- Пару мартини, Рокки! - сказала Молли одному из двух барменов в белых форменных пиджаках с блестящими металлическими пуговицами и черными "бабочками". - Мне побольше вермута и льда и поменьше сахара, а тебе, Джерри?
- Покрепче - и двойной! - он со шлепком положил на отделанную хромом и пластиком стойку десятидолларовый банкнот. - Джин "Бифитер". Вермут только экстрасухой "Мартини и Росси". С долькой лимона.
Отвечая на несложные вопросы Молли, Джин осмотрел бар. Перед барменами стояла целая батарея разномастных бутылок с блестящими никелированными дозаторами. За их спинами играл огоньками, красками и бликами, отражавшимися в зеркалах, необозримый парадный строй бутылей, бутылок и бутылочек, как отечественных, так и иностранных. На специальной полке стоял включенный телевизор. Передавали какой-то старый "вестерн". Долговязый Гарри Купер мчался куда-то на своем голенастом коне…
Панно на стенах изображали обезьян, гоняющихся на манер сатиров за голыми нимфами. Судя по потрескавшейся и потемневшей краске, обезьяны и нимфы были написаны безвестным живописцем лет сорок тому назад. Возбужденные морды распаленных орангутангов резко контрастировали с бесстрастными лицами молча пивших в баре "горилл".
Почти все они были на одно темно-оливкового цвета лицо, лицо явно латинского типа. Смуглые, черноволосые, с низкими бровастыми лбами и отливающими синевой челюстями. Тесные темные костюмы из лоснящейся легкой ткани "тропикл" с электрической искрой облегали мускулистые плечи и спины. Почти все сидели с тяжеловесной сосредоточенностью над своими стаканами, словно стремясь проникнуть в сокровенный смысл бытия. Странно и жутковато выглядели эти молчаливые "гориллы" в красноватой полутьме бара, рядом со скалящими рты обезьянами. Джин определенно предпочитал обезьян.
Бармен поставил перед Джином и его "помидорчиком" два фужера с мартини, один - с долькой лимона, другой - с оливкой. Мартини получился излишне водянистым: слишком много вермута и сахара.
Бармен тут же со звоном выбил чек за два мартини, положил перед Джином сдачу с десяти долларов. Так делается только в дешевых барах. В "Рэйнджерс" всегда ждут, пока клиент кончит заказывать, прежде чем назвать ему сумму счета.
Да, в "Манки-баре" было все как в третьеразрядном "дайве" - кабаке.
Вплоть до кетчупа на столиках, календаря с голыми красотками за барменом, джук-бокса - платного автоматического проигрывателя - и сигаретного автомата в углу.
- Принеси-ка мне, Молли, пачку "Кул", - попросил Джин, пальцами пододвигая "помидорчику" четвертак.
Молли с улыбкой сползла с высокой вращающейся круглой табуретки, обнажив при этом не лишенную изящества ногу до черных кружевных трусиков.
- Ничего ножка, - тоном знатока заметил Джин.
- Другая точно такая же, - ответила Молли.
- Покажи!
- Потом увидишь!
Вихляя крутыми бедрами и ягодицами, она зашагала на тонких, как стилеты, каблучках к сигаретной машине.
- Скажи-ка, Мак, - обратился Джин к бармену, - Красавчик здесь?
Бармен хранил такой гордый и надменный вид, словно постоянно помнил, что, по крайней мере, один мэр великой атлантической метрополии - Бил О'Двайер - являлся в начале своей карьеры барменом.
- А кому это интересно? - загадочно спросил бармен, окинув Джина быстрым взглядом черных итальянских глаз.
Джин пододвинул дюйма на три в сторону бармена пятерку из сдачи.
- Да слышал я в Фили от верных ребят, что он большой любитель покера.
- Что-то я, парень, не видел тебя тут раньше, - колеблясь, проговорил бармен, вытирая полотенцем блестящий черный пластик.
- Как не видел! - усмехнулся Джин, пододвигая пятерку еще на дюйм. - Да уж целых десять минут, как я тут сижу. Я Джерри Кинг из Фили. Ди-Пиза посоветовал мне сыграть тут в покер.
