- А эта кинокамера? - продолжил я свою столь неожиданно прерванную мысль. - Я полагаю, ты притащила ее туда для того, чтобы пошпионить за Шемпионом. Я не прав?
- А ведь ты в этом деле с Шемпионом заодно, - медленно проговорила она, как если бы эта идея только что пришла ей в голову.
- В каком это "этом" деле? - попытался я было ухватиться за ее слова. Но мои ожидания оказались напрасными - мой вопрос в очередной раз остался без ответа. Размышляя уже о чем-то совсем другом, Пина с сожалением покачала головой. Затем она отвернула край рукава своего пальто и посмотрела на золотые наручные часы. Еще более расстроенная каким-то обстоятельством, она раздраженно отбросила их так, что часы жалобно звякнули на увесистом браслете.
- Об этом ты сам мне расскажешь… - Эти ее слова прозвучали скорее как размышление вслух.
Редкий дождик стал все сильнее застилать лобовое стекло машины, и мне пришлось включить стеклоочистители и отопитель салона.
- О’кей! Я расскажу… Я с самого начала считал Шемпиона виновным в смерти Мариуса. Только вот… твоего брата взяли гораздо раньше, чем самого Стива. Да ты и сама об этом отлично знаешь, так как это произошло у тебя на глазах. Все это довелось увидеть и мне! - Я выдержал небольшую паузу, надеясь получить от нее подтверждение своих слов. Как ни странно, но я опять ошибся.
Выдавив из себя улыбку, она прямо-таки продекламировала:
- Тогда я сходила с ума по Стиву! Да, я любила его… И ты знал об этом!
- Стало быть, все это - часть твоей кровавой мести? Ты, я вижу, никак не можешь простить ему то, что он женился на твоей сестре.
Пина визгливо хихикнула.
- По-твоему выходит, из ревности, да? А ты, Чарли, шутник!
Вновь наступила неестественная пауза. Сначала она достала небольшой платочек и вытерла нос, а затем, поправив одежду, принялась наводить порядок на голове. Лишь после того, как она привела в порядок брови и убрала свой платочек, у нее вновь появилась способность к общению.
- Этот метод он в полную силу использовал в отношении Кети. Кстати, когда ты видел ее в последний раз?
- Где-то неделю назад, или что-то в этом роде.
- Он превратил ее жизнь в сплошное мучение. Достаточно взглянуть на нее, чтобы понять это!
- Нет, Пина, ты не права. Она просто немного постарела, не больше того.
- Ты слишком безжалостен, Чарли! Ты хоть сам-то это осознаешь? - Этот ее вдохновенный оборот мне очень понравился, но я не стал ее прерывать. - В тебе нет ни плоти, ни крови… В тебе сидит какой-то часовой механизм! Ты не живешь, а просто тикаешь… - Я замер, боясь хоть чем-то ей помешать. Но что-то опять сорвалось. Она снова достала платочек и принялась утирать нос. Прошло еще немало времени, прежде чем она вновь "ожила". - Скажи мне, Чарли, тебе хоть раз приходилось любить или ненавидеть? Скажи! Только честно!
- Нет! Никогда в жизни! - с наигранным пафосом ответил я. - Я только время от времени меняю свои "предохранители".
- Я и вижу… И ты снова можешь, Чарли, по-прежнему тикать! Ни тебе угрызений совести, ни тебе страхов за будущее… Одна беда - всякий раз "предохранители" приходится ставить все большие и большие.
- Веселенькое дельце! По-твоему выходит, что когда кто-то подкладывает взрывное устройство в переполненном универмаге или расстреливает в упор безоружных людей в самолете, то это делается им по совести, из высоких моральных устоев или же исключительно из бредовой идеи создания нового Иерусалима? - выпалил я в запальчивости. Как ни странно, но мое упоминание Иерусалима обеспокоило ее.
- А я-то тут при чем?! - взорвалась она. Глаза ее удивленно округлились, а губы вытянулись в узенькую полоску, символизирующую благородное негодование. - Уж не думаешь ли ты, что я связана с палестинскими террористами?
