- Вот дурак! - выругался майор по-английски. - Дамнид фул! Вы что, ослепли?
Коллинз небрежным движением пистолета указал Франтишку на дверь:
- Можешь идти!
Он подождал, пока звучно щёлкнул замок за Франтишком, и вновь взялся за Шукка.
- Что с вами случилось, Шукк? Вы что-то побледнели?..
- У меня желудок, мистер Коллинз… Что-то - с желудком…
- Ваш желудок! - проворчал Коллинз. - Кстати, в лагере новичков результаты стрельб чёрт знает какие, стреляют просто как свиньи!
- Я займусь с ребятами! - мигнул понимающе Шукк. - Я только думаю… - он явно колебался.
- Вы? Думаете? О чём вы думаете? - насмешливо спросил Коллинз.
- Думаю… Наша работа, шеф, связана больше вот с этим, - Шукк указал на свою голову, - чем вот с этим. - Он показал на пистолет.
Коллинз свирепо следил за его жестами. Он великолепно знал, что Шукк попросту повторяет его же собственные слова, но сегодня утром Коллинзу было нелегко угодить.
- Мы не занимаемся умственной акробатикой! - возбуждённо бросил он Шукку и с треском вставил обойму в свой пистолет. Выпуклые глаза вновь уставились на Шукка. - Уж если вы соизволили заговорить насчёт интеллектуальных проблем, Шукк, то позвольте мне заметить… Из тех людей, что вы для нас завербовали, двое опять смылись!
Шукк был ошеломлён.
- Как так?!
- Вот так! - с издёвкой ответил Коллинз. - И тотчас же почувствовал: зря он упрекает Шукка, не в нём одном дело. - Их, конечно, переманили в разведку бундесвера. - Голос его звучал уже мягче. - Ну, на сегодня с вас хватит. Вы также, Хансен, можете идти. Кстати… вы поедете со мной в Берлин.
Шукк уже успел выйти из подвала. Хансен в дверях обернулся, спросил:
- Что-нибудь чрезвычайное, шеф?
Коллинз мотнул головой.
- Просто встреча. С одним из тех, кого ещё не загребли. Мы вылетаем в шесть утра.
Майор поднял свой пистолет-пулемёт, и его первая очередь обрушилась на строй пустых банок из-под пива.
Капитан из Панков
Равномерный шум моторов действовал успокаивающе. Из окна была видна беспредельная пелена облаков, освещённых солнцем. Летели на высоте трёх тысяч метров. Коллинз и Хансен сидели рядышком, вплотную. Устроились вполне удобно в этой куче всякого военного хлама.
Коллинз сразу же задремал - видно, неплохо провёл ночь.
Хансен слегка кашлянул, и Коллинз медленно поднял отяжелевшие ото сна веки.
- У вас что-нибудь на сердце, Хансен? - спросил он. - Выкладывайте…
Хансен кивнул.
- Скажите, майор… Вы знаете, я не люблю любопытствовать, но вчера с вами что-то произошло. Просто плохое настроение или… или неприятный разговор в главном управлении?
Коллинз внутренне содрогнулся. Откровенный вопрос заместителя застал его врасплох.
- И то и другое, - проворчал он и быстро повернул голову к Хансену. - Я уверен, что в нашей фирме есть предатель, Хансен… И теоретически, да, теоретически этим предателем являетесь вы…
Испуга не произошло. Хансен узнал как раз то, что ему и хотелось знать: в главном управлении что-то подозревают. Это он молча отметил про себя и, улыбаясь, посмотрел на майора.
- Теоретически могу оказаться я, майор. Но если говорить строго, то и вы также!
Коллинз сперва смущённо мигнул, потом засмеялся и без всякого перехода спросил:
- Вы знаете, Хансен, что собой представляет правительственный телеграф как учреждение?
Хансен молча кивнул.
Коллинз рассеянно глянул в окно.
- Восточноберлинский правительственный телеграф - наша следующая задача.
Под крылом военного самолёта показался Эйзенах. Вот-вот должен был появиться аэродром, а Коллинз всё объяснял и объяснял Хансену детали той части плана главного управления, которой им придётся заняться.
- Наша группа займёт в решительный момент здание правительственного телеграфа. Оттуда мы пошлём по всем направлениям настолько противоречивые указания, что получится полная сумятица. А тем временем главные стратегические пункты попадут в наши руки.
- А вот о том, как это сделать, вы подумали, майор?
- Конечно… Правда, я недалеко ушёл. Может быть, вам, Хансен, придёт что-нибудь на ум?