- Вот твои сигареты, - сказала, подходя, Молли с пачкой ментоловых. - Возьми мне еще один мартини. Этот слишком сладкий и выдохся.
- Слышал, Мак, что сказала леди? - бросил Джин бармену. - А мне сообрази двойной скотч "Четыре розы".
- Я не леди, Джерри, - сказала Молли. Она повернулась на крутящейся табуретке так, что ее обтянутые нейлоном коленки коснулись его бедра. - А вот ты похож на джентльмена. Вдвоем мы составили бы дивный дуэт.
Кто-то сунул дайм - десятицентовую монету - в джук-бокс и нажал клавишу с названием одного из последних международных шлягеров. Из мощного динамика полились задорные, разухабистые звуки твиста в исполнении Чабби Чеккера.
Давай станцуем снова твист,
Как танцевали прошлым летом!
- Обожаю Чабби, - со вздохом сказала Молли, - хоть он и негр. Ему, говорят, всего двадцать лет, и он поет сейчас почти рядом с нами - в "Пепермент-лаундж". Вот бы послушать, да туда фиг пролезешь!
Джин дотягивал свое двойное виски. В баре вспыхнуло вдруг два или три юпитера. Бармен выключил телевизор. Гарри Купер, онемев, ушел в темный экран, исчез. Из задней комнаты выбежала пухлая молодящаяся блондинка в громадных солнечных очках с оправой в форме крыльев экзотической бабочки, не менее экзотическом "гавайском" пляжном костюме и немыслимо широкой шляпе.
- Леди и джентльмены! - объявил хлыщеватый конферансье. - Бимба Брод из Голливуда. Самый большой бюст от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса! Сорок три дюйма! Талия - двадцать два дюйма!..
Стриптиз в такой ранний час? Впрочем, когда же еще смотреть стриптиз этим "гориллам"? Ведь все они, наверное, работают в "кладбищенскую" смену.
Семейство человекообразных сразу же оживилось. Черные маслины глаз следовали неотступно за "стрипершей". Залоснились потом смуглые невыбриваемые лица. Джин и тот, вращаясь, описал полкруга на табурете с новым стаканом в руке.
- Тебе нравится эта корова? - ревнивым шепотом спросила Молли, дохнув на клиента запахом сен-сена.
- Видали мы "помидорчиков" и поаппетитнее, - ответил Джин, вспоминая стриптизы лондонского Сохо, парижского Пляс-Пигаля, Копакабаны, и Лангегассэ, и других столиц ночного мира.
"Стриперша" явно уповала не столько на свои перезревшие прелести и искусство танца, сколько на голую психологию. Впрочем, именно это и требовалось ее зрителям. Джин не удостоил бы ее и взгляда, если бы не привычное чудо, совершавшееся где-то в глубине его естества: охлажденное кубиками льда виски приятно скользнуло вниз, и вот словно расцветали внутри "Четыре розы", излучая блаженное тепло, и радость, и благолепие, лаская душу и сердце. Все сказочно менялось перед глазами: громилы-мафиози превращались в добродушных симпатичных парней, бар становился волшебным гротом, а вульгарная "стриперша" - прекрасной наядой, чье тело светилось розовым жемчугом.
Эти первые симптомы эйфории заставили Джина вспомнить о деле и о том, что спешить с выпивкой не следует.
- Слушай, Молли! - сказал он, чувствуя руку "помидорчика" у себя на бедре. - Мне обещали, что я сыграю с Красавчиком. Он еще не пришел?
- Красавчик заканчивает свой ленч, - ответила Молли, не спуская глаз со "стриперши", медленно раздевавшейся под твист, и поглаживая Джину бедро. - Утром играл в пул, а после ленча начнет в покер. А ты не купишь мне шампанского, Джерри?
Пластинка Чабби Чеккера кончилась. Кончился и первый акт двухактного номера. "Стриперша" осталась в одном красном в белую крапинку бикини. Словно переводя дух, джук-бокс вдарил шейк. Динамически вращая тазом, животом и бедрами в такт бешеной музыке, вспотевшая блондинка неутомимо трясла всеми своими загорелыми прелестями
"Стриперша" дразняще медленно расстегивала на спине пуговицу верхней половины бикини. "Гориллы" жадно подались вперед. Кое-кто, в ком сильнее заговорила горячая кровь неаполитанских или палермских предков, привстал. Один "горилла" судорожно глотнул. У другого слюна, пузырясь, потекла по вороненому подбородку. А джук-бокс наяривал:
Итси битси, тини вини,
Иеллоу полка - дот бикини!
