Я не ответил, только кивнул: в моей гарнитуре началась жизнь. Телефон Осборна молчал, но Шанкар подключил мне его микрофон. Усиление было отличным: я слышал мерное глубокое дыхание: Осборн, должно быть, шел быстрым шагом. В какой-то момент я услышал и сами шаги – возможно, он сошел с асфальтовой дорожки, чтобы прочесть надпись на могильном камне. Нет, это он, похоже, увидел Мохова, шедшего среди захоронений сбоку от центральной аллеи, и тот сделал ему знак, что они встречаются в условленном месте, на Большом кругу. Потому что Осборн тихонько сказал себе самому: "Понял, понял".
Старушка, сидящая со своим вязанием справа от меня, совала мне в руку свою книгу. Я нетерпеливо оттолкнул ее – не до вас.
– На нас смотрят, – кротко сказала моя мнимая хозяйка, раскрывая томик.
Краем глаза я увидел, что действительно, край занавески за ближайшим окном отодвинулся, открывая неразличимое из-за бликов лицо. Я взял книгу и повернулся спиной к окну.
– Именно на этом месте мы и остановились, – с тонкой иронией молвила старушка, снова берясь за спицы.
Я отложил книгу. В гарнитуре послышался голос Осборна:
– Привет, Влад. Рад тебя снова видеть.
Мохов что-то ответил, но различить его слова было невозможно.
– Хорошо, хорошо, – сказал Осборн. – Ты мне потом расскажешь. Влад, мне кажется, нам будет лучше поехать в безопасное место.
Шанкар и его коллеги, видимо, лихорадочно колдовали над звуком, потому что конец фразы Мохова я уже услышал:
– …пока мы здесь.
– Ладно, говори, – сказал Осборн. – Давай только будем прохаживаться, странно, что мы здесь застряли. Что у тебя стряслось?
– Это долгая история, – отвечал Мохов. – В двух словах: меня убьют, как только найдут. В Москве или здесь.
– Твои же друзья?
– У меня больше нет друзей.
Мужчины прошли несколько шагов молча.
– Я не знаю, зачем я цепляюсь за жизнь, – произнес наконец Мохов. – Я бежал инстинктивно, а теперь у меня было время подумать. Вот я выжил – пока… Но впереди у меня пустота.
– Что за глупости, Влад? Так не бывает. В Лондоне ты в безопасности, мы что-нибудь придумаем. Мне трудно тебе возражать, я ведь ничего не знаю. Но решение всегда есть.
– Они убьют меня, как только найдут, – повторил Мохов. – Моя единственная надежда остаться в живых – это ты.
– Так дай мне возможность тебя защитить. Мы сейчас поймаем такси – я приехал на такси, так безопаснее, – и я отвезу тебя в место, где добраться до тебя будет невозможно.
Опять идут молча. Каркнула ворона. Я услышал ее и в гарнитуре, и, отдаленно, через стекло и прочие препятствия в виде домов и деревьев. Мохов с Осборном были в какой-то сотне метров от нас.
– Лесли, ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты. Но, так получилось, мне больше не к кому обратиться. Я хочу знать, как мне придется расплачиваться.
– Не думай об этом. Сейчас главное - защитить тебя, раз ты считаешь, что ты в опасности. Не хочу врать: да, мы потом поговорим. Но потом – и ты сам решишь, как тебе поступить в твоей ситуации.
Мохов усмехнулся. Так громко, что даже мне было слышно.
– Мне в моей ситуации нужно получить политическое убежище, поменять личность, вытащить сюда семью, всем нам спрятаться так, чтобы нас не нашли, и потом жить так до самой смерти. Иметь крышу над головой, платить за свет, за газ, за воду, покупать продукты, одежду. Лесли, я не ребенок! Я понимаю, какую цену за все это я должен заплатить. И кому.
Опять молчат. Слышимость стала хуже. Огибают часовню? Вдруг звук совсем пропадет? Нет, просто Осборн думал, что ответить.
– Влад, ты правильно все понимаешь, – заговорил он наконец. – Но давай решать проблемы шаг за шагом. Самое срочное сейчас, как я понимаю, найти для тебя надежное убежище. Ты прав, я как частное лицо, наверное, не смогу обеспечить тебя всем, что тебе нужно. Но спрятать тебя сейчас в моей власти. И за это тебе платить не придется.
