– Санта Клауса, – поправил дипломат-разведчик. – Поскольку разработка операции началась, давайте забудем, Стив, как на самом деле зовут того типа, который намечен как объект акции.
Санта Клаус – так было зашифровано имя лидера оппозиции, который и сейчас мешал организации, а в случае прихода к власти становился в этой стране для ЦРУ врагом № 1.
– Вы правы, – согласился Стив. – Становлюсь стар – забываю о законах конспирации.
– Просто вам слишком ненавистен этот человек, – объяснил политический советник. – И называя его, вы как бы удовлетворяете отрицательное чувство, мысленно поражаете врага еще и еще раз. Остаточное явление, оно сохранилось в цивилизованном человеке еще со времен шаманства.
– Спасибо за столь глубоко научное исследование моей психики, – иронически сказал Стив, слегка наклонив голову.
– Ладно вам, Стив, – отмахнулся Майкл, – не заводитесь. Мы столько лет работаем вместе, хотя абсолютно разные люди. Давайте ладить по-прежнему… В общих чертах я знаком с вашим планом. Три группы – это хорошо. Надежность проведения акции существенно повышается.
– Компьютер гарантирует девяносто процентов, – сообщил шеф резидентуры.
– Высокий уровень…
– Группа ближнего боя, вооруженная кольтами сорок пятого калибра, попадание из него, как правило, смертельно. Затем группа средних расстояний и блокирования, у них будут русские гранаты Ф-1, снабженные осколочными рубашками.
– Сильные штучки, – заметил Майкл, – но опасные для окружающих. Дают до двухсот осколков каждая.
– Если мы вместе с Санта Клаусом угробим пару-тройку его спутников, то организация выдаст нам дополнительное поощрение, – сказал Стив.
– Поделитесь тогда со мной, – усмехнулся Майкл. – Мне платят из другой кассы. И наконец…
– Третья группа будет состоять из снайперов. В нее я и включил парня, которого вы, Майкл, предлагали заложить. Снайперов будет трое. С окончательным размещением их я не решил, поскольку мои люди из окружения Санта Клауса не сообщили пока достаточно точный распорядок перемещений объекта на день акции.
– Значит, пистолеты, гранаты и винтовки с оптическими прицелами… И все это на одного человека. А сколько исполнителей?
– Семеро. Два с кольтами, два гранатометчика и три, как я уже говорил, снайпера.
– Солидно… А как с прикрытием?
– Выделяю шесть автомобилей, снабженных рациями. Они будут стоять наготове вблизи места, где произойдет акция, и снимут снайперов. В седьмой машине 'буду я сам – руководство операцией организация доверила мне. Могу по дружбе предоставить вам место зрителя в моем "мерседесе".
– Благодарю вас, сэр, – поклонился Майкл. – В этот момент я буду находиться в собственном служебном кабинете в соседней стране. Вы же знаете, что джентльмены в визитках и полосатых брюках не занимаются подобными делами. Хотя, не скрою, мне хотелось бы понаблюдать из безопасного местечка, как рвутся русские гранаты на улице Ухгуилласуна.
– Скорее всего, это произойдет на площади Стурмсунн-Раат.
– Тем более, Стив. Нельзя ли снять это действо на видео? Я заплатил бы за такую пленку сотню-другую долларов. И на склоне лет прокручивал бы внукам, выдавая сюжет за кадры старого, давно забытого гангстерского фильма.
– Владельцу такой пленки довольно быстро оторвут голову, – усмехнулся Стив. – Вряд ли он доживет до старости.
– Это верно, – вздохнул Майкл. – А если учесть, что у меня и детей-то пока нет, то не записывайте акцию на видео, Стив. Пусть потом эти кадры воссоздают прогрессивные кинематографисты. Только вот о чем я хотел бы вас попросить…
Майкл Джимлин не договорил, поскольку раздался звонок телефона.
– Мистер Фергюссон? Да, он у меня. Будете говорить…
Он передал трубку шефу "Осьминога".
– Что? – воскликнул Стив Фергюссон. – Третий источник… Вас понял. Подготовьте раскадровку деталей. Немедленно выезжаю. Ждите!
