Разлохмаченная шевелюра Стивена склонилась над моим удостоверением, и на секунду под бравурным торжественным маршем - "Обломись, Снайпер, теперь это мой мальчик" - стукнул пульс простой человеческой благодарности к малышу. Приятно было чувствовать, что кто-то на моей стороне.
12
Дальше оттягивать поездку домой возможности не было. Я попытался поднять себе дух обедом в рыбном ресторанчике Лео Бердока - одна мысль об этом могла меня примирить с возвращением в Либертис, - но даже великолепнейшая копченая треска с картошкой рано или поздно кончается. Как и большинство ребят в спецоперациях, я не очень-то умею бояться. Мне доводилось ходить на встречи с людьми, серьезно настроенными порубить меня на мелкие кусочки и художественно закатать в бетон, - и я даже не покрывался испариной. Но теперь, однако, на меня словно дом рухнул. Я повторял себе то же самое, что говорил юному Стивену: бесстрашный детектив Фрэнки, считай это наиопаснейшей операцией под прикрытием.
Квартира изменилась. Я толкнул незапертую входную дверь, вошел в коридор, и меня окатила волна тепла, голосов и запаха виски и пряностей, излившаяся из распахнутой двери родительской квартиры. Отопление работало на всю мощность, в переполненной гостиной люди плакали, обнимались, прижимались друг к другу головами, наслаждались всем этим ужасом, носили детей, упаковки пива и тарелки с бутербродами, накрытые полиэтиленовой пленкой. Даже Дейли пришли - смерть все уравнивает, хотя мистер Дейли чертовски напрягался, а миссис Дейли словно наглоталась транквилизаторов. Первым делом я автоматически начал выцеливать папашу, но они с Шаем и другими парнями застолбили мужской участок на кухне - с сигаретами, пивом и односложной беседой. Пока что па выглядел неплохо. На столе под статуей Иисуса, среди цветов, поминальных открыток и электрических свечей, стояли фотки Кевина: Кевин-младенец в виде розовой сосиски; на первом причастии в нарядном белом костюмчике а-ля сериал "Полиция Майами"; на берегу с бандой орущих, прожаренных солнцем парней, помахивающих разноцветными коктейлями.
- Ну наконец-то, - рявкнула ма, отодвигая кого-то локтем с дороги. Она переоделась в свой потрясающий лавандовый наряд, который, видимо, являлся хитом ее гардероба, и, судя по всему, серьезно наревелась с вечера. - Не больно-то ты торопился!
- Я приехал, как только смог. Ты как себя чувствуешь?
Она ухватила меня за мякоть руки - до ужаса знакомой хваткой омара.
- Ну-ка, иди сюда. Этот парень с твоей работы, который с челюстью, говорит, мол, Кевин выпал из окна.
Похоже, ма восприняла это как личное оскорбление - у нее под эту категорию подходит абсолютно все.
- Вроде бы.
- Что за чепуха?! Твой дружок договорился до бреда. Ты ему скажи, что Кевин никогда припадочным не был и никогда в жизни из окон не падал.
Бедняга Снайпер рассчитывал сделать одолжение приятелю, смягчив версию о самоубийстве до несчастного случая.
- Обязательно передам.
- Не желаю, чтобы люди думали, что я воспитала тупицу, который не умеет ноги переставлять. Сейчас же позвони этому придурку, объясни ему. Где твой телефон?
- Ма, рабочее время кончилось. Если я побеспокою его сейчас, он взбесится. Я утром позвоню, ладно?
- Нет, не ладно. И не надо меня успокаивать. Я тебя знаю, Фрэнсис Мэки: ты всегда лгал и всегда думал, что самый умный. Так вот, говорю тебе: ты не умнее родной матери. Звони сейчас же, чтобы я слышала.
Я пытался освободить руку, но ма только вцепилась сильнее.
- Боишься своего приятеля, да? Давай сюда телефон, я сама ему скажу, если у тебя кишка тонка. Ну-ка, живо!
- Что именно ты скажешь? - Зря я спросил - градус безумия повышался очень быстро и без моей накачки. - Просто интересно. Если Кевин не выпал из окна, то что, черт побери, с ним случилось?
