IV
– А свитер мне зачем? – спросил Андрей, вытаскивая его из рюкзака. – Я его не хотел брать…
– Это я положила, Андрюша, – сказала Пелагея Кузьминична. – Теплая одежда в дороге никогда не помешает…
– Так ведь в Оренбургскую область еду! Там жара знаете какая бывает?!
– Так то днем, – не унималась Пелагея Кузьминична. – А ночью, я где-то читала, даже в пустыне иней выпадает. На то и резко континентальный климат. Да и не поймешь сейчас эту погоду – на юге летом снег идет. Вон как в Мексике было: народ на улицах замерзал. А на Чукотке плюс тридцать градусов. А чего тут удивляться? Распатронили небо ракетами, дырок понаделали, отсюда и казусы происходят. Ты, Андрюша, возьми свитерок-то, весу в нем всего ничего, а, глядишь, сгодится…
– Ладно, – отмахнулся Андрей, – возьму… А про ракеты вы напрасно. При чем здесь они? Погода зависит от солнечной активности. Вон в Сибири есть астроном-метеоролог, так он по расположению солнечных пятен ураганы в Атлантике предсказывает, когда косить-сеять дает советы. Дьяков его фамилия.
– Не скажи, Андрюша, – возразила Пелагея Кузьминична. – Веди ракеты при запуске они что? Атмосферу прожигают, кислород там и все прочее исчезает. А природа не терпит пустоты. Эту дырку заполняет другой воздух, перемешивание начинается, а с ним смерчи, прежде невиданные, и все такое прочее.
– Сдаюсь! – поднял руки и рассмеялся Андрей – Аргументация у вас, дай Бог каждому… Теперь точно – свитер беру.
– И очень хорошо… Пойдем-ка на кухню, побалуемся кофейком. А Василий Дмитриевич придет – будем ужинать. Значит, ты сегодня и отбываешь? "Красной стрелой"?
– На ней самой. Утром будем в Москве, перейдем на Казанский вокзал, оттуда покатим на оренбургском поезде.
– В добрый путь, – вздохнула Пелагея Кузьминична. – Большое дело вы делаете, студенты… Столько за эти годы понастроили! Пойду воду поставлю для кофе.
Они сидели на кухне и пили кофе. Андрей, выпив полчашки, достал сигарету. Курил он изредка, за компанию на студенческой вечеринке или когда его сильно что-то тревожило.
– Хочу вас спросить, Пелагея Кузьминична, – сделав первую затяжку, начал разговор Колотухин-младший. – Вы помните, как отец женился на маме?
– Конечно, помню, – отозвалась Пелагея Кузьминична. – Тебе подлить горяченького?.. Как женился?.. Она с год к нам ходила, а потом Васенька мне и говорит: "Хочу жениться…" И слава Богу, отвечаю, она девушка добрая, любит тебя, счастья вам да деток в дом. У дедушки твоего инфаркт тогда уже случился, но отошел он, совсем было поправился, не думали мы, что через год эта болезнь опять за него примется. Так что тогда сначала Марии Сергеевне сказали, потом Дмитрию Андреевичу. И сыграли свадьбу.
– Значит, мама бывала здесь до того, как… Ну, свадьба…
– Бывала, – подтвердила Пелагея Кузьминична. – А как же иначе? Неужели как сейчас. Явятся, и нате вам: папа, мама, знакомьтесь: моя жена… А у родителей чуть не разрыв сердца. Конечно, главное, чтобы по сердцу была, но отцу прежде не сказать – жестоко его обидеть. Дружкам ведь сообщишь… А разве есть на свете человек, кто тебе больший друг, чем отец? Такой отец у тебя, Андрюша…
Пелагея Кузьминична вдруг подозрительно посмотрела на Андрея:
– А чего это ты разговор такой затеял? Уж не собрался ли жениться?
– Собрался, Пелагея Кузьминична…
– Вот это да! Чуяло мое сердце: надо все бросать и к вам ехать… И кто же она?
– Девушка.
– Понятно, что не юноша и не старая бабка… Из университета вашего?
– Нет. Впрочем… Она раньше училась, потом ушла, стала работать.
