За церковью она обогнула нечто вроде сарая без стен, железную крышу на столбиках, под которой были сложены мешки с зерном. Где-то рядом слышался глухой рокот мотора. Вдруг в траве, прямо у себя под ногами, она увидела перья, трепетавшие на ветру. Окровавленные перья…
Эмма медленно шла вдоль загона. Калитка была открыта, большая часть кур, наверное, разбежалась, но около тридцати мертвых птиц лежали в грязи: растерзанные, без ног и голов. Тут же валялась огромная коса, и Эмма на секунду словно увидела, что здесь произошло.
Какой-то псих кромсал птиц, истреблял все живое. Трупы были повсюду - со вспоротыми животами, сваленные кучами в лужах крови. Тот, кто это сделал, однозначно был сумасшедшим.
Эмма поспешно пошла прочь, туда, откуда доносился гул мотора. Черт побери, да что здесь творится? Ей стало дурно, подступала тошнота. Дыши! Дыши, не хватало еще упасть в обморок! Однако чудовищное зрелище - изувеченные трупы птиц - так и стояло у нее перед глазами. Это сделал сумасшедший. Другого объяснения нет. На острове орудует сумасшедший.
Эмма почти бегом обогнула дом и увидела генератор на опушке леса. Слева и справа от него стояли две бочки, полные бензина. Она повернула колесико, регулирующее подачу топлива, генератор чихнул, заскрежетал и заглох.
Однако жужжание не прекратилось. Эмма огляделась, ища источник звука. Это где-то выше, в лесу.
Крутой склон заканчивался ровной площадкой, заросшей мхом, папоротниками и множеством высоких пальм. Деревья росли так плотно, что свет едва проникал вниз.
Эмма застыла в нерешительности. Псих, уничтоживший кур, вполне мог прятаться там. Хватит думать о всякой ерунде! Может быть, это какой-то дикий зверь… И жители деревни сбежали, спасаясь от него. Или это был не один зверь, а целая стая? Я увидела косу и сразу подумала, что это дело рук человека, но я могла ошибиться. Это, конечно, какое-то животное…
Эмма заставляла себя рассуждать логически, но никак не могла понять, откуда на острове появились животные, сумевшие обратить в бегство триста человек.
Она спрыгнула на ближайшие скалы и, хватаясь за корни, полезла наверх. Теперь жужжание раздавалось совсем рядом. Вдруг она почувствовала невыносимую вонь.
Она раздвинула папоротники, и в воздух взметнулась туча мух. Они кружили вокруг и снова садились на камни. Их было так много, что, казалось, земля покрыта живым ковром. Тысячи мух облепили валявшиеся повсюду трупы.
Это были мертвые собаки - около полудюжины, больших и маленьких, с разбитыми головами и вспоротыми животами. Эмма отвернулась, пытаясь сдержать рвоту, и стала отступать, задыхаясь от страха.
16
Тим осторожно шел по главной улице с дробовиком на плече. Он искал Эмму. Он нахмурился, заметив клубы черного дыма, обошел навес для зерна и увидел Эмму. Она стояла, опираясь на вилы и обливаясь потом. Перед ней горели облитые бензином и сложенные в кучу трупы собак.
- Что… Что это такое? - спросил он.
- Собаки, - спокойно ответила Эмма. - Их надо сжечь, чтобы они не отравляли воздух.
Тим посмотрел на нее. Никаких эмоций. Она словно спряталась в панцирь и механически выполняла грязную работу.
- Что тут произошло?
Эмма подняла на него холодные, полные отчаяния глаза:
- Их просто истребили, вот и все. Кур изрубили на куски, а собак… Точно не знаю, но, кажется, их кто-то пытался… сожрать.
- Сожалею, что вам пришлось убирать это одной.
- Вам удалось наладить связь?
Тим покачал головой:
- Боюсь, у меня опять плохие новости. Радиопередатчик не работает. Думаю, в него попала вода. Я его разобрал, но дальше дело не пошло. Я мало что смыслю в электричестве.
