Пока Скворецкий занимался сбором сведений об Аристархове и Варламове, Горюнов искал приятельницу Малявкина - Мусю. С утра Виктор Иванович отправился в консерваторию. Как выяснилось, консерватория действительно была эвакуирована из Москвы, но эвакуирована не полностью: кое-кто из преподавателей, сотрудников да и студентов, не ушедших по тем или иным причинам на фронт, из Москвы не уезжал. Сейчас, летом 1943 года, вернулись и кое-кто из эвакуированных. Поэтому в консерватории постоянно толпился народ. Все это было на руку Горюнову и облегчало поиски Муси.
Установив, в какой группе обучался до войны Борис Малявкин, Горюнов разыскал кое-кого из преподавателей и студентов этой группы.
Ему удалось выяснить, что в группе было две девушки, по имени Муся: Муся Желтова и Муся Синицына. И та и другая находились в данное время в Москве. Как узнать, какая из них была "девушкой Малявкина"? Помог Горюнову один из однокурсников Малявкина, словоохотливый, рассеянный парень в больших очках с толстенными стеклами, с которым Виктору Ивановичу без труда удалось разговориться.
Без сомнения, приятельницей Бориса была Муся Синицына, проживавшая, кстати, невдалеке от него.
"Рискнуть? - подумал Виктор. - А, чем черт не шутит! Рискну. Хуже не будет, а глядишь, что-нибудь и выясню". И он, не заходя в наркомат, направился на квартиру Синицыной.
Горюнов отлично сознавал: случись что не так, и его по головке не погладят. В самом деле: рамки его задания были строго очерчены - он должен найти знакомую Малявкина, собрать о ней максимум данных. Не больше. Но быстрый успех в розыске Муси окрылил Виктора, ждать не хотелось. Вдруг да Малявкин у нее, у этой самой Муси, и он, Виктор, сразу его найдет. Потеряешь время, и Малявкин уйдет, переберется куда в другое место… Если же пойти в наркомат докладывать о первых успехах и получать санкцию на посещение Муси, сколько потратишь времени. Одним словом, все тщательно взвесив, Горюнов решил действовать.
Муся Синицына жила в большом шестиэтажном доме. Поднявшись на третий этаж, Виктор на минуту замешкался, а затем, отбросив последние колебания, решительно постучал в дверь (звонок не работал). Открыла пожилая женщина с утомленным лицом.
- Вам кого?
- Мне… Мне Мусю… Мусю Синицыну.
- Мусю? - переспросила женщина и окинула Горюнова изучающим взглядом. Она повернулась и крикнула в глубину квартиры: - Муся! Мусенька! Это к тебе…
Где-то хлопнула дверь, и в прихожей появилась невысокая миловидная девушка в легком свитере и коричневых лыжных брюках. Не дав ей раскрыть рот, Горюнов шагнул навстречу и с улыбкой протянул руку:
- Здравствуйте, Муся!.. Так вот вы какая! Именно такой я вас себе и представлял. Меня зовут Виктор…
- Здравствуйте, - неуверенно отозвалась Муся, отвечая на рукопожатие, - но я… Я что-то вас не помню. Виктор? Какой Виктор?
- Ну, сейчас я вам все объясню, - быстро сказал Горюнов. - Только не тут же, не в прихожей мы будем разговаривать?!
- Да, да, пожалуйста, - смутилась девушка, отступая в сторону и указывая Горюнову путь. - Прошу вас.
- Может, пройдете в столовую, Мусенька? - спросила открывшая дверь женщина, которая все это время не спускала с Горюнова глаз, а с лица ее не сходило выражение настороженности.
- Нет, зачем же? - Муся пожала плечами. - Мы лучше у меня…
Едва они очутились в Мусиной комнате, с глазу на глаз, как Горюнов сразу спросил:
- Муся - разрешите мне вас так называть? - я ищу Бориса. Где он?
- Бориса? - пролепетала Муся и начала густо, до корней волос краснеть. - Какого Бориса?
- Малявкина, - твердо сказал Горюнов. - Бориса Малявкина.
- Ах, Борьку? Но… Но кто вы такой? Почему меня спрашиваете?