– Ну что ж, не всем быть учеными, надо кому-то и обычную работу выполнять. Главное – человеком оставаться… И где же она работает, Андрюша?
– В салоне красоты. Она косметолог…
– Нужная профессия. Помогать людям становиться красивее – это даже благородно, если хочешь.
– Вот и Марина так считает.
– Так что же тебя тревожит? Ты с отцом говорил?
Андрей опустил голову:
– Пока нет… Не уверен, правильно ли он поймет.
– Чудак-человек! Да твой отец что хочешь поймет. У него не только светлая голова, у него и сердце умное. Сегодня же и скажи. Ведь уезжаешь… Пусть он пока привыкнет. А вернешься – свадьбу сыграем. Глядишь – еще и до твоих ребятишек доживу… Их понянчу.
Пелатея Кузьминична вдруг всхлипнула и полезла в карман передника за платком.
V
Николай Колмаков ехал в Таллинн.
Он собрался в тот же день. Сразу после беседы с генералом Третьяковым оформил проездные документы, заехал домой за "допровской корзинкой", так они с Тамарой называли в шутку его походный портфель, позвонил жене на работу, заехать проститься уже не было времени – опаздывал на поезд, поцеловал Галинку, она обложилась учебниками, готовилась к экзаменам в училище, сказал ей, что уезжает ненадолго.
Сейчас он выстраивал в голове план будущих действий в Таллинне, ведь у него два разных поручения от генерала: поискать, не было ли у Рауни Пенсаса связей, которые вели бы в направлении, касающемся их ведомства, и разобраться с тем, что произошло на теплоходе "Вишера"
Перед его отъездом генерал Третьяков подробно расспросил Колмакова о поездке на границу, узнал его мнение по поводу ЧП на контрольно-пропускном посту Клюквенное, о странных событиях на заставе имени Петра Игнатенко.
– И вы тоже считаете, что это был дельтаплан с двигателем? – спросил Третьяков, когда Колмаков закончил рассказ. – Согласны с подполковником Логиновым, выдвинувшим такое предположение?
– Видите ли, товарищ генерал, мы с подполковником Логиновым прибыли на этот участок заставы уже потом, – сказал Колмаков, – и сами шума мотора не слышали. Но о нем говорят пограничники двух застав. А один из них видел летящую тень…
– А не могла ему эта тень померещиться? – вступил в разговор полковник Митрошенко. – Солдат недавно прибыл на границу – нервы напряжены, чувства обострены. Ведь этот парень, который говорил про тень, он из новичков?
– Из новичков.
– Ну вот… Помнится мне, – продолжал Митрошенко, – что несколько лет назад как раз в Кронборгском отряде был случай, по-моему, даже на участке коменданта Зеленского, когда вот такой же первогодок уверял, что у него над головой пролетел ночью планер. В нашу сторону пролетел…
– Да-да, – оживился Третьяков. – Мне после этого начальство из Москвы не раз говорило: у тебя, мол, планеры из-за границы Ленинград атакуют…
– Всех тогда подняли по тревоге. ПВО подключили, искали, с ног сбились, по нашей линии проясняли ситуацию – продолжал Митрошенко. – А потом оказалось, что это планировала сова. Следственным, так сказать, экспериментом установили…
Колмаков пожал плечами:
– На границе любое сомнение толкуется в пользу реального нарушения. Таков закон пограничной службы, товарищ полковник.
– Ладно вам, Колмаков, – улыбнулся генерал, – не обижайтесь за свои "зеленые фуражки". Мы любим и уважаем их не меньше вашего, хотя и не служили с Анатолием Станиславовичем в пограничных войсках. Но все равно под одним девизом ходим… Просто мы уже уточнили обстановку в этом самом замке на берегу реки Муукеы – я говорю про тот фонарь на крыше, который может, по мнению подполковника Логинова, служить ориентиром для дельтапланериста. Владелец замка, это скорее вилла – двухэтажный особняк на холме, да вы его, Николай Иванович, тыщу раз видели во время службы, так этот владелец – вполне лояльный человек. Сейчас у него гостят двое племянников, студенты Хельсинского университета, а с ними еще двое парней и три девушки, их однокурсники. Это они иллюминировали дом и довольно весело отдыхают от наук. Вряд ли дельтаплан, если допустить, что он был вообще, прилетел к нам оттуда. Но сама идея с дельтапланом вполне на уровне… В ней заключено рациональное зерно. Ведь на другой стороне бухты есть аэродром для легких спортивных самолетов, принадлежащих частным лицам.