- За языком следи, - рявкнула ма. - Разумеется, его сбила машина. Какой-то парень возвращался пьяным с рождественской вечеринки и сбил нашего Кевина, а потом - ты слушаешь? - потом, вместо того чтобы по-мужски ответить, отнес нашего бедного мальчика во двор и решил, что никто его не найдет.
Шестьдесят секунд с ма - и вынос мозга. Впрочем, в чем-то я с ней соглашался.
- Ма, не было этого. Травмы не соответствуют автомобильной аварии.
- Тогда оторви задницу от стула и выясни, что с мальчиком случилось! Это ведь твоя работа - твоя и твоего пижонского дружка, а не моя. Откуда мне знать, что случилось? Я что, по-твоему, детектив?
Из кухни вышла Джеки с подносом бутербродов. Я перехватил ее взгляд и послал супертревожный сигнал гибнущего брата. Джеки сунула поднос в руки ближайшему подростку и метнулась к нам. Ма еще бушевала ("Не соответствуют - только послушайте его, ты кем вообще себя возомнил…"), но Джеки схватила меня под руку и торопливо начала объяснять нам вполголоса:
- Пошли, я обещала тете Консепте, что приведу Фрэнсиса, как только он появится; она свихнется, если мы заставим ее ждать. Лучше пойдемте.
Это был хороший ход: Консепта, мамина тетка, - единственная, кто может победить в психологической схватке без правил. Ма фыркнула и выпустила мою руку из клешни, впрочем, взглядом дав мне понять, что продолжение следует; мы с Джеки дружно вздохнули и вонзились в толпу.
Вне всякого сомнения, поминки выдались странные. Джеки водила меня по квартире, знакомила с племянником, племянницами и с прежними подружками Кевина - я получил водопад слез и большое мягкое объятие от Линды Дуайер; с новыми семьями моих старых приятелей; с четырьмя донельзя озадаченными студентами-китайцами, живущими в подвальной квартире, - они прижались к стене, вежливо держа непочатые банки с "Гиннессом", и старались делать вид, что все происходящее - процесс культурного обмена. Какой-то парень по кличке Красавчик долгих пять минут тискал мне ладонь, предаваясь милым воспоминаниям, как их с Кевином застукали за воровством комиксов. Приятель Джеки - Гэвин - неуклюже цапнул меня за руку и пробормотал что-то сочувственное. Дети Кармелы пялились на меня четырьмя парами голубых глаз, а потом Донна - та самая безудержная веселушка - горько, до икоты, разрыдалась.
Но это все были цветочки. В квартире собрались почти все, с кем мне хоть раз приходилось сталкиваться: мальчишки, с которыми я дрался и с которыми ходил в школу, женщины, которые давали мне шлепка за то, что наследил на свежевымытом полу, мужчины, которые посылали меня в магазин за парой сигарет; люди, которые, глядя на меня, видели юного Фрэнсиса Мэки, бесчинствующего на улицах и исключенного из школы за грубость - "вот увидите, он кончит, как папаша". Никого из них невозможно было узнать. Они выглядели как плод фантазии гримера, претендующего на "Оскар", - обвислые щеки, торчащие животы и линия волос, неприлично далеко убежавшая от когда-то знакомых настоящих лиц. Джеки подводила меня к ним и шептала на ухо имена. Пусть думает, что я не помню.
Живчик Хирн хлопнул меня по спине и объявил, что я должен ему пятерку: он все-таки сумел прижать Мору Келли, пусть для этого ему и пришлось на ней жениться. Мамаша Линды Дуайер впихнула в меня ее особые бутерброды с яйцом. Кое-кто из присутствующих бросал на меня удивленные взгляды, но в целом Фейтфул-плейс встретила меня с распростертыми объятиями; я, несомненно, правильно вел свою игру в эти выходные; разумеется, помогла и добрая порция тяжелой утраты, особенно присыпанная пряным скандалом. Одна из сестер Харрисон - усохшая до размеров Холли, но чудом все еще живая - вцепилась в мой рукав и, встав на цыпочки, сообщила мне, надрывая хилые легкие, что я вырос симпатягой.