– А спрячешь ты меня как частное лицо?
– Нет, но мы оба знаем, что в этой профессии свобода маневра достаточно большая. Я просто отвезу тебя в надежное место, а дальше, повторюсь, ты решишь сам.
– И если я решу отказаться от дальнейших услуг и просто уйти, я смогу это сделать?
– Ты же говоришь, что тебя убьют, как только обнаружат?
– Да.
– Ну, если ты решишь покончить с собой, я, конечно, попытаюсь тебя отговорить.
Осборн пытался пошутить, чтобы снять напряжение.
– Но мешать не станешь.
– А самоубийцам можно помешать?
Звук снова стал лучше. Видимо, они прошли часовню и снова оказались на открытом месте. Вот сейчас Мохов согласится, и моя судьба будет решена. И что я могу сделать? Попросить у мулата монтировку, подбежать к Мохову и размозжить ему череп?
– Хорошо, – произнес наконец Мохов. – У меня все равно автономия полета скоро закончится.
И тут произошло что-то для меня непонятное. Я не слышал никаких посторонних звуков. Только Мохов вдруг вскрикнул: "Лесли!" Потом, едва слышно, то, что я принял за шум падающего тела. Два торопливых шага, Мохов крикнул кому-то: "Вызовите "скорую"!" И потом натужный хрип, как у раненого, который пытается встать. Нет, рухнул обратно на землю.
Все время, пока я слушал разговор, я пытался мысленно отслеживать их передвижения по спутниковой фотографии, которая от вчерашнего долгого изучения накрепко отпечаталась у меня в голове. Осборн с Моховым встретились около Большого круга, потом пошли вместе по центральной аллее к южному выходу, обогнули часовню и вышли… Точно, они вышли на открытое место, которое, по моему предположению, могло просматриваться с самого верха восточной трибуны "Челси". Я еще подумал, что именно там хорошо было бы посадить снайпера, чтобы убрать предателя. У кого-то возникла та же самая мысль. Только, похоже, вместо Мохова снайпер попал в Осборна.
– Скорее! – закричал я нашему водителю. – Выезжаем!
Теперь, чтобы поскорее выбраться из засады, Мохов, скорее всего, бежал к южному выходу. Он бежал к нам.
4
Мулат был хорошим водителем, и нам повезло, что машин было немного. Наш БМВ задним ходом выехал рывком на Фулхэм-роуд и понесся вперед. Мохов уже выбегал из решетчатых ворот кладбища, по обе стороны которых стояли красные телефонные будки. Краем глаза я увидел, как из одной из них вышла молодая, коротко стриженная женщина в черной кожаной куртке с закатанными рукавами, достала из сумочки пистолет с глушителем и выстрелила в убегающего Мохова. Молодая пара, выходящая из магазина кухонной техники, который я вчера тоже видел по карте, с криком отпрянула назад. Я машинально отметил, что магазин оформлен в цветах лондонской полиции: синий и желтый на фоне белых стен.
Наш БМВ вслед за Моховым проскочил поворот налево и, пропуская грузовичок, притормозил на перекрестке побольше, который был буквально через дом от первого. Мохов ринулся налево и теперь бежал, петляя, в десятке метров впереди нас. Мы повернули вслед за ним. Я оглянулся. Женщина выскочила из-за угла, расставив для устойчивости ноги, прицелилась и снова выстрелила. Мохов продолжал бежать.
Эта была ситуация, о которой я не мог и мечтать. Я по интеллигентской нерешительности и мягкотелости так и не смог заставить себя позвонить специально обученным людям из Конторы. Но вот они – а кто же это еще мог быть? – выследили предателя самостоятельно. Сейчас его подстрелят, и Мохов унесет с собой все, что он мог бы рассказать обо мне. Жизнь Пако Аррайи вернется в привычное русло, а ему даже не придется для этого подпортить свою карму.
А дальше… Я ничего в себе не понимаю. Мы обогнали Мохова, который продолжал бежать, а та женщина продолжала стрелять ему в спину. Я крикнул мулату "стой!", открыл дверцу и высунул голову наружу:
– Володя! Ныряй сюда!
