– Собирается. Душ принимает, думаю, минут через пятнадцать угомонится… Сразу и приступим…
– С прогулки он ничего нового не привёз?
– Нет, всё то же самое. То, что мы зафиксировали сразу после его прибытия: нательный пояс с пачками купюр, борсетку с документами – всё осталось без изменений… Странно другое, товарищ генерал… Парик с очками и усы, что объект вытащил из сумки во время размещения, он в номере не оставлял – с собой брал на прогулку… И второе. Я просмотрел ещё раз видеозапись, ну ту, что при его поселении сделали. Так вот, окрас парика полностью соответствует цвету его собственных волос, да и запасные усы – тоже! К чему бы это, товарищ генерал?
– Пока ничего тебе ответить на это не могу, ясно лишь одно: такие вещи разведчики в качестве талисманов с собой не возят. Что ж, будем иметь в виду… – задумчиво произнес Карпов.
– Да! Вот еще, товарищ генерал. Плёнку он какую-то на окно навесил, и как только в комнате свет погасил, темень образовалась – ни зги не видно… я тоже перестал что-либо видеть на экране, так что перед заходом к нему придётся пользоваться только микрофонами…
– Основательно готовились они к командировке, если уж даже занавеску подобрали под размер окна! Впрочем, о н и знают, что м ы знаем. Н-да… А от пленки этой не сможешь кусочек отттяпать на анализ?
– Думал я уже над этим, товарищ генерал… Вряд ли что удастся, она – монолит…
– Ну, ничего! У вас же приборы ночного видения…
– Так вот пленка, товарищ генерал, она-то, проклятая и препятствует их нормальному функционированию!.. Да и не очень сподручно-то приборы на противогазы надевать…
– Справитесь, не в первой! Ты вот что, Александр Петрович, не забудь сказать ребятам, чтобы обязательно пометили тот парик и усы, которые он при себе носит… В общем, "пыли" не жалеть!
* * *
Когда микрофоны донесли в штабной "люкс" ровное посапывание и стало ясно, что "ДУБ" уснул, Иващенко нажал желтую клавишу, утопленную в грифельно-черную панель пульта.
Автоматические задвижки, расположенные на внутренней стороне трубы воздухозаборника, бесшумно перекрыли вентиляционные люки в номере объекта. Тут же погасла зеленая лампочка – сигнал, что помещение полностью герметизировано.
Выверенным движением майор щелкнул красной клавишей на панели, и вновь загоревшаяся зеленая лампочка засвидетельствовала, что усыпляющий газ "Морфей-1" упругими струями хлынул из точечных форсунок, устроенных в плинтусах. Через триста секунд вновь погасла зелёная лампочка – отключился компрессор, нагнетающий наркотическую смесь в помещение.
Иващенко перевел тумблер громкости в положение "макс", и штабной "люкс" наполнился шумом дыхания "ДУБА". Оно было настолько отчетливым, что майору показалось, будто он прослушивает объекта с помощью стетоскопа. С каждой секундой дыхание становилось всё глубже и тише. Процесс принудительно-постраховывающего усыпления пошёл!
Настенный хронометр отсчитал пять минут – время, необходимое для полной нейтрализации "ДУБА", и майор скомандовал: "Поехали!" В то же мгновение три человека в противогазах и серебристых, как у космонавтов, скафандрах, скрылись в стенном шкафу, он же – тамбур, соединяющий "люкс" с вентиляционной шахтой. По металлической лестнице, встроенной в кирпичную кладку шахты, спустились на десятый этаж и, ползя гуськом по ответвлению, подобрались к 1097‑му. Тренированным движением первый "пластун" снял крепёжные болты и отодвинул дверцу, одновременно служащую задней панелью стенного шкафа, расположенного в прихожей номера.
Вошли. Дальше – дело техники, ведь объект под общим наркозом. Вон он, как хирургический больной на операционном столе. Лежит – не шелохнётся. Ух, ледоруба на тебя нет!
Справедливости ради надо сказать, что подобные мысли никогда не приходят в голову технарям. Для них забраться в номер – это выполнить приказ, а его выполнение требует холодной головы – прочь эмоции!