Наконец я отделался от всех и с банкой холодного пива забился в укромный уголок, чувствуя себя так, словно прошел сюрреалистическую психическую полосу препятствий, специально разработанную, чтобы выбить меня из колеи и не дать прийти в себя. Я подпер стену, прижал банку к шее и избегал встречаться взглядом с гостями.
Настроение в комнате повышалось, как бывает на поминках: люди истомились от боли, им нужна передышка, чтобы потом продолжить. Разговоры стали громче, людей стало больше. Неподалеку от меня парни сбились в кучку.
- …И тут автобус отъезжает, вот, а Кев высовывается из верхнего окна, держит дорожный пластиковый конус, будто рупор, и через него орет копам: "На колени перед Зодом!"
Последовал дружный хохот. Кто-то отодвинул кофейный столик, освобождая место перед камином, кто-то выпихнул вперед Салли Хирн - петь. Салли как положено слегка запротестовала, но как положено кто-то предложил ей капельку виски - смочить горло, и началось: "Жили в Киммедже три славные подружки" - и половина комнаты ответила эхом - "подружки…" Любая вечеринка в моем детстве одинаково заканчивалась песнопениями - а Рози, Мэнди, Джер и я прятались под столами, чтобы нас не услали со всеми детьми в чью-то спальню. Сейчас сияющую лысину Джера можно использовать как зеркало для бритья.
Я оглядывал комнату и думал одно: "Кто-то из них". Он ни за что не пропустил бы. Это сразу бросилось бы в глаза, а мой приятель отлично, превосходно держал себя в руках и не высовывался. Кто-то в этой комнате пьет наше бухло, предается слезливым воспоминаниям и подпевает Салли.
Приятели Кевина продолжали оттягиваться; двое уже еле дышали.
- …Мы минут десять вообще ржали без умолку, да? И только потом сообразили, что со страху прыгнули в первый попавшийся автобус, так что ни хрена не знаем, куда едем…
- "Если вдруг начнется где-то заварушка, я была уж точно круче всех…"
Ма, с покрасневшими от слез глазами, надежно зажатая на диване между тетей Консептой и ее заклятой подругой Ассумптой, пела вместе со всеми и поминутно подносила платочек к носу, хотя исправно поднимала стакан и выпячивала все подбородки, словно на ринге. На уровне колен сновали малыши в выходных костюмчиках, вцепившись в шоколадные печенья, и крутили головами, выглядывая - не придет ли кому в голову, что для них уже слишком поздно. Еще минута - и они попрячутся под стол.
- …Ну, мы вылезли из автобуса - думали, что где-то в Ратмине, а вечеринка-то в Крамлине - ясно, теперь хрен доберешься. А Кевин говорит: "Парни, вечер пятницы, а тут кругом студенты - где-нибудь должна быть вечеринка!"
Комната нагревалась. Пахло богато, беспечно и знакомо: пары виски, дым, въедливый парфюм и пот. Салли между куплетами подобрала юбку и изобразила степ перед камином. У нее по-прежнему получалось здорово.
- "Если выпьет пару кружек, заведется…"
Парни подошли к сути истории.
- …К концу ночи Кевин отправился домой с самой симпотной девочкой на улице! - Они сложились пополам и зашлись от хохота, чокаясь банками в честь древней победы Кевина.
Любой работник под прикрытием знает, что нет ничего глупее, чем "включиться", но эта вечеринка засосала меня задолго до всех этих уроков. Я начал подпевать - "заведется…" - а когда Салли взглянула в мою сторону, одобрительно подмигнул и поднял банку.
Салли моргнула. Потом отвела взгляд и продолжала петь, чуть быстрее:
- "Он высокий и так ласково смеется, я его без памяти люблю…"
Мне-то всегда казалось, что я прекрасно лажу со всеми Хирнами. Я еще не успел ничего сообразить, как Кармела возникла у моего плеча.
- Слушай, это прекрасно. Когда умру, хочу, чтобы меня тоже так провожали. - Она держала в руке стакан винного кулера или другой какой-то дряни, а на лице появилось выражение одновременно мечтательное и решительное, что достигается точно отмеренным количеством выпивки. - Все переживают за нашего Кевина. И поверь мне: я их не виню. Он был лапочка, наш Кевин. Просто лапочка.
