Оливия появилась на пороге в стареньком белом халате, из-под которого выглядывала синяя ночнушка; значит, я не вырвал ее из жарких любовных объятий Мотти. Оливия приложила палец к губам и ухитрилась отвести меня на кухню, даже не притронувшись.
- Что произошло?
- В конце нашей улицы есть полуразрушенный дом. Тот же самый, где мы нашли Рози.
Оливия подвинула стул и положила руки на барную стойку, приготовившись слушать, но я не мог сидеть. Я продолжал вышагивать по кухне, не в силах остановиться.
- Кевина обнаружили сегодня утром, на заднем дворе. Он выпал из окна верхнего этажа. Сломал шею.
Оливия судорожно сглотнула. Я уже четыре года не видел ее волосы распущенными - она распускает их только перед сном, - и реальность снова отозвалась резкой болью в костяшках пальцев.
- Тридцать семь лет, полдюжины подружек на примете, окончательно выбрать никак не мог. Большой Барьерный риф хотел повидать…
- Боже, Фрэнк. Это… Как?..
- Упал, выпрыгнул, кто-то пихнул - выбирай. Не представляю, какого черта его туда занесло, а уж тем более - как он из окна вывалился. Я не знаю, что делать, Лив. Не знаю.
- А тебе необходимо что-то делать? Расследование же ведется?
- Конечно, ведется, - невесело рассмеялся я. - Убойный отдел получил это дело - не то чтобы что-то указывало на убийство, но в связи с делом Рози: то же место, временные рамки. Теперь это под контролем Снайпера Кеннеди.
Лицо Оливии еще чуть-чуть помрачнело. Она знает Снайпера и не слишком его жалует, а еще не слишком любит, если я провожу время в обществе Кеннеди.
- И ты доволен? - вежливо поинтересовалась она.
- Нет. Не знаю. Сначала я решил - ага, прекрасно, могло быть хуже. Да, Лив, конечно, Снайпер - громадная заноза в заднице, но он не сдается, и сейчас это кстати. Вся история с Рози древняя, как динозавры; девять человек из десяти в убойном похоронили бы это дело ниже плинтуса, моргнуть не успеешь, занялись бы делами, где есть хоть какая-то надежда раскрыть убийство. Снайпер так не поступит. Мне казалось, это хорошо.
- Но теперь…
- Теперь… Этот чертов питбуль вовсе не такой талантливый, каким себя возомнил, но если вцепится во что, то не отпустит, даже если вцепился совсем не туда…
Я прислонился к раковине, провел рукой по лицу и через пальцы глубоко вдохнул открытым ртом. Экологические лампы разгорелись, и кухня стала яркой, жужжащей и опасной.
- Лив, полиция считает, что Кевин убил Рози. Снайпер так думает, хотя вслух об этом пока не говорит. В общем, они заявят, что Кевин убил Рози и покончил с собой, когда испугался, что к нему подбираются.
Оливия покусывала кончики пальцев.
- Боже. Почему? Они что… С чего… Почему?
- Рози оставила записку - точнее, половину записки. Вторую половину обнаружили в кармане Кевина. Тот, кто вытолкнул Кевина из окна, мог подложить записку ему в карман, но Снайпер вцепился в удобное объяснение, лежащее на поверхности. Прекрасная двойная разгадка: дело закрыто, не нужно никаких допросов и ордеров, никакого суда и прочих милых штучек. Зачем усложнять жизнь?
Я оторвался от раковины и снова принялся вышагивать по кухне, продолжая объяснение:
- Он из убойного. Убойный - толпа долбаных кретинов, которые в состоянии увидеть только то, что разложено у них под носом; попроси их посмотреть хоть на дюйм в сторону - хоть раз в их чертовой жизни, - они растеряются. В спецоперациях они не выжили бы и полдня.
Оливия нервно подергала пепельно-золотистый локон.
- Я полагаю, что чаще всего простое объяснение - самое верное.
- Ага. Правильно. Именно. Согласен. Понимаешь, Лив, на этот раз все не так. На этот раз простое объяснение - чертова обманка.
Несколько мгновений Оливия молчала. Я уже задумался - не догадалась ли она, кто главное действующее лицо этого простого объяснения.