– Да, – подтвердил Колмаков, – он расположен на мысе Таннер. И там есть специальные приводные огни…
– Вот-вот, – Сказал генерал. – Надо заняться этим частным аэродромом. Тем более, что он принимает иностранные самолеты. Тоже, разумеется, частные. Но это уже не ваши заботы, Николай Иванович. Вы едете в Таллинн.
Генерал Третьяков объяснил Колмакову, чем он будет заниматься в столице Эстонии.
– Теплоходу "Вишера", потерявшему шлюпку и трех членов экипажа, было предписано зайти в Таллинн, – сказал он после того, как поведал майору о том, что случилось в море в ночь с субботы на воскресенье. – Таково было наше общее с Балтийским пароходством мнение. Если "Вишеру" вернуть в Ленинград, суды-пересуды разнесутся по всему городу, а это крайне нежелательно. Поэтому и в Таллинне теплоходу "Вишера" границу не открыли. Наши эстонские коллеги уже занялись этим делом, но вести его поручено нам. Вот и включайтесь, Николай Иванович. Спасшиеся матросы показывают, что их штурман находился в момент удара в шлюпке. Тело его не нашли, хотя он, как и все, был в спасательном жилете, так что утонуть не мог, даже если и погиб при столкновении. Что касается доктора Кунина, то известно: он поднялся на борт катера. После этого катер сразу отошел от шлюпки, развернулся и ударил ее с полного хода в борт. Более подробные сведения о Кунине, чем те, которыми мы располагаем, собираются. На "Вишере" вы должны расспросить о нем и штурмане Давыдове буквально всех членов экипажа, их сейчас тридцать один человек. А было тридцать четыре… Похоже, что неизвестный нам противник перешел в наступление. Самое обидное в том, что мы не знаем, кому заявить протест. Воды открытого моря. Национальная принадлежность катера-пирата тоже неизвестна… Поезжайте, майор Колмаков. Вдруг именно вы и нащупаете след.
VI
Они сидели на деревянной полке сауны, вдыхали раскаленный сухой пар и исходили обильным потом.
– Памятник надо поставить тому, кто придумал эту прелесть, – проговорил Майкл. – Кто у кого перенял баню, Стив? Вы у русских или они у вас?
– Не знаю, – ответил Стив. – Баня ведь есть и у японцев.
– А, – махнул рукою Майкл и поморщился – от этого движения горячий воздух обжег тело, – знаю я эту японскую баню… Приходилось бывать. Прежде у них служила для мытья обыкновенная бочка. Наливали горячей воды, залезали и мокли по горло. А сейчас в общественных банях сделаны бассейны, теперь в них сидят неподвижно все вместе, женщины и мужчины. Так, впрочем, принято было и у вас, Стив… Разве не так?
– Почти, – нехотя отозвался тот. Он считал этот разговор пустым, как многое из того, о чем любил порой разглагольствовать политический советник.
– А вот в Гамбурге, на знаменитой улице Рипербан, функционируют секс-сауны. Вы бывали в квартале Санкт-Паули, Стив? – не унимался Майкл
– Прошелся днем туда и обратно… И только. Хотелось взглянуть на улицу, которую Бисмарк называл самой грязной милей в Европе.
– Да, – вздохнул Майкл, – вы настоящий новоанглийский квакер, прямо-таки из восемнадцатого столетия. А вот если бы заглянули в секс-сауну, то, помимо вот такого родного вам жестокого пара, получили бы еще и малайский массаж. Вы знаете, что такое массаж по-малайски?
– Разве я похож на сексуального маньяка? Я противник любых извращений, Майкл. Предпочитаю нормальные отношения между мужчиной и женщиной.
