- Не двигайся, маленький ублюдок!
Я поступил ровно как мне и велели. Меня застукивали и раньше, а когда к тебе обращаются с таким приказанием, обычно лучше ему последовать, пока не будет возможности посмотреть, с кем и чем ты столкнулся. Приподняв руки, я медленно обернулся туда, откуда доносился хриплый, отчаянный и некоторым образом знакомый голос - к главной лестнице.
На ступенях стоял, надо полагать, Михей Хантер. Выглядел он вроде лет на пятьдесят с небольшим и облачен был в весьма линялую ночную рубаху. Из-под нее виднелись две костлявые белые ноги, а его серое, обрамленное сединой лицо с точно того же оттенка неряшливыми усами явно имело безумное, затуманенное выражение как следует употребившего недавно заядлого морфиниста. В руках он нетвердо держал, похоже, нарезной мушкет, и когда я обернулся к нему, уставился на меня с диким недоверием.
- Ты! - объявил он. Потом принялся нервно озираться, издавая слабое похныкивание. - Ты?.. - повторил он, на этот раз с меньшим энтузиазмом. - Где… где Либби? Либби! - Он вновь посмотрел на меня, крайне испуганно. - Только… только не ты… Это не тот дом… и я ведь уже убил тебя!
Глава 24
Мне за всю мою жизнь говорили массу странных вещей, но ничто не могло сравниться вот с этим. К тому же бедный старый дурачина искренне считал, будто убил меня, что вполне явственно следовало из отчаянного страха, разлившегося по его истрепанному наркотиком лицу. Но вот почему он так считал, я не имел ни малейшего представления.
Но тут на улице взорвалась новая порция шутих, и Михей Хантер развернулся, направляя свой мушкет на входную дверь.
- Вот как! - заявил он с решительностью, отчасти вытеснившей страх. - Да ты не один, мятежник! - Он прижал мушкет к плечу, готовый, похоже, сражаться с любым, кто бы ни ворвался в дверь. - Ну давайте же, вы, ублюдки…
- Хантер!
И Хантер, и я дернули головами к коридору, из которого донесся голос детектив-сержанта Маркуса.
- Хантер! - вновь воззвал Маркус через кухонное окно, заставляя старика по новой перепугаться. - Вольно, солдат! Это приказ!
- Капитан? - пробормотал Хантер. - Капитан Григгс?
- Я же приказал тебе - вольно! Ты ранен - и негоден к строевой! Ты нам не нужен, солдат, - марш назад в госпиталь!
- Я… не понимаю… - Хантер снова покосился на меня, потом быстро оглядел дом. - Где Либби? Мне нехорошо!
- Вперед! - настаивал Маркус. - Брось оружие и возвращайся в госпиталь!
- Но я… - Хантер медленно опустил ружье…
И только это мне и было нужно. Я пулей метнулся обратно по коридору, к кухонному окну. Старик Хантер что-то кричал мне вслед, я не мог разобрать, но ничто не могло помешать мне просочиться обратно через прутья, что твоя вода. Маркус помог мне выбраться, потом сложил руки чашечкой, чтобы подсадить меня на кирпичную стену: профессиональная гордость в таких случаях меня нисколько не волновала. С помощью веревки я мгновенно спрыгнул в переулок, потом ухватил конец, все еще свисавший сверху. Быстро оглядевшись, заметил проходящую поблизости водопроводную трубу с краном, обвязал вокруг нее веревку и шепнул:
- Давайте!
Маркус начал взбираться наверх, ботинки царапали стену, а потом он скорее рухнул, чем приземлился с моей стороны, и шипы ботинок резко - и, судя по липу детектив-сержанта, болезненно - ударили по бетону переулка.
- Вытягивай давай! - торопил он, из чего я понял, что он отвязал другой конец. Я дернул, и веревка вернулась с тихим свистящим звуком. Пока мы бежали к открытым задним окнам конюшни, я намотал ее на руку, а потом отдал Маркусу, который запихнул моток обратно в мешок. Мы пролезли в окно, закрыли его и запрыгнули обратно в коляску под брезент, оба дыша, как маленький Майк.
