- Ай да капитан! - восхищенно воскликнул Вергизов. - Настоящий сорви-голова!
- Да, наш капитан Соловьев храбрый человек, - заметил водитель, - ни одна операция не обходится без него. И всегда придумает что-нибудь такое, что просто ахнешь. От начальства достается ему за лихачество.
Вдруг катер повернул влево и скрылся за каменной глыбой. Вергизов мысленно прикидывал, насколько капитан Соловьев сумеет опередить машину. Но где же она? Дорога сейчас просматривалась хорошо, а "Доджа" нигде не видно. Куда он мог деться?
Вергизов с беспокойством взглянул на небо. Близились сумерки. Впереди, откуда-то сверху, послышался гудок паровоза. Шум быстро нарастал, свистки становились все пронзительнее. Шел скорый Приморск - Москва.
Машина медленно выбиралась на крутой подъем. Казалось, ему конца не будет. Наконец-то - ровное шоссе. С высоты лодки выглядели мошками, облепившими поверхность моря. Дорога по-прежнему была пустынной. Только когда миновали поворот, вдали показался мчащийся "Додж". Впереди виднелись будка смотрителя и поднятый шлагбаум, а левее - небольшой домик станции Путевой.
"Неужели Соловьев не успел?" - с тревогой подумал Вергизов.
Но мгновение спустя шлагбаум стал опускаться. И тут произошло нечто совершенно необъяснимое. "Додж" резко повернул вправо и на полной скорости ринулся к обрыву. Никакой дороги там не было…
Берег, уступами уходивший в море, дыбился огромными каменными глыбами. Между ними образовалась ложбина, очевидно проложенная сточными водами. Но этой ложбине и устремился "Додж". Когда "Виллис" домчался до ложбины, Вергизов увидел, как "Додж" сорвался с обрыва, перевернулся в воздухе и полетел в пропасть…
От шлагбаума к обрыву бежал Соловьев. Но Вергизов опередил его. Майор выскочил из машины и подбежал к самому обрыву. Внизу, скрытые от взора отвесными скалами, бились волны прибоя…
С минуту Вергизов молча стоял у обрыва и смотрел на море. С катера флажками досылали сигналы.
- Товарищ Соловьев, - спросил Вергизов. - Это наш катер?
- Он самый, товарищ майор. Смотрите, идет к месту падения "Доджа".
- Товарищ капитан! Возьмите двух товарищей, один остается со мной. Задание: тщательно обследовать глыбы справа и возможные дороги или спуски к морю. Сбор через тридцать минут на этом месте. Действуйте в зависимости от обстановки. Если обнаружите подозрительных лиц - задержите и немедленно шлите связного!
ГЛАВА XVIII
Клиент появился, когда Лукьян Андреевич уже сложил инструменты и собирался закрывать парикмахерскую. Вошедший снял фуражку и опустился в кресло. Не говоря ни слова, парикмахер снова достал инструменты, разложил их на столике и равнодушно посмотрел на клиента. Это был среднего роста человек лет сорока-сорока пяти. Его небольшие темные глаза холодно смотрели на парикмахера, а рот с толстой нижней губой приветливо улыбался. Он был хорошо выбрит и распространял запах "Тройного одеколона". Это являлось частью пароля, но Лукьян Андреевич по-прежнему молчал.
- Спешу на вечеринку, - произнес клиент громко, - нельзя ли побрить побыстрее?
- Побрить-то можно, - тихо ответил мастер, - только бритва притупилась…
- А вы брейте обратной стороной, - уже без улыбки сказал "клиент".
Лукьян Андреевич молча подошел к двери и запер ее.
- Пройдите сюда, - пригласил он посетителя за перегородку. - Вы должны были явиться еще семь дней назад. Почему задержались? - в голосе Лукьяна Андреевича звучали повелительные нотки, как-то не вязавшиеся с его тщедушной фигурой.
- Явился, когда смог, - буркнул "клиент", - В чем дело?