- Ты ведь с Кевином очень давно не виделся, - заговорила Оливия, тщательно подбирая слова. - Ты уверен, что…
- Да, да, да! Совершенно уверен. Последние дни я провел с ним. Он остался тем же парнем, которого я помню. Шевелюра погуще, добавил по паре дюймов во все стороны, но в целом - тот же самый, ошибиться невозможно. Я знаю все главное, что стоит о нем знать: он не был ни убийцей, ни самоубийцей.
- Ты пытался объяснить это Снайперу?
- Конечно, пытался. Как об стенку. Этого он не хотел слышать, а значит, не слышал.
- А если поговорить с его начальником? Он послушает?
- Нет, конечно. Ни в коем случае. Только все испорчу. Снайпер предупредил меня, чтобы я не путался под ногами, и будет следить, чтобы я не путался. Если я полезу через его голову и суну любопытный нос, да еще если пострадает его драгоценный процент раскрываемости, Кеннеди только сильнее упрется. Что мне делать, Лив? Что? Что делать?
Оливия задумчиво смотрела на меня умными серыми глазами.
- Возможно, Фрэнк, лучшее, что можно сделать, - это отойти, хотя бы на время, - мягко сказала она. - Что бы ни говорили, Кевину уже ничего не повредит. А когда пыль осядет…
- Нет. Ни за что. Я не буду стоять и смотреть, как его превращают в козла отпущения только потому, что он умер и не может дать сдачи. Я, черт подери, дам сдачи за него.
- Папа? - тихо окликнула меня Холли.
Мы с Оливией подскочили до потолка. Холли, в ночнушке с Ханной Монтаной, стояла на пороге, держась за ручку двери и поджимая пальцы ног на холодных плитках пола.
- Иди спать, милая, - быстро сказала Оливия. - Маме и папе нужно поговорить.
- Ты сказал, кто-то умер. Кто?
Господи…
- Все в порядке, милая, - сказал я. - Просто человек, которого я знал.
Оливия подошла к дочке.
- Уже ночь. Иди спать, утром поговорим.
Она попыталась развернуть Холли к лестнице, но девочка вцепилась в дверную ручку и уперлась.
- Нет! Папа, кто умер?
- В постель. Немедленно. Завтра мы все…
- Нет! Я хочу знать!
Рано или поздно объяснять придется. Слава Богу, она уже знает про смерть: золотая рыбка, хомячок, дедушка Сары. Но как же это некстати!
- У твоей тети Джеки и у меня есть брат, - объяснил я - пусть будет по одному давно потерянному родственнику за раз. - Был. Он умер сегодня утром.
Холли уставилась на меня.
- Твой брат? - Ее голос чуть дрогнул. - Мой дядя?
- Да крошка, твой дядя.
- Который?
- Не из тех, которых ты знаешь. Это мамины братья. А это был твой дядя Кевин. Вы никогда не встречались, но наверняка подружились бы.
На секунду синие глаза расширились; личико Холли сморщилось, она откинула голову и завизжала диким криком, полным чистой муки.
- Мама, мама, мамочка!..
Визг перешел в бурные, жуткие рыдания, и Холли уткнулась лицом в живот Оливии, которая опустилась на колени и обхватила дочь руками, бормоча что-то утешительное.
- Почему она плачет? - растерянно спросил я. В последнее время мои мозги затормозились до скорости улитки. Перехватив быстрый взгляд Оливии - скрытый и виноватый, - я начал соображать, что дело нечисто. - Лив, почему она плачет?
- Потом объясню. Ш-ш-ш, милая, успокойся, все в порядке…
- Не-е-ет! Не в порядке!
Ребенок был прав.
- Нет, давай сейчас. Какого хрена она плачет?
Холли оторвала красное лицо от плеча Оливии.
- Дядя Кевин! - прокричала она. - Он показал мне "Супербратьев Марио" и хотел нас с тетей Джеки повести на представление!
Она пыталась еще что-то сказать, но все накрыла новая волна рыданий. Я грузно опустился на стул. Оливия прятала от меня глаза и качала Холли, поглаживая по голове. Я бы тоже не отказался, чтобы меня так утешили - и лучше, чтобы кто-нибудь с большущей грудью и облаком волос со всех сторон.