- Что делать будем? - спросил я. Тяжело вздымавшаяся грудь мешала говорить шепотом.
- Ш-ш! - отозвался Маркус.
Долгие секунды мы просто прислушивались. Во дворах за конюшней лаяли собаки, а издалека доносились вопли Михея Хантера, хотя слов было по-прежнему не разобрать.
- Думаю, все будет в порядке, - наконец сказал Маркус. - Люди в округе, должно быть, привыкли к таким его выкрутасам. Нам нельзя паниковать. - Он извлек часы и посмотрел на них. - Люциус должен прибыть в ближайшие полчаса. Просто отдышись и не двигайся.
Я последовал приказу, глубоко вдыхая воздух и поглаживая сбитого с толку Майка через кожу мешка.
- Вот дерьмо, - произнес я, когда смог говорить тише. - Похоже, старый маньяк действительно мог меня пристрелить.
- Это все фейерверки, - сказал Маркус. - И морфий. Она дает ему лошадиную дозу, прежде чем уйти на ночь из дому. Если человека разбудить в первые два часа после такой мощной инъекции, бредить он будет изрядно. Похоже, Хантер решил, что снова оказался на войне, - а тебя принял за какого-то мальчишку из конфедератов, которого по ходу дела когда-то застрелил. - Маркус умолк, чтобы отдышаться. - Что с ребенком?
- Долгая история, - отвечал я. - Она там, внизу, это точно - вряд ли мы тут ошиблись. Но вот пробраться к ней будет трудновато. Может, и вовсе невозможно. Полки с консервами - вроде как механическая дверь, и она не поддалась. Впрочем, я кое-что другое нашел…
Я немедля замолчал, услышав тихое постукивание по борту коляски.
- Стиви? Маркус? - Это был детектив-сержант Люциус. - Вы здесь?
- Да, - отозвался Маркус. - И с нами все в порядке.
- Я слышал крики, - продолжил Люциус. - В доме. Что случилось?
- Позже, - прошептал Маркус. - Увози нас отсюда!
- Что с девочкой? Нашли ее?
- Люциус! Увози нас отсюда - сейчас же!
Через несколько секунд коляска покатилась к выходу из конюшни. Люциус притормозил, чтобы расплатиться со служителем, а потом выехал на улицу, поворачивая влево: он справедливо решил направиться вверх вдоль реки, как можно дальше от логова Пыльников. Через полквартала он как следует хлестнул Фредерика, и, почувствовав, что экипаж повернул вправо, мы с Маркусом решили, что из-под брезента можно выбираться без опаски.
Небо над Гудзоном еще сверкало фейерверками, а по всему берегу за ними наблюдали группки людей. Но мы не стали останавливаться ради такого развлечения, продолжив галопом нестись вперед, к № 808 на Бродвее. Люциуса переполняли вопросы, но Маркус велел держать их при себе, пока не доберемся. Я приоткрыл мешок, чтоб проверить, все ли хорошо с Майком, - и он уставился на меня, все еще очень возбужденный, но уже не такой дикий. Я глубоко вздохнул и откинулся на сиденье коляски, достал из-под рубашки украденные бумаги и вручил их Маркусу, потом прикурил сигарету и предложил ему.
Оба мы были жестоко разочарованы тем, как повернулось дело, и потому теплый прием, устроенный нам остальными - чье разочарование наверняка должно было быть никак не меньше нашего, - когда мы добрались до № 808, был тем более оценен по достоинству. Пожалуй, и Маркус, и я, обдумывая случившееся, позабыли о том, насколько больше неприятностей могло произойти. Но облегчение, ясно читавшееся на лицах всех наших друзей, послужило нам должным напоминанием. Мисс Говард обняла меня что было сил, я аж от пола оторвался, а доктор, присоединяясь к ней, положил руку мне на плечи и стиснул их так, что чуть было не сплющил меня, хоть он при этом и улыбался. Наш неуспех, очевидно, оказался куда менее важным, чем возвращение живыми-здоровыми, - и вид этой мысли, отражавшейся на их лицах, в свою очередь, намного упростил рассказ о вторжении в дом.