– Неприятности? – участливо спросил дипломат, заметив, как стиснул зубы шеф "Осьминога".
– Карл Сэндберг… Похоже, что мы здорово влипли на этот раз. Русские перехватили в море "Морского ястреба".
– Я поеду с вами, Стив, – сказал Майкл Джимлин
VIII
"…Герман Пикк снова услышал стон. Это насторожило бригадира докеров. Судя по всему, стон доносился изнутри грузового контейнера № 624731 стандартного типа "Morflot", стоявшего на втором терминале и приготовленного для отправки в Гамбург на бельгийском судне "Жан Картье"
Когда Герман Пикк убедился, что не ослышался, он сообщил о случившемся стивидору Артуру Ялгу, который и вызвал милицию. Одновременно были поставлены в известность оперативный дежурный и заместитель начальника ОКПП "Таллинн" майор Виктор Гусев.
В присутствии работников милиции – капитан Николай Гревцов и старший лейтенант Ольгерд Воот, пограничников – майор Виктор Гусев и старший пограннаряда сержант Вартан Ходжикян, понятых – грузчики Рудольф Отс и Арсен Цицикашвили, а также врач портовой больницы Елена Плотникова – контейнер № 624731 был снят с площадки и доставлен в пакгауз № 6, где распломбирован и вскрыт.
Среди различных партий груза обнаружен мужчина, находившийся в бессознательном состоянии. Лет ему приблизительно тридцать. На нем были светло-синий комбинезон, теплое шерстяное белье, туристские ботинки и вязаная шапочка с надписью по-английски.
Документов при неизвестном не обнаружено. Здесь же находилась пустая посуда, видимо, из-под воды, и матерчатая сумка, в которой обнаружены самиздаювские материалы антисоветского содержания.
Врач Елена Плотникова оказала человеку, обнаруженному в контейнере, первую медицинскую помощь, после чего он был отправлен в портовую больницу, где помещен в отдельную палату".
– Его охраняют? – спросил Митрофан Елуферьев, откладывая листок с отпечатанным на машинке текстом.
– Конечно, – ответил полковник Мяги. который принимал сотрудника ленинградского управления, направленного в Таллинн для координации контактов с эстонскими коллегами. – Сам-то он беспомощен… А вот те, кто засунул его в контейнер, могут попытаться сделать так, чтоб он навсегда замолчал. Хотя наши пограничники во главе с майором Гусевым старались, чтобы как можно меньше людей узнало об этом случае, но слухи распространились по порту, проникли в город.
– И до сих пор этот неизвестный молчит?
– Молчал пока… Да и врачи не разрешали беспокоить его. Сильное обезвоживание организма, психический стресс. По предварительным данным, он пробыл в контейнере больше недели. А воды, судя по обнаруженным с ним емкостям, было у него на трое суток. Я недавно звонил в больницу. Главный врач сказал мне, что как будто бы наш клиент созрел для разговора. По крайней мере, уже находится в ясной памяти. Приглашаю принять участие в беседе. Лев Михайлович не упрекнет тогда нашего генерала, будто мы не дали соседям получить сведения из первых рук. Поедете?
– О чем речь! Конечно! – воскликнул старший лейтенант. – Кстати, ни Лев Михайлович, ни ваш покорный слуга никогда не сомневались в гостеприимстве наших таллиннских друзей.
– Что же, и ленинградцы всегда отличались учтивостью, – улыбнулся полковник Мяги, поднимаясь с места. – Хорошо… Обменялись комплиментами – можно и в путь. – Он нагнулся к пульту селекторной связи, тронул один из тумблеров и сказал: – Карл Генрихович, берите необходимую аппаратуру и садитесь в мою машину. Мы с гостем выходим.
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
"Давно я не чувствовал себя так уютно, – подумал писатель Скуратов, удобно расположившись за обеденным столом, который гостеприимно накрыла закусками Тамара Колмакова. – До чего ж приятные люди пограничники! И боевые подруги этим бравым ребятам под стать…"
После посещения заставы имени Петра Игнатенко, куда писателя сопровождал Логинов, Глеб Юрьевич побывал на КПП "Клюквенное", беседовал с прапорщиком Бычковым, задержавшим трайлер с убийцей. Съездили они с Логиновым и на Сайменский канал, а в Кронборге знакомились с работой пограннарядов на железнодорожном вокзале, посмотрели, как проходят проверку документов туристы, въезжающие в Советский Союз на автобусах.