Поверженный "ДУБ" для технарей – это не биологическая единица во плоти и крови со своими эмоциями, желаниями и планами, а всего лишь – о б ъ е к т, такой же бездушный, как и его туалетные принадлежности, которые надо тщательно и как можно быстрее опылить, так как действие "Морфея-1" рассчитано на десять-двенадцать минут, а потом будут открыты вентиляционные люки и он испарится.
Наутро ты никаких изменений в своём психофизическом состоянии не заметишь. Ну, быть может, появится лёгкая заторможенность в мыслительных процессах, или нарушение координации движений, так чему же здесь удивляться? На то есть объяснение. Смена часовых поясов. Вы ведь там, в Англии на три часа позже встаете, чем мы здесь, в Москве. Привыкай! А что "Морфеюшку" тебе в номер напустили, так это ради твоего же блага. Ну, рассуди сам. Просыпаешься ты среди ночи, а над тобой привидения в серебристых скафандрах стоят. И тишина. От жути тебя, как в купель, в холодный пот бросает, ты кричишь, сердце, не приведи господь, прихватит – откачивай тебя потом. А так – и ты ни сном ни духом, и мы без помех работаем. Так что – отдыхай!
Пять минут – и велосипед, носильные вещи, сумочка-борсетка объекта помечены спецпрепаратом, прозванным профессионалами (и не только нашими) "шпионской пылью".
Разработчики препарата ручаются, что "пыль" совершенно безвредна и ущерба здоровью разведчика не нанесёт. За что они не смогут поручиться – это за безупречное выполнение им задания после опыления, ибо тот, чья одежда помечена "шпионской пылью", становится полностью подконтроленым "наружке". Он привязан к ней, она держит его на невидимом поводке – излучении, исходящим от его одежды. Лучи принимаются специальными приборами-датчиками, с некоторых пор являющимися обязательным элементом экипировки сыщиков, работающих за установленными разведчиками. Благодаря препарату ночью дежурная смена "наружки" ведет объект также уверенно, как и днем.
…Впервые наша контрразведка опробовала "шпионскую пыль" в 1962 году, разбрабатывая некоего Джорджа Пейна Уинтерса-младшего, сотрудника ЦРУ, действовавшего с позиций американского посольства в Москве.
Уинтерс, молодой кадровый офицер, выступал в качестве "привлеченца", то есть разведчика, основной задачей которого является приобретение агентуры из числа советских граждан. Внимание наших контрразведчиков он привлёк нестандартностью поведения и повышенной мобильностью – по столице гонял на высокоскоростных авто, за которыми "наружка" даже не пыталась угнаться, чтобы не расшифровать проводимые мероприятия по контролю за его поведением. Чтобы полнее фиксировать радиус перемещений американца и объекты его устремлений, было решено применить "шпионскую пыль". Горничная, и по совместительству наша агентесса, опылила одежду Уинтерса во время уборки его квартиры.
Результаты не заставили себя ждать. Неправильно поняв инструкции, Уинтерс по ошибке отправил по почте письмо, адресованное подполковнику Петру Попову, первому цэрэушному "кроту" в Главном разведывательном управлении Генштаба ВС СССР.
Дело в том, что микроскопические частицы нанесённого на одежду препарата попадают на тело, в частности, на руки объекта, а уже с них оседают на вещах и предметах, к которым он прикасается. Используемые сыщиками приборы-датчики зафиксировали не только приближение Уинтерса к почтовому ящику, но и манипуляции с ним. Изъятую корреспонденцию освидетельствовали приборами, и участь Попова была предрешена…
Глава третья
Что "наружке" во благо, то шпиону – провал
На следующее утро Карпову доложили, что "ДУБ", одетый также экстравагантно, как в день прилёта, путь от гостиницы "Интурист" к зданию ИТАР-ТАСС, где проходил симпозиум, проделал на велосипеде. В три приема разобрал его, сунул в холщевую сумку и проследовал в зал заседаний.