Доктор заказал ужин у мистера Дельмонико и распорядился привезти его к нам в штаб-квартиру - что вновь вселило в Маркуса радость жизни. Я же был глубоко благодарен доктору за то, что он не просто заказал мне бифштекс с жареной картошкой, а еще и велел мистеру Ранхоферу прислать пару сырых говяжьих филе для Майка. Мистер Мур расставил все блюда на бильярдном столе на фуршетный манер: там были оливки и сельдерей, анчоусы на тостах, фазан и цесарка (украшенные декоративными перьями), заливное фуа-гра, отбивные из молодого барашка, салат из омара и креветок, рисовый пудинг, маленькие меренги с фруктами, неаполитанское мороженое и, конечно, бутылки шампанского, вина и пива, а заодно и рутбир для меня. Взрослые накладывали себе полные тарелки шикарной провизии, а я уединился на подоконнике со своим стейком, говяжьими филе и Майком, который оказался почти столь же голодным, как и ваш покорный слуга. Едва все наконец расселись в креслах и за столами со своим ужином и напитками, мы немедля перешли к обсуждению странных событий, только что приключившихся со мной и Маркусом: процесс начался с того, что мы вдвоем изложили основные факты, и закончился передачей Маркусом украденных мною бумаг доктору. Как только он это сделал, я впервые заметил, как на лицо доктора Крайцлера будто наползло какое-то облачко.
- В чем дело, доктор? - осведомился Маркус, приоткрывая окна, чтобы впустить в комнату теплый ночной ветерок вместе со звуками празднества с улицы. - Насколько я могу судить, эти документы могут стать доказательством, нужным нам для демонстрации модели поведения этой женщины.
- Возможно и так, Маркус, - произнес доктор, просматривая бумаги. - Не могу пока сказать. Но чем они скорее всего окажутся - или, точнее, чем окажется их отсутствие, - так это подсказкой сестре Хантер в том, кто проник в ее дом и зачем.
- Ну же, Крайцлер, бросьте, - заявил мистер Мур, аккуратно ставя нагруженную тарелку па ручку одного из кресел. - Если наш воскресный визит не был открытым объявлением военных действий, то я не знаю, что бы могло им стать.
- Меня волнует не вражда по отношению к нам, Мур, - отвечал доктор, все еще читая больничные отчеты. - А возможность того, что наши попытки спасти дитя могут в конечном счете быть интерпретированы - в сознании сестры Хантер - как вина самой девочки. Такова ее специфическая особенность: возлагать ответственность за все неурядицы - как в собственной жизни, так и в жизнях детей, к которым она прикасается, - на самих детей.
Доктор обратился к следующему листу, а всех нас поглотило это его тревожное замечание - и тут его глаза внезапно чрезвычайно расширились.
- Боже мой… - Он быстро отставил тарелку и еще энергичнее накинулся на стопку документов. - Боже мой… - повторил он.
- Доктор, что вы нашли? - спросила за всех мисс Говард.
Но доктор лишь взглянул на Маркуса:
- Сколько из этих писем вы прочли?
Маркус пожал плечами, вгрызаясь в баранью отбивную:
- Достаточно, чтобы уловить общую идею: ребенок по имени Джонатан находился под ее опекой и испытал несколько цианотических приступов. Последний оказался смертельным.
Доктор ткнул пальцем в стопку:
- Да. Но только то были не отношения сестры милосердия и пациента. Последняя приемная анкета показывает фамилию мальчика: Хатч. Это был Джонатан Хатч. Ее собственный сын.
Даже у меня отвисла челюсть, и я немедленно подумал о комплекте фотографий детей и младенцев, что видел в секретере в доме № 39 по Бетьюн-стрит.
- В больнице Святого Луки она не была сиделкой, - продолжал доктор. - Она приносила туда ребенка как пациента. Трижды.
Маркус как сидел, так и застыл, с зажатой в руке бараньей костью:
- Но… я просто предположил…
Доктор отмахнулся от него; движение руки его говорило: "ну конечно, конечно" - так ясно, будто он сказал это вслух. Он продолжал читать и всматриваться. Потом снова пораженно проговорил:
- Святый боже… Местом работы она указывает № 1 по Западной 57-й улице.
