- Нет, - сказал я Шлегелю. - Это что-то, что вряд ли привлечет внимание пограничного контроля. Что-то, что покажется необычным только человеку, который в курсе дела, мне или вам, к примеру. Иначе не было бы смысла устраивать такую инсценировку.
Шлегель сидел подавшись вперед и сгорбившись, а дождь все барабанил по нашему пластиковому "пузырю".
- Они сейчас, по идее, должны быть на автостраде, ведущей в Кельн, - сказал он наконец, протянул руку, взял карту пилота и расстелил ее на коленях. - Если они направляются в Бонн, то свернут с автобана на развязке "Автобанкрейц Кельн Вест" и проследуют по окружной дороге до следующей развязки. - Он ткнул в карту пальцем. - Отсюда всего лишь каких-нибудь вшивых двадцать километров до Бонна. - Он посмотрел на меня, затем на пилота. - Когда эти грузовики окажутся между Кельном и Бонном, мы их остановим, к чертям собачьим, мягко говоря, их дипломатическую "охранную грамоту".
- Вы хотите, чтобы я радировал и попросил разрешения? - спросил пилот.
Шлегель одарил его взглядом, в котором отнюдь не светился энтузиазм.
- Отдаю распоряжения я, барон фон Рихтофен! А ты передвигай рычаги! Понял? Двинулись.
Пилот затянул подбородочный ремешок шлемофона и повернул проводок микрофона, чтобы он был близко ко рту. Шлегель, приняв решение, пощипал кончик носа, затем сдавил свои щеки, как врач, который выводит пациента из состояния комы.
Я взглянул на карту пилота. По обе стороны от реки Рейн простирается однообразная низменность, сравнительно малонаселенная, по меркам Рурского индустриального комплекса. Там приткнулись городишки Весселинг и Нидеркассель. Я подумал, как их жителям понравится, если их полностью поглотят города, расположенные по обе стороны от них.
Пилот запустил двигатель. За визгом набирающих обороты лопастей я не мог слышать, а только видел, как шевелились губы летчика, когда он начал бормотать в микрофон позывные радиообмена. Я догадался, что он, вероятно, вызывал по радио дорожную полицию, которая сопровождала колонну грузовиков.
Вертолет хищно наклонился вперед и рванулся вверх и в сторону от своей посадочной площадки. Он тоже принадлежал дорожной полиции, и пилот привык летать в любых погодных условиях. Даже на уровне верхушек деревьев мимо нас проносились гонимые ветром рваные клочья черных облаков, похожие на дым сигнальных костров индейцев. Я вглядывался в расстилающийся вокруг и под нами ландшафт. Во все стороны, куда ни посмотри, тянулись лесные чащи. К югу желтизна неба отражалась в покрытых сердитыми гребешками волн водах Рурзее. И оно выглядело, как клокочущий вулкан перед тем, как вот-вот начнется извержение.
Глава 26
К тому времени, когда река Рейн достигает Бонна, воды ее потока разливаются широко, он становится свинцово-серым и холодным, с расплывшимися пятнами нефти и химикатов. К северу от столицы он извивается по скучной, унылой равнине, которая простирается вплоть до границы с Голландией и Северного моря и где гуляет ветер, насылающий неспокойные барашки на гладь реки.
Полицейский вертолет сбросил высоту и понесся над самым водным потоком, едва не задев мачты танкера для транспортировки сжиженного газа, а затем низко сидящего в воде большого голландского судна с палубным грузом желтых бульдозеров. Оставив позади его грузоподъемные краны, мы проскочили над полузатопленными полями и линиями кабелей высокого напряжения, сверкавшими в каплях дождя, как паутина, покрытая росой. И тут мы их увидели.
