Боже мой, прошло шесть лет, а порой наваливается страшная тоска по Кесу. Клиенты часто говорят, что верят ей, потому что она очень сильная. Сейчас ясно, как никогда, - нет у нее вообще никакой силы. Перед клиентами просто прикидывается. Носит маску - "Карли Чейз на работе". Была бы по-настоящему сильной, забывала бы о клиентах в конце каждого дня. Но о многих забыть невозможно.
Кес не раз повторял, что она слишком заботится о клиентах, до самоистязания. Только тут ничего не поделаешь. Счастливый брак, как у них с Кесом, дает удивительную внутреннюю силу, ощущение полноты жизни. Несчастный - настоящая каторга, судя по слезам, дрожащим голосам, трясущимся рукам клиентов, подписывающих бумаги.
"Аргус" каждый день рассказывает о столкновении на дороге, кроме сегодняшнего - газета в воскресенье не выходит. В пятницу на первой странице красовалось сообщение о вознаграждении в сто тысяч долларов, предложенном семьей погибшего парня за сведения о водителе фургона. Фото Карли на второй странице. Солиситор из Брайтона задержана на месте дорожного происшествия со смертельным исходом.
В вечернем выпуске в пятницу вновь про нее, и в субботу. Дошло до общенациональной прессы с ярким освещением в таблоидах, а сегодня и в "Санди таймс". Самая громкая новость та, что Тони Ревир внук "крестного отца" нью-йоркской мафии. Репортеры звонят даже в офис, но Карли с ними не разговаривает по совету партнера по юридической фирме Кена Акотта. Хотя страшно хочется указать, что столкновение произошло не по ее вине и не она сбила велосипедиста.
С недавних пор кажется, будто все дурное, что в целом могло случиться дома и в жизни, случилось одновременно. В душе сгустился мрак. Синдром "утра понедельника" нежеланно нагрянул на двенадцать часов раньше обычного.
Воскресные вечера стали еще хуже после гибели Кеса. Приблизительно в это время шесть лет назад на порог явились полицейские. С ними через Интерпол связался представитель канадской полиции из Уистлера, поручив сообщить ей об исчезновении мужа, предположительно попавшего в лавину, когда он спускался на лыжах со склона, куда его доставил вертолет. Последовали четыре дня тревожных ожиданий со слабой надеждой на чудо, пока не было обнаружено тело.
Она часто подумывала продать дом, переехать в другой район города, но не хотелось лишать Тайлера привычной, устоявшейся жизни. Друзья и горячо любимая мать уговорили ее в первые месяцы после смерти Кеса не принимать поспешных решений. Поэтому через шесть лет они все еще здесь.
Дом, стоящий на взгорке над дорогой, с двойным подземным гаражом, с виду не слишком привлекательный. Краснокирпичное сооружение с неуклюжим флигелем и безобразным двойным остеклением, оставшимся от прежних владельцев, которое Карли с Кесом планировали сменить, построено в 60-х годах. Но им уж очень понравилась огромная гостиная с внутренним двориком, из которого можно войти в большой чудесный сад на склоне. Там два маленьких пруда, альпийская горка, летний домик на самом верху, где Кес с Тайлером создали мужское царство. Тайлер бил там в свои барабаны, Кес сидел, думал, курил свои сигары.
Кес с Тайлером были близки не только как отец с сыном, но как истинные друзья. Каждую субботу ходили на футбол, болея за "Альбион", летом рыбачили, играли в крикет, а чаще отправлялись в любимое место Тайлера в Брайтоне - в Естественно-исторический музей Бута. Они были настолько близки, что Карли порой почти ревновала, не посвященная в некоторые их секреты.
После смерти Кеса Тайлер перетащил ударную установку к себе в комнату, и она больше не видела, чтобы он поднимался к летнему домику. Карли прилагала большие усилия: сама ходила с сыном на футбол и на крикет, выезжала на рыбалку в лодке из брайтонской гавани, жестоко страдая от морской болезни. В результате возникла какая-то близость, но между ними еще остается дистанция. Будто призрак отца всегда в доме.