Ответ у старшего лейтенанта был готов, он все продумал заранее:
- Я - фронтовой товарищ Бориса. Мы вместе были в училище, а потом в одной части. В 1942 я был ранен, очутился в госпитале. На фронт, однако, после выписки не послали. Теперь работаю здесь, в Москве. В военкомате. Но дело не во мне. Очень хотелось бы узнать, где Борис, что с ним. Как-никак вместе начинали войну. Вот я и ищу его…
- Ну и ищите на здоровье, а чего вы ко мне пришли? С какой стати? - резко сказала Муся. Румянец отхлынул от ее щек.
- Я и искал, - не смутился Горюнов. - В часть писал. Ни ответа ни привета. Вы извините, но я вспомнил про вас. Мне много о вас Борис рассказывал. Он и адрес ваш дал: если, мол, будешь в Москве… Ну как же, посудите сами, мне было к вам не зайти?
- А я вам вот что скажу, - возразила Муся. - От Бориса Малявкина я не имею известий свыше года. Да-да, уже год с лишним. Сначала он мне писал, и из училища писал, и потом, с фронта. Правда, про вас не упоминал, что-то не припомню. Потом замолчал. И… и я больше и знать его не хочу, этого Малявкина!
- Помилуйте, Муся! Разве так можно? А если с ним что случилось?.. Война же. А вы так жестоко, так нехорошо…
- Жестоко? - На глазах у девушки навернулись слезы. - Случилось? Ничего с вашим Боренькой не случилось. Жив себе и здоров. Да он, если хотите знать, в Москве… - Муся на мгновение замялась. - Был недавно в Москве, во всяком случае. Это я точно знаю.
- В Москве? - Горюнову вдруг стало жарко. - Вы его видели?
- Не видала и… и видеть не хочу! Не желаю…
Горюнову стало ясно, что еще минута и девушка разрыдается, а тогда ничего не узнаешь. Он постарался успокоить Мусю:
- Раз сами не видели, так откуда же вы можете знать, да еще точно, был он в Москве или не был? А туда же - "видеть не хочу"!
- Все очень просто. Повторяю: мне отлично известно, что он в Москве. Отлично известно…
- Но откуда это вам может быть известно, если вы его не видали, с ним не встречались? Это же мистика какая-то! Откуда?
Муся поморщилась:
- Не все ли вам равно - откуда? И вовсе не мистика. Его видел, видел собственными глазами один наш студент. Он мне и рассказал.
- Давно он видел Малявкина, этот студент? - быстро спросил Горюнов. - Где?
- Разве это играет какую-нибудь роль: давно или нет? Важно, что видел, что Борис в Москве, но не пожелал о себе дать знать. - В голосе Муси послышалось ожесточение.
- А может, он, этот ваш товарищ, ошибся? Может, он кого другого принял за Бориса? Всякое могло случиться.
- Ну уж нет. Они нос к носу столкнулись. И Борька, ваш Борис, был не один, а с какой-то вульгарной девицей. Вот так!
- И давно это было, давно? - повторил свой вопрос Горюнов.
- Да нет, не очень. Так около недели тому назад. Между прочим, Борис сделал вид, что не узнал этого парня. Даже не поздоровался. Ну, оно и понятно: совесть, как видно, не совсем потерял. Меня, однако, это нисколько не трогает.
- Где это было?
- Слушайте, Виктор, вы что? Словно меня допрашиваете. По какому праву? Я вам сказала, что не желаю разговаривать об этом Малявкине. И слышать о нем не желаю! Раз он ваш друг, ищите его на здоровье, а меня оставьте в покое. Все. Надеюсь, понятно?
Горюнов понял, что увлекся. Он поднялся и с беспечным видом махнул рукой.
- Не сердитесь, Муся. Ваш приятель мог и ошибиться. Знаете что? - Виктор заговорил доверительно. - Можно вас попросить об одном одолжении?
Муся насторожилась:
- Что именно?
- Если Борис все же появится, вдруг даст о себе знать, позвоните мне. Я вам оставлю свой телефон. Надеюсь, это вас не затруднит.
- Что же, оставьте. Только вряд ли Малявкин объявится и вряд ли я вам позвоню. Мне-то все ясно…
Глава 4
Когда Скворецкий под вечер вернулся в наркомат, ему доложили, что звонили из бюро пропусков: там сидит и ждет капитан Попов.
