецкий. - Да, вы правы, я это отлично знаю, но говорю неспроста. Есть два пути дальнейших действий: путь пассивный и путь активный. Одно: усилить внимание к Зайцевой - может быть, она выведет нас на Варламовых; держать засаду на квартире профессора и ждать, не придет ли кто, не позвонит ли; изыскивать меры к установлению личности "Зеро"; выяснить, пользуясь данными, которые сообщил "Быстрый", что за связник, - быть может, взять его, начать допрашивать. Это - один путь. Путь, я бы сказал, пассивных действий…
- Вы что же, - перебил комиссар, - намерены оставить Зайцеву вне поля зрения?' Снять засаду? "Пассивные действия"!
- Нет, зачем же, - быстро возразил майор. - Все это надо делать, надо, и все же - это путь пассивный. Надеяться! Ждать! Сейчас этого мало, мало, когда рядом затаился опаснейший враг, резидент, когда исчезают документы, гибнут люди… Да, сразу оговорюсь насчет засады. Засаду у профессора Варламова я бы снял. После того звонка, когда Ната проговорилась… имеет ли смысл?
- Засада? - задумался комиссар. - Не знаю. Боюсь, снимать рановато. Но не в этом суть. Что вы предлагаете? Каков, по-вашему, другой путь?
Ответ у Кирилла Петровича был готов:
- Я за другой путь - путь активный. Предлагаю переходить в наступление, пойти с козыря.
- И этот козырь?
- Малявкин, - твердо сказал майор. - Борис Малявкин. "Быстрый".
Комиссар ответил не сразу. Он облокотился о стол, долго молча смотрел мимо Скворецкого. мимо Горюнова.
Потом откинулся на спинку кресла, закурил и неторопливо сказал:
- Да-а, мелькнула и у меня такая мысль, когда я знакомился с его показаниями. Только дело-то ведь это тонкое, тут каждую деталь надо учитывать. Что вы предлагаете конкретно? Послать "Быстрого" на явку? Так? С чем?
Кирилл Петрович все продумал заранее. Он считал, что Малявкин должен пойти на явку и сообщить связному правду. Вернее, часть правды. Рассказать, как их с "Музыкантом" схватили в продовольственном складе и отвели в прокуратуру, как они бежали и "Музыканта" не то убили, не то взяли, а он, "Быстрый", ушел. Нашел надежное пристанище. Рация - у него. Теперь он ищет связи, ждет указаний.
- Иначе действовать нельзя, - говорил Скворецкий. - Что мы выигрываем? - продолжал майор. - Первое: связник обо всем доложит своим шефам, и не исключено, что с "Быстрым" пожелает встретиться сам резидент. (В этом месте комиссар скептически усмехнулся.) Второе: мы, после встречи "Быстрого", узнаем связника, и уж он-то нас куда-нибудь выведет.
Кирилл Петрович кончил. Комиссар, слушавший его не перебивая, спросил:
- И вы думаете, резидент или кто там еще вам поверит? "Клюнет" на Малявкина?
- А куда им деваться? "Быстрый" им очень нужен, - рация! Да и чего им сомневаться в Малявкине? Он же расскажет чистую правду. Пусть проверяют! Сбойчакова, судя по нашим данным да и по всему, вне поля зрения немцев; значит, об аресте "Быстрого" знать никто не может. В Нате сомневаться нечего. Вот только убежище нужно будет ему подобрать понадежнее. Но это не страшно, подберем.
Комиссар повернулся к Горюнову, который за все это время не проронил ни слова, только лицо его выражало явное неодобрение.
- Ваше мнение, Виктор Иванович?
Горюнов встал, выпрямился.
- Да вы садитесь, - махнул рукой комиссар. - Садитесь!..
- Я - против, - отрубил Виктор. - Решительно против. То есть, товарищ майор, Кирилл Петрович, конечно, прав, когда говорит, что надо переходить к активным действиям. И на явку надо идти, тут я согласен, только НЕ Малявкину…
- Так, так, - улыбнулся комиссар. - Кто же пойдет на явку?
- Я, - сказал Горюнов. - Я пойду…
- Чушь! - не утерпел Скворецкий. - Чушь и чушь. Вы извините, товарищ комиссар, но, прежде чем идти к вам, я битый час втолковывал ему, что это чушь. Как он пойдет? Под видом кого? Неизвестный? Дурак будет тот разведчик, который доверится неизвестному, а это самое "Зеро" не дурак или не дура, судя по всему. Будьте уверены.
- Я… Я пойду вместо Малявкина, - неуверенно продолжал Горюнов. - Возьму на себя роль "Быстрого". Я же вам говорил, Кирилл Петрович.
Но Скворецкий продолжал возмущаться:
- Нет, товарищ комиссар, вы только его послушайте! Он пойдет под видом "Быстрого"! А если этот связник или резидент знает Малявкина в лицо? Тогда как? Тогда верный провал. И не только провал, хуже. Голову, Виктор, можешь потерять. Это ты учел?
- Я не боюсь, - спокойно отвечал Горюнов. - Риск есть во всяком деле. Вы, Кирилл Петрович, сами не против риска. Такая уж наша профессия.
- Профессия! - рассердился комиссар. - Долг чекиста состоит совсем не в том, чтобы вслепую лезть под пулю, под нож. Ну, когда надо, я понимаю, а тут что? Выстрелят из-за угла или пырнут финкой - и концы в воду. Нет, ты уж извини меня, но - дурак! И дело наверняка провалишь. Прав Кирилл Петрович, вам (в запальчивости комиссар называл Горюнова то на "ты", то на "вы") идти нельзя. Никак нельзя. Ты что на меня так уставился? Еще что-нибудь хочешь сказать?
- Да, хочу, - упрямо ответил Виктор.
- Ну что же, это твое право, особенно если скажешь что новое.
- Новое. Есть у меня и другое предложение: если мне нельзя, так послать Нату.
- Нату? - удивился комиссар. - Ишь ты!