Бокал мистера Мура с грохотом приземлился на пол:
- Иисусе! - ошеломленно вымолвил он - Это же дом Корнеля Вандербилта!
Сайрус все еще не мог справиться с первой порцией новой информации:
- Но я же думал, мы вроде как решили, что эта женщина не способна иметь детей.
Доктор лишь вновь отмахнулся:
- Верно, Сайрус. И ничто не говорит о ее… стоп. Вот. - Он схватил газету, лежавшую внизу пачки, и вручил ее Сайрусу. - Взгляни-ка, что за вывод можно сделать отсюда.
Сайрус, набив рот фазаном, одной рукой придержал тарелку, другой взял бумаги, переместился за один из столов, где смог бы продолжать есть и читать. Доктор не отрывался от больничных отчетов:
- Каждый из случаев досконально подтверждает схему, описанную сестрами "Родильного дома". Каждый раз, когда женщина - значащаяся здесь как миссис Элспет Хатч - являлась в больницу, мальчик Джонатан, полутора лет от роду, уже задыхался и был синюшным. Каждый раз это приключалось посреди ночи - мать заявляла, что просыпалась от звуков его затрудненного дыхания и бросалась к нему, обнаруживая, что дитя не дышит. Первые два документа достаточно драматичны: "Если бы Вы, миссис Хатч, проявили меньшую расторопность с передачей ребенка в руки профессионалов, - пишет штатный лечащий врач после первого посещения, - он скорее всего бы уже скончался. Ваши страдания, пока Вы ожидали разрешения его судьбы, по словам персонала, были самыми трогательными, что доводилось наблюдать". Кто, Христа ради, это написал? - Пока доктор Крайцлер читал, я вспомнил, что он частенько работал с коллегами - терапевтами больницы Святого Луки. - Хм-м… "Доктор Дж. Лангэм". Не знаю такого.
- Ему следовало бы писать бульварные романы, - пробормотал мистер Мур, убирая салфеткой вино и осколки, покрывшие пол у его кресла. - А про Вандербилта есть там еще что-нибудь?
- Нет, - ответил доктор. - Но она, очевидно, жила в квартире по соседству с 57-й улицей, потому и отвозила ребенка в Святого Луку. Больница в то время все еще находилась на 54-й. А вот и новая статистика. В графе "возраст" она пишет "тридцать семь", "род занятий: приходящая горничная", "место рождения: Стиллуотер, Нью-Йорк". - Доктор поднял взгляд. - Ну, кто-нибудь?
- На севере? - попытался Люциус.
- Отсюда мало что "на юге", Люциус, - сказала мисс Говард с улыбкой. - Я знаю город, доктор. Это верховья Гудзона, рядом с Саратогой. - Она гордо прокашлялась и отщипнула еды. - Именно тот район, если кто-то помнит, куда я определила ее по акценту.
- Поздравляю, Сара, - объявил доктор. - Будем надеяться, вам столь же повезет со следующей партией загадок. Сайрус? Удалось найти что-нибудь в газетах?
Сайрус не ответил. Он к тому же прекратил есть, хотя едва наполовину расправился со своей порцией - и пялился на старую, начавшую желтеть газетную бумагу так, будто прочел там о собственной смерти.
- Сайрус? - повторил доктор. Обернувшись и заметив выражение Сайрусова лица, он немедля вскочил из своего кресла и бросился к нему. - Что там? Что ты обнаружил?
Медленно поднимая глаза, Сайрус как будто смотрел сквозь доктора:
- Она делала это и раньше…
- Что ты хочешь сказать? Делала что? - вмешался мистер Мур. Но остальные пребывали в тишине, сообразив, что имел в виду Сайрус, хотя и не желая в это верить.
Сайрус прикоснулся к бумагам и обратился к мистеру Муру:
- Здесь четыре вырезки. Первые три - из "Джорнал" и "Уорлд". Все рассказывают о похищении ребенка в мае 1895 года. Пара по фамилии Йохансен, владельцы продовольственной лавки на Западной 55-й улице, у них был сын, Питер. Шестнадцати месяцев. На мать напали на боковой улице, когда она одна возвращалась домой с младенцем. Мальчика забрали, но никакого выкупа никто так и не потребовал.