– А что вы считаете нормой, дорогой Стив? Ладно, ладно… Можете не отвечать, старомодный вы человек. Скажите лучше, какой зверь оставил вам такую отметину на левой руке? – Майкл осторожно коснулся безобразного шрама.
Стив насупился.
– Один проклятый рюсся в зеленой фуражке, – медленно проговорил он. – Стрелял в меня из ракетницы. Возьми он чуть правее – вы парились бы сейчас в сауне с кем-нибудь другим, Майкл.
– Н-да, – покачал головой Майкл. – От ракеты, выпущенной в грудь на близком расстоянии, не спасёт ни один доктор мира.
Наступило молчание.
– Не пора ли нам собираться? – спросил Майкл.
– Идите в душевую, а я посижу… Пар еще высокий.
– Тогда и я потерплю. Надо же привыкать к обычаям страны, в которой работаешь. Между прочим, здесь удобное место для конфиденциальных разговоров. В бане никакие жучки долго не выдерживают. Большая температура, повышенная влажность… Приходится часто менять аппаратуру, а это сопряжено с известными трудностями.
– Жучки в посольской сауне? – спросил Стив. – На кой черт они здесь нужны?
– Жучки, мой милый Фергюссон, нужны даже в собственной спальне. Чтоб записать для себя, как ты храпишь. Или то, что болтаешь во сне.
– Резонно, – отозвался Стив. – Приму к сведению.
– Поставите мне бутылку виски "Баллантайн" за идею, Стив.
– Согласен. Можно прямо сегодня.
– Ловлю вас на слове. Но сначала прокатимся в порт. Посмотрим на месте, где бы нам основать филиал вашей морской агентской конторы "Эвалд Юхансон и компания". А потом поговорим, что нам делать с хвостом, который приволок за собой из России наш знаменитый Сократ.
С некоторых пор к Рутти Лаймесону, или, если угодно, Стиву Фергюссону, пришел страх.
Рутти никогда ничего не боялся. Коллеги говорили о нем как о человеке без нервов. Лаймесон буквально рвался на опасные дела и всегда выходил сухим из воды. Даже тот случай на границе, когда он едва ли не чудом уцелел под выстрелом ракетницы и еле успел до появления советских пограничников наполнить гелием специальный шар и перелететь через контрольно-следовую полосу, даже тот случай не внушил ему страха, а только обострил его ненависть к "зеленым фуражкам".
После этого Рутти Лаймесон не единожды проходил обучение в различных специальных школах ЦРУ, участвовал во всевозможных операциях в Старом и Новом свете, стал настоящим профессионалом, которого весьма ценили в Лэнгли, где хорошо понимали разницу между агентом, работающим исключительно за деньги, и разведчиком, действующим из идейных побуждений.
Страх пришел неожиданно, когда Рутти Лаймесон занял прочное положение в ЦРУ, возглавив резидентуру "Осминог" и получив одновременно звание майора. Теперь в его ведении была широко разветвленная разведывательная сеть, крупные денежные средства и возможность самостоятельного принятия оперативных решений. Из рядового агента, умеющего только стрелять и бить кого нужно по горлу ребром ладони, он превратился в шефа, обладающего правом подставлять под выстрелы "зеленых фуражек" других. Казалось бы, все в порядке. Теперь требовалось только по-умному шевелить мозгами, планировать новые и новые операции, приводить в боевую готовность слиперов – законсервированных агентов, которые в разное время осели на охватываемой его резидентурой территории.
И вот тут-то, по неведомым ему психологическим законам, Рутти Лаймесону стало страшно. Все чаще и чаще ему снился сон о том, как его задерживают на границе. Он видел во сне парня с ракетницей, которого наверняка застрелил в ту ночь. Но во сне рюсся был живой, он насмешливо улыбался и целился в него из ракетницы, требуя поднять руки вверх. И Рутти Лаймесон понимал, что обязан поднять руки. Если он не захочет подчиниться приказу пограничника, тот выстрелит ему ракетой в грудь. Он силился поднять руки, только они, увы, не повиновались… Рутти охватывало смятение, ужас комкал все его существо. Он хватал ртом воздух и просыпался, тревожно прислушиваясь к бешено колотящемуся сердцу.