– Ну, парень, это уже откровенный стриптиз! – воскликнул генерал. – Ты бы ещё куст сирени себе в зад воткнул, может, тогда бы превратился в невидимку! Я понимаю, вчера твой двухколесный агрегат помогал тебе выявить "хвост". А сегодня? Зачем нужно было даже на открытие симпозиума приезжать "верхом", в френче и в крагах? Уж не кроется ли за твоей маниакальной привязанностью к велосипеду и костюму начала века намерение приучить нас к мысли, что тебя надо вопринимать именно в этом комплекте? А когда мы к нему привыкнем, ты однажды, расставшись с велосипедом и с кашне, рванешь на явку с "ЛЕСБИЯНЫЧЕМ" одетый бомжем! Не пытайся заставить нас продегустировать меда с касторкой, не маленький – не обосрёмся!
* * *
Разведчик-профессионал пользуется у "наружки" большим уважением. Он никогда не оглядывается, остановившись "завязать шнурок", он не выглядывает из-за угла, не прячется за деревьями парка, не впрыгивает в вагон метро или троллейбус перед закрытием дверей. Он играючи водит свой раскладной велосипед, а в нужный момент он просто исчезает, причем его вроде и не в чем упрекнуть – виноваты в потере всегда "топтуны"…
Сразу после начала церемонии открытия симпозиума "ДУБ" покинул зал заседаний и через служебный ход вышел из здания. Неся под мышкой холщовую сумку с велосипедом, через двор прошел в Леонтьевский переулок и быстрым шагом, не оборачиваясь, пересёк его. Миновав греческое посольство, вновь перешел на противоположную сторону и оказался на углу Шведского тупика. Убедившись, что без помех вышел на стратегический простор, англичанин собрал велосипед и покатил по Малому Гнездниковскому в сторону Тверской. Навстречу ему по противоположной стороне улицы, также размеренно крутя педали, двигался молодой человек на велосипеде с сумкой, набитой газетами. Поодаль виднелся ещё один такой же почтальон…
Чуть поотстав от "ДУБА", озорно смеясь и громко переговариваясь, резвилась стайка юношей и девушек. Доведись дотошному пенсионеру поближе рассмотреть их лица, он не преминул бы сделать им замечание, что в их возрасте пора уж заняться чем-то более серьёзным, нежели взапуски бегать на роликовых коньках по мостовой в будний день…
Что поделаешь – жесткие законы контрразведывательного жанра порой требуют от сыщиков "наружки" выступать в самых неожиданных и экзотических амплуа.
Режиссёром-постановщиком театрализованного представления "Танец на коньках" был Карпов. Действительно, мог ли он, волкодав контрразведки, допустить, чтобы разведчик-агентурист из противоборствующей спецслужбы вызывающе раскатывал на велосипеде по улицам столицы, упиваясь собственной недосягаемостью?!
Кроме того, ограничься Карпов только вариантом, предложенным Казаченко, – пересадить часть сыщиков на велосипеды – означало бы признать, что подчинённые могут быть изобретательнее, чем он. Такого испытания самолюбие Карпова выдержать не могло!
Со словами: "Вы уж, господин Вуд, не подумайте, что мы, как те бессловесные цирковые твари, станем на хвосты и будем, сглатывая слюну, водить подёргивающимися языками за вашими пассами факира," – генерал распорядился, чтобы ещё одна группа сыщиков, что помоложе, стала на роликовые коньки.
Границы профессионального любопытства сыщиков наружного наблюдения очерчены заданием, полученным от инициатора оперативной разработки. Чем шире его интересы, чем глубже он хочет познать разрабатываемого и его связи, тем больше забот у "наружки".
С другой стороны, чем богаче профессиональный опыт и воображение объекта, чем сложнее задание, с которым он заброшен в "тыл врага", тем большую головную боль он доставляет разработчику, но, прежде всего, – "наружке".
Если разработчик и объект в зависимости от содержания выполняемой ими в конкретный момент работы, иногда меняются местами, из "ведущего" превращаясь на каком-то этапе в "ведомого" и наоборот, то сыщики службы наружного наблюдения вынуждены неизменно оставаться в положении "между молотом и наковальней".
Словом, куда ни кинь – для "наружки" всюду клин.
С того момента, как "ДУБ" покинул симпозиум и вырулил на стратегический простор, Карпова не покидало ощущение, что пьедестал "ведущего", на котором он было прочно обосновался, введя в бой "шпионскую пыль", велосипедистов и конькобежцев, неумолимо уходит из-под ног.