- Нет? Тогда с кем же ты связана?
- Я… Я думаю, что нам лучше всего воспользоваться шоссе… Я уверена, что эта машина не угнанная и нам следует направиться прямо в Париж…
- Не понял! Так с кем ты связана? - попытался я настоять на своем, но ответа не последовало уже в который раз. Впрочем, своим молчанием она сказала больше чем достаточно. Видимо, понимая это, она низко склонилась к коленям, подперев голову руками. В такой застывшей позе она просидела несколько минут подряд. Затем она не спеша выпрямилась и посмотрела назад.
- Не стоит так волноваться! Я присматриваю за дорогой, - сказал я, - а ты постарайся успокоиться и отдохнуть.
- Мне просто как-то не по себе. Я боюсь, Чарли…
- Брось! Все будет нормально. Лучше попробуй-ка заснуть!
- Заснуть?! Я уже лет десять не могу заснуть, пока не наглотаюсь снотворного!
- Нет, нет! Никаких таблеток! Мы должны быть в постоянной готовности.
Вскоре вдалеке я заметил приближающийся вдоль дорожного полотна вертолет, а через несколько минут стал слышен и нарастающий рокот его мотора. Пина плотно прижалась к лобовому стеклу, пытаясь повнимательнее рассмотреть машину, когда она пролетала прямо над нами.
- Это дорожная полиция, - как бы разговаривая сам с собой, произнес я.
Она кивнула в знак согласия и вновь опустилась на свое сиденье, устало склонив голову к боковому стеклу. Я взглянул на нее. Что и говорить, вид у Пины был далеко не самый лучший - посеревшее лицо, спутанные волосы, размазанная губная помада… Пальцы рук образовали тугой, невообразимо запутанный клубок. Прошло еще немного времени, прежде чем, не открывая глаз, сухим, шелестящим голосом она произнесла:
- Мне очень хочется что-нибудь выпить. Мне просто необходимо выпить!
- Ну тогда в Лионе…
- Нет! Ты не понял меня. Мне нужно прямо сейчас, - сказала она и принялась перерывать содержимое различных отделений машины в надежде отыскать спиртное. Ее старания оказались напрасными, и это обстоятельство взвинтило ее больше прежнего.
- Успокойся! Мы найдем что-нибудь по пути.
- Ну тогда, Чарли, давай побыстрее, - еле сдерживаясь проговорила она. И хотя Пина по-прежнему изо всех сил стискивала свои пальцы, было видно, что они дрожат. С каждой минутой ее лицо все сильнее искажала болезненная гримаса.
- В первом попавшемся месте я куплю тебе что-нибудь выпить, - твердо пообещал я.
- Да… пожалуйста…
Не проехали мы и километра, как в стороне показался элегантной архитектуры домик. Его порталы были украшены самыми разными эмблемами туристических клубов, а на крыше развевались флаги крупнейших держав мира. Подъездная дорожка к нему была чисто выметена, а расположенные по обеим сторонам газоны подстрижены с педантичной аккуратностью.
- Попробуем заглянуть вот сюда, - предложил я, проезжая мимо. По ходу дела я прочитал Пине короткую лекцию о том, как не привлекать к себе внимания посторонних - не давать чаевых больше чем это принято, не обращаться ни к кому без особой нужды или слишком долго объясняться с официантом. На минуту-другую мы остановились у обочины, чтобы Пина могла привести в порядок свою прическу и обтереть салфеткой лицо. После этого мы проехали по дороге на север еще где-то с милю и лишь потом развернулись в обратном направлении. Такой маневр обеспечивал нам при необходимости алиби в том, что мы прибыли сюда именно с севера.
Выходя из "ситроена", Пина предусмотрительно оставила в нем свое вываленное в грязи пальто. После нескольких шагов по автостоянке, пронизываемой холодным и промозглым ветром, мы вошли в вестибюль, который показался нам особенно теплым и уютным. Вся его атмосфера была наполнена какими-то приятными, притягивающими к себе запахами. Изразцовые плитки на стенах сияли своей новизной, а ковер, устилавший пол, был тщательно вычищен. В глубине помещения располагалась небольшая конторка, за которой сидел человек среднего возраста и что-то писал, низко склонясь над столом. Завидев нас, он энергично распрямился и с сосредоточенным видом спросил:
- Слушаю вас! - Тон его слов звучал так, как если бы он был крайне озадачен нашим появлением.