Страх не проходил и наяву.
Каждый раз, встречаясь с Вильямом Сандерсом или с кем-либо из более высокого руководства Лэнгли, с Сэмюэлем Ларкиным например, Рутти Лаймесон почему-то ждал приказа лично отправиться штурмовать русскую границу. При этом он прекрасно понимал, что никто и никогда не пошлет именно его переходить контрольно-следовую полосу, что глупо рисковать им по мелочам, для этого есть рядовые исполнители, но это не успокаивало. Он ждал…
Рутти Лаймесон боялся новой встречи с русскими и все-таки его необъяснимым образом тянуло к их границе. Вот и сейчас, когда Майкл, позвонив из Хельсинки, предложил встретиться в Ухгуилласуне, он категорично возразил:
– Нет-нет, Майкл, я сам приеду в Хельсинки. Хочу на месте посмотреть, где бы открыть филиал нашей фирмы.
"Олдсмобил" Майкла Джимлина следовал мимо удивительно красивого хельсинского Брунепарка. направляясь в гавань Сандвикхамина.
– Что там за история с генералом Коллинзом, Майкл? – спросил Стив Фергюссон.
– Истории уже нет, Стив, – ответил Майкл, поворачивая автомобиль на улицу Эспланада. – Решено дела этого не раздувать… А суть его стара, как мир. Вы ведь знаете, что генерал-лейтенант Коллинз еще недавно был начальникам управления по планированию и политике в штабе главнокомандующего нашими войсками в Европе, который находится в Штутгарте…
– Это мне известно, – сказал Стив, – я даже встречался с Коллинзом в Мюнхене.
– Так вот, Коллинз имел доступ к секретным вкладам в банках Швейцарии, имел право снимать деньги со счетов, предназначенных для финансирования деятельности наших спецслужб в Европе, наши с вами деньги, Стив. Он их и снимал… Но использовал не в оперативных целях, а для собственных темных делишек. Пускался в различные махинации, спекулировал, давал деньги, принадлежавшие ЦРУ, в долг под немыслимые проценты.
– Это же уголовное преступление! – возмутился Стив.
Майкл оторвал взгляд от дороги и с усмешкой глянул на своего попутчика.
– Разведка и банальная уголовщина всегда шли рука об руку, Стив… Уж кому-кому, а вам это хорошо известно. Кто, если не чистый уголовник, ваш Лангуст, которого вы с таким грохотом пытались перетащить через кордон?
– Допускается использовать уголовщину только ради высоких целей, Майкл. А генерал Коллинз лично совершил уголовное преступление ради собственного обогащения. Это разные вещи…
– Согласен с вами, Стив. Но в остальном Коллинз стопроцентный янки. Поэтому скандала велено не устраивать, а генерала отправить в отставку с выходным пособием… Слишком много грязных историй случилось за эти годы в самим Белом доме, чтобы дать прессе возможность линчевать имя человека, связанного с ЦРУ. Но, кажется, мы подъезжаем.
ГЛАВА ПЯТАЯ
I
В рубке морского мусорщика было относительно тепло, но безопасным свое убежище Олег Давыдов считать не мог. В любой момент его враги могли сообщить полиции, что где-то в этом районе скрывается злоумышленник, преступник, опасный маньяк, бежавший из сумасшедшего дама, русский лазутчик, наконец. Полиция обыщет яхты и катера, обнаружит его на сборщике мусора без документов и с фантастической историей, которую он может рассказать полицейским в качестве версии к своему появлению в Ухгуилласуне. И если еще недавно Олег жаждал встречи с полицией, по крайней мере для того, чтобы полиция не дала его преследователям немедленно расправиться с ним, то теперь надо было попытаться самому связаться с советским посольством или, на худой конец, с агентской фирмой "Эвалд Юхансон и копания", которая обслуживала их "Вишеру" в прошлом и позапрошлом рейсах. Там он знал нескольких служащих.
Машины с причала уехали, но это еще ничего не значило. Они наверняка оставили здесь своих людей. Необходимо было сидеть на этом суденышке до темноты или дождаться, когда явится его хозяин.