Хансен задумался, даже закрыл глаза. И вдруг сказал тихо:
- Будь я на вашем месте, я бы постарался найти подходящего руководителя группы из числа наших подопечных в учебном лагере. Надел бы на него форму народного полицейского и пусть сыграет капитана из Копеника. Возможно, что этот путь…
Коллинз сразу ухватил суть дела.
- Капитан из Копеника? Нет! Капитан из Панков - это уже лучше звучит.
Коллинз раскатисто рассмеялся, но вдруг оборвал смех: из бортового динамика донёсся голос пилота:
- Подлетаем к Берлину. Прошу застегнуть ремни.
Коллинз и Хансен принялись старательно привязываться.
Коллинз совсем разыгрался, настроение его явно улучшилось. Он даже по-приятельски толкнул Хансена локтем в бок.
- Насчёт капитана мы ещё потолкуем.
Самолёт пошёл на посадку.
Антикварный апостол
Коллинз вылез из самолёта в великолепном настроении. Они приземлились в Темпельгофе, и их никто не встречал, но майор быстро разыскал перед зданием аэровокзала чёрный "оппель-капитан" последнего выпуска и уверенно повёл его в Берлин. Коллинз обожал хорошие автомобили и пользовался любым случаем, чтобы посидеть за рулём. Вот показались кварталы вилл. Коллинз увеличил скорость, открыл боковое окно. Спокойно закурил сигарету.
У одного из перекрёстков Коллинз показал Хансену виллу, уютно выглядывающую из-за густой листвы сада.
- Сколько воспоминаний, - сказал он. - В этой вилле у меня было место свиданий с одним агентом. Это был великолепный работник, почти такой же хороший, как и вы, Хансен. Звали его Пулвер… Был у него только один недостаток. Он сотрудничал не только с нами. Я обо всём догадался, и в тот самый день, когда я хотел положить его на обе лопатки, парень исчез. И прислал мне открытку. С Бескидов, из Польши!
Коллинз с силой нажал на педаль, и машина рванулась вперёд. Хансен едва заметно улыбнулся.
- К чему это вы мне рассказываете, майор?
Коллинз искоса взглянул на него, принуждённо ухмыльнулся.
- Больше я не хочу получать подобных открыток из Польши, мой дорогой Хансен…
Машина резко остановилась перед низенькой виллой в стиле американского бунгало.
- Моя новая берлога, - сказал Коллинз. - Запомните её положение. Да, для вас заказана комната в "Рикси". Ну, выходите, Хансен, ландшафт того заслуживает!
Коллинз демонстрировал внутреннее убранство виллы не без чувства гордости за свои владения. Его домашняя обстановка в Вюрцбурге была спартанской, здесь же, в Берлин-Целендорфе, Коллинз развернулся вовсю.
- До семнадцати часов вы мне не нужны, Хансен, - сказал он, доставая из кармана какую-то записочку. - Но, может быть, вы окажете мне одну услугу?
Коллинз протянул записку Хансену.
- Видите ли, я питаю слабость к кое-каким изъеденным червями старинным вещичкам… В общем, Хансен, поезжайте в антикварную лавочку на Иоахимсталерштрассе. Там есть одна вещь… Купите её для меня.
- Будет сделано, майор. Что-нибудь ещё?
- Нет, нет, больше ничего до семнадцати часов. Да, вот вам ключи от автомобиля, он мне не нужен.
Коллинз подошёл к окну, наблюдая за отъезжающим Хансеном, потом прошёл в салон и нажал на клавишу переговорного устройства, спрятанного возле дивана.
- Коллинз… - раздельно выговорил он.
- Сэр? - хрипловато ответили ему.
- Он только что выехал, лейтенант. Пошлите за ним двоих. Подберите поумнее… И если придёт посетитель, проводите его ко мне. Тотчас же!
* * *
Посетитель оказался полным, угодливо улыбающимся человечком. Вошёл он робко, и было видно, что шикарная обстановка салона его явно угнетает. Коллинз вежливо предложил сесть. Посетитель осторожно присел на серые подушки дивана. Взглянул на ожидающего Коллинза. Потом отвернулся, прикрыл левый глаз рукой и, аккуратно положив свой стеклянный глаз на белоснежный носовой платок, протянул Коллинзу.
Коллинз наблюдал эти манипуляции со смешанным чувством любопытства и брезгливости. Достал из шкафчика возле окна открытую коробочку с ещё одним стеклянным глазом и пододвинул её по крышке стола своему гостю. Затем стал осторожно разнимать принесённый ему глаз.
Посетитель чуть-чуть улыбнулся, когда Коллинз извлёк из стеклянного глаза три микрофильма. Микрофильмы были намотаны на маленькие катушечки. Коллинз подошёл к окну и развернул перед собой одну из принесённых плёнок. Его рот дёрнулся.