- Вы прежде ответьте на вопрос, - тихо произнес Лукьян Андреевич.
- Послушайте, косоглазый, вам давно бока не мяли? Выкладывайте, что нужно?
- Разве вас не предупредили, что явка срочная?
- Предупредили. Но по возвращении от лесничего я заболел. Только сегодня поднялся. Ясно? Ну, так что там у вас? - раздраженно спросил он.
- Сегодня с девяти до двенадцати вы должны находиться в ресторане "Шторм". Если за это время не появится нужный человек, отправляйтесь туда завтра в то же время.
- На каком основании вы мне приказываете? - гость окинул парикмахера презрительным взглядом, подошел к вешалке и снял фуражку.
- Надзиратель "Лагеря смерти" Минухин, остановитесь! - приглушенно, но повелительно проговорил Лукьян Андреевич.
"Клиент" резко повернулся, в его руке блеснула финка.
- Ах ты, старая собака! Вздумал мне угрожать? - он медленно двинулся на парикмахера. - Ты совершил ошибку, старик. Тот, кто узнает Минухина-надзирателя, после этого больше минуты в живых не остается…
- Попробуй только тронуть меня, - прошипел Лукьян Андреевич, - он тебя уничтожит со всем твоим отродьем…
- Это кто же "он"?
- Массоха!
- Кто? - лицо Минухина стало белее халата парикмахера. Тяжело дыша, он уставился немигающими главами на старика. - Кто?
- Я сказал уже - Массоха! - ответил Лукьян Андреевич. Видя, что его слова возымели действие, он приободрился и вышел за перегородку.
- Где он? - спросил Минухин. - Я хочу видеть ею…
- Не торопись, братец. Когда нужно будет - увидишь. А пока выполняй, что приказано.
- А ты кто, поверенный его?
- Это неважно. Садись, в ногах правды нет. А теперь слушай, - продолжал Лукьян Андреевич. - С сегодняшнего дня будешь ходить в ресторан "Шторм", покуда не встретишь гам одного молодца. В случае надобности, помоги найти угол. Каждую пятницу встречайся с ним в "Шторме". О Массохе - ни звука. Мое имя и адрес не упоминай. Что будет от него - передашь мне, я - Массохе. О том, где сам живешь, помалкивай, да фамилию свою не выболтай. Назовись просто "Силачом". Его кличка "Шофер". Так мы с Массохой называть вас будем. Меня кличут "Воробьем". Ко мне по четвергам будешь приходить бриться, в этот же час что и сегодня.
- А кто тот, с кем мне надо встретиться?
- По хорошей рекомендации паренек. На одной "малине" завалился. Три года отсидел. Шофером стал. Такой нам и нужен.
- Как же я узнаю его? - недоуменно спросил Минухин?
Его бледное лицо выражало растерянность. Лукьян Андреевич решил, что тот не знает, как приступить к делу. На самом деле Минухина мучали совсем другие мысли.
- Мы сами не видели его никогда. Условный знак - курительная трубка с головой вроде черта какого-то, Мефистофель называется, из пустотелого стержня свисает на цепочке маленький кортик. Подсядешь к нему и спросишь: "Давно дядю видел?" Если ответит: "Дядя пошел рыбу удить", - значит он. Ясно?
- Ясно-то ясно… - нерешительно начал Минухин.
Лукьян Андреевич ждал, что он скажет дальше, но тот замялся и замолчал. Тогда парикмахер заговорил сам:
- Не вздумай вилять, Минухин. В случае отказа, одна дорога - на кладбище… Не забыл клятву?
- Клятву не забыл… Только не вовремя прибыл "Рыжий". Обзавелся семьей я. Работать стал. Шофером на лесотарном… Жена на сносях, да трое малолеток еще. Из-за них сомнение берет. Да и не занимался я делами такими с тех пор, как удрали немцы. Могу напутать без привычки или по незнанию… Лучше бы другого взял а? - неуверенно закончил он.