- Попов? Из продовольственного склада? Очень хорошо. Давайте его сюда!
Через несколько минут капитан появился и чуть не с порога заговорил:
- Прошу, товарищ майор, извинить за беспокойство, но меня очень волнует вся эта история. Вот уже двое суток я путешествую с вашими товарищами по вокзалам, а все без толку. Мы посоветовались с лейтенантом Константиновым и подумали: там ли мы ищем Малявкина, где нужно? Что, если его нужно искать не на вокзалах, а совсем в другом месте?
- В другом? Где же именно? У вас есть какие-либо предложения?
- Конкретных предложений у меня нет, но я и мой помощник считаем: может, следует поискать знакомых Малявкина? У них проверить? Если требуется какая-нибудь помощь, прошу располагать нами полностью. Как-никак и я повинен, что этот мерзавец сбежал. Не углядел…
- Ну какая же ваша вина, товарищ капитан? Вы тут при чем? В ваши обязанности никак не входило караулить задержанных. Вы сделали все, что могли. Даже больше. Жизнью рисковали… А за предложение помощи - спасибо. Вы и так нам немало помогли, мы на вас и дальше рассчитываем. Насчет знакомых Малявкина - правильно. Мы этим занимаемся, а вы сейчас нужнее всего на вокзалах. Не исключено, что Малявкин в конце концов объявится именно на вокзале. Вы уж не бросайте этого дела, действуйте.
- Так я что? И я, и лейтенант Константинов в вашем распоряжении, только уж очень обидно: бьемся, бьемся, ночи не спим, а результатов никаких…
Едва ушел Попов, как появился Виктор Горюнов. Вид у него был сконфуженный.
- Что? - спросил Скворецкий. - Осечка вышла? Не нашел Мусю? Я же говорил: не так это просто.
Горюнов горестно вздохнул:
- Никак нет, Кирилл Петрович. Мусю я нашел. Синицына ее фамилия. Муся Синицына. А осечка, пожалуй, действительно получилась…
- Ничего не пойму: говоришь, девушку нашел, значит, задание выполнил, так в чем дело? Какая еще неудача тебя постигла? Рассказывай толком.
- Понимаете, Кирилл Петрович, - смутился Горюнов, - был я у этой самой Муси. Разговаривал с ней.
Скворецкий пристально посмотрел на Горюнова, вышел из-за стола, раз-другой прошелся по кабинету и, остановившись прямо против Виктора, спокойно, очень спокойно сказал:
- Та-ак! Значит, говоришь, был у Синицыной? Даже беседовал с ней? А кто вас уполномочил вести такую беседу, товарищ старший лейтенант?
- Я ведь хотел как лучше. Боялся упустить время. Уж очень хорошо все поначалу получалось. Думал: а вдруг да Малявкин там, у нее? И в плане посещение Муси было предусмотрено…
- "В плане"! - взорвался Скворецкий. - Да вы отдаете себе отчет, товарищ Горюнов, в собственных поступках?! Планом предусмотрено что? Идти к этой девушке после того, как она будет полностью в поле нашего зрения. Полностью! Поняли? А это значит: появись у нее или выйди из ее квартиры после нашего посещения Малявкин - через минуту, через час, через сутки, - никуда он не денется. Не минует наших рук. А теперь что? Дали понять, где мы его ищем. Это ведь…
Кирилл Петрович не закончил фразы и, раздраженно махнув рукой, зашагал из угла в угол по кабинету. Переминаясь с ноги на ногу, Горюнов робко возразил:
- Так ведь я осторожно. Назвался фронтовым товарищем Малявкина. Сказал, что работаю в военкомате…
- Час от часу не легче! Еще бы недоставало, чтобы вы там на всю квартиру кричали, что явились из НКГБ! Кому надо, тот и так поймет. А кто дал вам право действовать под видом сотрудника военкомата? Потрудитесь, однако, подробно, с началами до конца, рассказать все, что произошло у Синицыной.