- Да, милый мальчик, - согласился я.
- И вырос прекрасным, Фрэнсис. Жаль вот, что ты не успел его узнать как следует. Я так просто была от него без ума.
Кармела бросила на меня быстрый взгляд, словно собиралась добавить что-то, но сдержалась.
- Нисколько не удивлен, - ответил я.
- Даррен однажды сбежал - один-единственный раз, ему было четырнадцать - и, поверишь, я даже не переживала; я точно знала, что он пошел к Кевину. Он просто в ужасе, то есть Даррен. Говорит, Кевин единственный из всех из нас нормальный был, а теперь вовсе незачем в этой семье оставаться.
Даррен, с совершенно несчастным выражением на лице, обтирал стены комнаты, теребя рукава мешковатого черного джемпера. Похоже, от расстройства он даже перестал стыдиться того, что его сюда привели.
- Ему восемнадцать, и он не в себе, - успокоил я Кармелу. - Он еще не разошелся. Не позволяй ему тебя обижать.
- Да я знаю, он просто расстроен, но… - Кармела вздохнула. - Слушай, иногда мне кажется, что он прав.
- И что? Сумасшествие - семейная традиция, сестренка. Он поймет, когда повзрослеет.
Кармела почесала нос и озабоченно взглянула на Даррена.
- Фрэнсис, как по-твоему, я плохая?
- Ты? - Я расхохотался. - Мелли, побойся Бога! Не знаю, конечно, может, ты превратила свой милый домик в бордель, но, по-моему, ты в полном порядке. Я злодеев навидался, ты к ним не относишься.
- Наверное, это ужасно… - Кармела неуверенно покосилась на стакан в руке, словно не понимая, откуда он взялся. - Наверное, мне не надо этого говорить, точно не надо. Но ведь ты мой брат, правда? И сестры и братья для этого и нужны?
- Ну конечно. Что ты натворила? Мне придется тебя арестовать?
- Да пошел ты! Ничего я не натворила. Я только думала. Но ты не смейся, ладно?
- Да ни за что. Ей-богу.
Кармела подозрительно осмотрела меня, не прикидываюсь ли я, но в конце концов вздохнула и отпила из стакана - питье пахло персиковой эссенцией.
- Я всегда ему завидовала, - призналась она. - Кевину. Всегда.
Такого я не ожидал и решил промолчать.
- Я и Джеки тоже завидую. И тебе.
- Мне показалось, что сейчас ты вполне счастлива.
- Да-да, конечно, я счастлива. У меня прекрасная жизнь.
- Тогда по какому поводу завидовать?
- Дело не в этом. Это… Фрэнсис, ты помнишь Ленни Уолкера? Я с ним совсем девчонкой гуляла, еще до Тревора.
- Смутно. У которого вся рожа рябая?
- Ну перестань. У бедняги были угри, потом все прошло. Меня, впрочем, его кожа не волновала; я так радовалась, что у меня есть парень, страшно хотела привести его домой и показать всем вам, но, сам понимаешь…
- Понимаю, - ответил я. Никто из нас никого в дом не приводил, даже в тех редких случаях, когда папаше полагалось быть на работе. Мы соображали, что лучше не рисковать.
Кармела быстро огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышит.
- Но потом, - сказала она, - мы с Ленни как-то целовались на Смитс-роуд - и тут, конечно, папаша тащится домой из паба. Он, как нас увидел, просто взбеленился, наорал на Ленни, велел ему убираться, а потом схватил меня за руку и давай хлестать по щекам… А уж обзывал меня - я таких слов даже повторять не буду. В общем, дотащил меня до дома и пригрозил, что, если буду вести себя как шлюха, он отдаст меня в приют. Видит Бог, Фрэнсис, мы ведь с Ленни только целовались, и все… Я ведь ничего еще не знала. - Сколько лет прошло, но от одного воспоминания лицо сестры покрылось красными пятнами. - У нас с Ленни, конечно, все кончилось. При встречах он даже не смотрел на меня, слишком стыдно было. Нет, я, конечно, его не виню…
К подружкам Шая - и моим - па относился гораздо терпимее, если не сказать поощрительно. Еще когда мы с Рози гуляли в открытую, до того как пронюхал Мэтт Дейли и обрушился на Рози, па хлопал меня по спине и склабился в дикой ухмылке, от которой сводило скулы. "Это младшая Дейли, да? Молодец, сынок, такой цветочек ухватил! Ну и буфера у нее, Господи. Ты, поди, до них уже добрался?"