Когда обогащенный впечатлениями Скуратов прощался с начальником Кронборгского отряда и благодарил за хлопоты и заботу, полковник Завалишин спросил:
– А как, Глеб Юрьевич, показался вам наш Вергилий? Хорошим экскурсоводом был подполковник Логинов?
– Спрашиваете! Да если б не Артем Васильевич, я б и пятой части того, что усвоил, не узнал бы и не понял… Гид был у меня выше всех похвал. Спасибо и вам и ему!
– Тогда он и до Ленинграда будет с вами, – сообщил Федор Николаевич. – Нет, нет, не благодарите и не отказывайтесь! У подполковника есть дело в штабе округа. Так что он вроде бы заодно…
После разговора у полковника Завалишина они вернулись в кабинет Логинова. Там Артем Васильевич сразу взялся за телефонную трубку.
– Сначала позвоню другу в Питер, – подмигнул он писателю. – Надо предупредить, что везу столичного гостя. Потом звонок жене: собирай командировочный сидор… Алло! Шиповник? Дайте мне Радугу… Хорошо, подожду. Мы с ним вместе служили на заставе, с Колей. Я вам рассказывал о нем… Радуга! Наберите по прямому каналу: пять-четыре-девять-один… Сейчас дадут… Николай Иванович? Здравствуй, дружище! Слушай внимательно… К вам едет ревизор! Да не к нам, а к вам! Ладно, я шучу. Выезжаю в Питер с московским писателем. Да ты его знаешь, он о вашем брате пишет… довольно часто. Глеб Юрьевич Скуратов. Да, конечно, тот самый! То-то же… Предупреди Тамару: нагрянем в гости!
И вот они приехали в гостеприимную квартиру Колмаковых на Серебристом бульваре, заставленную книжными шкафами, меж которых висели обаятельные, нежные акварели Галины.
Николай Колмаков поднял бокал, наполненный гранатовым соком, и произнес небольшую речь, приветствуя гостя. А когда принялись пробовать замысловатые закуски, спросил у Логинова:
– Откуда копченая кабанятина? Небось, Никита Авдеевич спроворил из прошлогодних запасов… – Он знал, что в охотничий сезон на заставе имени Игнатенко отстреливают по лицензии пару-тройку диких кабанов, которых расплодилось там предостаточно. – Никто, кроме прапорщика Колова, не умеет так деликатесно коптить дичину, – добавил хозяин.
– Угадал, – усмехнулся Логинов и переглянулся с писателем. – Авдеича производство… Только уже нынешнего года.
– Но сезон еще не начался, дядя Артем! – заметила Галина.
– А ты откуда про сезоны знаешь, художница? – спросил подполковник. – Вроде это не по твоей части…
– У нас на этаже охотовед в соседях, – пояснила Тамара. – А его дочь – Галинина одноклассница, подружка.
– Тогда понятно… Этот кабан… нарушитель, одним словом. Нагнал он страху на всех. Непредсказуемо действовал – вот и угодил к нам на стол. Попросите Глеба Юрьевича – он расскажет, поскольку свидетель.
Хозяева повернулись к писателю, и Скуратов под обращенными к нему взглядами смутился.
– Какой я свидетель! – отмахнулся он. – Сидел в темном лесу, слушал стрельбу. Только ракету и видел…
– А дрожали? – улыбнулась Тамара.