Карли взглянула на расплывающееся коричневое пятно на обоях на противоположной стене. Сырость просачивается. Дом разваливается. Необходимо взять себя в руки, либо сделать капитальный ремонт, либо, наконец, переехать. Куда? Она по-прежнему любит дом, чувствует здесь присутствие Кеса. Особенно в гостиной.
Для уюта они поставили перед телевизором два широких дивана, купили современный электрический камин с пляшущим пламенем. На каминной полке тонны приглашений на приемы и свадьбы, куда они собирались пойти после ежегодной мальчишеской поездки Кеса в горы. До сих пор не хватает духу убрать. Конечно, это все равно что жить в остановленном времени. Когда-нибудь переезд состоится. Только не сейчас. Она еще не готова.
Тем более после недавних тяжелых событий.
Она взглянула на фотографию Кеса, стоящую среди приглашений. Он и она рядом на лужайке у церкви Всех Святых в Патчеме в день свадьбы. Кес в черном смокинге, полосатых брюках, с цилиндром в руке. Высокий, красивый, со слегка вихрастыми угольно-черными волосами, с несколько высокомерным индифферентным видом. Таким его видели те, кто не знает, какой он на самом деле. За этим фасадом, неизменно производившим в суде убийственное впечатление, скрывался милый, на удивление беззащитный человек.
Карли хлебнула еще вина, помахала рукой, разгоняя особенно мощный и зловонный залп газов, выпущенный заснувшим у нее в ногах Отисом. Взяла пульт, прибавила звук в телевизоре. Обычно и Тайлер сюда прибегает, устраивается у нее под боком. Они вместе что-нибудь смотрят. В особенно мрачные и дождливые вечера она больше обычного нуждается в сыне.
- Тайлер! - крикнула Карли. - "Топ гир" начинается!..
Отис проснулся от крика, вскочил, навострив уши, с рычанием выбежал из гостиной.
Джереми Кларксон, в броском пиджаке и в джинсах еще шире прежних, принялся рассуждать о новом "феррари". Карли схватила пульт, остановила изображение, чтобы Тайлер не пропустил ничего.
В последние дни после дорожного происшествия он находится в каком-то непонятном настроении. Это ее тревожит. Будто сын винит ее в случившемся. Но, в тысячный раз поминутно прокручивая в памяти утро среды, она неизменно приходит к заключению, что ни в чем не виновна. Даже если бы не отвлеклась на телефон, затормозила на полсекунды раньше, велосипедист все равно бы попал под фургон.
Правда?..
Хлопнула откидная собачья дверца в кухонной двери, из сада донесся яростный лай Отиса. В чем дело? Иногда к ним забегают городские лисы. Карли боится, как бы пес на них не набросился, сочтя за достойных противников. Выскочила на кухню, но тут Отис вернулся, тяжело дыша.
- Тайлер! - снова крикнула она и снова не получила ответа.
Взбежала наверх, побаиваясь, что сын смотрит программу на собственном телевизоре, и с недоумением увидела сына за письменным столом, с отцовской мемориальной коробкой.
У Тайлера необычные для двенадцатилетнего мальчика устремления. Хочет быть куратором музея. Точнее, куратором Естественно-исторического музея. Все его интересы отражены в маленькой комнатке, которая сама похожа на музей эволюции вкусов по мере взросления. Даже цветовая гамма, которую он сам выбрал, - зеленовато-голубые стены с пастельно-зелеными деревянными панелями, веселые яркие светильники на потолке из серого песчаника, - создает экологическую атмосферу.
Книжные полки забиты пластиковыми муляжами растений и рептилий, томами комиксов про Тинтина, "Звездных войн", справочниками по природоведению и палеонтологии. Там же еще одна характерная книга под названием "Самые-самые главные вопросы".