Мохов замер. Очередная пуля срезала веточку рядом с его головой. Он заскочил за ствол дерева и посмотрел на меня. Я, наверное, изменился за двенадцать лет, но он меня узнал. Времени на раздумья у него не было. Мохов прыжком нырнул в машину, и, не дожидаясь приказа, мулат утопил педаль газа. Я обернулся. Киллерша увидела, что объект ускользнул, и теперь оборачивалась. К ней с ревом подъехал мотоциклист, она прыгнула на сиденье за ним, и они унеслись в противоположном направлении.
Мохов во все глаза смотрел на меня. Он ничего не понимал.
– Ты не ранен? – спросил я его по-русски.
– Нет. Они убили моего друга.
– Стреляли со стадиона?
– Откуда-то сверху. Пуля сначала попала ему в шею. Потом он прикрыл меня. И вторая пуля – прямо в грудь. О боже!
Теперь, когда непосредственная опасность осталась позади, Мохов уставился на меня. Но мозг его был слишком возбужден, чтобы попытаться понять, откуда я взялся. Ему пришлось спросить:
– Как ты здесь оказался?
Я усмехнулся:
– Случайно проезжал. Подожди.
Я остановил рукой его следующий вопрос. В гарнитуре все это время было какое-то движение, но я был занят более срочными делами. Теперь же я мог прислушаться к тому, что происходило вокруг Осборна. Он был жив. Судя по репликам людей, подбежавших к нему из часовни, у него шла кровь из шеи, но тот выстрел в грудь его не прикончил. Осборн был в пуленепробиваемом жилете, сейчас же есть совсем тонкие, кевларовые, абсолютно незаметные. Надо ли сообщить об этом Мохову? Я не стал.
– Ты не с ними? – спросил Мохов, поняв, что теперь я снова слушал его.
– Странный вопрос, учитывая обстоятельства. – Я поймал в зеркальце взгляд водителя. Мы подъезжали к Олд-Бромптон-роуд. – Едем в центр. Куда-нибудь к Вестминстерскому аббатству.
"Где побольше полиции и никто не сможет предпринять ничего отчаянного", - добавил я про себя.
Мохов за эти годы изменился, как-то усох. Большинство людей с возрастом полнеют, а этот осунулся. Впалые щеки заросли седеющей щетиной, возможно, он специально отпускал бороду. Глаза смотрели тревожно.
– А ты на кого работаешь? – спросил он. Похоже, к нему возвращалась способность соображать.
– На себя, – ответил я, что, в сущности, было правдой. – Прости.
Осборн теперь звонил по телефону своим людям. Срочно связаться с охраной "Челси", перекрыть все выходы со стадиона, оцепить окрестности, запросить видео с уличных камер наблюдения.
Мохов смотрел на меня с нарастающим недоверием. Эта гарнитура в ухе, по которой мне сообщают что-то важное. Эта старушка за мной, которую я слегка притеснил, но которую вся ситуация ничуть не напугала: она как вязала, так и продолжает вязать, только посматривает на нас с интересом. Старичок на переднем сиденье, который, похоже, и не просыпался. Исполнительный водитель в костюме с галстуком на дорогой машине. С такими силами и средствами работать на себя может только магнат.
– И куда мы едем? – спросил он. Мы с ним все время говорили по-русски.
– Пока просто подальше отсюда. А там мы должны вместе что-то придумать.
Мохов кивнул. Но, я ясно это видел, согласен со мной он не был. Он лихорадочно искал другое решение.
– Мы можем поехать в надежное место, – продолжал я. – Можем посидеть в машине, только отъедем подальше. Как скажешь, как тебе спокойнее.
Мохов снова кивнул. Тревожный блеск в его глазах погас.
– Тебя же Майк зовут, да? Миша? – спросил он.
– Да.
– У меня здесь есть надежное место. Ты отпусти машину, мы сами туда доберемся. Там поговорим.
– Хорошо.
– Только ты зря в это вмешался. Теперь даже если я тебе ничего не скажу, они подумают, что ты знаешь. И тебя тоже попытаются убрать.