- Можно ли у вас что-нибудь выпить? - спросил я.
- Я сейчас посмотрю… - Он еще какое-то время потоптался в нерешительности на месте, а затем исчез за дверью с табличкой "Не входить! Служебное помещение".
С этого момента среди прочих запахов, наполнявших вестибюль, я стал явственно ощущать "запах" нависающей опасности. Непонятные сомнения стали одолевать меня, но я как-то не придал им значения.
Через дверь в соседнее помещение были видны около тридцати столиков с аккуратно разложенными на них приборами и салфетками. Насколько я успел заметить, лишь один из них был кем-то занят. На нем были две чашки с остатками кофе, кофейник и газета, сложенная таким образом, чтобы было удобнее читать какую-то одну колонку.
Нам пришлось еще немного постоять, прежде чем из той же двери появился другой человек. Из-за полуоткрытой двери доносился шум вытекающей из крана воды, звон тарелок и чье-то негромкое бормотанье.
- Итак, столик на двоих? - спросил он и отпустил в нашу сторону улыбку, преисполненную достоинства. На вид ему было около шестидесяти лет. Лысина, бледное лицо и красные распухшие руки сами за себя свидетельствовали о том, что большую часть своей жизни этот человек провел на кухне за плитой.
- Да, будьте добры, - непринужденно ответил я.
Старик провел нас по пустынному помещению и усадил за столик около окна. Можно было подумать, что без его помощи мы вряд ли бы смогли подобрать здесь свободный столик.
- Могу порекомендовать вам омлет со специями, - предложил он, выдержав небольшую паузу, пока мы не уселись на свои места. Воротничок на его сюртуке был вывернут, как если бы он надевал его в спешке.
- Принесите мне бренди. Мы хотим лишь немного выпить, и только, - распорядилась Пина. Затем она по-хозяйски шлепнула своей сумочкой о стол, отчего столовые приборы жалобно звякнули, и стала искать в ней свои сигареты.
Официант, проявив недюжинное профессиональное терпение, выдержал еще одну паузу и передал меню мне.
- Да, два омлета, и принесите еще, пожалуйста, бокал красного вина для меня.
- Может, свежий салат пожелаете?
- Да, и салат тоже.
- Одну минуту, - едва поклонившись, ответил старик и удалился.
Пина наконец нашла свои сигареты и закурила. Глядя в спину уходящему официанту, она с недовольным видом сказала:
- Похоже, что он сорвал с тебя самый крупный заказ за всю неделю!
- Ты говоришь об этом с таким видом, как если бы речь шла не о самом обычном заказе, а о проказе или еще что-то в этом роде, - попытался я пошутить.
Коснувшись моей руки на столе, она вдруг произнесла:
- Чарли, ты так хорошо держишься, а я такая вот… - Не находя подходящих слов, она разочарованно покачала головой и вновь глубоко затянулась сигаретой. Подперев одной рукой подбородок, она затем неотрывно уставилась на дверь, ведущую на кухню. Периодически все ее тело охватывала дрожь; с этим она уже, видимо, не могла справляться.
- Ну что ты! Успокойся же, пожалуйста! - произнес я и попытался ее отвлечь. Но все мои усилия были напрасными до тех пор, пока в дверях не показался старый официант со спиртным на подносе. Едва он успел поставить перед ней бутылку бренди, как она тотчас принялась наливать его себе в бокал. Я заметил, что один только вид этой желтоватой жидкости уже сделал свое дело. Теперь, как бы демонстрируя мне свое самообладание, она не спеша поднесла бокал ко рту и, взглянув на меня, сказала:
- У-у, похоже, неплохое бренди!
- Ну так и выпей его! Глоток-другой пойдет тебе на пользу!
