- Все равно мне не жить, - сказал он невесело. - Не уйти, не скрыться.
- Откуда эта меланхолия? - бодро возразил Евдокимов. - Я обещал вам, что все будет в порядке.
Анохин опять покачал головой.
- Нет, вы их не знаете…
Он поднялся и положил перед Евдокимовым конверт.
- Что это? - спросил тот.
- Читайте, - сказал Анохин. - Я это получил сегодня.
Евдокимов извлек из конверта клочок бумаги. Это было короткое письмо, написанное простым карандашом кривыми буквами и явно измененным почерком: "Что бы ты ни предпринял, все равно ты от нас не уйдешь. Твой старый друг".
- Вот, - сказал Анохин.
- Что "вот"? - спросил Евдокимов.
- Мне от них не уйти, - сказал Анохин.
- Не будьте ребенком, - сказал Евдокимов. - Нельзя так распускаться.
- Вы их не знаете, - упрямо повторил Анохин.
- Вы когда это получили? - спросил Евдокимов.
- Сегодня утром, - сказал Анохин.
- А почему вы вчера убежали из кафе? - спросил Евдокимов.
- Потому что в кафе я увидел… - У Анохина от волнения перехватило дыхание. - Жадова! - сказал он и посмотрел на Евдокимова остекленевшими глазами.
- Какого Жадова? - спросил Евдокимов. - Инструктора из разведывательной школы в Бад-Висзее?
- Да, - сказал Анохин. - Он уничтожал у нас всех тех, кого подозревали в симпатиях к Советскому Союзу.
- И этого Жадова вы видели вчера в кафе на улице Горького? - спросил Евдокимов.
- Да, - сказал Анохин.
- А вы не ошиблись? - спросил Евдокимов.
- Нет, - сказал Анохин. - Я не мог ошибиться.
- Каков он собой? - спросил Евдокимов. - Опишите его.
- Высокий, брюнет, с небольшой проседью, смуглый, - сказал Анохин. - Он в тридцати шагах пробивает брошенную в воздух карту.
Евдокимов вспомнил свою беседу с генералом.
- Его прозвище - Виктор? - спросил он.
- Да, в школе его звали Виктором, - подтвердил Анохин.
- И теперь он в Москве… - задумчиво произнес Евдокимов.
- Он приехал за мной, - сказал Анохин. - Мне от него не уйти.
- Ерунда! - резко оборвал его Евдокимов. - Не распускайте себя, вы не в Западной Германии, вас окружают тысячи друзей.
Конечно, Евдокимов не знал столько, сколько знал генерал, но генерал правильно его нацелил… Нацелить-то нацелил, но это была стрельба по движущейся мишени, непросто было в нее попасть.
- Вы не можете предположить, где он остановился? - спросил Евдокимов.
- Откуда же мне знать? - ответил Анохин. - Жадов хитер, ловок, его трудно будет найти.
- А вчерашнего человека, который сидел со мною, вы так никогда и не видели? - переспросил Евдокимов.
- Нет, нет, - решительно подтвердил Анохин. - Кого не знаю, того не знаю.
В это время зазвонил телефон. Евдокимов снял трубку.
- Это кабинет товарища Евдокимова? - спросил прерывающийся женский голос.
- Да, - сказал Евдокимов.
- Ох! Наконец-то, а то я уж отчаялась! - воскликнула женщина. - Товарищ Евдокимов?
- Да, - сказал Евдокимов. - А кто говорит?
- У вас нет моего мужа? - спросила она в ответ. - Это Анохина Александра Ивановна…
- Да, он здесь, - сказал Евдокимов. - А что, что-нибудь случилось?
- Пусть сейчас же едет домой, - сказала Анохина. - Немедленно. Хорошо?
- Хорошо, - сказал Евдокимов, - я его сейчас отпущу.
Анохина прервала разговор, не дослушав Евдокимова.
- У вас в квартире нет телефона? - спросил Евдокимов.
- Нет, - сказал Анохин. - А что?
- Звонила ваша жена, - сказал Евдокимов. - Просила вас приехать.
- Но ее не было дома! - удивился Анохин. - Как же она могла очутиться…
- Откуда же она звонит? - спросил Евдокимов.