Когда прямо под нами оказалось бетонное покрытие омытого дождем автобана, вертолет слегка подпрыгнул в воздухе и резко развернулся. Пять грузовиков строго придерживались скорости пятьдесят миль в час, и пилот так все четко рассчитал, что наше приближение совпало по времени с тем моментом, когда два белых полицейских автомобиля "порше", которые следовали за ними в отдалении, начали набирать скорость, обгоняя грузовики.
Мигалки полицейских машин отражались на мокром бетоне шоссе. И грузовики снизили скорость и вслед за полицией свернули на площадку для стоянки и обслуживания грузовиков сбоку от автобана. Наш вертолет мягко опустился на землю, как раз перед тем, как дизельные двигатели огромных грузовиков один за другим замолкли.
- Великолепно, - воскликнул Шлегель. Я никогда раньше не слышал, чтобы у него вырывались такие хвалебные отзывы. Мне казалось, что он даже не знает таких слов.
Из "порше" выбирались полицейские, надевали свои головные уборы с белым верхом и разминали затекшие конечности. Последние полчаса они неустанно выдавали нам информацию. Теперь же, отсалютовав Шлегелю, они ждали указаний.
- Попросите их предъявить водительские права, - сказал Шлегель и добавил со смешком: - Господи Иисусе! Не мне вас учить: любой полицейский-регулировщик всегда найдет к чему придраться.
Они не расплылись в улыбках, не было их на лицах мужчин, которые спускались из кабин грузовиков.
- Проверьте декларации, проверьте печати таможни, проверьте тормоза, - говорил Шлегель полицейским. Он похлопал меня по руке. - А мы с тобой проведем беглый предварительный осмотр, а затем уже вскроем печати.
Машины были гигантские: пятидесятитонные грузовики с дизельными двигателями. Двенадцать передних скоростей и две задние. Кабины - прямо-таки как аквариумы - сплошное стекло, анатомические сиденья, а за ними - койка для отдыха. Удобно расположенные стойки для вакуумных термосов с кофе и дешевые транзисторы, прикрепленные к солнцезащитному щитку. Еще в каждой из пяти кабин было по идентичному комплекту дорожных карт, двуязычный немецко-французский словарь-разговорник и руководство по обслуживанию и ремонту. Они находились в пути уже почти двадцать четыре часа. И кабины внутри превратились в дурно пахнущую свалку пустых сигаретных пачек и окурков, смятых пластмассовых стаканчиков и отброшенных в сторону за ненадобностью газет.
- Мы должны найти то, что нас интересует, - напомнил я Шлегелю. - Шемпион боялся, что мы можем что-то увидеть, унюхать, услышать или почувствовать. Иначе не имело смысла устраивать выкрутасы с теми недоносками.
Один из полицейских принес Шлегелю декларацию. Она была идентичной той, которую мы получили от администрации порта в Марселе. В ней описывался груз как партия товаров, состоящая из частей двигателей, стройматериалов, тканей и пластмассы широкого назначения. Шлегель протянул ее обратно.
- Обыщите их всех, выверните карманы наизнанку, - приказал он. - Если вы обнаружите хоть карманный нож, нам будет этого достаточно, чтобы задержать их для наведения справок. Помимо этого я хочу, чтобы какой-нибудь специалист осмотрел машины и дал свое заключение.
- Слушаюсь, сэр, - отчеканил полицейский.
На мощном переднем бампере каждого грузовика имелась механическая лебедка с туго намотанным тросом, а в специальных ящиках были уложены инструменты и стояночные колодки. Все эти детали были настолько тяжелы, что их невозможно было стронуть с места.
Шлегель взглянул на меня, приподняв брови, на лице его отразилось недоумение.
- Почему? - спросил я, вторя его молчаливому вопросу. - Зачем эти железяки расположили здесь, тогда как их можно было легко разместить в кузове.
- Ты прав, - согласился Шлегель. - Видимо, нам все же придется вскрывать их. - Машины были настолько велики, что мы могли забраться под них, практически не сгибаясь. - Взгляни-ка на подвеску, - сказал Шлегель. - На этих быках запросто можно увезти египетскую пирамиду.
