- Да, - согласилась Кейт и поспешила вернуться к сути разговора. - Не порекомендуете ли, кому это показать?
- Может быть, в министерстве вывоза нечистот и мусора?
- А если серьезно.
- Ладно, есть один торговец, имеющий дело с такими вещами. - Мерт снял очки и вперил глаза в потолок. - В Челси недавно обосновалось одно заведение под названием "Галерея творчества аутсайдеров". Славно звучит, не правда ли? Мне произносить-то такие слова противно, не то что посещать подобное.
Челси. Пересечение Десятой авеню с Двадцать первой улицей. Кейт хорошо знала этот район.
Пять лет назад здесь всем заправляли торговцы автомобилями. Огромные склады, редкие случайные заведения со стриптизом, по вечерам пустынные улицы. Именно этот угол тогда оккупировали проститутки всех возрастов и полов. Молодые девушки и мальчики, транссексуалы афроамериканцы в париках и мини-брючках. Настоящий коктейль для любителя сексуальных приключений.
Теперь все это стало достоянием истории. Автомобильный бизнес вытеснили художественные галереи. С грубыми бетонными полами. Очень высокими потолками. По-видимому, галерейщиков привлек вид на реку Гудзон. Очень быстро расплодились изысканные бутики и рестораны. Трущобы превратились в кондоминиумы. На некогда грязных улицах выгуливали собак хорошо одетые мужчины и женщины. Много туристов, любителей живописи.
Низкие облака упорно не желали подниматься. Кейт поежилась. Бросила взгляд на здание на противоположной стороне улицы. Сколько раз они с Ричардом заходили сюда выпить кофе после посещения нескольких галерей. Она прошла еще квартал, пересекла Двадцать третью улицу. Вот и галерея Кемпнера, где она купила офорты Уорхола и Дибенкорна для офиса Ричарда, а дальше ресторан "Красный Кот", владелец которого Джимми, весьма колоритный представитель местной фауны, угощал их джином и мартини.
Кейт отвернулась и тут же уперлась взглядом в "Боттино", еще одно замечательное место, где они с Ричардом часто бывали. Главным образом бар: там кучковались художники, искусствоведы, коллекционеры. В общем, все, кто имел отношение к миру искусства.
Проклятие! В какую бы сторону ни смотрела Кейт, все навевало разрывающие душу воспоминания. Разговоры, блюда, которые они ели, вина, которые пили.
Опять на глаза навернулись слезы. Еще минута, и она разревется прямо на улице. Кейт ускорила шаг, почти побежала, пока не увидела вывеску:
ГАЛЕРЕЯ ТВОРЧЕСТВА АУТСАЙДЕРОВ ХЕРБЕРТА БЛУМА
Напротив белые кубы двух шикарных галерей современного искусства. А здесь скорее магазин, чем галерея. Причем довольно тесный. Забит всеми видами примитива. На стенах плотно висели картины и рисунки, на полу, подоконниках и прилавке стояли странные предметы, разнообразные поделки, фигурки, безделушки.
Невысокий человек в огромных очках, закрывающих пол-лица, беседовал с холеной нью-йоркской дамой неопределенного возраста. Она рассматривала нечто, напоминающее макет домика, то ли выстроганного ножом, то ли собранного из точно подогнанных друг к другу неровных деревяшек.
- Лучшего образца искусства аутсайдеров вы нигде в мире не найдете, - с пафосом произнес Блум.
- Да, это довольно изысканно. - Женщина потрогала свои тщательно уложенные волосы. - Я должна подумать.
- Думайте, только не долго. А то вещь уйдет. - Блум снял массивные очки в красной оправе, на которые позарился бы и сам Элтон Джон. - Повсюду говорят об оживлении на рынке искусства аутсайдеров.
- Я знаю. Но мой муж… в общем, я позвоню. - Женщина направилась к выходу.
Блум нахмурился:
- Вечная проблема эти мужья. - Он оживился, увидев Кейт, внимательно рассматривающую его товары. - Что-нибудь выбрали?
- Здесь очень много интересного, - ответила Кейт. - Но вначале прошу вас взглянуть на это. - Она положила на прилавок фотографии картин из Бронкса.