Лишь только Сайрус произнес это, доктор жадно схватил газеты и начал их просматривать.
- А последняя? - осведомился он.
- "Таймс", - ответствовал Сайрус. - Двумя месяцами позже. Содержит краткий некролог - мальчика Джонатана Хатча, полутора лет от роду, которого пережила его любящая мать…
- Либби, - закончил Доктор. И помахал Люциусу. - Детектив-сержант, в этих анкетах должно быть словесное описание ребенка…
Люциус подскочил и забрал больничные анкеты.
- Описание, описание… - бормотал он, вороша бумаги. - А вот и описание!
- Что говорится про цвет глаз и волос? - спросил доктор.
- Ну-ка, дайте-ка… рост… вес… а! вот. Глаза: голубые. Волосы: светлые.
- Типично скандинавские, - прошептал доктор. - Не то чтобы все было окончательно, в таком-то возрасте, но… - Он резко хлопнул рукой. - Зачем она это хранит? Как трофеи? Или как сувениры?
Я подсунул Майку под нос еще немного сырой говядины, посмотрел, как он схватил ее и вгрызся в кусок, а потом тихо сказал:
- У нее есть его фотография…
Доктор обернулся ко мне:
- Правда, Стиви?
Я посмотрел на него и кивнул:
- В секретере. Маленький белобрысый мальчик. Светлые глаза. Фото смотрятся как совсем недавние. В смысле, по сравнению с…
Я осекся, внезапно осознав, что называется, выводы из того, что чуть было не сказал.
- Да, Стиви? - тихо переспросил Доктор.
- По сравнению с остальными, - ответил я, глядя в окно на темный церковный погост внизу и чувствуя внезапный озноб. - У нее есть и другие. Пара снимков детишек отдельно - малышей, как девочка Линаресов и этот мальчик. А еще снимок трех других детей, вместе. Они постарше.
Вновь на секунду воцарилась тишина; потом мистер Мур пробормотал:
- Но вы же не думаете, что… ну не все же они…
- Я ничего не думаю, - отрезал доктор, подходя к доске.
- Но ведь… - Мистер Мур отошел налить себе еще. - Я имею в виду, вся эта идея, это…
- Неестественно, - констатировал Маркус, и я обернулся и обнаружил, что смотрит он прямо на меня. Он, не сомневаюсь, вспоминал момент, когда мы впервые оказались на мертвом, мрачном дворе дома № 39 по Бетьюн-стрит.
- Я настоятельно рекомендую вам оставить это слово, - быстро перебил доктор. - Вам всем. Оно не стоит и вдоха, необходимого, чтобы его произнести, и отвлекает нас от более важного результата. Мы открыли дверь лишь для того, чтобы столкнуться за ней со множеством новых. - Взяв кусочек мела, доктор приступил к работе у доски. - У нас для рассмотрения масса новых ключей - и, вполне вероятно, новых преступлений. Боюсь, худшее в этом деле ждет нас впереди.
Похоже, аппетит у всех несколько ослаб от понимания сказанного доктором - у всех, кроме Майка. Медленно осознавая его шумное чавканье, я взглянул вниз и увидел, что он сидит у меня на колене и гложет мясо, счастливый, как, вероятно, никогда в жизни. Я положил палец ему между ушей и почесал мягкую шерстку.
- Вот когда в следующий раз начнешь жалеть, что ты хорек, а не человек, Майк, - пробормотал я, - попомни все это…
Доктор обернулся, узрел пустые, подавленные лица и, понимая, что мотивации вот-вот простынет и след, прошагал обратно к своему вину и тарелке с едой.
- Ну же, ну, - объявил он, пожалуй, несколько жизнерадостнее, чем на деле себя чувствовал. - Эта пища определенно слишком хороша, чтобы уйти впустую, к тому же никто из вас не сможет работать на голодный желудок.
Мистер Мур поднял взгляд с неясным смущением:
- Работать?