Постепенно Холли перешла к стадии отдельных всхлипываний; Лив повела ее наверх, спать. Глаза Холли уже закрывались. Пока они были наверху, я отыскал великолепную бутылочку кьянти на винной стойке и откупорил ее - после моего ухода Оливия не держит в доме пива. Я сел на стул, закрыл глаза, прислонился спиной к стене и слушал, как над моей головой Оливия бормочет слова утешения, - и пытался вспомнить, доводилось ли мне прежде так злиться.
Лив вернулась в доспехах любящей мамочки - новенькие джинсы и бежевый кашемировый свитер - и с уверенным выражением на лице.
- Итак, похоже, мне полагается объяснение? - с напускной веселостью спросил я.
Оливия взглянула на стакан, деликатно приподняв брови.
- Видимо, и стакан вина.
- И не один, а несколько. Я только начал.
- Надеюсь, ты понимаешь, что ночевать здесь я тебе не позволю.
- Лив, - сказал я, - в другой раз я бы с удовольствием ходил бы с тобой вокруг да около, но сегодня предупреждаю: я намерен перейти непосредственно к делу. Откуда Холли знает Кевина?
Оливия собрала волосы в хвост, накручивая резинку ловкими быстрыми движениями. Она вела себя спокойно, уверенно и собранно.
- Я решила, что Джеки может их познакомить.
- Так, с Джеки я еще побеседую. Ты-то, понятное дело, по своей наивности решила, что это замечательная идея, но Джеки прощения нет. Она Холли только с Кевином познакомила или со всей треклятой семейкой Аддамс? Лив, скажи, что только с Кевином. Пожалуйста.
Оливия сложила руки и прижалась спиной к стене: боевая стойка, мне ли не знать.
- С дедушкой и бабушкой, с дядями, тетей и кузенами.
Шай. Моя мать. Отец. Я никогда не бил женщин, но понял, что близок к этому, и изо всех сил вцепился в край табуретки.
- Джеки вечерами водила ее попить чаю, после школы. Она встречалась со своими родственниками, Фрэнк. Это ведь не конец света.
- С моими родственниками не встречаются, а открывают военные действия. Нужны огнеметы и бронежилеты. И сколько же вечерков Холли провела с моей семьей?
- Я же не записывала. - Оливия пожала плечами. - Десять, пятнадцать. Может, двадцать.
- И как долго?
Ее веки виновато дрогнули.
- Примерно год.
- Значит, дочь лгала мне целый год?
- Мы сказали ей…
- Год. Целый год я в выходные спрашивал у Холли, чем она занималась на неделе, и она вываливала на меня огромную кучу вонючего дерьма.
- Мы сказали ей, что это пока нужно хранить в тайне, потому что у тебя контрики с семьей. И все. Мы собирались…
- Да, называй "хранить в тайне", "лгать"… Черт подери, как хочешь называй. Это в моей семье умеют лучше всего. Это врожденное умение, Божий дар. Я собирался держать Холли как можно дальше от них и мечтать, что она как-то справится с генами и вырастет честным, здоровым, неиспорченным человеком. Это для тебя чересчур, Оливия? Считаешь, я просил слишком много?
- Фрэнк, ты снова ее разбудишь, если…
- Вместо этого ты швырнула ребенка в самую гущу. И - опаньки! "Сюрприз-сюрприз" - она тут же начинает вести себя точно как гребаные Мэки. Она во лжи, как рыба в воде, а ты поощряешь ребенка на каждом шагу. Это отвратительно, Лив. Гадко. Я не встречал ничего гаже, грязнее и подлее.
Оливия залилась краской стыда.
- Мы собирались сказать тебе, Фрэнк. Думали, что если ты увидишь, как все хорошо получилось…
Я заржал так, что Оливия вздрогнула.
- Господи, Лив! Ты называешь это "получилось"? Поправь меня, если я что-то путаю, но, насколько я понимаю, вся эта чертова хрень - совсем, совсем не значит "получилось".
- Ради Бога, Фрэнк; мы же не подозревали, что Кевин собирается…
- Я не хотел, чтобы она знакомилась с моими родственниками. Ты очень хорошо это знала. Какого хрена тебе еще нужно было?