- Хм… - Блум пожал плечами. - Я не продавал их.
- Знаю. Мне нужно ваше мнение как эксперта.
Блум улыбнулся.
- Картины ваши?
- Да. Я купила их на Ярмарке творчества аутсайдеров в Парк-билдинг в позапрошлом сезоне и хочу связаться с художником, чтобы купить еще что-нибудь. Но, понимаете, потеряла его визитную карточку и не могу вспомнить фамилию. Не поможете ли мне?
- С удовольствием. - Блум склонился над фотографиями. - Но здесь нет подписи, а без нее художника определить очень трудно.
- Да, они не подписаны.
- Погодите, погодите… - Галерейщик вгляделся в Кейт. - Вы ведете на телевидении передачу о живописи, верно?
- Да.
- Вы сразу показались мне знакомой. Я думал, вас интересует высокое искусство, модернизм.
- Так оно и есть, но мне также нравится искусство непрофессионалов. Со временем надеюсь собрать первоклассную коллекцию.
Блум облизнул губы.
- Вот здесь я определенно готов вам помочь. А эти… - он снова вгляделся в фотографии картин из Бронкса, - к сожалению, не вызывают у меня никаких ассоциаций. Вот что я вам скажу. С вашим вкусом лучше собирать вещи таких высококлассных непрофессионалов, как Генри Даргер и Мартин Рамирес.
- Согласна, но скажите хотя бы… - Кейт постучала пальцем по фотографиям, - это действительно работы непрофессионала?
- Вроде бы да. Но, разумеется, полной уверенности нет. Сейчас идут бесконечные дебаты о том, кого вообще считать "аутсайдером" или "непрофессионалом", называйте как хотите. Чудака-интеллектуала или отшельника из сельской глубинки? А как быть с художниками-любителями, имеющими проблемы с головой? Кстати, сейчас серьезные коллекционеры скупают работы настоящих психов. Правда, гениальных. - Блум покрутил пальцем у виска. - А этот ваш художник, хм… цвет странный и по краям какая-то непонятная мазня. Наверняка он этим что-то хотел сказать.
- Думаю, вы правы.
- Такие вещи продавать труднее. Лучше идут голые девочки… или мальчики. Не в том смысле, что работа должна обязательно живописать какой-то порок, иначе ее не причислят к искусству аутсайдеров. Нет. Но это помогает. Аутсайдер - это же своего рода брэнд, который используют многие профессионалы. Вы не поверите, но даже выпускники престижных художественных школ пишут картины, вставив кисти между пальцами ног, чтобы придать им вид примитивов. Абсурд! Они не понимают, что настоящий художник-аутсайдер живет по своим правилам и ничего не ведает о мире искусства. - Блум заговорил серьезно. - Аутсайдеры культурно изолированы, они как бы на обочине общества, и… действительно многие из них имеют нарушения психики.
Слова галерейщика эхом отдавались в голове Кейт. "Живут по своим правилам… на обочине общества… культурно изолированы… с нарушениями психики".
- Вот я сейчас готовлю выставку работ одной молодой женщины, - продолжил Блум. - Вернее, не совсем женщины. Она гермафродит, позиционирует себя как женщину, но операцию по удалению мужских гениталий делать не желает. Призналась мне, что ей все больше и больше нравится время от времени соединять одно с другим. Ну, вы меня понимаете. - Его брови взметнулись над очками. - Живет в фермерском районе Кентаки, в небольшом домике, оставленном ей дедушкой. Рисунки, причем удивительные, делает обыкновенной шариковой ручкой. Впрочем, позвольте вам показать. - Блум выдвинул ящик стола. - Вот, посмотрите.
Вначале Кейт показалось, что это просто каракули. Беспорядочное переплетение линий, покрывающих весь лист.
- Приглядитесь внимательнее, - попросил Блум.
И в самом деле, при ближайшем рассмотрении переплетение линий трансформировалось в переплетение же, но вагин и пенисов.
- О!.. - воскликнула Кейт.