С минуту Лукьян Андреевич пристально смотрел на Минухина. Затем его косые глаза метнулись в сторону. Не глядя на собеседника, он властно проговорил:
- Ты про клятву помнить должен. Про отказ забудь! Жена и дети тебе не помеха. Наоборот, меньше внимания к себе привлекать будешь. А если дурить начнешь, то смотри - как бы потом не пришлось пожалеть… У Силантьева, поди, тоже дети были. А где они?
- Неужели "Рыжий"? - дрогнувшим голосом спросил Минухин. На лице его застыл ужас.
- А то кто же?.. - левая щека Лукьяна Андреевича задергалась. Сейчас перед Минухиным стоял не повелитель, а такой же человек, как и он, больше смерти боявшийся мести "Рыжего". - Рука не дрогнула порешить жизнь четырех малюток и самого Силантьева с женой. И ничего, все отравлением консервами обернулось.
Наступило продолжительное молчание.
- Ну, ясно тебе? - внезапно другим голосом спросил Запыхало.
- Ясно… - прошептал Минухин, медленно поднялся и двинулся к двери. Лукьян Андреевич остановил его.
- Еще одно дело. Вот держи деньги, - он протянул плотный сверток, - подбери исправную легковую автомашину. Сам знаешь какую, учить не надо. Купишь, снимешь гараж у Силыча, сторожа моторного завода. Ты, небось, знаешь его. Живет на отшибе. Ну, вот.
- Что же с машиной я делать буду? Как объясню жене, людям, когда начнут спрашивать, откуда деньги взял?
- А ничего не говори. Ты купи да поставь к Силычу, а дальше время покажет.
- Зачем машина-то? - хмуро спросил Минухин.
- Большое дело задумано, Минухин. Ежели живыми после всего останемся, обеспечены на всю жизнь будем, - и Лукьян Андреевич, позабыв о преследовавших его по ночам кошмарах, довольно потер руки.
Запыхало дал Минухину еще несколько наставлении, отпер дверь и, вежливо прощаясь, громко пригласил заходить почаще. Затем закрыл парикмахерскую и с неизменным чемоданчиком в руке, припадая сильнее обычного на ногу, медленно побрел к остановке трамвая.
ГЛАВА XIX
После памятной новогодней ночи Семен Яковлевич Варшавский больше не виделся с Майей. В тот вечер он, испытывая муки ревности, все не решался объясниться в своих чувствах и в душе проклинал эту свою нерешительность.
Но когда, наблюдая за Майей, танцевавшей со Степанковским, Варшавский увидел, как она подняла на Степанковского полные слез глаза, как затем в изнеможении опустилась на стул, он понял: Майя любит другого и, пожалуй, давно потеряна для него.
Прощаясь с Майей у ее дома, Семен Яковлевич сказал, что собирается переехать в другой город. Майя рассеянно ответила что-то невпопад. Варшавский увидел, что до ее сознания не дошло сказанное, и ему стало еще тяжелее.
Через несколько дней, закончив все формальности, он попрощался с коллегами и с грустным чувством покинул больницу, где проработал несколько лет.
Медицинский пункт в Лубково оказался в большом запустении. Варшавский энергично принялся за дело. Это несколько отвлекло от тоскливых мыслей, но ненадолго. Все чаще его одолевали воспоминания, и от них некуда было деться. Особенно трудно приходилось, когда он оставался один. Спасаясь от тоски, Семен Яковлевич много работал, посещал больных, не ожидая вызова. Часто выезжал в Приморск в горздравотдел. В короткий срок медпункт стал образцовым. Слава о молодом энергичном знающем враче быстро разошлась по Лубково. С утра он вел прием больных в медпункте, а после обеда ходил на вызовы.
Когда Римма подкатила на "Победе" к медпункту, Варшавский с небольшим саквояжем собирался к больным. Увидев бледного, окровавленного человека, с трудом выбиравшегося из машины, Семен Яковлевич поспешил на помощь. Бережно подхватил незнакомца и проводил в медпункт.