- В соседнем доме есть телефон-автомат, - растерянно сказал Анохин. - Но почему она не на работе?..
- А откуда она знает, что вы у меня? - спросил Евдокимов.
- А я говорил ей утром, - объяснил Анохин, - что собираюсь к вам.
- А с кем вы оставили девочку? - спросил Евдокимов.
- С соседкой, - сказал Анохин. - У соседки есть дочка - Наташа. Мы всегда оставляем с ней Машеньку. Наташа учится в вечерней смене, кончает десятый класс…
Он встал:
- Я поеду.
Евдокимов поправил его:
- Поедем вместе.
- Спасибо, - сказал Анохин.
"Черт знает, может, это вовсе и не жена звонила, - подумал Евдокимов. - Вызывают, чтобы убить, такие случаи бывали…"
Он заказал по телефону машину.
- Зачем вы меня успокаиваете? - уже в машине упрекнул Анохин Евдокимова. - У меня все время сердце не на месте.
Когда они приехали, в квартире Анохиных было полное смятение.
Уезжая в город, Анохин попросил Наташу Сомову присмотреть за Машенькой. Наташа справлялась с этой обязанностью отлично. Так было и на этот раз. Машенька сидела в кроватке и играла, Наташа сидела рядом и читала книжку. Неожиданно раздался звонок…
Четыре звонка! Наташа пошла открыть дверь. В дверях стоял какой-то незнакомец в приличном пальто и с портфелем в руке.
- Это квартира Анохиных? - спросил он.
- Да, они живут здесь, - подтвердила его слова Наташа.
- Я врач, - сказал незнакомец. - Проведите меня к ним.
- Но их нет дома, - сказала Наташа. - Дома только их девочка.
- Она-то мне и нужна, - сказал незнакомец. - В поликлинику звонила ее мать и просила навестить ребенка.
Наташа ничего об этом не слышала, но подумала, что ее просто забыли предупредить о посещении врача. Во всяком случае, в таком посещении не было ничего необычного, тем более что карантин, объявленный в яслях, куда носили Машеньку, еще не кончился.
- Пойдемте, - сказала Наташа и повела незнакомца в комнату Анохиных.
Машенька сидела в кроватке.
- Эта? - спросил незнакомец, указывая на девочку.
- Да, - сказала Наташа, - наша Машенька.
- Ну вы можете идти, - сказал незнакомец. - Я осмотрю ребенка…
Он сказал это столь повелительно, что Наташа не осмелилась ослушаться и невольно подчинилась, хотя не понимала, чем могла помешать врачу при осмотре.
Она вышла в коридор, и тут вдруг ее поразили всякие несообразности в поведении врача: он не разделся, а прямо в пальто ввалился в комнату, не помыл рук перед осмотром, не достал никаких инструментов…
Ей стало как-то не по себе.
Она подошла к двери, постояла и тихонечко приотворила ее.
На мгновение она замерла от ужаса: незнакомец с финкой в руке приближался к кровати ребенка и смотрел на Машеньку каким-то змеиным взглядом…
Дальше Наташа уже ничего не соображала. Она дико взвизгнула и кинулась в комнату, пытаясь заслонить собой Машеньку. Она ничего не думала, то, что она делала, было где-то вне ее мыслей, она действовала инстинктивно и в то же время очень решительно. Незнакомец рванулся, занес руку, но Наташа в это мгновение уже заслонила девочку. Своего движения незнакомец сдержать уже не мог, нож скользнул по руке Наташи и располосовал ее всю от плеча до кисти.
Наташа завизжала еще громче. На крики из своей комнаты выбежала Анна Яковлевна Деркач. Потом выбежала Нина Ивановна Сомова. Навстречу им выскочил какой-то человек, оттолкнул Анну Яковлевну, так оттолкнул, что она отлетела к стенке, открыл наружную дверь и исчез столь стремительно, что его невозможно было ни остановить, ни задержать.
Наташа визжала. Женщины кинулись не за незнакомцем, а к Наташе. Обе девочки, и большая, и маленькая, были залиты кровью. Обе кричали. Понять ничего было нельзя.