- Слабо…
Посетитель быстро пояснил:
- Одна из плёнок оказалась перепроявленной. Я только положил плёнку в проявитель, как вдруг ко мне пришли…
Коллинз просматривал вторую, более чуткую плёнку.
- Кто пришёл? - спросил он рассеянно.
Посетитель замолчал в замешательстве.
- Зашли… зашли эти, из организации "Народная солидарность"… Я, видите ли, состою в этой организации.
Коллинз свернул плёнки.
- Да, - сказал он, кивнув головой, - это замечательно, что вы состоите в этой организации. Есть ещё что-нибудь новое?
Толстяк встал с дивана.
- Я получил путёвку на курорт, на берег Чёрного моря. За хорошую работу.
- Ого! - насторожился Коллинз. - И у вас на руках эта путёвка?
Посетитель достал из старенького бумажника путёвку и положил её на стол.
- Это нужно взять на заметку, - сказал Коллинз. - Да, распишитесь.
Он достал из бокового кармана тоненькую пачку денег, отсчитал пять раз по пятьдесят марок и пододвинул своему посетителю.
- Пересчитайте!
Толстяк педантично вывел свою подпись. Коллинз переписал в записную книжку данные путёвки.
- Там должно быть точно, - сказал он вполголоса. - Вы пересчитали?
- Двести пятьдесят марок, - слегка разочарованно откликнулся посетитель.
Толстяк отдал расписку Коллинзу и спрятал полученные деньги в какое-то тайное отделение бумажника. Тем временем Коллинз медленно выводил на бланке расписки цифры, одну за другой, справа налево. Вначале он нарисовал ноль, затем второй, потом в задумчивости вывел чёткую пятёрку.
* * *
Час спустя на том самом столе, на котором только что произошёл обмен стеклянными глазами, Хансен устанавливал метровую деревянную фигуру апостола. Коллинз вошёл в салон и, прищурив глаза, окинул фигуру апостола взглядом знатока. От старости и дыма благовоний, многие годы воскуряемых у её подножия, дерево статуи пожелтело. Даже на несведущего человека фигура производила впечатление своей изысканной простотой, какой-то особенной резкостью черт лица, за которыми угадывалась рука большого мастера.
- Стоит целую кучу денег, майор! - сказал Хансен.
- Искусство всегда стоит массу денег, мой дорогой… - подтвердил Коллинз.
- А доставка, майор! - засмеялся Хансен. - В любом случае вас не надули с этим апостолом. Он стоял у алтаря в Бреславле, продавец за это ручался.
- Чудесно, Хансен, чудесно, - Коллинз широко и благосклонно улыбнулся Хансену.
- Будут ещё поручения, майор?
Коллинз нежно прикоснулся к дереву статуи.
- Можете смеяться надо мной, Хансен, но я как-то купил весь алтарь…
Хансен взглянул на него удивлённо.
- Весь алтарь?
- Часть за частью, фигуру за фигурой, - продолжал Коллинз.
- И, разумеется, вы его перепродали дальше, майор?
Коллинз вздохнул.
- Разумеется, Хансен… Эти древние пеньки - любимая игрушка наших миллионеров. Я бедный майор, Хансен, не буду же я украшать вот такими апостолами свой комод.
Коллинз снял апостола со стола и бережно запер его в стенной шкаф. Повернулся к Хансену и наставительно заявил:
- Каждый, кто хоть сколько-нибудь разбирается в делах, может по меньшей мере столько же заработать на распаде какой-либо древней культуры, как и на строительстве новой.
Хансен пожал плечами, он казался чем-то расстроенным.
- Сожалею, майор… Я в этих делах не разбираюсь.
- Это не каждому дано, Хансен, - Коллинз дружелюбно обнял Хансена за плечи и провёл в соседнюю комнату, где на большом письменном столе лежали ещё влажные фотографии, одна рядом с другой.
- Подойдите ближе, тут вас кое-что заинтересует.
Фотографий было много. На одной Хансен сразу же узнал здание министерства связи ГДР. Затем следовали детально сфотографированные двери, лестницы, входы и выходы, интерьеры различных комнат, уставленных аппаратурой связи. Профану всё это собрание снимков неизвестного назначения могло бы показаться совершенно неинтересным, но Хансен не смог удержать восхищённого восклицания:
- Доннер веттер! Ну и работка!.. Хороша…
Хансен стал просматривать фотографии. Коллинз довольно улыбался.
- Вот это и есть телеграф восточноберлинского правительства, - сказал он. - Снаружи, изнутри… Личный состав работников, служба охраны, расположение кабелей питания, выключатели, бильдтелеграф… Да вы сами видите.