Эмма вздохнула, ее плечи поникли.
- Час от часу не легче. Что будем делать?
- Есть другая деревня, Ханававе. Наверное, все ушли туда.
- Это далеко?
- Чуть меньше двадцати километров, но дорога каменистая и извилистая. Пешком мы до наступления ночи туда не дойдем. Хорошо бы найти машину…
- А они тут есть?
- Должны быть две или три. У сарая старика Альфреда всегда стоял пикап, это там, наверху. Пойдемте посмотрим.
Эмма кивнула:
- Хорошая мысль.
Куриные перья вспыхнули, запахло горелым мясом и бензином. Лицо Эммы осунулось, ее глаза блестели слишком ярко.
- Как вы? - спросил Тим. - В порядке?
Эмма посмотрела Тиму прямо в глаза:
- Нет. Я совсем не в порядке. Но я справлюсь. Идемте, я вылила в костер достаточно бензина, он будет гореть до вечера.
- Сначала нужно найти воду и какую-нибудь еду.
- На это уйдет не меньше часа, так? Вы действительно хотите, чтобы мы потеряли это время на поиски еды?
- Я вовсе не собираюсь делать запасы, я просто умираю с голода. Сегодня я встал очень рано… И вообще, доктор Де Вонк, я лучше соображаю, когда сыт.
Эмма махнула рукой:
- Хорошо, тогда перерыв на завтрак. Я этим займусь. И пожалуйста, называйте меня Эммануэль или Эмма.
Они вошли в первый попавшийся дом, не пытаясь больше ни стучать, ни звать. Эмма открыла холодильник. Продукты в нем еще не успели испортиться из-за отсутствия электричества. Она нашла лоток с индейкой и положила на разделочный стол. Но тут же вспомнила трупы истерзанных кур и убрала мясо обратно.
Порывшись в шкафах, Эмма нашла банку тунца, консервированные сардины в масле и хлеб, сделала бутерброды и завернула их в фольгу.
Потом позвала Тима:
- Вот, тут есть чем…
Но Тима не было ни в комнате, ни в гостиной.
- Тим? - Эмма убрала в рюкзак бутерброды и бутылку воды и вышла в коридор. - Тим, вы здесь?
В дом они вошли вместе, и Эмма была уверена, что услышала бы, как шуршит москитная сетка, если бы Тим вышел наружу.
- Тим, вы меня пугаете…
Впервые в жизни Эмма пожалела, что у нее нет оружия. Нет, я опять сама себя накручиваю! Он просто вышел, а я не заметила.
Эмма уже собиралась выйти из дома, но вдруг услышала глухой стук в конце коридора. Одна комната, выходившая в коридор, была заперта, но шум послышался из другой. Эмма вошла. Тут тоже было почти темно, на полу лежал круглый ковер, прямо напротив двери стоял открытый платяной шкаф.
- Тим?
Слева произошло какое-то движение, и Эмма резко повернулась. Она шагнула на ковер, но он оказался каким-то странным, липким. Эмма поскользнулась и ухватилась за край комода.
Она широко распахнула дверь, чтобы впустить больше света из коридора, и в глубине комнаты увидела Тима, лежавшего поперек кровати. Эмма слышала его тяжелое дыхание. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог заговорить.
- Вы должны это сами увидеть, - с ужасом сказал он и протянул ей видеокамеру, которую держал в руках.
Эмма направилась к нему и снова поскользнулась. Вдруг она поняла, что стоит в огромной луже крови.
17
Эмма подпрыгнула как ошпаренная:
- Бежим отсюда! Я больше не могу этого выносить! Но он даже не пошевелился и продолжал протягивать ей камеру.
- Вы должны это увидеть, - тихо повторил он.
Эмма не могла отвести глаз от лужи на полу.
Сколько в человеческом теле крови? Литров пять?