– Кто они?
– Тебе лучше не знать.
– А англичанам?
Я имел в виду, что им-то ведь он собирался сказать?
– А они это и без меня знают.
Взгляд его снова стал напряженным.
– Я все просчитал. Так или иначе, мне не жить. Теперь я вижу, что сделал глупость, когда сбежал сюда.
– Думаешь, англичане не захотят тебя защитить?
– Одни захотят, другие – нет.
Мохов вцепился мне в рукав.
– Мне нужно было оставаться в Москве. Меня бы похоронили как героя – или как жертву несчастного случая. И мои бы никто не пострадали.
– Подожди, Володя, ты о чем? Ничего не понимаю.
Мохов меня не слышал. Он был как волк в сужающемся клине красных флажков.
– Они сами меня на это толкают, – сказал он. Не мне сказал, скорее себе самому. – Сами виноваты.
Мы выехали на Пэлхэм-стрит. Слева выезжал эвакуатор с поднятым на него красным "ленд-ровером", и наша машина остановилась. Мохов открыл дверь и, оттолкнувшись от меня рукой, выскочил на улицу.
– Володя, подожди! – крикнул я.
Но он быстрым шагом шел назад, к станции метро "Южный Кенсингтон". Я выбрался и побежал вслед за ним.
Мохов что-то доставал из кармана пиджака. Телефон? Значит, у него все-таки был мобильный, почему же мои индийцы его не засекли? Мохов оглянулся, увидел меня и заскочил в метро. Я влетел за ним. Группа оживленно жестикулирующих подростков слева, у кассы мужчина покупает билет. Мохов стоял справа, где кроме него никого не было.
– Володя, я, возможно, единственный человек, кто может тебе помочь, – сказал я.
Он кивнул. Не потому, что был со мной согласен, просто подтвердил получение информации.
– Извини, ты не оставляешь мне выхода, – сказал он, всаживая мне в бедро иглу.
Я успел увидеть руку, вытаскивающую шприц-тюбик, потом его уходящую спину и, прежде чем свет погас, лицо нашего водителя-мулата, который подхватывал меня на руки.
5
Я возвращался к жизни частями. Сначала вернулось сознание – сознание того, что у меня есть голова, поскольку что-то ведь гудело. Но было темно. Я задался этим вопросом – почему же темно? – и попробовал открыть глаза. Это помогло: возник внешний мир в виде заполнившего все дневного света и одного зрительного образа – потолка. Белый потолок может быть повсюду, и, надумав теперь понять, где я нахожусь, я повернул голову. И сразу узнал это место. Это была комната, где мы с Раджем вели тайные переговоры, только мы сидели на пуфах у стола, а сейчас я лежал на диване у стены.
Я попробовал сесть, и это тоже мне удалось. В памяти смутно возникла восточная история про человека, который засунул голову в большой кувшин и вытащить ее уже не смог. Это я был таким человеком: голова налилась тяжестью, и каждый удар пульса гулко отдавался у меня в ушах.
Теперь хорошо бы встать. Поручень дивана подвернулся кстати, но потом руку все равно придется оторвать. Так, стоим? Стоим. Чуть качнуло, но не беда – стоим. А если правую ногу переставить вперед? Есть. Теперь левую? И это получилось. Пара шажков – и вот спасительная ручка двери. Чуть передохнем. И откроем дверь.
В коридоре меня заметил один из многочисленных анонимных подростков и побежал в магазин. Вместо него появился Радж. Приближаясь, он не переставал осматривать меня с удовлетворенным видом, как сделал бы хирург, который лишь вчера пришил мне нижние конечности.
– Очнулся? – спросил он.
– Да, но еще не полностью. Тело здесь, а душа пока где-то в другом месте.
Язык, похоже, тоже – я говорил, как будто у меня во рту была пара камешков.
