Вначале Джин не торопился. Он пропустил вперед японца Кэна и венгра Тибора, затем его обошли Бастер и Джордж.
Джин считал, что вот-вот за спиной послышится свисток мастера-сержанта, прибывшего на плац к построению, и бессмысленный бег прекратится.
Но свистка все не было, а пыль, взбитая бутсами впереди бегущих, не рассеивалась.
С каждым шагом все трудней и трудней становилось дышать.
Джин попробовал нажать, но те, кто ушел вперед, понимали, что они потеряют, отстав, и продолжали тянуться из последних сил, обливаясь потом, оставляя за собой стену как бы застывшей пыли.
Джин понял преимущество бегущих впереди и приналег.
Вот слева появилась тонкая, вытянутая вперед шея Берди.
- Глупо, - еле выдавил из себя Берди, увидев рядом с собой Джина. Он дышал со свистом, неуклюже махал длинными руками. Казалось, что вот-вот Берди споткнется и упадет лицом вперед. Но доходяга Стиллберд был на удивление тягуч, и когда на четвертой миле, у самой кромки полигона, послышался долгожданный свисток, он не остановился, не упал и даже не опустил вниз руки, а, как это присуще бегунам, пробежал еще несколько десятков метров и только потом остановился.
…Обратно они шли быстрым шагом. Еще четыре мили.
У мастера-сержанта было лицо хорошо выспавшегося человека, и он, естественно, не жалел ни себя, ни других.
- Выше голову и ноги, нас ждут вино и женщины! - самозабвенно повторял он чью-то пошлость.
Чак приготовил своим питомцам новый сюрприз. Он встретил их командой:
- Песню!
Все недоуменно молчали.
- Выровнять строй! - вновь скомандовал Чак. - Песню!
И снова тягостное молчание.
- Попрошу песню! - на этот раз прозвучало угрожающе.
- Какую? - недоумевая, спросил Тэкс.
- Все равно… Пусть каждый поет свою.
И Тэкс тотчас же запел патриотический гимн "Боже, благослови Америку!.."
Вслед за ним запел Бастер. Бастер пел так, словно находился не в строю, а брел на свидание.
Я замечу тебя одну среди всех.
И если ты влюблена,
Приходи, крошка, ровно в семь
С подругой или одна.
Мэт не пел, а, выкатив глаза, рычал:
Ада, Ада! Открой двери ада.
Ада, Ада! Открой эту дверь.
Ада, Ада! Открой двери ада,
Или я открою ее своим кольтом
Калибра сорок пять.
А негр Джордж пел что-то грустное, заунывное. Он сразу же сбился с ноги, наступил на каблук Берди и смущенно замолчал. Всю команду смешил Берди.
- "Вперед, солдаты Христа", - тонким голосом запел он гимн "Армии спасения".
А Чак то бегал вдоль строя, приглядываясь к поющим, то отставал, то опережал идущих, прислушиваясь, кто же все-таки не поет.
Не пел Джин.
- Песню! - перекричав всех, потребовал Чак. Джин молчал.
- Песню! - снова крикнул Чак. - Строй, стой! - скомандовал он.
То, что называлось строем, остановилось.
- Разойдись! - прогремела команда. Битюк подошел к Джину.
- У рядового Грина плохой слух? - почти шепотом спросил он.
Джин не сообразил, что нужно было бы на это ответить.
- Вы меня слышите? - продолжал, накаляясь, Чак.
- Слышу.
- Сэр, - поправил Джина Чак, - хорошо слышите?
- Я вас слушаю! - Лицо Джина заострилось, глаза сузились.
- Сэр, - на этот раз громче произнес Чак и неожиданно ударил Джина по челюсти правой снизу.
В какую-то сотую долю секунды острым чутьем боксера Джин угадал направление удара, подтянул подбородок к плечу, пытаясь прикрыть челюсть плечом и открытой ладонью левой руки. Но он все же не удержал удар, качнулся и упал. Упал, но тотчас же поднялся.
- Свои всегда хуже чужих, - сказал Чак.
- У меня плохой слух, но хорошая память, - сказал Джин.
- Сэр, - выдавил Чак и ударил снова. Теперь уже всем корпусом.
Джин и тут успел увернуться.
- Джамп! - рявкнул Чак. - Прыгай!
К удивлению Чака, Джин взвился в воздух, с криком: "Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи!..", приземлился так, как это положено воздушным десантникам-парашютистам - ноги вместе и согнуты, пружинят в коленях, руки растопырены.
- Отставить! - гаркнул Чак, в изумлении глядя на новичка. Откуда было знать Чаку, что Лот давно рассказал Джину, что надо делать в Брагге по команде "Джамп!"