- Вот именно, "О!"… Она… или он каждую неделю выдает один такой рисунок. И так в течение последних десяти лет. Шариковой ручкой с синим стержнем. Работает всю неделю, десять часов напряженной работы каждый день. Я знаю это, потому что провел у нее целую неделю, наблюдая, как она рисует. Ее работы, несомненно, сюрреалистичны, но не в том смысле, какой вы, искусствоведы, вкладываете в это слово. - Блум снял очки и посмотрел на Кейт. - Она, как и любой аутсайдер, понятия не имеет о сюрреализме. Она вообще ничего не знает об искусстве. Совсем ничего. Редко покидает свой домик в Кентаки.
В голове Кейт снова пронеслось. "Ничего не знает об искусстве… художник-самоучка… одержимый".
- Она что-нибудь ест?
- Раз в неделю сосед завозит ей продукты. Но при мне она ела только крекер "Слим Джим". Весит наша художница, полагаю, не больше пятидесяти килограмм, а рост у нее два метра. Длинные ярко-рыжие волосы и чудесные шелковистые усы. - Блум вздохнул. - Я послал в Кентаки фотографа. Хочу, чтобы он сделал к выставке большой портрет. Это будет в следующем месяце. Как ни старался, уговорить ее приехать в Нью-Йорк мне не удалось. Думаю, она или он произвели бы здесь небольшой фурор. - Он улыбнулся. - А если серьезно, то образы, какие она воплощает в этих рисунках, очевидно, очень близки ее или его сердцу. Положение, согласитесь, довольно щекотливое. Иметь и те и другие гениталии. - Блум снова посмотрел на фотографии картин из Бронкса. - Если бы вы сообщили мне хоть что-то об этом вашем художнике, использующем такие странные цвета, понимаете… может, он последние двадцать лет провел в каком-нибудь лечебном учреждении или вдохновлялся в своем творчестве общением с духом умершей собаки. - Блум засмеялся. - Конечно, я преувеличиваю, но вы поняли мою мысль. Это придало бы картинам определенный смысл и помогло бы заинтересовать серьезного коллекционера. Я бы продал их, а потом вы начали бы формировать свою коллекцию искусства аутсайдеров.
Кейт внимательно вгляделась в края картин из Бронкса, но каракули не превратились ни в пенисы, ни в вагины, ни во что-то еще.
- Спасибо. Вы мне очень помогли. Я еще зайду к вам. - Она положила в сумочку фотографии и вышла, лишив Блума возможности уговорить ее приобрести один из рисунков гермафродита, хотя они показались Кейт действительно интересными.
Кейт направилась в участок. В ушах звенели слова Блума: "Живут по своим правилам… на обочине общества… культурно изолированы… с нарушениями психики".
Стало быть, настоящий художник-аутсайдер - это человек, живущий в разладе с обществом, склонный к антиобщественным поступкам.
Гермафродит зациклилась на мужских и женских гениталиях. Это, как сказал Блум, близко ее сердцу.
Но зачем художник из Бронкса - Кейт начала называть его так - использовал такие нелепые цвета? Какое значение эти картины имели для него?
Она сидела на заднем сиденье такси, погруженная в свои мысли. Конечно, каждый художник что-то ищет, пытается посредством творчества выразить свой внутренний мир. Так что же пытался выразить художник из Бронкса?
Наверняка он хотел, чтобы его работы увидели. Вот поэтому и оставлял их на месте преступления. Но зачем? В виде своеобразного дара жертве, или они служили какой-то цели? Какой именно?
Он стоит напротив знакомого старого каменного здания на Пятьдесят седьмой улице. Очень хочется войти, чтобы увидеть студентов за мольбертами, но его не проведешь. Потому что кто-нибудь обязательно запомнит его, а этого допускать нельзя. Так что он наблюдает, как они входят и выходят. Студенты, преподаватели, молодые, пожилые, белые, черные, азиаты, латиносы. У одних под мышкой большие альбомы, другие - с ящиками принадлежностей для живописи. Он ненавидит их всех.