Коллинз взглянул на часы.
- Просмотрите всё это внимательно. Понадобится ещё что-нибудь - человек до шести часов в вашем распоряжении. Но только до шести часов, так как он уезжает на целых две недели.
Коллинз направился к двери.
- Как, Хансен, что-нибудь подходящее на сегодняшний вечер подыскали? - спросил он неожиданно.
Хансен подсел к письменному столу и, внимательно разглядывая фотографии, ответил с ленцой:
- Рекомендовали мне тут один кабачок… "Золотая подкова". Говорят, удачное соединение скакового манежа и бара…
"Выбирают дамы"
Вечер сверкал огнями неоновых ламп. Красными, зелёными, синими… Настоящий водопад света то отражался в асфальте, то молниеносно взбирался на тёмные стены зданий, чтобы рассыпаться в вышине, где-то над крышами, в оранжевом небе. Сквозь гостеприимно открытые двери многочисленных баров и пивных доносились дробные и визгливые звуки различных музыкальных устройств. В подъездах заведений стояли швейцары и вели охоту за колеблющимися клиентами.
- "Золотая подкова"! Новинка! Это невиданное зрелище, господа! Выпивка без всяких ограничений! Умеренные цены!
Дверь в бар своей формой напоминала большую подкову, да и швейцар в том же духе: по-кавалерийски кривоногий, в яркой жёлто-сине-алой униформе - прямо жокей с картинки.
Коллинз и Хансен подошли к двери. Швейцар вытянулся, приложил два пальца к фуражке.
- Прошу, прошу, господа! Проходите, господа! Вы найдёте здесь самых красивых женщин и лучших лошадей. О, вы никогда не разочаруетесь! - Он широко распахнул дверь, и страшный поток звуков вырвался наружу: к визгу джаза примешивалось ржание лошадей и взвизгивание женщин. В такт "музыке" хлопали кнуты жокеев. Лицо Коллинза сияло. Хансен угодил его вкусам с удивительной точностью. Это как раз то, о чём он и мечтал. Они прошли в глубь бара и присели за столик в самом углу, возле арены. На круглом манеже стояло штук пять лошадей. Все они нетерпеливо рыли копытами опилки. Кавалеры пытались помочь своим дамам занять сёдла. Высокий парень с размаху подсадил свою даму на спину покорно стоящей пегой лошади. Со стороны показалось, что дама прямо-таки перелетела по воздуху, её чёрные локоны рассыпались, Коллинз, округлив глаза, вдруг сказал:
- Чёрт возьми… - И замолк.
Вновь загремел джаз, и лошади пошли по кругу рысью, потом перешли в галоп. Дамы взвизгивали, мужчины кричали от восторга. Поднялся адский шум. Коллинз, не отрывая глаз от дамы с чёрными локонами, влил в себя три рюмки виски подряд.
Музыка заиграла медленнее, и лошади вновь перешли с короткого галопа на рысь. Вспрыгнув на барьер, Хансен подождал, пока с ним не поравнялась пегая лошадка, на спине которой восседала черноволосая дама. Её кавалер держался на своём рысаке рядом с ней.
- Тпррр… - закричал Хансен лошади. К его удивлению, пегая лошадка сразу же остановилась.
- А ты не будь любопытным, мой дорогой! - бросил Хансен кавалеру и с силой ударил по крупу скакового жеребца, на котором тот восседал; жеребец сразу же пустился вскачь.
Чёрненькая посмотрела на Хансена так, что трудно было понять, возмущена она или ей ужасно весело. Сверкнув глазами, спросила:
- В чём дело?
- Я хочу обратить ваше внимание… - настойчиво сказал Хансен.
- На что?
- На меня! - весело закончил Хансен и, легко подхватив даму, галантно вынес её на руках прямо на танцплощадку.
Вокруг одобрительно засмеялись, дама была в восторге. Лёгкая и грациозная, она сразу же уловила темп той какофонии, которую издавал оркестр. Возможно, что подобный способ похищения её вполне устраивал. Устраивала эта заполненная женщинами и лошадьми конюшня и Коллинза: во всяком случае, здесь можно было совершенно безопасно назначать любые свидания, что для него не было безразличным.
Во время танца дама занималась внимательным разглядыванием Хансена и, наконец, спросила его:
- Вы американец?
- К сожалению, нет… - с опечаленной миной ответил Хансен. - Но мой шеф, вон там, возле бара, прямо из богом благословенной страны… А вы? Вы берлинка?
Чёрненькая откровенно улыбнулась.
- Я из Баварии. Из самого Гармиша…