Стены увешаны тщательно отобранными фотографиями, картинками с изображением дикой природы и окаменелостей, собственноручными рисунками, причем все это распределяется по тематическим разделам. Карли особенно нравится раздел "Мечты Тайлера". Там изображен он сам в виде чокнутого профессора рядом с жутким скелетом доисторического чудовища с табличкой "Тайлерозавр" и причудливыми предметами с табличкой "Окаменелости". Под рисунком написано его рукой: "Хочу быть специалистом по окаменелостям в Естественно-историческом музее. Иметь самую крупную коллекцию в мире. Откопать динозавра".
В музыкальной секции стоит ударная установка, на стене гитара рядом с барабаном бонго, корнет на полке, там же книжка "Новая мелодия для духовых каждый день".
- Тайлер, "Топ гир" уже пошел.
Мальчик не шевельнулся. Сидит молча, в длинной серой куртке с капюшоном с надписью на спине "Нью-Йорк Джетс", перед старой обувной коробкой, куда в первые месяцы после гибели Кеса сложил все, что напоминало ему об отце. Возможно, позаимствовал идею из какого-то американского телесериала, но мысль ей все равно понравилась. До сих пор нравится.
Тайлер сдвинул в сторону компьютерную клавиатуру и мышку и выложил содержимое коробки на свободное местечко, не занятое настольной лампой из вулканической лавы, телескопом, микроскопом и проектором для слайдов. Глазам Карли предстали шелковый крапчатый носовой платок, синий футляр для очков, разрешение на рыбную ловлю, годичный абонемент на матчи "Альбиона" - футбольной команды Брайтона и Хоува, - коробочка с наживкой и рисунок Тайлера, изобразивший отца в виде крылатого ангела у дорожного знака, указывающего на небеса.
Она осторожно пробралась мимо ударной установки, положила ладони сыну на плечи и ласково спросила:
- В чем дело?
Он, не ответив, вытащил отцовский рыбацкий нож. Отис мрачно гавкнул, снова хлопнула собачья дверца, пес снова с лаем выскочил в сад. Карли озадаченно выглянула в окно.
В саду не совсем темно - туда падает свет из окон и соседних домов. Она осмотрела газон на крутом склоне, пруды, взглянула выше на летний домик, увидела бегавшего вокруг пса. На кого лает? Ничего не видно, и все же тревожно. Совсем не похоже на Отиса. Кто-то чужой забрался? Пес замолчал и опять закружил у газона, уткнувшись в землю носом, как бы беря след. Лисы, решила Карли. Наверняка. Оглянулась на Тайлера и с ужасом увидела, что он плачет.
Бросилась перед ним на колени, крепко обняла.
- Что, милый? Скажи!
Мальчик уставился на нее сквозь слезы, текущие из-под очков:
- Я боюсь.
- Чего?
- Начал бояться после аварии. Ты ведь можешь попасть и в другую аварию, правда? - Тайлер помрачнел. - Не хочу заводить еще одну памятную коробку, мам. Не хочу собирать твои вещи…
Карли сильней его стиснула.
- Никуда я не денусь, понятно? Ты будешь со мной. - Чмокнула в щеку.
Отис в саду залаял еще громче.
Она снова выглянула в окно. Тревога нарастала.
41
Самолет приземлился жестко, буквально рухнул на дорожку, будто пилот не догадывался, что она совсем близко. В салоне загромыхало, задребезжало, какая-то дверца распахнулась и громко захлопнулась. Зуб против полетов не возражает. С армейских времен считает подарком приземление в любом месте, где в тебя не стреляют. Поэтому сидел бесстрастно и усиленно думал.
Он отлично спал, не откидываясь в кресле и практически не меняя позы за шесть с половиной часов от Ньюарка. Привык, когда был снайпером в армии. Мог при необходимости днями сидеть на месте в одной и той же позе, справляя нужду в мешки и бутылки, спать где угодно и в любое время.