Вспоминает себя мальчиком. Как делал рисунки мелом на тротуаре и они нравились прохожим. Иногда кто-нибудь давал ему доллар за то, что имел удовольствие полюбоваться его живописью. Потом появились другие, несколько странные на вид мужчины среднего возраста. Очень скоро он узнал, чего они хотят от него, и научился призывно улыбаться. Это не составило труда. И к подобному виду секса он тоже довольно быстро привык. Они водили его в туалеты на автобусных станциях или в номера отелей и платили. Но эти деньги он ей не отдавал, а откладывал на учебу в школе живописи. Большей частью то, чем занимались с ним эти грязные твари, было до тошноты отвратительно, но он закрывал глаза и воображал себя здесь, в этом здании, за мольбертом. И думал, что за это можно и потерпеть.
Прикрытые солнечными очками глаза наполняются слезами. Ведь если бы не катастрофа, он тоже стал бы одним из этих студентов в запачканных краской джинсах. Эта мысль укрепляет его решимость, и он отгоняет эмоции.
В руках у него небольшой альбом для рисования и толстый графитовый карандаш. Что особенного в том, если молодой человек стоит неподалеку и делает набросок. Очень удобно время от времени поднимать глаза и оглядывать выходящих из здания студентов. Нужно решить, кого выбрать. Он перебрал нескольких кандидатов и в конце концов остановился на двух: симпатичной светловолосой девушке и темноволосом парне. В полуфинал их вывело то, что они имели ящики с принадлежностями для живописи и улыбались. Они улыбались ему. И она, и он. Кто победит в состязании, он пока не знал. Ему хотелось бы сделать обоих - "…пришли десять крышечек и получи двойное удовольствие…" - но в данный момент это было бы слишком рискованно.
Вчера, когда он начал охоту, девушка несла домой готовую работу, натюрморт. Он знал это, потому что попросил разрешить взглянуть, и она разрешила. Вот картина, которую можно использовать. Но легко ли будет уговорить ее пойти куда-нибудь? Ведь для того, чтобы обработать нормальную девушку, не проститутку, нужно время, которого у него не было. А вот с парнями определенного типа (его он научился распознавать безошибочно) всегда легко. Этот темноволосый, такой стройный и приятный, с пятнами краски на джинсах, он как раз из этих. Это видно по специфической улыбке.
"…Воскресенье, понедельник - счастливые деньки…"
Наблюдая за студентами художественного училища, он ощущает тоску по работе в своей мастерской. Но то, чем он сейчас занимается, очень важно. Потому что без этого - без жертвы - невозможно продолжать работу.
На его счету уже много жертв. И страданий. О которых никто не знает.
Однажды он рассказал Дилану кое-что, потому что знал: Дилан тоже много повидал на своем веку и поймет. Естественно, Тони знает все, но он никому не расскажет. Никогда.
- Правда, Тони?
"Это здор-р-рово! Здор-р-рово! Здор-р-рово!"
- Спасибо, - шепчет он. Как хорошо, что старый друг рядом. А где Дилан, Келли, Бренда, Брендон? Может, собрались у Стива, резвятся в бассейне. Но он на них не в обиде. Они хорошие друзья и имеют право развлечься.
Темные облака опустились ниже крыш самых высоких небоскребов, и он им благодарен за это. Чем меньше света, тем лучше. Но широких солнечных очков все же не снимает. Надеется, что девушка и парень сочтут его загадочным и сексуальным.
Девушка вошла в училище три часа назад, поэтому, если расписание у нее то же, что и вчера, она может выйти в любую минуту. Он смотрит на часы, поднимает глаза - и вот: она спускается по каменным ступеням с ящиком в руке.
"Как я хорошо все рассчитал!"
"Это здор-р-рово!"
- Тихо, Тони. Она идет.
Он знает, что она видит его, но не отрывается от рисования. Интенсивно работает толстым графитовым карандашом. Вот она уже рядом, но он продолжает штриховать, не поднимая головы.
- Наверное, без очков работать было бы легче, - говорит девушка. - Особенно в такую пасмурную погоду.
- Без чего? - спрашивает он, хотя прекрасно все слышал.
- Без темных очков.
- А… но мне нравится смотреть на мир через них.
- Сквозь розовые очки?