Оливия опустила голову, и ее упрямый подбородок напомнил мне Холли. Я снова потянулся за бутылкой. Оливия сверкнула глазами, но ей хватило ума промолчать, так что я плеснул себе от души, пролив заодно прилично на великолепную барную стойку.
- Или ты специально - потому что знала, что я абсолютно против? Давай, Лив. Я переживу. Давай начистоту. Тебе нравилось делать из меня дурака? Ты повеселилась от души? Ты нарочно швырнула Холли в стаю буйных психов, чтобы досадить мне?
- Не смей! Я никогда не принесу вреда Холли, ты прекрасно знаешь. Никогда.
- Тогда почему, Лив? Почему? С какого такого перепугу ты решила, что это хорошая идея?
Оливия шумно втянула воздух и снова взяла себя в руки; вот что значит практика.
- Это и ее семья, Фрэнк. Холли постоянно задавала вопросы: почему у нее не две бабушки, как у всех ее друзей, есть ли у вас с Джеки братья и сестры, почему ей нельзя их увидеть…
- Чушь. Меня она спросила о моих родных, наверное, раз в жизни.
- Верно, и после твоей реакции решила больше не спрашивать. Зато она спрашивала меня, Фрэнк. Спрашивала Джеки. Она хотела знать.
- Да кого колышет, что она хочет? Ей девять лет, она хочет львеночка и диету из пиццы и шоколадного драже. Это ты ей тоже дашь? Мы ее родители, Лив. Мы должны давать ей то, что хорошо для нее, а не все, что она пожелает.
- Ш-ш-ш, Фрэнк. Ну почему это для нее обязательно плохо? Про свою семью ты говорил только, что не желаешь туда возвращаться. Это не значит, что они - банда потрошителей. Джеки - прелесть, она всегда добра с Холли. Джеки сказала, что твои родители - совершенно замечательные люди…
- И ты поверила ей? Джеки живет в своем счастливом мире, Лив. Она считает, что Джеффри Дамер стал серийным убийцей потому, что ему не повезло встретить хорошую девушку. С каких пор Джеки решает, как нам растить дочь?
Лив собралась ответить что-то, но я говорил без остановки, пока она не сдалась и не закрыла лицо.
- А теперь мне здесь плохо, физически плохо. Я думал, что могу положиться на тебя, что ты меня поддержишь. Ты никогда моих родственников за людей не считала, так какого черта решила, что они годятся для Холли?
Оливия вышла из себя.
- Когда я такое говорила, Фрэнк? Когда? - Она побледнела от гнева и, прижав ладони к двери, натужно дышала. - Если тебе не нравится твоя семья, если ты стыдишься их, это твоя проблема, а не моя. Не сваливай на меня. Я никогда такого не говорила. Даже не думала - никогда.
Она резко развернулась, дернула дверь. Чуть слышно щелкнул замок - если бы не Холли, от грохота содрогнулся бы весь дом.
Я немного посидел, тупо глядя на дверь и слушая, как клеточки в мозгу стукаются друг о друга, как машинки в аттракционе. Потом я подобрал бутылку с вином, нашел второй стакан и отправился за Оливией.
Она сидела на плетеном диване в оранжерее, поджав ноги и упрятав руки глубоко в рукава. На меня она не смотрела, но когда я предложил ей стакан, выпростала руку. Я щедро налил нам вина - хомячок бы точно утонул - и сел рядом с Оливией.
Все еще шел дождь, безжалостные капли упорно барабанили по стеклу, холодный сквозняк просачивался в щель и расползался по оранжерее, словно дым. Я вдруг поймал себя на том, что, как много лет назад, собираюсь отыскать чертову щель и замазать ее. Оливия потягивала вино, я рассматривал ее отражение в стакане. Потемневшие глаза уставились на что-то, что видела только она.
- Почему ты мне не рассказала?
Оливия не повернула головы.
- О чем?
- Обо всем. Давай начнем с того, почему ты ни разу не говорила, что моя семья тебя не волнует.
Она пожала плечами.
- Ты никогда особо не рвался обсуждать их. И мне казалось, что об этом не нужно говорить. Какие у меня могут возникнуть проблемы с людьми, которых я никогда не видела?