- Десять прыжков на корточках! - заревел Чак. И тут Джин перехитрил брагговского солдафона - подпрыгнул десять раз, подпрыгнул сверх нормы одиннадцатый и проорал:
- В честь воздушных десантников!
- А ты парень не дурак, - промямлил сраженный Чак.
С этого момента все новобранцы поняли, что эти две команды - самые популярные в Форт-Брагге. Команда "Джамп!" гремела днем и ночью при любом столкновении с начальством, по дороге в сортир, в столовой, во время молитвы. "Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи" - это отсчет секунд перед раскрытием парашюта рывком кольца, а упражнение в целом было направлено на отработку автоматизма действий у десантников.
- ДЖАМП!
Ночью их подняли по тревоге.
- Живей, живей! Не у мамы в гостях, - торопил Дик. - Что это у тебя? - спросил он Грина, глядя на его вспухшее лицо.
- Аллергия.
- Что?
- Есть такая болезнь - аллергия. Невосприимчивость…
- К военной службе? - Дик с любопытством разглядывал обезображенное лицо Джина.
- У вас можно достать свинцовую примочку? - мимоходом спросил он у Дика.
- А ты кто, врач?
- Без диплома.
- Здесь получишь диплом… Веселей, ребята. Приходи утром в санчасть, скажи: "Дик прислал", только Чаку ни звука. Он не отходчив…
Команда собиралась на построение в полусне. Все еле держались на ногах. Дик скомандовал:
- Смир-р-рна-а!
Строй замер.
- Сообщаю следующее - начал было мастер-сержант; он прошелся вдоль строя и остановился около Берди. - Вы плохо себя чувствуете, Стиллберд? - безучастно спросил он.
- Напротив! Я в отличной форме, сэр, - бодро произнес Берди. - Я просто всегда плохо выгляжу.
- Так вот… Завтра, - оставив без внимания реплику Стиллберда, продолжал Дик, - вы получите винтовки системы "гранд М-13" и штыки. В полдень начнем подготовку к прыжкам с парашютом. Подъем в пять ноль-ноль. Разойдись!
Джин уснул сразу же, так, словно провалился в бездну.
Его дважды будил Берди.
- Что? - вскидывался Джин.
- Ты кричишь.
- А-а-а… - бурчал он, засыпая.
Ему снилось, как на него, лежащего на голой земле, с горы катилась огромная винная бочка, та, которую он видел когда-то на выставке калифорнийских монахов-виноделов. Затычка из бочки выскочила на ходу, и вино, расплескиваясь красными обручами, катилось рядом с бочкой, а та, стремительно надвигаясь, катилась бесшумно.
- Джамп! - слышал он чей-то знакомый голос. Он хотел подняться, но не мог.
А потом бочка превратилась в огромный дребезжащий барабан, а затем появились четыре барабанщика. Два впереди, он в центре, а два - сзади. Чуть поодаль - караульный начальник Тэкс. А он, Джин, без погон, без шапки и почему-то с ремнем в руке.
Он шел по треку ипподрома Лорел. В ложах сидело множество знакомых. Среди них Хайли и Ширли. Ширли машет ему, подбадривая, Хайли жестом показывает: мол, выше голову, малыш. А он боится встретиться глазами с матерью и Натали и мучительно пытается вспомнить свою вину. И вспомнить не может. Вот наконец-то он поравнялся с балконом знакомого ему двухэтажного здания. На балконе, в центре, на месте, где когда-то стоял Трой Мидлборо, красуется Чак Битюк.
Толстая красная морда, толстые, мясистые щеки, толстый курносый нос картошкой, тяжелый подбородок с нижним прикусом.
А потом он упал, и его начало заливать водой. Он попытался как можно выше поднять подбородок, так, чтобы успеть набрать много воздуха, и… проснулся
- Что с тобой? - спросил Берди.
- Пить!..
Горели губы. Ныло разбитое небо. Хотелось пить, и не было силы встать.
Берди принес ему воды и сел на край кровати.
- Я его убью! - сказал Джин, с трудом напившись, ему было больно разжимать челюсть.
- Убить стоило бы, - согласился Берди, - но…
- Завтра же…
- Завтра - это ни к чему… У нас еще будет время - во Вьетнаме, или в Конго, или еще где-нибудь. Хочешь покурить сигарету с марихуаной? - утешал Джина друг.
- Не хочу.
- Почему?
- ?
- Тебе от себя никуда не нужно уходить? - покровительственно похлопал Берди по руке. - Значит, главное в тебе самом, - не унимался он.
Джин промычал что-то невразумительное.
- Ну ладно… - Берди наконец-то умолк, но потом все же не удержался: - Тебя любили женщины?
- Спи.
- Нет, правда, любили?
- Иногда.