– Ты не скачи пока, пойдем приляжешь, – сказал Радж, обнимая меня и бережно уводя обратно в комнату. – Я не был уверен, что именно тебе вкололи, и подстраховался. Ну, то есть если бы я был уверен, что тебя просто усыпили, можно было ничего не делать. Но я боялся, что тебе вкололи что-то фатальное. Химической лаборатории у меня нет, в больницу, я подумал, ты бы поехать не захотел, в общем, я сделал тебе пару уколов. Короче, тебе сейчас хуже, чем если бы я тебе ничего не вколол, но если бы я этого не сделал, думая, что ничего страшного, а это был бы яд…
– Я понял, понял, – закричал я. Не хватало мне в моем состоянии еще распутывать сложносочиненные мысли. – Ты сделал хуже, думая, что делаешь лучше.
– Но если бы я не сделал хуже, а тот человек сделал бы совсем плохо, то у меня бы сейчас на руках был труп.
– Слава богу, объяснились, – заключил я, выскальзывая из рук Раджа обратно на диван и уставляясь взором в пол.
– Тебе ничего крепкого сейчас не надо, – сказал Радж, зная меня и опережая мою мысль.
– А крепкий чай? – предположил я, догоняя его мысль.
– Умница, сейчас принесут.
От чая голова моя действительно немного прочистилась. Часы показывали десять минут второго – я был в отключке пару часов. Мне была возвращена волшебная гарнитура, принесен мой запасной айфон с перекачанными на него программами и доставлена целая пачка новых расшифровок. Радж любезно предложил мне работать на месте.
Самым интересным был разговор Осборна с его начальником. Тембр голоса в расшифровке не указывался, но, судя по номеру, это был тот же человек, которого я дважды принимал за женщину.
Сначала Осборн довольно подробно доложил о происшествии. Снайпер действительно стрелял с самого верха восточной трибуны "Челси". Первая пуля попала Осборну в шею случайно – он в момент выстрела просто сделал шаг вперед. Вторую пулю – Осборн говорил об этом скупо, но выходило именно так – он уже ловил сам. На нем был кевларовый жилет, который должен был защитить их обоих.
– Тогда почему наш друг смог уйти? – недовольно спросил шеф Осборна.
– От второго выстрела я упал, и у меня из шеи кровь хлестала. – Тон Осборна был корректным, но и чуть свысока – предназначенным человеку, в которого никогда не стреляли. – Спасибо, кто-то сбегал в машину за аптечкой, я до скорой помощи вообще мог не дожить.
– А вы где сейчас?
– Еще в больнице. Меня зашили, долили крови, сейчас уже все нормально.
– Ваши предположения? Кто мог стрелять?
– Стреляли двое: снайпер на крыше и потом уже женщина, которая подстраховывала его у южного выхода. Возможно, такой же человек ждал и у северного, мы не знаем.
– Что на стадионе?
– Я не был уверен, что останусь на ногах, и подключил своего заместителя, Алекса Макги. Пока связались с секьюрити стадиона, прошло минут десять-двенадцать. Они тут же все перекрыли, но…
– Понятно. А женщина?
– У нас есть ее изображение с уличной видеокамеры. Качество, конечно, не очень. Потом наш друг свернул на боковую улочку, женщина побежала за ним. Но там камеры нет.
– То есть что произошло дальше, мы не знаем?
– Вслед за нашим другом повернула большая БМВ. Номер ее у нас есть, ее сейчас ищут. Может, она как-то связана со всем этим, может, нет. А женщина потом проехала через перекресток на мотоцикле. Его вел кто-то еще, она сидела сзади.
– Номер его есть?
– На мотоциклах номер стоит только сзади. А на нашем видео мотоцикл оба раза снят сбоку: когда ехал за женщиной и когда проехал назад, уже с ней. В общем, этот след безнадежный.
– То есть, я резюмирую, у нас даже нет уверенности, жив наш друг или нет?
– Он жив, сэр. Если бы та женщина в него попала, труп остался бы лежать на улице. Она вряд ли собиралась увозить его на мотоцикле.
– А если его убил кто-то сидящий в БМВ?
– И потом увез труп с собой? Маловероятно. Если бы нашего друга хотели убить люди из БМВ, они бы просто это сделали и убрались поскорее.
– Тогда кто же сидел в этой БМВ?
– Я предполагаю, что это могли быть люди, которые подстраховывали нашего друга. На случай, если все пойдет не так, как планировалось.
– Тогда у него в Лондоне есть сообщники.