Нина Ивановна, мать Наташи, быстро взяла себя в руки. Она осмотрела обеих девочек. Машенька была невредима, у Наташи была ранена рука. Нина Ивановна кое-как перевязала руку простыней и побежала звонить по телефону. Вызвала "Скорую помощь". Потом вызвала с работы Александру Ивановну Анохину. Потом позвонила в милицию…
На заводе Анохиной дали машину. Она появилась у себя в комнате через полчаса. В квартире уже хозяйничали врачи. Милиционер писал протокол. Александра Ивановна побежала звонить Евдокимову. Павел Тихонович сказал ей утром, куда он собирается…
Когда Евдокимов и Анохин вошли в квартиру, Наташу уже увезли в больницу.
Анохин кинулся к Машеньке.
Он схватил ее на руки и заплакал.
Никто из женщин не плакал, плакал один Анохин.
- Вы видите, видите? - приговаривал он сквозь слезы. - Они не останавливаются ни перед чем!
9. Супруги Анохины
В том, что они не остановятся ни перед чем, не сомневался теперь и Евдокимов…
Для этой цели они выбрали одного из самых страшных, самых жестоких своих псов, который действительно не остановится ни перед чем, и приказали ему уничтожить Анохина. Убийство ни в чем не повинного ребенка должно было показать, что Анохину от его бывших хозяев пощады не будет. Было очевидно, что в Жадове не осталось ничего человеческого. Хищник до мозга костей, до самой глубины своего сердца! Он должен быть пойман и обезврежен во что бы то ни стало…
- Ну хватит, хватит, - резко сказал Евдокимов Анохину. - Возьмите себя в руки!
Евдокимов перевел взгляд на Шуру. Она стояла у стола и словно выжидала, скоро ли уйдут из ее комнаты посторонние; у Евдокимова даже сложилось впечатление, что она не столько напугана, сколько раздражена.
- Здравствуйте, товарищ Евдокимов, - произнесла она с приветливостью, мало гармонировавшей с тем, что произошло и происходило вокруг нее, и серьезно добавила: - Это хорошо, что вы приехали, теперь все будет в порядке.
Много раз, при разных обстоятельствах, приходилось Евдокимову слышать такие слова.
Вот и сейчас слова, сказанные ему этой молодой и очень простой женщиной, накладывали на него невероятную ответственность. Она совсем не знала Евдокимова, также как и он не знал ее, но в его лице она видела то, что охраняет ее покой, ее жизнь, ее благополучие. Она не сомневалась в том, что Евдокимов призван охранять ее благополучие, и, коли Евдокимов находился возле нее, она верила, что все будет в порядке.
Евдокимов ничего ей не ответил, подошел к лейтенанту милиции, писавшему протокол, пошептался с ним, и тогда тот оторвался от протокола, быстро навел необходимый порядок, выпроводил из комнаты посторонних, дописал протокол, еще пошептался с Евдокимовым и оставил комнату вслед за остальными.
Евдокимов остался с Анохиными.
- А теперь сядем и поговорим, - сказал он.
- Нет, я так не могу! - воскликнула Шура и тут же прикрикнула на мужа: - Да держи ты ее хорошо, а то руки дрожат, точно кур воровал!
Анохин и вправду как-то неуверенно прижимал к себе дочь.
- Сядь! - приказала ему Шура.
Он послушно сел с дочерью на диван.
- Вы меня извините, - сказала Шура Евдокимову и выбежала из комнаты.
Она тут же вернулась с ведром и тряпкой.
- Вы меня извините, - сказала она еще раз. - Как можно разговаривать, когда тут… - Она указала на заслеженный пол. - Вон сколько грязи нанесли. Я быстренько подмою, а уж тогда…
Она действительно очень быстро и ловко протерла сырой тряпкой крашеный пол, вынесла ведро, вернулась, расставила по местам стулья, взяла у мужа дочку, села рядом с ним на диван, и все вокруг нее снова приняло естественный и обжитой вид, точно ничего здесь и не случилось.
В ней не было ничего особенного - самая обыкновенная женщина, каких очень много, - но это деловое спокойствие, это стремление к порядку и чистоте делали ее необыкновенно привлекательной.