- Да, Мелли, это гадко. Подло и гадко.
Кармела глубоко вздохнула и похлопала ладонью по щекам; красные пятна стали бледнеть.
- Боже, на что я похожа! Подумают, у меня приливы начались… Я ведь не то чтобы в Пенни втрескалась по уши; мы, наверное, и так расстались бы - он совсем не умел целоваться. Но такого позора я больше никогда не испытывала. Ты, наверное, не помнишь, но я до того случая в карман за словом не лезла, родителям дерзила, та еще язва. А после - стала бояться собственной тени. Мы с Тревором собрались обручиться, а я целый год тянула… Тревор уже накопил денег на кольцо и все такое, а я как представлю, что наши две семьи в одной комнате на помолвку соберутся, так в ступор впадаю.
- Я тебя понимаю, - сказал я и пожалел, что не вел себя полюбезнее со свиноподобным младшим братом Тревора.
- И у Шая то же самое. Ну, он, конечно, не пугался, и па никогда не вмешивался в его дела с девочками, но… - Кармела посмотрела на Шая, который стоял в дверях кухни с банкой в руках, наклонившись к Линде Дуайер. - Помнишь, как он сознание потерял? Тебе, наверное, лет тринадцать было.
- Хотел бы забыть, - вздохнул я. - Тот еще номер.
Па размахнулся врезать маме, сейчас уже и не помню за что, а Шай вцепился ему в запястье. Па не любил, когда покушались на его авторитет; эту мысль он растолковал Шаю, схватив его за горло и шмякнув головой об стену. Шай отключился - наверное, на минуту, но казалось, что на час, и целый вечер не мог смотреть прямо. Ма не разрешила отвезти его в больницу - непонятно, кого она боялась: врачей, соседей или всех вместе, но от одной только мысли об этом у нее началась форменная истерика. Я всю ночь просидел, глядя, как спит Шай, уговаривал Кевина, что Шай не умрет, и гадал, что делать, если все-таки умрет.
- После этого Шай изменился, жестче стал, - сказала Кармела.
- Он и до этого не был мягким и пушистым.
- Да вы сроду не ладили, но, ей-богу, Шай был нормальным. Мы с ним иногда подолгу разговаривали, и в школе он здорово учился… А после того случая замкнулся.
Салли дошла до финала - "А покуда у мамули поживем!" Раздались восторженные возгласы и аплодисменты. Мы с Кармелой машинально захлопали. Шай поднял голову и оглядел комнату. Несколько мгновений он был похож на пациента ракового корпуса: серый и утомленный, со впавшими глазами. Потом он снова заулыбался тому, что рассказывала ему Линда Дуайер.
- А при чем тут Кевин? - поинтересовался я.
Кармела глубоко вздохнула и снова изящно отпила фальшивых персиков. Судя по ее поникшим плечам, она вступала в меланхолическую стадию.
- При том, что именно поэтому я ему завидовала. Кевин и Джеки… ну да, у них случались неприятности, но с ними не происходило ничего такого, что изменило бы их навсегда. Мы с Шаем следили за этим.
- И я.
- Да, и ты, - поразмыслив, подтвердила Кармела. - Мы и за тобой старались приглядывать. Знаешь, я всегда считала, что с тобой все в порядке: хватило духу уйти, и вообще. Ну и Джеки говорила, что у тебя все отлично… Значит, ты успел выбраться до того, как совсем рехнулся.
- Я был очень близок, - ответил я. - Впрочем, не вышло.
- Я и не подозревала, пока ты тогда, в пабе, не сказал. Мы хотели как лучше, Фрэнсис.
Я улыбнулся в ответ. Лоб Кармелы покрывала сеть маленьких озабоченных морщинок - от постоянного беспокойства за безумную семейку.
- Я знаю, солнышко. Лучше тебя никто бы не справился.