- А меня нет. Но я своего добьюсь. Вот увидишь. Я приеду в Квебек в зеленом берете, со скрещенными молниями над левой бровью. И мой берет будет когда-нибудь лежать под стеклом в университете, как спортивная фуфайка Джонни Мастерса.
Джин заскрипел от боли зубами.
- Ты любишь джаз, Джин? - спросил вдруг Берди.
- Да.
- Кого предпочитаешь: Эллу, Сэчмо или Брубека?
Джин одобрительно кивнул головой.
- А старые ньюорлеанцы тебе нравятся?
Когда они умолкли, чья-то тень скользнула по стене и скрылась за дверью.
- Начинается, - сказал Берди.
Джин повернулся лицом к двери.
Вскоре тень обрела плоть. Это был итальянец Доминико. Он подкрался к Кэну и, положив ему на плечо руку, как ни в чем не бывало сказал:
- Пойди к "джону".
Кэн не рассердился. Он молча поднялся, а когда вскоре вернулся, то разбудил Мэта с теми же словами:
- Сходи к "джону".
Мэт чертыхнулся, но встал и, возвратившись, разбудил Сонни.
- К "джону"! - начал было Мэт.
- Знаю! - перебил его Сонни. - Я уже играл в эту игру в дивизии "Олл-америкэн", - он закрыл глаза и тотчас же уснул.
Вот тут-то и сыграли подъем.
Удары о стальную рейку чугунной битой были настолько внушительными, что даже царица унылых земель Северной Каролины - гадюка и та с любопытством высунула из расщелины свою плоскую голову. Чак вошел и грохнул:
- Джамп!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ИЗ ДНЕВНИКА ДЖИНА ГРИНА, ДОСТАВЛЕННОГО МАЙОРУ ИРВИНУ НЕЮ,
НАЧАЛЬНИКУ СПЕЦОТДЕЛА ОБЩЕСТВЕННОЙ ИНФОРМАЦИИ
1 августа
…Удивительное дело - я начал писать дневник. С чего бы это? От одиночества? А может, это желание познать себя или… поиски опоры в себе?!
Берди как-то сказал: "Сфотографируй свое плечо и опирайся на него до последних сил".
Как-то Ч. заставил нас с Берди вырыть саперными лопатками по окопу и наблюдать из него за "приближающимся противником".
Мы просидели в касках в щели окопа около четырех часов. В помещении в этот день было 100 градусов по Фаренгейту. Мы чуть не рехнулись… Откуда было брать силы? Собственное плечо?
Берди - удивительное существо. Внешне - расслабленный, хилый, рассеянный, сентиментальный. Внутри - семижильный. Он, как подлодка, состоит из отсеков. Затопят один - задраит люки и переборки - живет. Затопят второй - снова перекроет все ходы сообщения.
И вместе с тем он очень уязвимый, особенно в мелочах. Бастер его донимает одними и теми же вопросами.
- Ты бы убил Мэта?
- Нет… Не знаю… Не думаю.
- А Сонни?
- С чего бы это?
- А если бы тебе приказали?
- Все равно.
- Значит, ты не будешь носить зеленый берет.
- Буду.
- А Ч. убил бы?
- Убил…
- То-то.
Бастер оправдывает насилие. Он говорит, что волки, вышедшие на охоту, не должны притворяться собаками…
7 августа
В конце недели у нас был бой с Сонни. Он мастер карате. Он и японец Кэн.
Наш инструктор-сержант Дадли сказал, что мы должны драться не условно.
За день до этого была такая ситуация.
Мы работали в спарринге с Сонни. Вошел мастер-сержант Галифакс.
- Ну-ка, - сказал он, - чтобы закруглиться, давайте уточним характеристики.
Вначале мы не поняли, о чем он говорит.
- Пять раундов по всем правилам. А потом экзамен по "похищению людей".
Начался бокс.
В четвертом раунде Сонни неудачно ушел с ударом от каната, не рассчитав дистанцию.
Я его встретил прямым. Он поплыл. Я обработал его корпус - он отвалился на канаты и сполз на пол.
Мне не хотелось отправлять его в лечебницу, и, когда он поднялся, я вложил ему всю серию в перчатки.
И храни его господь: прогремел гонг.
Сонни - равный среди равных, но все-таки и здесь к нему относятся презрительно.
Неграм всегда сначала обрубят корни, а потом, когда они приживутся на чужой земле и хватят лишку солнца, напоминают, что вы, мол, парни, не отсюда. Талантливых, мол, много, но где ваши корни?
Я равнодушен к этим проблемам и раньше просто никогда о них не думал. Но ведь и я теперь на вопрос "Кто вы - русский?" - переминаюсь с ноги на ногу.