Евдокимов посмотрел на Анохина, который сидел, точно побитый, перевел опять взгляд на Шуру и вдруг понял, что привлекло в ней Анохина.
Неуравновешенный, не очень стойкий и даже в какой-то мере опустошенный за годы своих странствий, он в этой простенькой и неискушенной женщине черпал уверенность в своем завтрашнем дне; она была для него источником силы, которая помогала ему врастать в ту почву, где он когда-то рос, от которой был оторван и в которую ему необходимо было снова врасти.
В этой маленькой русоволосой женщине с веснушками на носу, подумал Евдокимов, заключалась та самая сила, которая позволила нашим женщинам вынести все тяготы войны, голодать и работать, растить детей и с непостижимым тер пением ждать возвращения своих мужей…
Сила жизни, которая в какой-то степени проявилась и проявлялась в Анохине, заключалась не столько в нем самом, сколько в этой самой Шурочке, которая, прибежав домой после такого страшного события, успела уже вымыть дочку протереть пол и сидела сейчас на диване и сердито посматривала на мужа. Она не успела только поплакать. Свои слезы она приберегла к ночи, когда уснет дочь, уснет муж и никто ее не увидит.
- А теперь поговорим, - сказала Шура. - Я сама-то еще толком ни в чем не разобралась.
Евдокимов взял стул и сел против дивана.
- Вам-то понятно, что произошло? - спросил он Анохина.
- Что ж тут понимать? - ответил он. - Моя песенка спета.
- Какая же это песенка? - спросила Шура.
- Да вы и петь-то еще не начинали, - сказал Евдокимов.
- Теперь Шура проклянет тот день, когда пошла за меня замуж, - печально промолвил Анохин. - Одни только заботы со мной!
- Сказал! - усмехнулась Шура. - А из-за чего же я за тебя замуж пошла?
- А из-за чего? - быстро спросил Евдокимов.
- Жалко его стало, - сказала Шура. - Беспризорный он был какой-то, один…
- Слышите? - спросил Евдокимов. - Или вы воображали, что она за героя вас приняла?
- Вот дурень! - сказала Шура.
- А вы понимаете, что произошло? - обратился Евдокимов к Шуре.
- Это из-за того, что он не стал служить тем? - спросила она.
Она пальцем указала на стену, подразумевая что-то, что осталось где-то там, далеко…
- Да, именно из-за того, - подтвердил Евдокимов. - Из-за того, что в вашем Анохине еще сохранилась совесть и он не смог стать иудой.
- Товарищ Евдокимов! - воскликнул Анохин. - Я и не хотел им стать!
- Хотели, - неумолимо сказал Евдокимов. - Но не смогли.
- Нет, он уже стал другим, - мягко сказала Шура. - Он еще боится тех, но он уже наш.
- Вот вы и воспитывайте его, - сказал Евдокимов. - Вам он больше всего должен быть обязан.
Машенька начала попискивать, вертеться; Шура каким-то очень свободным и легким движением подняла кофточку, придвинула Машеньку к своей груди, чтобы девочка не мешала разговору, и Машенька тут же к ней прильнула; Шура обнажила грудь так просто, точно в комнате не было постороннего мужчины, с таким целомудрием, что понравилась Евдокимову еще больше. Перед ним находилась действительно простая и хорошая женщина.
- Что же теперь делать? - спросил Анохин. - Вы не знаете Жадова!
- Знаю, - ответил Евдокимов. - Достаточно того, что он сделал сегодня, чтобы узнать вашего Жадова.
- Он не уедет, не выполнив задания, - сказал Анохин.
- А мы не позволим, - возразил Евдокимов. - Не думайте, это не так просто - ходить по советской земле и совершать убийства.
- Его самого убьют, если он не выполнит задания! - настаивал Анохин.
- Но ты же слышал товарища Евдокимова? - вмешалась Шура.
- А мы и его не дадим убить, - сказал Евдокимов.
- Что же делать, что же делать? - неуверенно спросил Анохин.
- А вот это другой разговор, - одобрительно улыбнулся Евдокимов. - Думаю, что об этом и хотела поговорить ваша жена.
- Конечно, - кивнула Шура. - Научите нас.