Вместе с Риммой они осторожно сняли с Завьялова пиджак. Когда Варшавский отошел к умывальнику, что бы помыть руки, Римма что-то шепнула брату на ух (и вышла из комнаты. Минуту спустя послышался шум мотора: Римма куда-то уехала.
Варшавский тщательно обработал рану и приступи, к перевязке.
- Доктор, дорогой, нельзя ли побыстрее? - попросил Завьялов. Ему не терпелось поскорей приняться за поиски "Доджа".
Доктор вскинул на него удивленные глаза.
- Вы, товарищ, на бал что ли спешите? У вас очень серьезное увечье. Кроме раны, наверно есть и трещина в ключице. Об уходе, по крайней мере до утра, даже и думать нечего. Вам необходим полный покой. Так что ночевать придется здесь. Вы ведь не из Лубково, - полуутвердительно спросил Варшавский. - Завтра поедем в Приморск. Посмотрим, что покажет рентген, а там можно будет решить, как поступить с вами.
Завьялов, казалось, не слушал Варшавского. Его мысли занимал "Додж". Куда он девался? Почему он направлялся в пригородное село? Здесь ли он еще или уже уехал? Эти мысли буквально жгли его, не давали покоя. Похититель машины несомненно должен был задержаться в Лубково. Очевидно, здесь он оставил Белгородову, а потом постарался поскорей убраться из опасного места и избавиться от машины. Что же тогда случилось со Звягинцевым? - Завьялов невольно поморщится.
- Больно? - участливо спросил Варшавский.
- Нет, ничего, - ответил Завьялов. Вдруг он резко поднялся и шагнул к двери.
Варшавский догнал его и силой заставил вернуться.
- Вы в своем уме? - прикрикнул врач. - Как вам не стыдно! Извольте сидеть спокойно, а не то я… я вас просто свяжу…
Завьялов покорно сел.
Решение уже было принято, капитан хотел немедленно сообщить о нем Решетову.
Когда Варшавский закончил перевязку, Завьялов посмотрел ему в глаза.
- Послушайте доктор, - спросил он, - вы понимаете, что такое неотложное дело?
- Вообще да. Но вы это к чему? - насторожился Варшавский.
- Я действительно чувствую себя прескверно и вынужден буду воспользоваться вашим гостеприимством. Но сначала я обязан ненадолго отлучиться и немедленно. Понимаете, обязан, товарищ…
- Варшавский, - подсказал врач.
- …Товарищ Варшавский. Это совершенно необходимо.
Было в глазах и голосе раненого нечто такое, что поколебало непреклонность врача.
- Вам далеко? - помогая натягивать пиджак на здоровую руку и застегивая пуговицы, спросил Варшавский.
- Где у вас здесь междугородняя телефонная стан имя или почтовое отделение? - вместо ответа спроси, Завьялов.
- Не очень близко отсюда. Погодите, через несколько минут должна вернуться сестра. Она отвезет вас. Это будет намного быстрее, да и ходить вам при растяжении связок нельзя. Но… - Варшавский замялся. Он опять посмотрел Завьялову в глаза и строго сказал: - Я должен прежде зарегистрировать ваше посещение медпункта.
Завьялов улыбнулся при этом несколько запоздалом проявлении бдительности. Улыбка сразу сделала его лицо открытым и приятным.
- Напрасно улыбаетесь, - как бы угадывая его мысль, нахмурился Варшавский, - мы, врачи, прежде всего оказываем помощь пострадавшему, кто бы он ни был. Ну, а потом… потом долг обязывает…
- Да, да, я понимаю, - снова улыбнулся Завьялов и стал здоровой рукой шарить в карманах. - Боюсь, что вас не удовлетворят мои документы. Паспорта я с собой не взял, а вот эго… - он протянул удостоверение водителя мотоцикла на имя Сергеева Александра Константиновича. Имя и отчество были настоящие.