Как ни странно, но она действительно выпила его не спеша. Затем Пина пододвинула ко мне свою блестящую пачку сигарет и предложила закурить.
- Нет, благодарю тебя… Я все пытаюсь бросить.
В ответ она слегка подмигнула и улыбнулась очаровательной улыбкой, как если бы в моих словах был какой-то иной, скрытый смысл и она его именно так и восприняла. Немного расслабившись, Пина сняла свой черный жакет и повесила его на спинку стула так, чтобы всем и каждому был виден его яркий товарный ярлык - "Диор".
- Да ладно тебе, бери пока даю! - сказала она, привычным жестом поправляя прическу. Ту фамильярность, которая теперь зазвучала в ее голосе, можно было однозначно расценить как предложение самой себя, а не этих прозаических сигарет.
- Я же тебе сказал, что пытаюсь… - хотел я снова возразить, но передумал. Так же безропотно, как и несколько минут назад, когда мне всучили эти два омлета, я взял сигарету и закурил.
Лучи полуденного солнца, прорывающиеся сквозь гардины, периодически расцвечивали ее волосы и серые глаза забавными зайчиками.
- Ну так что же, ты еще пытаешься бросить? - игриво спросила она, элегантно выпуская дым в сторону. Не успел я и вздохнуть для того, чтобы хоть как-то ответить на этот коварный вопрос, как тут же последовал отбой. - Ладно, ладно! Можешь не говорить! Дай мне срок, и я сама об этом догадаюсь.
Судя лишь по внешности, было довольно трудно определить ее возраст. Больше всего сбивали с толку ее подтянутая фигура и гладкая кожа лица. Еле заметная сеточка морщин вокруг глаз и веснушки на щеках были неплохо прикрыты косметикой. Еще тогда, когда она приводила себя в порядок перед автомобильным зеркальцем, я заметил, что она делала все это без той тщательности и тревоги, столь свойственной женщинам, которым уже за тридцать. Наверное, именно поэтому вот и сейчас я видел в Пине того самого неугомонного сорванца, который доставлял мне немало хлопот в бытность мною еще младшим офицером.
- Пойди-ка ты и умойся! - тоном, не терпящим возражений, произнесла Пина. - Глядя на тебя, я не перестаю удивляться, как это они не додумались потребовать от тебя расплатиться заранее!
Я посмотрел на часы.
- М-да… уже целая вечность прошла, - перехватив мой взгляд, с сарказмом подметила она. - Вероятнее всего, они только-только пошли покупать эти несчастные яйца для твоего омлета!
Тогда как в большинстве французских ресторанчиков явно преуспевают по части модернистского оформления своих залов, а туалетные комнаты сохраняют во всем объеме средневековое очарование, этот был их полной противоположностью. Впечатленный стенными панелями из темного резного дерева, вековыми плитами, устилающими пол зала, я был приятно удивлен холодным сиянием сантехники из нержавеющей стали, тонированными зеркалами и дезодорированным воздухом туалета. Окружение скорее напоминало космический корабль, нежели прозаический сортир.
Я решительно взялся за расческу, любезно предоставленную дирекцией ресторанчика, и, уставившись в свое отражение, стал уже в который раз прокручивать в голове все события недавнего прошлого. Перчатки я надел еще до того, как мы покинули отель, и не снимал их до самого последнего момента, пока не кончилась эта стрельба. Стало быть, я не мог оставить своих отпечатков пальцев ни в машине, ни где-нибудь в карьере. Свой револьвер я приобрел совершенно новеньким еще в 1968 году в Марселе на улице Парадиз у одного человека, известного своей способностью качественно затирать номера на оружии. С тех пор он все время хранился в индивидуальном сейфе-ячейке в одном из коммерческих банков в пригороде Лиона. Я забрал его оттуда совсем недавно, с неделю назад. Револьвер был в прекрасном состоянии. Иными словами, там я ничего кроме него не оставил, а из этого никому ничего не выудить! Впрочем, а мои дыры?.. Дыры на моем кармане! Я отложил расческу в сторону и принялся рассматривать разлохмаченные отверстия с почерневшими краями. Да-а! От всех моих умозаключений не останется и камня на камне, если только полиции удастся заполучить хотя бы одну ниточку с моей одежды. Веселенькое дело! Я зло сплюнул.