- Розовые. Разве они розовые?
Он снимает очки, разглядывает их. Нет, они коричневые. По крайней мере он всегда так считал.
- У тебя красивые глаза, - говорит она. - Зачем их прятать?
На лице его появляется фирменная улыбка, он старается не моргать и не щуриться. "Мне повезло, что я красивый. Это весьма кстати".
Он уже давно выработал набор улыбок, наклонов головы и прочих жестов - разумеется, почерпнул из телевидения - и знает, как их использовать наиболее убедительно. Сейчас проводит пальцем по гладкому, почти безволосому, подбородку, затем кончиками пальцев легонько постукивает по полным, женственным губам, таким привлекательным, сексуальным, надеясь на соответствующую реакцию с ее стороны. Вдруг совершенно некстати в голове проносится череда порнографических сцен в темных переулках, кабинках общественных туалетов, номерах отелей.
- О чем ты задумался?
- Что? Да так просто. - Очередная натренированная улыбка. - Как учеба?
Она пожимает плечами:
- Как обычно.
- Может, пойдем выпьем кофе? - Он снова водружает на место очки и начинает знаменитую рекламную песенку: - "Не пора ли сделать перерыв и сходить…"
- …в "Макдоналдс"! - заканчивает она строку.
- Ого! - восклицает он.
Девушка смеется, переминается с ноги на ногу. Обтянутые цветастым топом довольно крупные груди слегка колышутся. Он ей явно нравится.
- Я, конечно, не прочь. - Девушка смотрит на него и вздыхает. - Но мы договорились встретиться с подругой. Я и так уже опаздываю.
- Жаль.
- Может, в другой раз? - Девушка медленно вытаскивает из его пальцев карандаш и на задней стороне альбома пишет номер телефона. - Меня зовут Энни. Позвони. - Она поворачивается и размашистым шагом идет по улице. На углу оборачивается, машет рукой, но он смотрит в другую сторону, потому что увидел темноволосого парня. Этот шанс ему очень не хочется терять.
- Как он тебе, Тони?
"Да. Это здор-р-рово!"
Темноволосый парень останавливается на нижней ступеньке, опускает ящик с принадлежностями, берет сигарету и долго возится, прикуривая. Затем прислоняется спиной к стене и медленно выпускает дым. Просто классическая картинка.
Ясное дело, парень позирует для него. Он сейчас рассмеялся бы, если бы это не было так важно.
Проходит минута. Парень роняет сигарету, давит ее каблуком. Затем проводит рукой по длинным темным волосам, поднимает ящик с принадлежностями и перебегает улицу, уворачиваясь от автомобилей, как в сцене погони в кино. Останавливается, запыхавшись, рядом с ним, наклонятся так, что чувствуется запах табака.
- Славный рисунок, старик.
- Спасибо.
- А что у тебя с рукой? - Парень показывает на зазубренный пурпурный шрам.
- О… - Он натягивает рубашку на запястье. - Это было давно… когда я был, хм… в общем, затачивал карандаш бритвой. - Он снимает очки, поскольку все, не только та девушка, Энни, считают, что у него красивые глаза. Этот капитал нужно как-то использовать. Он улыбается, стараясь не сильно моргать.
Сработало, потому что улыбка парня становится мечтательной.
- Тебе нравится здесь учиться? - Он кивает на здание училища.
- Да, там классно.
- Ты художник?
- Хочу стать им. - Парень покусывает нижнюю губу. Возможно, флиртует. - А ты?
- Я художник, - отвечает он.
- О, клево! Где выставляешься?
"Выставляюсь?" Это слово сбивает его с толку, но лишь на несколько мгновений.
- В музеях.
- Ого! Клево! - Парень повторяет движения светловолосой девушки. Переминается с ноги на ногу.
"Давай же. Ведь это здор-р-рово!"
- Ты живешь далеко отсюда?
- Я, хм… снимаю квартиру в Ист-Виллидже. Лучше не могу себе позволить, пока не начну выставляться, как ты, в музеях. - Парень смеется нервозным девичьим смехом.
- Работаешь тоже там?
- И работаю, и живу. Все там. В общем, клево.