– Этого не было… Наоборот, – радовался: участвую, хотя и пассивно, в настоящем деле. А потом выяснилось – кабан…
– Редкая случилась вещь, – пояснил Логинов. – Животное, как потом определили, находилось на другой стороне. А мы шли вдоль КСП, проверяли полосу, поскольку услышали подозрительные звуки. Оказывается, кабан, который в ночь залегает на отдых, страдал бессонницей, что ли… До того, как нам подойти к месту предстоящего нападения, он пересек границу, ушел туда, оставив, естественно, следы на контрольно-следовой полосе. Старший наряда зафиксировал следы и стал проверять на подлинность. А вдруг это нарушитель с кабаньими копытцами? И такое бывало. А виновник засел в сопредельной стране и наблюдает. И что-то ему не показалось в наших действиях. Махнул он через границу, сбил с ног сержанта, выбил из его рук фонарь, тот погас, мы толком ничего не рассмотрели. Поняли только: оттуда пробежало нечто в нашу сторону. Ефрейтор Винонен дал очередь вдогонку и спустил с поводка Ремиза, а Семен Паршин запустил в небо тревожную ракету.
– А вы, дядя Артем? – спросила, лукаво улыбаясь, Галина
– Пистолет вытащил. Тоже приготовился к бою, – усмехнулся в ответ Логинов. – Только стрелять уже было не в кого. Пентти Винонен догнал беднягу с первой очереди. Заставу, конечно, подняли в ружье. Обычное дело. Братья наши меньшие каждую ночь вызывают сработки сигнальной системы. Живые существа, что поделаешь, у них собственные правила обитания. Им не объяснишь, что система реагирует на любой теплокровный организм, создающий электрическое поле. Но с кабанами такого у нас еще не бывало. Вот у меня друг на польской границе служит, так он на барсуков жалуется – шастают по ночам туда-сюда и поднимают заставы по тревоге.
– А если животное с холодной кровью? – спросила Галина. – Змея, например… Она может спокойно переползти через границу?
– Змея может, – подтвердил Логинов. – Но по моим данным, в змей нарушители еще не превращались. В лосей, лошадей, горных козлов, кабанов, ишаков и верблюдов – бывало. А вообще-то идея… Нарушитель – змея! Спасибо, Галина, беру на вооружение твою подсказку. Доложу начальству. Глядишь, и медаль тебе выхлопочу. Благодарю за службу!
Все рассмеялись, а девочка покраснела от смущения.
– Ладно, ладно, – сказал Логинов, – не тушуйся, крестница. Покажи-ка нам лучше последние рисунки. Вот и Глеб Юрьевич посмотрит…
После импровизированного вернисажа пили чай. Вскоре Галина ушла к себе готовиться к следующему дню, занятия в художественном училище, где она теперь училась, уже начались. Тамара мыла посуду, отвергнув попытки мужчин помочь ей, заявила, что их дело охранять границу, ловить шпионов и писать книги. Слабому полу с этим не справиться, поэтому каждому своё.
– Если серьезно, – сказал Колмаков, когда они остались втроем, – то я равноправие женщин вижу не в том, чтобы ей предоставили возможность выполнять любую мужскую работу. Это как раз неравноправие. Главное в другом. В том, чтобы женщине ничто не мешало быть матерью.
– А кто спорит? – спросил Логинов. – Когда слышу, что женщина освоила некую экзотическую профессию, то всегда думаю: а не помешает ли это ей рожать и воспитывать детей?
– Эти сомнения не оставляют и женщину, поверьте, – вступил в разговор писатель. – Интуитивно она сомневается в правомерности существования в мужском качестве, и такое сомнение не проходит бесследно для ее психики.
– Причем женской психики, – добавил Колмаков. – А когда женская психика вытесняется неким чуждым для нее мужским началом, такое насилие над душой женщины бесследно не проходит. Поневоле вспомнишь: кесарю кесарево…
Некоторое время мужчины молчали.
– Недавно просматривал трактат Ренэ Декарта "Правила для руководства ума", – нарушил паузу Логинов. – Он свои правила, правда, не дописал, но те, что до нас дошли, – инструкция к действию для нас с тобой, Коля. В них Декарт прямо называет интуицию и дедукцию основными средствами познания.
– Декарт говорит еще и об индукции, которая завершает обретенное с помощью двух первых средств познания, – заметил Скуратов.