До смерти отца, до всей этой странной кутерьмы вокруг, я не задумывался над тем, что я русский, что русский - это не англосакс, что это что-то "не совсем то"…
Сейчас самое желанное для меня - ночь. Сон - это мой просвет, прорыв из дневного бреда.
А может, у меня до предела уплотнен день и поэтому слишком спрессованы ночные просветы?…
Идет Д., нужно кончать писать… Мне что-то не нравится навязывание дружбы с итальяшкой…
10 августа
…Оказывается, я лучше всех работаю с пластмассовой головой.
…Манекен подключен к электрическому сигнальному щиту. Ты стоишь против него: он твой враг. Бери палку. Удар! Голова упала на грудь: четверка.
После удара голова запрокинута: зажглась красная лампочка - пятерка.
Удар в переносицу - резко, ребром ладони (я уже набил себе ороговевший бугор на ладони не хуже, чем у Ч.).
Точный удар - и голова куклы безжизненно свесилась. Красный свет - пятерка.
Нужно бить не только точно, но и резко.
Не просто резко, но и мгновенно. Дадли сказал:
- В вас есть и сила, и злость, Джин. Меньше раздумывайте.
И еще он сказал как-то:
- Ведите себя как в Си-130 перед прыжком. Все, что было, - позади. Подойди к люку и войди в ночь как нож в масло… Думать нужно только о том, где и как провести отпуск.
Итак, о Дадли
Мы с Сонни работали карате. Я сделал неудачный финт, и он выбросил меня за мат.
Но и Сонни попался на разрыв. Я чувствовал, что ему больно. У него от боли взмокла шея, но он все же переборол боль. Так бывает, когда сумеешь отстраниться и сконцентрироваться в одной точке.
Сонни вырвал руку из тисков, бросился мне под ноги, и в неожиданном захвате, растянув мне мышцу правой руки, применил клинч и начал ломать мне шею в ординарном нельсоне. Силы покидали меня. Дважды в моих глазах гас свет, словно кто-то под прессом отделял мою сетчатку. Затем он легко перевернул меня, прижал лопатками к мату и вдруг отпустил.
- Ты его не дожал, - сказал Дадли. Я услышал это откуда-то словно из-под воды. - Отпустил?
- Нет, сэр.
- Что нет?
- Я его положил на лопатки, сэр.
- Почему ты его перевернул?
- Я хотел зафиксировать победу, сэр, - спокойно ответил Сонни.
- Принеси-ка два кирпича, черномазый.
Сонни не двинулся с места.
- Ты меня слышишь?
Сонни поднялся с мата. Поднялся и я. Встал со стула Дадли.
- Принеси-ка два кирпича, - повторил приказание Дадли.
Сонни вышел из тренировочного зала.
- Простите, сэр, - вежливо обратился я к Дадли. - Вам действительно хотелось, чтобы он сломал мне шею?
Дадли сразу не отреагировал. Он велел мне встать в строй и только потом заметил, что я за последнее время излишне оживился.
- Что ж, - не удержался я. - Мы обмялись и уже не те, которым когда-то швыряли в лицо "фетигз" на номер больше и чуть ли не на физиономиях мазали несмывающейся краской наши номера.
- В этом вовсе не ваша заслуга, - сказал Дадли. В дверях появился Сонни с двумя кирпичами в руках
- Положи их на подоконник один на другой.
Сонни положил.
- Ударь!
Он изо всех сил ударил по кирпичам ребром ладони.
- Вот какая у тебя клешня! - сказал Дадли. Кирпичи развалились на множество кусков и осколков.
- А на твоем месте, - сказал он мне, - я был бы оскорблен снисхождением.
11 августа
У нас пехоту называют "прямой ногой"… Мы-то, мол, рождены для прыжков с парашютом. Приземляемся - пружиним. Идем по дну в аквалангах - пружиним. Ходим по земле, оттопырив губы перед пехтурой, - тоже вроде пружиним…
Наш центр, куда сходятся все нити спецслужб, называется "Смоук-Бом-Хил" - гора дымовых бомб. Но мы их не возим, не летаем с ними, не стережем их. Мы сами бомбы.
Сегодня был наш пятый прыжок. Высота 1200 футов - теперь пройденный этап. В третий раз шел за мной к люку Доминико. Он ведет себя престранно; то слишком предупредителен, то сквозь зубы отвечает на любой вопрос. Я спросил его как-то:
- Что с тобой, Дуче?
Он ответил:
- Для кого Дуче, а для кого Доминико. - И тут же спохватился: - Слишком долго, - говорит, - ко мне карта не идет. - Это было сказано на картежном слэнге.
Сегодня нам прикололи на грудь серебряные крылья. Ч. поздравил меня. Но я его ненавижу.
15 августа
Вчера были затяжные прыжки с парашютом.
Я прыгал вслед за Кэном.