Варшавский спросил, при каких обстоятельствах пострадал "Сергеев", записал все это в книгу и облегченно вздохнул. Казалось, он в самом деле поверил, что "Сергеев" не заметил телеграфного столба, вернее рельса, поддерживающего столб, и врезался в него мотоциклом.
Десять минут спустя Завьялов, сидя рядом с Риммой в машине, мчался к почтовому отделению…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Таинственный вирус
ГЛАВА I
Ночь. Улицы безлюдны. Лишь изредка в тишине отчетливо прозвучат шаги запоздалого прохожего или прошуршит шинами автомобиль. На перекрестках одиноко маячат милицейские посты. Город погрузился в сон. Только одно окно трехэтажного дома светится в этот поздний час. В кабинете тихо. Монотонно тикают стенные часы. Решетов задумчиво смотрит на сонный город. Легкий ветерок шевелит сильно поседевшие волосы. Он машинально дотрагивается рукой до кармана кителя - привычка, появившаяся в последние дни. С тех пор как уехала в Сибирь на практику единственная дочь Валя, Решетов носит ее фотокарточку с собой, в минуты тоски по ней разглядывает снимок. Но сейчас он только проводит рукой по карману, а мысли его заняты анализом недавних событий. Взгляд карих глаз полковника устремлен вдаль. Открытое, немного скуластое лицо порой хмурится, и тогда на переносице появляется упрямая складка. Снова и снова возвращается он к происшествию на морском берегу.
Попытка иностранной разведки инсценировать неудавшуюся высадку диверсантов и таким образом прикрыть переброску через советскую границу главного шпиона не удалась. Завеса, прятавшая тайну той мглистой туманной ночи, сорвана.
А операция, предпринятая врагом, и впрямь была задумана с дьявольской хитростью и отличалась странной жестокостью.
Дозорные катера и пограничники на суше несли охрану морских рубежей. А в это время на большой глубине к советскому берегу крался враг. Достигнув назначенного места, подводная лодка остановилась. По условленному сигналу туда же подошла вторая подводная лодка и круто свернула на юго-восток, а первая продолжала двигаться на юго-запад. Теперь первая лодка приняла сигнал. Он означал, что ей пора было отвлечь от себя внимание пограничников. Когда радиолокатор обнаружил и засек лодку, с нее были высажены диверсанты. Люди эти не подозревали, что организаторами диверсии они заранее обречены на смерть. Гибель, однако, постигла и лодку, что уж никак не входило в расчеты врага.
Тем временем вторая лодка, надежно, как казалось, прикрытая, выполняла основное задание. Но флагман дозорных катеров уже располагал ее координатами и возглавил погоню. Лодка была настигнута еще в советских водах и атакована. Она получила пробоину, но не потеряла хода и скрылась в нейтральных водах.
Дорогой ценой вражеская разведка высадила на наш берег диверсанта. Но сохранить высадку в тайне ей не удалось.
Вскоре жертвой диверсанта стала семья Силантьева.
Следствие установило, что Силантьев был надзирателем гитлеровского "Лагеря смерти". Его захватили части Советской Армии в момент, когда он вместе с немцами пытался бежать. При допросе Силантьев чистосердечно во всем признался.
Он был осужден на десять лет тюремного заключения. Находясь на тяжелых работах, он выделялся трудолюбием и старанием. Было видно, что человек хочет искупить свою вину. После пяти лет заключения его досрочно освободили.
Силантьев вернулся в родные края. Здесь он женился на вдове, у которой было двое детей. Вскоре у них родилась двойня. Жили Силантьевы дружно. И вдруг семья погибла. Что смерть насильственна - следствие установило сразу. Никого не обманула версия о случайном отравлении консервами. Решетов и другие сотрудники Комитета разделяли мнение Вергизова, что враг пытался завербовать Силантьева в сообщники, но потерпел неудачу; опасаясь разоблачения, диверсант отравил всю семью.