Если бы захотел, расколол бы клиента на бизнес-класс или даже на первый, но предпочел анонимность эконом-класса. Когда торчишь выше всех, экипаж обращает внимание, а надо исключить вероятность, что его потом кто-то вспомнит. Мелочь. Но он не пренебрегает ни одной, даже самой мелкой мелочью. Поэтому, в частности, вылетел из Ньюарка, а не из аэропорта Кеннеди. Ньюаркский аэропорт поскромнее; опыт показывает, что служба контроля и наблюдения там послабее.
По иллюминатору текут струи дождя. На его часах 7:05 по британскому времени. В циферблат вмонтирована видеокамера размером с булавочную головку. Для клиентов, желающих наблюдать за работой. Вроде нынешнего.
Женский голос сделал объявление для транзитных пассажиров, которое его не касается. Он смотрит на серое небо, бетон, зеленую траву, стоящие самолеты, указатели, огни на посадочных полосах, коробки лондонского аэропорта Гатуик. На его взгляд, все гражданские аэропорты одинаковые. Иногда отличаются цветом травы.
Очкастый американец в соседнем кресле крепко стиснул свой паспорт и посадочный талон.
- На кочку шленулись, а? - сказал он.
Зуб проигнорировал. Сосед пытается завязать разговор с той минуты, как занял место, и он с той же минуты его игнорирует.
Через пятнадцать минут офицер иммиграционного контроля в тюрбане открыл британский паспорт Джеймса Джона Робертсона, взглянул на фотографию, пропустил документ через сканер и вернул владельцу, не говоря ни слова. Очередной британский гражданин вернулся домой.
Зуб прошел через турникеты, проследовал по указателям к багажному отделению и дальше к выходу. Никто не обратил внимания на щуплого, крошечного мужчину с выбритой головой, в темно-коричневой спортивной куртке поверх рубашки поло, черных джинсах и черных кубинских ботинках на каблуках. Он прошагал к зеленому таможенному туннелю с небольшой сумкой в руке и с переброшенным через другую бежевым анораком.
В таможенном зале пусто. Подметил двухстороннее зеркало над прилавками из нержавеющей стали, прошел мимо последнего магазинчика дьюти-фри, вышел в зал ожидания, в море внимательных настороженных лиц встречающих, выстроившихся стеной с табличками, где написаны фамилии встречаемых. По привычке сканировал лица, отмечая каждое, но не увидел ни одного знакомого, которое было бы обращено прямо на него, ничего подозрительного.
Добрался до конторы проката машин "Авис" в аэровокзале. Служащая проверила заказ.
- Небольшой седан темного цвета с автоматической коробкой передач, мистер Робертсон?
- Да. - Можно подделать хорошее английское произношение.
- Усовершенствованную модель не желаете?
- Если б желал, заказал бы, - равнодушно ответил он.
Женщина протянула бланк на подпись, переписала данные из водительских прав, вернула вместе с конвертом, на котором крупным черным шрифтом проставлен регистрационный номер.
- Все в порядке. Ключи в конверте. Вернете в целости и сохранности?
Зуб пожал плечами. Если в ближайшие дни дела пойдут по плану, как всегда бывает, компания свою машину больше не увидит. Он не возвращает взятое напрокат.
42
Когда нет продвижения, первоначальная энергия бригады, расследующей любое новое тяжкое преступление, быстро испаряется. Рой Грейс всегда считает своей главной задачей как старшего следователя заставлять команду работать сосредоточенно и активно. Внушать сотрудникам, что дело движется.
И действительно, если не принимать предусмотрительных быстрых решений, следствие неминуемо выдыхается. Идет слишком медленно с точки зрения крупных шишек из Мэллинг-Хаус, которые не любят прессу, связаны обязательствами перед обществом и пугаются нависающей над ними тени криминальной статистики. Идет слишком медленно и с точки зрения родственников жертв. Дни стремительно складываются в недели, недели растягиваются в месяцы. Иногда месяцы превращаются в годы.