- И еще что-нибудь в придачу, - добавил я. Мы оба посмотрели на мощные рессоры грузовиков. Коренные листы рессор слегка изогнулись, в то время как нижние, дополнительные, оставались висеть в воздухе, без нагрузки.
- Вот оно! - в величайшем возбуждении воскликнул Шлегель. - Ты попал в точку.
- Вес!
- Совершенно верно. Эти грузовики почти совсем не загружены. Ты только посмотри! Мы должны были обратить внимание на то, как они идут по шоссе, на их "посадку" на дороге.
- Но это могли заметить и таможенники. Вообще-то они могли даже поставить машины на платформенные весы, пока проставляли штампы на их декларациях.
- Ну почему? Почему? Почему? - снова взорвался эмоциями Шлегель. И стукнул кулаком по огромной резиновой покрышке.
- Чтобы мы могли поговорить о подвесках пятидесятитонных грузовиков с дизельным двигателем на берегах нижнего Рейна в то время, как Шемпион где-то в другом месте зарабатывает продвижение по службе от полковника до генерала бог-знает-чего.
Шлегель, тихо ругаясь про себя и ворча, вылез из-под грузовика и махнул рукой полицейским.
- Ничего больше не надо, - крикнул он им. - Пусть едут.
- Они говорят, что собираются проследовать по автобану до самого Мюнхена, - сказал подошедший полицейский.
- Документы в порядке?
- Они говорят, что должны получить новые документы и маршрутные листы в Бонне.
- Пусть едут, - повторил Шлегель. - Хоть до Владивостока, мне все равно. - Он улыбнулся. - На этом все, ребята, отправляйтесь пить кофе.
На лицах полицейских, когда они посмотрели на Шлегеля, было написано то же выражение непроницаемого превосходства, с каким они обычно глядят на водителя, подняв глаза от его водительских прав.
Шлегель повернулся ко мне.
- Мюнхен, - фыркнул он с отвращением. - А после этого Бриндизи или Лиссабон - веселенький хоровод он устроил для нас.
- Не все здесь так просто, - заметил я.
- То есть?
- Не знаю… но не может быть, чтобы он отправил пять порожних грузовиков из порта Марселя в Бонн просто для того, чтобы приковать к ним наше внимание.
- Почему нет? - нетерпеливо спросил Шлегель. - Он это сделал! И пока мы за ними гонялись, он оказался там, где ему нужно.
- Вы не знаете Шемпиона, - возразил я. - Для него это слишком просто. В этой комбинации нет простора для воображения и присущей ему изобретательности.
Замусоренные обрывками старой оберточной бумаги и пакетов, пропахшие бензином, соляркой и теплым жиром, все эти кафешки на автострадах - самые безликие и какие-то заброшенные места в Европе. Бесконечная вереница незнакомых друг другу, сменяя один другого, быстро поглощают пищу и спешат дальше. У персонала безжизненный, наводящий уныние взгляд, они не могут вырваться из потока движения, который кружится и несется, как водоворот, приносит с собой дым и копоть, никогда не затихающий шум и колебание пола под ногами.
- И отвратительный кофе, - высказался Шлегель.
- Вы знаете, сколько стоит простой вертолета, который вас ожидает, пока вы изволите размачивать в кофе этот пончик?
- В твоем обществе прямо-таки расцветаешь, до того легко и приятно общаться, - заметил он. - Я тебе когда-нибудь говорил об этом? - Он расстегнул рубашку и почесался.
- Не припомню такого за последнее время, - признал я.
- Угости меня своим "горлодером" - прочистить мозги, если есть.
Я протянул ему одну из своих французских сигарет.
- Почему? - задал он в сотый раз один и тот же вопрос. Чиркнул спичкой и прикурил.
- Есть только одно объяснение, - сказал я.
Он затянулся, помахал в воздухе рукой, чтобы загасить спичку.