- Лив, - сказал я, - сделай одолжение: не валяй дурака. Я слишком устал. Мы с тобой сейчас в стране "Отчаянных домохозяек" - в оранжерее, прости Господи. И это не похоже на те оранжереи, где рос я. Моя семья больше напоминает героев фильма "Прах Анджелы". Твоя судьба - сидеть в оранжерее и пить кьянти, моя - торчать в многоквартирном доме и решать, на какую гончую грохнуть пособие по безработице.
Оливия слегка скривила губы.
- Фрэнк, я поняла, что ты из рабочих, стоило тебе открыть рот. Ты никогда этого не скрывал. И я все равно с тобой гуляла.
- Ага. Леди Чаттерлей со своим дикарем.
Неожиданно нас обоих словно пронзило. Оливия повернулась ко мне; в смутном свете, сочившемся из кухни, ее лицо было худым, печальным и очаровательным, как на праздничной открытке.
- Ты ничего такого не думал, - сказала она.
- Никогда, - подтвердил я, поразмыслив. - Наверное, никогда.
- Ты был мне нужен, только и всего.
- Только и всего - пока на горизонте не появилась моя семья. Может, я был тебе нужен, но вряд ли тебе нужен был мой дядя Берти, который обожает соревноваться, кто громче пукнет; или моя двоюродная бабка Консепта, которая расскажет, как сидела в автобусе позади индусов - "и вы бы видели их головы"; или моя кузина Натали, которая перед первым причастием семилетнего сына отвела ребенка в солярий. Конечно, лично я вряд ли доведу соседей до обширного инфаркта - разве что до сердцебиения, - но мы оба понимаем, как на мое семейство посмотрели бы партнеры твоего папы по гольфу или подруги, с которыми твоя мама любит ходить в рестораны. Просто классика "Ю-тюба".
- Не буду делать вид, что это неправда или что я об этом не думала, - сказала Оливия, вертя стакан в руках. - Да, сначала я считала, что раз ты с ними не видишься, то так проще. Не в том дело, что они недостаточно хороши; только… так проще. Но Холли… Она заставила меня по-новому взглянуть на все, Фрэнк. Я хотела, чтобы она познакомилась с твоими родственниками. Это ее семья. Это важнее любых соляриев.
Я сел на диван, сделал еще глоток и попытался освободить в голове место для новой информации. Не то чтобы я удивился, вовсе нет. Оливия всегда была для меня полной загадкой, в любой момент наших отношений, а особенно тогда, когда я начинал думать, что знаю ее насквозь.
Когда мы встретились, она работала юристом в прокуратуре, хотела отправить под суд мелкого наркодилера по кличке Крохотуля, захваченного в ходе облавы отдела по наркотикам. Мне требовалось оставить его на воле, потому что я потратил шесть недель, чтобы стать лучшим корешем Крохотули, и мы явно не исчерпали открывавшихся широких возможностей. Я явился в кабинет Оливии, чтобы лично уговорить ее. Мы спорили целый час, я сидел на ее столе, тратил ее время и смешил, а когда стемнело, пригласил ее поужинать, чтобы мы могли продолжить спор в комфортных условиях. Крохотуля получил несколько лишних месяцев свободы, а я - право на второе свидание.
Она была совершенно особая: элегантные костюмы и неброские тени для век, безупречные манеры и бритвенно-острый ум, длинные ноги, завидное упрямство и напор, который ощущался физически. О замужестве и детях она думала меньше всего, что - по крайней мере с моей точки зрения - служило залогом добрых отношений. Я только что расплевался со своей очередной - седьмой или восьмой по счету, не помню, - которая начала за здравие, но скатилась в занудство и истерики примерно через год, когда отсутствие моих серьезных намерений стало очевидным для нас обоих. Если бы таблетки давали стопроцентную гарантию, мы с Лив жили бы так достаточно долго. Но вместо этого случилось венчание в церкви со всеми причиндалами, свадебная церемония в роскошном имении, дом в Долки - и Холли.
- Я не жалел ни секунды. А ты?
Она на мгновение задумалась - то ли над вопросом, то ли над ответом.
- Нет. Я тоже никогда.