Молли взяла ладонь Джина, поднесла ее к губам.
- Ты меня обманываешь, Джерри! - щебетала она. - Ты часом не из этих, не "маргаритка"?
Какой-то мафиози бросил к напедикюренным ногам женщины, бившейся в пароксизмах симулированной страсти, свернутую трубочкой пятидолларовую бумажку. Пример оказался заразительным. Со всех сторон посыпались зеленые трубочки Чтобы не отстать от других, Джин свернул в трубочку и швырнул "стриперше" десятку. Прибегая к этому убедительному аргументу, публика требовала, чтобы стрип-артистка не останавливалась на достигнутом, а перешагнула за границу установленных в штате Нью-Йорк законов благоприличия.
- Стрип! Стрип! СТРИП! - кричали темпераментные мафиози.
И зеленый дождь сделал свое дело. Закон был посрамлен. Глаза "горилл" лезли из орбит.
- Браво! Брависсимо! - взорвался зал. - Бис!
Но тут же, взвыв, замер шейк, потухли юпитеры, и "стриперша" уже в темноте собирала щедрую дань благодарной публики.
- Еще того же! - проведя пальцем за взмокшим воротником, кинул Джин бармену. - И не жалей, приятель, виски!
Огромные деревянные лопасти вентилятора на потолке месили душный воздух, насыщенный густым запахом мужского пота и алкоголя.
Все это было отвратительно, решил Джин. Впрочем, он, разумеется, не ожидал увидеть в этом гангстерском притоне что-либо иное…
Тут только он заметил, что Молли куда-то исчезла.
Не успел Джин удивиться этому и приняться за новый стакан с "Четырьмя розами", как снова зазвучала музыка, на этот раз тихая, сентиментальная. Конни Френсис пела "Вернись в Сорренто", и не одна пара глаз с поволокой, черных, как лава Везувия, подернулась дымкой ностальгии, хотя вряд ли кто из присутствовавших граждан Нью-Йорка бывал в этом городе.
И вышла в полупрозрачном сиреневом пеньюаре из нейлона еще одна блондинка, молодая и стройная. Джин даже вздрогнул от неожиданности. Подумать только: это была Молли!
Она выплыла в перекрестке лучей юпитеров, не слишком умело вальсируя. Повернувшись к Джину, она подняла руку и пошевелила в знак приветствия пальцами. По всему было видно, что Молли не училась в знаменитом колледже розовых кошечек в Лос-Анджелесе, где будущих "стриперш" учат изящному раздеванию и элегантному обольщению. Но Джин отметил в ней много природной грации. Он пожалел, однако, что Молли приходится заниматься более чем сомнительным искусством, сочетая его с древнейшей на свете профессией, а в следующую секунду неожиданно для себя - какая нелепость! - он ощутил в груди укол ревности. Какое свинство, что Молли принуждена раздеваться перед этим стадом "горилл"! Нет, любовь и секс - это касается только двоих, а не толпы…
В этот момент кто-то постучал по его плечу.
- Вас ждут на третьем этаже! - тихо сказал бармен доверительным тоном и красноречиво потер пальцами невидимую бумажку.
- Спасибо, Мак!
Обычно Джин давал на чай ровно десять процентов суммы счета, но на этот раз пододвинул бармену оставшуюся в сдаче пятерку с мелочью и пошел к двери.
Молли заметила это и надула губы.
Эти мужчины…
У крутой лестницы, ведущей наверх, ему преградили путь двое. Таких громил у гангстеров называют "торпедами": это мускулистые парни, обычно экс-боксеры или бывшие борцы, мастера рукопашного боя. У первой "торпеды" была маленькая головка на могучей шее, переходящей через покатые мощные плечи в бочкообразное туловище. Над маленьким поросячьим глазом красовался крест-накрест наклеенный пластырь. Рост - не меньше шести футов и пяти дюймов, вес - добрых триста фунтов!.. Вторая "торпеда", калибром поменьше, рыжая, в веснушках, похожая на грубую копию мага баритона-саксофона Джерри Муллигана, была вовсе необтекаемой: под блестящей синтетической тканью костюма "тропикл" бугрились вздутые мускулы. Не озаренные интеллектом лица "торпед" не предвещали ничего хорошего. И, видно, отнюдь не случайно кто-то в баре подвернул на полную мощность громыхавший динамик джук-бокса.