- Ну, выдай!
- Он все-таки забрал какой-то груз с парохода.
- И выгрузил его ночью, - закончил за меня Шлегель. - Но они всю ночь мчались на хорошей средней скорости…
- В данном случае все можно перетолковать двояко, - задумчиво сказал я.
- Давай возвращаться обратно в Ниццу, - решил Шлегель. Он снова почесался, но на этот раз в этом действии наличествовал элемент самобичевания.
Глава 27
Когда Шемпион уже порвал с нашим департаментом, мы обустроили маленькую контору в Ницце. Скромный, ничем не примечательный подъезд украшала табличка с фирменными эмблемами известной британской туристической компании, и трое из наших штатных сотрудников посвящали все свое служебное время организации путешествий и экскурсий.
Шлегель занимал кабинет на верхнем этаже. Когда я вошел, он стоял возле окна, глядя на расположенный на противоположной стороне площади железнодорожный вокзал Ниццы. Когда Симье в северной части Ниццы считался фешенебельной частью города, этот квартал тоже был щеголем и франтом. Но сейчас он выглядел грязным и захудалым. Туристы прибывали в город в основном воздушным путем, и все они жаждали поселиться рядом с морем. Я пересек комнату и подошел к окну.
Вокзал почти не изменился с того дня, когда я ожидал прибытия Шемпиона и видел, как его арестовали. Пол, покрытый кафелем, был немного больше выщерблен, и на "Альпах", красовавшихся на стене, появилась еще пара слоев пыли и копоти. Но что вообще остается неизменным! Уж во всяком случае обо мне этого никак не скажешь.
Шлегель всегда, в любых условиях мог раздобыть себе чистую рубашку, но сейчас костюм его был измят и висел мешком, а на коленке расплылось масляное пятно, которое он посадил, ползая под колесами грузовика. Глаза покраснели, и он их все время тер ладонью.
- Французам нужно снести здесь все в округе. Автовокзал и железнодорожный вокзал превратить в единый комплекс, а над ним возвести двадцать этажей для офисов и контор.
- Вы меня для этого пригласили снизу? - вежливо поинтересовался я.
- Что ты там внизу делаешь?
- Пытаюсь хоть немного вздремнуть. Я глаз не сомкнул с тех пор, как проснулся в воскресенье утром.
- Тебе надо научиться спать урывками, по-кошачьи. Нет, я имею в виду, над чем ты там внизу работаешь?
- Я попросил принести кое-какие карты. Жду, когда они прибудут, - сухо доложил я ему.
- Я все это знаю, - прервал меня Шлегель. - Когда люди в этой конторе что-либо запрашивают, я тут же получаю второй экземпляр требования. Твои дурацкие карты прибыли. Они здесь, у меня.
- Я вижу, что они у вас, - сказал я.
- Да, вот так-то я работаю.
- Ну и прекрасно, всяческих вам успехов, полковник. А я пойду вниз и еще хоть немного посплю. - Я встал и направился к двери.
Шлегель подавил зевоту.
- О’кей, о’кей, о’кей. Мы оба устали. Топай сюда и покажи мне, для чего тебе были нужны эти бумаги.
Я обошел вокруг стола, приблизился к другому его концу и рассортировал обзорные карты местности вокруг особняка Шемпиона, копии свидетельств о регистрации земельных участков, документы, содержащие данные по водоснабжению и о праве на собственность. Все, за исключением карты всего района в целом, я выбросил в корзину для бумаг у стола Шлегеля.
- Это барахло заказано просто для того, чтобы все вместе выглядело как обыкновенный юридический запрос, - пояснил я.
- Ты не хочешь поделиться умными мыслями? - требовательным тоном спросил Шлегель.
- Те пять порожних грузовиков… Они не дают мне покоя. А что если предположить, что их разгрузили в доме Шемпиона. - Я расправил карту.