В течение трёх часов продолжалось показательное велородео англичанина, где ареной были улицы и переулки столицы, а сыщики – зрителями, в лучшем случае – статистами.
Во время преследования "ДУБ" продемонстрировал доскональное знание географии центра города – ни разу не сверял свой маршрут с картой, хотя было известно, что она находится у него в борсетке. Кроме того, несмотря на все старания, в ходе наблюдения за объектом не удалось избежать "мёртвых зон": четырежды англичанин неожиданно сворачивал в боковой переулок, буквально на пять секунд, выпадая из поля зрения сыщиков. При каждом таком зигзаге у "ДУБА" на пути почему-то оказывались то почтовые ящики, то телефонные будки. Стало ясно, что иностранец хорошо ориентируется не только в хитросплетении улиц и переулков. И хотя явных бросков почтовых отправлений сыщикам зафиксировать не удалось из-за этих самых проклятых "мёртвых зон", однако датчики-уловители "шпионской пыли" такие совпадения объяснили однозначно – броски были!
В последующем три письма, адресованные жителям столицы, легли на стол Карпова. Безобидные на первый взгляд послания, исполненные рукой человека, для которого русский, без сомнения, являлся родным языком, разумеется, содержали условности, а чтобы не ломать над ними голову, за адресатами срочно установили наблюдение. Для начала – на срок пребывания "ДУБА" в Москве. Как быть с ними дальше – покажет время, занимаемое ими положение и многое другое.
Дважды объект вел короткие разговоры из разных телефонов-автоматов. Собственно, разговорами в полном смысле они не являлись, скорее это был монолог "ДУБА" в телефонную трубку. Причём, монолог предельно короткий – всего несколько секунд. Всё это наводило на мысль, что им озвучивался условный текст, чтобы не сказать – пароль. В одном случае сыщику удалось услышать, как англичанин, вешая трубку, сказал: "До завтра!" Было выдвинуто предположение, что и в другом случае объект ставил в известность своего собеседника о готовности встретиться. Значит, принципиальная договорённость о свидании была достигнута заранее и звонка уже дожидались?
Сыщики недоумевали: "И почему, товарищ генерал, вы не хотите повторить "химкинский вариант"? Ведь всё было бы так просто. Мы бы вам, Леонтий Алексеевич, распечатку монолога вашего объекта на блюдечке с голубой каемочкой доставили! Так нет же, вы чего-то там осторожничаете. Ну да вам виднее!"
Действительно, повторно использовать уловку с переговорным устройством в телефонной будке Карпов сыщикам запретил – это было чревато расшифровкой импровизированного "кросса" из Шереметьево-2. А его генерал берег как зеницу ока. Хотя предпринятые "ДУБОМ" попытки войти в контакт со своими московскими связями и свидетельствовали, что прибыл он в Москву не только для явки с "ЛЕСБИЯНЫЧЕМ", однако Карпов готов был отдать голову на отсечение, что профессор – это основная цель визита, номер "Раз" в программе англичанина.
Генерал был уверен, что "ДУБ", будучи матёрым спецслужбистом, иллюзий в отношении "хвоста" за спиной не питает, знает, что слежка ведётся непрерывно. Но это в Москве – не на подступах к ней! А раз так, то, повтори сыщики химкинскую проделку, "ДУБУ" станет ясно, что все его домашние заготовки были сведены на нет ещё в Шереметьево, и он изначально находился под конторолем у русской контрразведки. А вот этого допустить нельзя было ни в коем случае, ибо предполагаемая операция по разоблачению "ЛЕСБИЯНЫЧА" и захвата с поличным "ДУБА" была бы провалена, не успев начаться. Ведь Карпов не оставлял надежды, что фигуранты будут общаться очно, а не через тайник!
Поняв, что объект не только прекрасно ориентируется в лабиринте московских переулков, но и осведомлён о местонахождении телефонных будок и почтовых ящиков в центре столицы, сыщики запросили подмогу. Работая на опережение уже удесятирёнными силами, они повели тотальное прочесывание близлежащих к маршруту движения "ДУБА" переулков на предмет выявления там таксофонов, так почитаемых иностранцем. Увы! Свою программу он выполнил и в четырнадцать часов как ни в чём не бывало сидел за обеденным столом с остальными членами английской делегации…