- Хай, Марти! - сказала вторая "торпеда" Джину.
- Хай! - сказал Джин. - Только я не Марти.
- Слышь, Базз, этот хмырь говорит, что он не Марти.
- Йеп! - сказала первая "торпеда", подразумевая "да".
- А знаешь, Базз, почему он заливает, будто он не Марти?
- Ноуп, - ответил Базз, подразумевая "нет".
- Да потому, что он на прошлой неделе продул мне полсотни в пул.
- Я с вами никогда не играл в пул, - запротестовал Джин. - И всю прошлую неделю провел в Филадельфии!
- Брось трепаться, Марти! Гони полсотни.
- Послушайте, ребята!..
- Ну?
- Я вообще никогда в жизни не видел вас.
Левым кулаком Рыжий молниеносно ткнул Джина в солнечное сплетение, а правым хуком съездил по уху. Джин отлетел к стене и сполз по ней на каменную площадку, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
Мотая головой, Джин неловко поднялся, держась за стену. Слабо размахнувшись, он наобум выбросил кулак в воздух. Рыжий легко уклонился от такого удара. Базз не желая остаться в стороне, обрушил на Джина свой увесистый кулак-кувалду. Но Джин, потеряв равновесие от собственного неудачного удара, отшатнулся, и кувалда лишь скользнула по плечу.
Большая "торпеда" вдруг расхохоталась неожиданно тонким голосом.
- Ну вот, Базз, - удовлетворенно усмехаясь, проговорил Рэд, - а босс боялся, что он переодетый полицейский или частный детектив. Просто безобидный паренек из колледжа. Пай-мальчик. Такой и мухи не обидит.
Он схватил Джина за руку, чтобы помочь ему удержаться на ногах, и жесткими шлепками ладони отряхнул его костюм.
- О'кей, парень. Может, ты и впрямь не Марти? Может, я обознался. Дуй наверх! Комната 3-Д. Пошли, Базз! Там Молли выступает.
И, ухмыляясь, "торпеды" валкой походкой направились в бар.
Шатаясь, потирая ухо и плечо, Джин медленно потащился вверх по лестнице, но, как только "торпеды" исчезли из виду, он зашагал пружинистым шагом сразу через три ступеньки.
За плотно прикрытой дверью с табличкой 3-Д слышались мужские голоса. Джин постучался. Дверь открылась на полфута.
- Ну? Что надо? - неприветливо спросила, выглядывая, еще одна "торпеда", на сей раз одноглазая, с черной повязкой, закрывавшей левый глаз.
- Я хотел сыграть в карты… - ответил Джин, потирая покрасневшее ухо.
- …и поскользнулся на лестнице, - усмехнулась одноглазая "торпеда". - Дьяволы! Сукины дети! Я давно говорил им ввинтить поярче лампочки. Входите, мистер! Вас тут ждут.
В небольшой прокуренной комнате, меблированной в стиле двадцатых годов, с викторианским гарнитуром, окрашенным белой эмалью, и выцветшими голубыми обоями, со старым механическим пианино в углу, за круглым столом, покрытым зеленым сукном, столом, стоявшим посредине под хрустальной люстрой, играли в покер четверо мужчин. Трое, смуглые и черноволосые, худощавые, были в рубашках, их пиджаки висели на спинках стульев. Четвертый - усатый - этот был, что называется, поперек себя шире - только что сорвал банк и небрежно засовывал в карман пачки долларов. Джин взглянул на него мельком. Незнакомец почему-то подмигнул ему, как старому знакомому, зажмурив один желто-серо-голубой глаз и смешно вздернув усом. Остальные повернули головы, чтобы взглянуть на вошедшего, а один, сидевший прямо напротив двери - он был похож на Рудольфо Валентино, - бархатистым голосом сказал, вернее пропел:
- Входите, входите, мистер Кинг. Так кто там в Фили направил вас ко мне?