- Да в общем ничего, - сказал Евдокимов. - Мы сами последим, чтобы случаи вроде сегодняшнего не повторялись. А вам надо быть поосторожнее. Будьте побольше на людях, избегайте пустынных мест, темных переулков, занавешивайте вечером окно.
- Но ведь он будет нас выслеживать!.. - сказал Анохин с отчаянием.
- А мы его, - произнес Евдокимов.
- А если он опередит? - спросил Анохин.
- Не думаю, - ответил Евдокимов.
- А может, лучше уехать? - спросил Анохин.
- Куда?
- Не знаю. Куда-нибудь…
- Но ведь вы сами говорите, что они вас найдут всюду? - сказал Евдокимов.
- Значит, не ехать? - спросил Анохин.
- Не советую, - сказал Евдокимов.
- Да ты не сомневайся, - вмешалась Шура. - Разве у нас дадут погибнуть?!
- Вы слушайте жену, - сказал Евдокимов. - А вы, в случае чего, звоните мне, - ласково кивнул он Шуре. - И я тоже буду к вам наведываться.
10. Наташа
Слух о том, что сделала Наташа Сомова, дошел до ее школы в тот же день, и одноклассники решили немедленно навестить ее в больнице; они позвонили на станцию "Скорой помощи", узнали, в какую больницу отвезена Сомова, и всей гурьбой пошли по указанному адресу.
В больнице Наташи не оказалось.
После того как ей обработали рану и наложили швы, Наташа решительно заявила, что оставаться в больнице не хочет. Ей советовали остаться на два-три дня, но она взмолилась и настаивала, что дома ей будет лучше, что рана легкая, что она будет осторожна. И ее в конце концов отпустили.
Наташа вышла из больницы, тихонечко, как и обещала врачу, дошла до угла и, хотя у нее с собой не было денег, села в такси и поехала домой.
Приехав, она позвонила левой рукой и сделала вид, что не замечает удивления матери, открывшей ей дверь.
- Тебя отпустили? - удивилась Нина Ивановна.
- Ничего серьезного, - залпом выпалила Наташа. - Ты меня извини, мама, но я приехала на такси, пешком не решилась идти, а денег у меня не было, заплати, пожалуйста.
- Ох боже мой, какая ты у меня еще глупенькая! - нежно сказала Нина Ивановна и пошла расплачиваться с шофером.
Она уложила Наташу в постель и не успела толком расспросить, что делали с ней в больнице, как пришли Наташины товарищи.
Они засыпали ее вопросами и восклицаниями.
- Но что же в самом деле произошло?
- Неужели этот тип в самом деле пытался убить девочку?
- А он был не сумасшедший?
- А ты увидела и бросилась?
- Но ведь он мог тебя убить!
Товарищи восхищались ею и охали, расспрашивали и не могли успокоиться.
- Конечно, я не думаю, чтобы это был вполне нормальный человек, - вмешалась в разговор Нина Ивановна. - Но говорят, что у него с Павлом Тихоновичем, с нашим соседом, дочку которого он хотел убить, какие-то старые счеты и он из мести хотел убить девочку.
Наташины товарищи заволновались снова.
- Но как же это можно?
- Убить ребенка!
- Ты герой, Наташка!
- Не ожидали, что ты такая смелая!
Но сама Наташа хладнокровно остудила их пыл.
- Я не понимаю, чему вы удивляетесь? - рассудительно сказала она. - А как бы вы поступили на моем месте? Представьте себе, что на ваших глазах кто-то хочет убить ребенка. Стояли бы в стороне и смотрели? Никогда не поверю!
Гости смутились.
- Но все-таки ты бросилась под нож, - несмело заметил кто-то. - Не всякий решится…
- Хорошо! - запальчиво сказала Наташа. - А кто из вас не решился бы заслонить ребенка? Скажите!
Вес застенчиво молчали.
- Вот видите! - торжественно заявила Наташа. - Среди нас нет ни одного труса!
- Ну, это теоретически, - заключил спор Петя Кудеяров, самый маленький и самый горластый мальчик из всего класса. - Но практически ты показала нам всем пример, и за это мы уважаем теперь тебя еще больше!