- Нет, нет и еще раз нет. - Шлегель категорично помотал головой. - Я думал об этом, но сейчас тот район постоянно патрулирует жандармерия. Они поставили новый замок на заднюю дверь. Они даже в дом заглядывают, присматривают на всякий случай.
- Давайте предположим, - терпеливо повторил я.
- Что Шемпион сидит там в темноте, проверяя запальные свечи какого-либо реконструированного монстра?
- Части двигателей, - напомнил я Шлегелю. - А это может означать помпы, чтобы снова запустить в дело старые выработки.
- Шахта!!! - Он выхватил у меня карту и расстелил ее во всю длину своего стола, пустив в ход телефонный аппарат, пресс-папье и настольный чернильный прибор, чтобы прижать ее углы. Он даже со свистом втянул воздух сквозь зубы, когда увидел перед собой шахтные выработки в полном объеме - стволы шахты, пласты, бесконечно длинные пути откатки.
- Да-а-а, это - нечто!
Я постучал костяшками пальцев по телефонному аппарату так, что он звякнул, жалобно и протестующе.
- И как раз примерно здесь, посмотрите-ка, артиллерийский центр - Валми.
- О господи! - вырвалось у Шлегеля. - У них же там на складе снаряды с ядерным боевым зарядом. - Впервые в его голосе прозвучало, что он все-таки воспринял идею Френкеля со всей серьезностью.
- Ядерные артиллерийские снаряды - в Валми! Вы знали об этом с самого начала и молчали!!! - завопил я с возмущением.
- Наш неписаный закон - "знать только то, что необходимо", - защищался Шлегель.
- А мне, выходит, не было необходимости знать?
- Потише, мистер. Ты же был полностью в руках у своего Стива. Просветить тебя насчет того, что у него на задворках находятся ядерные боеприпасы, было бы глупо.
Я молчал.
- Вопрос о доверии или недоверии, разумеется, не стоял, - по-своему понял мое молчание Шлегель.
- Какой же вы болван, полковник, - прорвало меня.
- Вероятно, ты прав, - признал Шлегель. Он провел большим и указательным пальцами сверху вниз по лицу, как будто хотел стереть морщины со своих щек. Но не удалось. - Что же нам делать? - Он щелкнул по карте пальцами, надорвав тонкую бумагу.
- Лучше всего - сообщить в Париж, - высказал я свое мнение.
- Если мы окажемся неправы, они нас возненавидят. Если же правы, возненавидят даже еще больше.
- Следовало бы оповестить их, - упрямо твердил я.
- Ты не знаешь этих людей так, как знаю их я, - возразил Шлегель. - Шемпион когда-то был одним из нас. Этого вполне достаточно, чтобы обвинить наш департамент во всех грехах.
- Мы запросили эти карты официально у муниципальных властей. Это факт. Вам сообщили о ядерных снарядах. Это тоже факт. И если мы немедленно не поставим в известность французов, они нас растерзают.
Шлегель взглянул на свои часы.
- Они все к этому времени уже подхватили портфели и убрались по домам. Я не хочу потратить час, растолковывая положение вещей дежурному офицеру. - Он посмотрел на меня с прищуром. - И я уверен, что ты тоже не хочешь. Давай поедем к особняку Шемпиона и сами прикинем, что там и как. Это может оказаться еще один ложный след. Если найдем там хоть скорлупу от выеденного яйца, проинформируем Париж утром. Ну, что скажешь?
- Мне все это не нравится, - произнес я.
- Почему нет?
- Мне это не нравится, - сказал я, - потому что, когда мы там окажемся, у вас появится желание войти в дом. А затем вам захочется найти вход в шахту. А уж затем вам непременно захочется спуститься туда, вниз… и все это время вы будете толкать меня перед собой.
- Как ты можешь так говорить! Разве я когда-нибудь поступал по отношению к тебе подобным образом?!
Не давая мне возможности открыть рот, Шлегель снял телефонную трубку и вызвал машину.