- Ваш приятель Ди-Пиза.
- Ди-Пиза, Ди-Пиза… Что-то не припоминаю…
- Ну как же! Ди-Пиза, владелец ночного клуба на Брод-стрит!
- Мне пора! - сказал, вставая, усатый. - Мистер Кинг займет мое место. До скорого!
Он вышел, снова подмигнув Джину своим разноцветным глазом, круглый и крепкий, как туго надутый футбольный мяч. На пороге он снова на секунду задержался и снова со странным дружелюбием и таинственной доброжелательностью повернул к Джину свое лицо с крючковатым носом, сократовским лбом и красивой массивной челюстью.
- Ну что ж, садитесь! - мягко сказал мафиозо, смахивающий на Рудольфо Валентино. - Только предупреждаю: деньги на бочку.
Джин сразу узнал Красавчика, который вполне заслуженно носил свое прозвище. Он смахивал на давнего кинокумира эпохи Мери Пикфорд и Дугласа Фербенкса, первого в мире героя-любовника Рудольфо Валентино. Тщательно причесанные волнистые волосы, черные и блестящие, почти девичий овал лица, густые стрельчатые ресницы и прекрасные, кроткие, как у Бемби, глаза. От Красавчика сильно пахло духами. Его "музыкальные", унизанные бриллиантовыми перстнями пальцы годились для маникюрной рекламы. На нем был дорогой костюм итальянского покроя от Д'Авенцы и накрахмаленная вечерняя рубашка с "бабочкой".
- Садитесь, мистер Кинг! - повторил Красавчик, женственно грациозным движением поправляя у виска свои великолепные, жирно намазанные бриллиантином гофрированные волосы. - Я банкую.
Перед ним лежали дорогой платиновый портсигар, набитый итальянскими сигаретами "Мерседес", и платиновая зажигалка "Зиппо". В длинном платиновом мундштуке дымилась длинная сигарета.
- Благодарю вас, сэр! - почти подобострастно ответил Джин, пододвигая стул напротив банкомета.
На столе стояли стаканы с недопитым виски, пепельница с окурками сигар и сигарет.
По хрусткой серо-зеленой купюре, лежавшей перед игроками, Джин сразу увидел, что игра идет крупная, и все же он удивился, когда Красавчик томным голосом произнес:
- Прошу вас, мистер Кинг. Мы здесь не мелочимся: белые фишки - сотни, красные - пятисотки, синие - косые.
- Я возьму синих, - сказал, закуривая, Джин; он мастерски выпустил несколько колечек дыма, - на десять тысяч долларов.
У него не было с собой и сотни долларов. Точнее говоря, у него было ровно двадцать четыре доллара. Но ведь именно за эту сумму купил белый человек у индейцев остров Манхэттен.
Он запустил руку за борт пиджака, будто бы для того, чтобы убедиться, что бумажник на месте. Пальцы дотронулись до рукоятки "вальтера".
А вдруг эти гангстеры потребуют, чтобы он выложил деньги на стол?
Красавчик и оба его партнера уставились на Джина. Глаза Красавчика скользнули оценивающе по элегантному костюму Джина (сшит с иголочки, триста долларов, не меньше), остановились на часах, запонках - золото, достоинством в двадцать четыре карата, тысяча долларов, не меньше.
- Получайте! - наконец сказал Красавчик подобревшим голосом.
Он отсчитал Джину десять синих фишек.
"Торпеда", сидевшая у зашторенного окна на подоконнике и по-поросячьи чесавшая спину о стенку, подплыла ближе к столу.
Красавчик не спеша перетасовал и раскинул карты. Джин достаточно хорошо знал игру, чтобы почти сразу убедиться, что и карты были краплеными, и банкомет был из той породы заядлых шулеров, которых в доброе старое время били подсвечниками, а на Диком Западе без долгих слов линчевали.
В своем притоне, в окружении подручных Красавчик Пирелли не собирался долго ломать комедию. Ему не терпелось общипать этого самонадеянного петушка из Фили, бог весть как залетевшего в "Манки-бар". Все козыри, разумеется, оказались у него в руках. У Джина не было никаких шансов выиграть в этой наглой шулерской игре.