– Верно, – согласился Логинов. – Но я в связи с сомнением, о котором вы начали говорить, Глеб Юрьевич, вспомнил о Декарте. Сомнение, когда оно направлено изнутри вовне, на что-либо за пределами нашего Я, служит стимулом для развития знания. Это единственный способ его развития. А вот когда сомнение замыкается на себе, становится основой существования конкретной личности, это уже не есть, как говорится, хорошо. И применительно к женщине, которая взялась не за свое дело, этот психологический аргумент можно считать достаточно полновесным.
Мужчины не заметили, что Тамара уже освободилась и стоит в дверях, прислушиваясь к их рассуждениям.
– Ладно, Спинозы, – сказала она, проходя в комнату. – Меня вы убедили: не сяду на трактор, не полечу в космос, не буду учиться на капитана дальнего плавания, не стану писать и детективных романов, хотя у Агаты Кристи это вовсе не плохо получалось. Займусь женским делом: заварю вам свежего чая.
– Умница! – сказал Логинов. – И покрепче, пожалуйста… Фирменный завари, колмаковский. А потом я тебе чашечки сполоснуть на кухне помогу. Моя Настя не признает разделения труда и приучила меня. Теперь отменно мою посуду. Не то что твой ленивый хан Гирей.
Когда пили чай, Скуратов задумчиво сказал:
– Удивительное дело, но как быстро приучились мы общаться друг с другом без спиртного. Стоило только попробовать, и обычное чаепитие вдруг превратилось в подлинное застолье, где людьми управляет дружеская беседа, а не алкоголь.
– Когда двадцать с лишним лет подряд литература, театр и кино внушают людям, что без выпивки в жизни не обойтись, да еще некоторые ученые люди утверждают, будто пьянство – национальная черта русского народа, поневоле перестанешь видеть альтернативу алконаркомании, – с горечью произнесла Тамара. – У нас коллектив женский, а тоже не обходились без шампанского. А сейчас прекрасно довольствуемся чаем, друг перед другом хвастаем выпечкой… Любо-дорого посмотреть. И отношения стали искреннее.
– А не происки ли это масонов? Я говорю о настойчивом приобщении нашего народа к пьянству, – сказал Логинов и легонько хлопнул по плечу Колмакова. – Что на этот счет говорят твои знаменитые досье, Николай?
Потом он повернулся к Скуратову:
– Наш хозяин прославился уникальной коллекцией всевозможных сведений о деятельности масонов. Хобби у него такое своеобразное. Впрочем, ему и по долгу службы знать сие практически полезно.
– Поделитесь, поделитесь информацией, – оживился писатель, – у меня досье на эту ультратаинственную организацию нет, хотя кое-что из популярной литературы имеется. Книга Яковлева "1 августа 1914 года", молодогвардейский сборник "За кулисами видимой власти", работы Генри Эрнста, в частности его статья в "Журналисте", которая довольно метко названа "Масоны: незримая власть". Ну и, конечно, Иванов, Бегун, Шафаревич, Дикий, Дуглас, Рид. Тема эта сложнейшая, тайны масонства – печать за семью замками. Тот же Эрнст Генри подчеркивает, что проникнуть в секреты "вольных каменщиков" труднее, нежели раскрыть тайны разведывательных служб.
– Это верно, – согласился Колмаков. – Но еще в Евангелии от Иоанна сказано, что все тайное становится явным… Надо вашему брату, литераторам, писать об этом почаще и побольше, чтоб народ постоянно находился настороже.
– Писать о масонах, значит вскрывать их связи с международным и внутренним сионизмом, – заметил подполковник Логинов. – А любая критика и выявление происков сионистов автоматически влечет обвинение в антисемитизме. Нас всех так запугали этим жупелом, придуманным Альфредом Штеккером, придворным священником кайзера Вильгельма Второго, что мы рот боимся открыть. Того и жди, что к стенке будут ставить только за то, что ты усомнился в бескорыстности избранного народа. Подобное мы уже пережили в восемнадцатом году.
– Вы, так говорите, будто состоите со мной вместе на учете в нашей писательской организации, – усмехнулся Скуратов. – У нас, действительно, сложно бороться с сионизмом… А "зеленым фуражкам" кого бояться?
– Так у них и критиковать некого, – поддел товарища Колмаков, и все рассмеялись