Скворецкий внимательно выслушал Горюнова. Когда тот закончил, Кирилл Петрович, взвешивая каждое слово, сказал:
- Первое: о вашем поведении. Инициатива - необходимое качество чекиста. Человек, лишенный инициативы, не может быть чекистом. Настоящим чекистом. Инициатива, однако, должна быть разумной и проявляться тогда, когда того требует обстановка. В нужный момент, в соответствующих условиях чекист обязан самостоятельно, не ожидая указаний, принимать решение и проводить его в жизнь. Но когда того требуют условия, оперативная обстановка. В противном случае инициатива превращается в анархию, в нарушение дисциплины. А дисциплина, железная дисциплина, так же должна быть присуща чекисту, как и умение проявить инициативу. В данном случае вы нарушили дисциплину самым грубейшим образом. Вам это понятно?
Горюнов тяжко вздохнул и молча кивнул головой.
- Вывод, - продолжал Скворецкий. - Если еще раз повторится подобное, мы вместе работать не сможем. Больше того: я вынужден буду настаивать, чтобы вас вообще отстранили от участия в розыске.
- Товарищ майор, Кирилл Петрович! - воскликнул Горюнов. - Я же понимаю… Заверяю вас…
- Ладно, - жестко перебил Скворецкий, - будем считать, что выводы сделаны. Теперь второе. Если Малявкин появится у Синицыной, то она, конечно, расскажет ему о твоем посещении. Дальнейшее предугадать не трудно: Малявкин сразу сообразит, из какого военкомата явился его новоявленный "приятель". Задача: не теряя времени, перекрыть все подходы к дому Синицыной, все выходы. Этим сейчас же и займись.
Хотя были приняты все необходимые меры, но ни в этот вечер, ни ночью, ни на следующий день, ни сутки спустя Малявкин у Синицыной не появился.
Той же ночью Скворецкий во главе военного патруля нагрянул к Аристархову. Дирижер джаз-оркестра занимал одну комнату в просторной коммунальной квартире. В комнате Аристархова, который жил один, никого постороннего не оказалось, да, пожалуй, и не могло быть, настолько крохотной была эта комната. Все ее убранство состояло из старой тахты с продавленными пружинами, небольшого круглого столика да трех колченогих стульев. Даже шкафа не было: одежда висела на гвоздях, вбитых в стену. Чтобы передвигаться по комнате, приходилось буквально протискиваться между тахтой и столом. Солдаты патруля, пока Скворецкий беседовал с Аристарховым, оставались в мрачном, заставленном всяким скарбом коридоре - в комнате они не поместились.
Аристархов был явно напуган ночным визитом военного патруля; дрожащими руками он совал Скворецкому белый билет и всяческие справки, удостоверявшие, что их владелец к военной службе непригоден. Справок было такое количество, что Скворецкому было ясно, что с освобождением из армии у Аристархова не все чисто, но его это сейчас не интересовало. Майору был нужен Малявкин, а того здесь не было. Да он и не мог здесь укрываться - сами габариты жилья Аристархова исключали такую возможность.
Для очистки совести Кирилл Петрович спросил, не ночевал ли последнее время у Аристархова кто из посторонних, но тот только руками всплеснул:
- Что вы, помилуйте! Разве можно? Я порядки знаю - время военное. Нет, никто не ночевал, никто.
Скворецкий проверил и остальные комнаты квартиры: никого постороннего не было и, судя по словам жильцов, не бывало.
Теперь из известных чекистам знакомых Малявкина оставался только Варламов. Но как к нему подступиться? Это не Аристархов. К профессору, занятому важной, необходимой государству работой, не сунешься ночью с военным патрулем. Нельзя! Слишком дорого спокойствие профессора. А идти надо. Как быть?
Долго Скворецкий с Горюновым ломали голову, советовались с комиссаром и решили, что Скворецкий и Горюнов отправятся прямо на квартиру профессора и в открытую, без обиняков расспросят его о Малявкине, не объясняя, по возможности, причин своей в нем заинтересованности.
Как было выяснено, профессорская чета - Петр Андреевич и Ева Евгеньевна Варламовы - занимали отдельную трехкомнатную квартиру в старом, но вполне благоустроенном доме на шестом этаже. С ними постоянно жила восемнадцатилетняя племянница Варламова, Ната, которую профессор уже много лет тому назад удочерил. Мать Наты, родная сестра Варламова, и ее отец давно умерли. В октябре 1941 года Петр Андреевич Варламов эвакуировался с семьей в Уфу, но уже несколько месяцев как в связи с организацией института был вызван в Москву и добился разрешения вернуться с женой и племянницей.