Однажды одного из любимых героев Роя, Артура Конан Дойля, спросили, почему он, получив медицинское образование, начал писать детективные рассказы, и тот ответил, что любой хороший врачебный диагноз основан на точном выявлении и разумной оценке мельчайших деталей - разве не это необходимо хорошему детективу?
Рой в который раз глубоко задумался над этими словами, сидя в понедельник на утреннем инструктаже. Пятый день следствия. 8:30. За окном сырое серое утро. В душе ощущение безнадежности. Общее настроение выразил Норман Поттинг.
- Он просто гнида, этот Ивен Прис. Тупой как бревно. Мы имеем дело не с умником, а с идиотом, который живет в грязи на самом дне генетического болота. Козявки у меня в носу умнее.
Белла Мой с отвращением сморщилась.
- Спасибо, Норман. Что именно ты хочешь сказать?
- То, что хотел сказать, Белла, - ответил сержант. - Он не такой умный, чтобы долго прятаться. Его обязательно кто-то накроет, если к тому времени не поспеет полиция. Сотня кусков в награду - у гада никаких шансов.
- Значит, по-твоему, можно сидеть и ждать, не беспокоиться насчет расследования? - поднажала она.
Поттинг указал на белую доску, в центре которой крупными красными буквами написано имя Ивена Приса, обведено кружком, рядом наклеены тюремные фотографии. На них молодой человек с худым, узким лицом. Короткие торчащие волосы, хмуро обвисшие губы, как у ревущего осла, в одном ухе золотое колечко. От кружка с именем тянутся разнообразные линии к другим фамилиям - членов семьи, друзей, известных подельников, знакомых.
- Один из них знает, где Прис. Он поблизости, в городе, помяните мое слово.
Грейс кивнул. У таких, как Прис, вряд ли найдутся контакты за пределами мирка мелких преступников, существующего внутри Брайтона и Хоува. Скорее всего, тем его горизонт и ограничивается. Поэтому еще досаднее, что слизняк уже пять дней никому не попадается на глаза.
В отпечатанных помощницей по организационным вопросам заметках пока намечены четыре линии следствия.
1. Ивен Прис - родные, друзья, контакты, подельники.
2. Поиски фургона - свидетели, камеры наблюдения.
3. Боковое зеркало "форда-транзит".
4. Тюрьма Форд - связь с пунктом 1.
Рой взглянул на белую доску, на родственные и общественные связи Приса, на кунью, худую до истощения физиономию. Имел с ним раньше дело, когда служил два года в оперативной бригаде, прежде чем перейти в управление. Прис подобен многим, кто рос без отца в убогом доме, безалаберная мать никогда им не занималась. Помнится, как Грейс зашел к ней после ареста четырнадцатилетнего Ивена за угнанную и брошенную после веселой поездки машину. Помнится, как она открыла дверь с самокруткой в зубах. "Чего вы от меня хотите? Я иду в бинго играть".
Он обратился к усталому с виду констеблю Дэвису:
- Есть что-нибудь, Алек?
- Да, шеф. - Констебль зевнул. - Простите, всю ночь записи с камер просматривал. Есть несколько кадров, возможно нашего фургона. По времени совпадает.
- Номер где-нибудь схвачен?
Констебль покачал головой:
- Нет, но на некоторых кадрах отчетливо видно, что боковое зеркало отсутствует. Первый снят на пересечении Карлтон-Террас и Олд-Шорэм-Роуд, машина направляется к западу. В том же направлении шла и дальше, судя по камере на Олд-Шорэм-Роуд и Бенфилд. То же самое на камерах на Трафальгар-Роуд и Эпплшем. На последнем кадре едет на юг к Саутвику.
- Водителя не видно? - спросил Гленн Брэнсон.
- Видно, - кивнул Дэвис, - только нечетко, опознать невозможно. Я передал Крису Хиверу в фотолабораторию, может, удастся укрупнить.
- Хорошо, - вздохнул Грейс.