Несмотря на то что я был полностью поглощен своими мыслями, до моего слуха все же донесся еле заметный скрип открывающейся двери туалета. В этот момент я повернулся к ней лицом и…
Несомненно, я был достаточно хорошо тренирован и имел неплохую реакцию, чтобы справиться с таким вот человеком. Но на этот раз их было сразу трое! Три здоровяка из дорожной полиции, в полном снаряжении - ботинках на толстой подошве, бриджах, черных кожаных куртках и в серебристых шлемах. Я неистово сопротивлялся, пытаясь высвободиться из их захвата, пока мощный удар в лицо и подсечка сзади не сделали своего дела. Описав дугу, я с размаху грохнулся на холодный кафельный пол. Но не прошло и мгновения, как сильные руки вновь поставили меня на ноги и так плотно скрутили, что я едва мог вдохнуть или выдохнуть.
Придя в себя после этой молниеносной борьбы, я заметил, что несколько поодаль, за полицейскими, стоят еще какие-то два человека. Эти оба были белолицыми, в ладно скроенных пальто и дорогих перчатках. Один из них склонился и поднял с пола слетевшие с меня очки. Убедившись в том, что они остались целы и невредимы, он осторожно водрузил их мне обратно на нос. Затем приблизился и другой. Он поднял к моим глазам какие-то листики и потряс ими на манер того, как если бы святоша открещивался святым распятием от злого и коварного Люцифера.
Я продолжал сопротивляться настолько, насколько это может делать человек, чье горло крепко сдавливает рука в черной униформе, а в спину больно врезается острый край раковины.
Вокруг все еще толпились какие-то гражданские и полицейские, когда до моего слуха донесся вопрос, явно касающийся меня самого.
- Это он? - спросил незнакомый голос. Наступило короткое молчание, пока тот, кого собственно и спрашивали, рассматривал меня со стороны.
Вероятнее всего тот кивнул в знак согласия, и я вновь услышал голос первого:
- По законам Франции вы можете быть задержаны для выяснения обстоятельств на срок до 48 часов без предъявления вам конкретного обвинения!
Собрав последние силы, я все-таки высвободил одну свою руку и попытался расслабить захват, сдавливающий мне горло. Тем, кто меня держал, эта попытка вдохнуть хоть немного свежего воздуха была расценена как попытка к бегству. К счастью, удар по почкам оказался профессионально выверенным и я остался в живых.
Меня скрутили еще сильнее, и теперь я уже ничего не мог видеть, кроме светильника на потолке. Знакомый мне голос сказал:
- Вот это - дело о преднамеренном убийстве. Миссис Хелен Бишоп, известная также под именем Мэлоди Пейдж, была убита в своей квартире по адресу Виктория, Террас Гарденс, 23, северо-западный район Лондона. Здесь есть все - и документы, подписанные французскими официальными лицами, и свидетельство о выдаче… Иными словами все, что необходимо в таких случаях. Поэтому ты успокойся! Сейчас мы отправимся в аэропорт Лиона, а затем вылетим в Лондон. Повторяю, успокойся сам или это придется сделать мне… Ты меня понял?
Теперь я узнал этот голос. Этот голос принадлежал полковнику Шлегелю. Захват на моем горле слегка ослаб, хотя я едва ли мог пошевелиться.
- Понял… - прохрипел я в ответ.
- Наденьте на этого идиота наручники! - приказал кому-то Шлегель. - И лупите его что есть силы, есть хоть заподозрите, что он надумывает сбежать!
Когда я наконец выпрямился, то первое, что я увидел, была сияющая улыбка Шлегеля. Если он, подумалось мне, таким вот способом пытается убедить французов в том, что он занят делом, и отнюдь не собирается выручать меня из беды, то он явно перестарался. Я сделал глубокий вздох. Бросив короткий взгляд через плечо полковника в зал, я заметил, что Пины там уже не было…