Скворецкий с Горюновым отправились к профессору часов около десяти вечера, перед наступлением комендантского часа: можно было полагать, что в такое время вся семья будет дома, да и Малявкин, если он скрывается у Варламовых, не высунет носа на улицу. Впрочем, ни Скворецкий, ни Горюнов особо не рассчитывали обнаружить Малявкина у Варламовых. Это было маловероятным. Профессор - советский человек, крупный ученый - не стал бы укрывать дезертира, изменника. Разве только если тот его обманул? Чекисты направлялись к Варламову, лелея надежду выяснить какие-то подробности о Малявкине, известные семье Варламовых, которые могли бы быть полезны в розыске.
Оставив машину невдалеке от дома Варламовых, в соседнем переулке, Скворецкий и Горюнов разыскали нужный подъезд. Вот и дверь, на ней медная, чуть потемневшая дощечка: "Петр Андреевич Варламов. Профессор".
Кирилл Петрович нажал кнопку звонка. Где-то в глубине квартиры послышался приглушенный шум, вроде бы вдалеке хлопнула дверь, и все стихло. Кирилл Петрович и Виктор с недоумением переглянулись. Скворецкий снова позвонил. Опять какой-то шум, затем легкий звук шагов. Дверь, прихваченная цепочкой, чуть приоткрылась. Мелькнуло испуганное девичье лицо.
- Вам кого? Что надо?
- Мы из наркомата, - подчеркнуто спокойно сказал Скворецкий. - По делу. Да вы откройте, не через порог же мы будем разговаривать. В самом деле, чего вы боитесь?
- А я вовсе и не боюсь, - ответила девушка, откидывая цепочку и распахивая дверь. - Вот еще. Очень мне надо пугаться!
Чекисты очутились в просторной, со вкусом обставленной прихожей, в которую выходило несколько дверей. Одна из них, на кухню, была открыта, остальные притворены.
- Нам нужен профессор Варламов. Петр Андреевич Варламов. Можем мы его видеть? - спросил Скворецкий.
- Дяди… то есть профессора, дома нету. Он… он уехал.
- Как - уехал? - удивился Кирилл Петрович. - Когда? Куда уехал?
Девушка ответила не сразу. Она подняла руки к груди, сплела пальцы, расплела их и снова сплела. В ее больших темных глазах таился испуг. Было видно, как она усилием воли старается его преодолеть.
- А вы… вы… вы не из НКВД? - внезапно ответила девушка вопросом на вопрос. Голос ее чуть заметно дрогнул.
- Знаете ли, - сердито сказал Скворецкий, - так у нас ничего не получится. Сначала вы не хотели нам открывать, теперь держите в прихожей, не приглашая в комнату, не предлагая сесть, и еще задаете странные вопросы. Разве это разговор? И что это вообще такое? Что тут у вас происходит? Как, кстати, вас зовут?
- Меня? Меня - Ната… Наталья Сергеевна…
- Ну, величать вас по батюшке, пожалуй, еще рановато. А теперь ведите нас в комнату, тогда и поговорим.
- О чем? О чем вы хотите со мной говорить? - с какой-то внезапной тоской спросила Ната, открывая одну из дверей, которая вела в комнату, служившую, судя по всему, столовой.
Едва переступив порог, Скворецкий понял, что совсем недавно в этой комнате, кроме Наты, были еще люди. В комнате пахло табачным дымом, на небольшом изящном столике стояла массивная пепельница с недокуренной, поспешно придавленной папиросой. На мундштуке виднелись следы губной помады. На широкой большой тахте, покрытой пушистым ковром, лежало несколько толстых научных Журналов, валялась какая-то полурассыпанная рукопись.
- Вы курите? - в упор спросил Скворецкий, оставляя вопрос Наты без ответа.
- Нет, что вы! Я не курю.
- А это? Это кто курил? - Кирилл Петрович указал на пепельницу.
- Это? - Ната смешалась. - Это… у меня… у меня была подруга. В гостях. Она и курила. Она ушла… Только что…
- Только что? - удивился Скворецкий. - Странно! Почему же тогда мы никого не встретили? Странно!
- Не знаю, - совсем растерялась девушка. - Но она действительно, ушла. Совсем недавно…