Черт возьми, что же здесь произошло?
- Вы должны это увидеть, - повторил Тим громче. - Прямо сейчас! - сказал он голосом, полным отчаяния, и Эмма заставила себя опомниться.
Она взяла камеру.
- Просто нажмите кнопку, - сказал Тим.
Экран вспыхнул и погас, внизу появились цифры, дата и время: "17.10", "23:47".
- Это среда, накануне моего приезда, - сказала Эмма.
Тим молчал. Экран оставался черным, ничего не было видно. Слышалось какое-то шипение. Эмма поднесла камеру к уху. Звук стал более отчетливым, и Эмма поняла, что это чье-то дыхание, прерывистое и испуганное…
Тот, кто снимал, дышал прямо в микрофон. На экране что-то мелькнуло, и Эмма увидела свет, яркие полосы, одна над другой. Полки в шкафу, догадалась она. Тот, кто снимал, сидел внутри.
Раздался громкий хлопок. Это был звук выстрела, и тот, кто снимал, начал рыдать. Было слышно, что он изо всех сил старается сдержаться. Снова раздались выстрелы, потом долгий вопль вдалеке.
Слышно было не очень хорошо, но Эмма различила крики ужаса. Крики множества людей. Камера дрожала.
Раздался треск дерева, изображение снова дернулось. Рыдания усилились. Свет, проникавший сквозь жалюзи, померк, кто-то вошел в комнату.
Что-то большое промелькнуло мимо камеры так быстро, что нельзя было разобрать, что это. Потом тень исчезла, наступила тишина. Прерывистое дыхание, всхлипывания. Тот, кто держал камеру, старался успокоиться, глубоко дышал.
Вдруг изображение стало расплывчатым, в шкафу стало светлее, и перед объективом появилась чья-то огромная фигура. Кто-то громко завыл от ужаса.
Камера упала на пол, покатилась, створки шкафа хлопали, кто-то страшно кричал и хрипел. Хрип сменился пронзительным визгом. Эмма не могла себе представить, что человек способен издавать такие звуки. Ее кожа покрылась мурашками.
Внезапно раздалось какое-то бульканье, стоны оборвались, потом опять возобновились, бесконечные, невыносимые.
Послышался тихий всхлип, и опять наступила тишина.
Все это время камера снимала нижнюю часть шкафа, где стояли коробки с обувью.
- Больше там ничего нет, - сказал Тим. - Я промотал вперед, но там больше ничего…
- Это ужасно…
- Не знаю, что это было, но тут кого-то убили.
- Нужно уносить ноги, - сказала Эмма. - Нам нужна машина. Мы должны немедленно ехать в другую деревню.
- Что это было?
- Не знаю и знать не хочу. Я хочу только одного - уехать отсюда.
Эмма бросила камеру на кровать и вышла на улицу, на свет и свежий воздух. Она долго пыталась оттереть подошвы ботинок о траву, с нее градом катился пот. Тим подошел к ней.
- Пошли, - сказал он, и они двинулись в сторону долины, к дальним строениям.
Заросли становились все гуще, дома встречались все реже.
Тим был начеку, вглядываясь в мелькающие тени, готовый в любой момент открыть огонь.
Они прошли мимо большого дома, который был не похож на другие. К окнам прилеплены скотчем детские рисунки. Школа. Ну конечно, ведь на острове должны быть дети… Эмма покачала головой. Нет, вся деревня не могла быть истреблена, как те несчастные куры. Но собаки!.. Собаки были разорваны на части зубами, длинными, как нож!
- Дом Альфреда за школой, - сказал Тим. - Мы почти пришли. - Вдруг он резко остановился. - Ее там нет! - воскликнул он. - Машины нет!
- У этого Альфреда есть гараж?
Тим покачал головой и вздохнул:
- Ничего не понимаю! Куда они все подевались?! Что здесь, в конце концов, происходит?!
- Тим, не хватало еще, чтобы вы расклеились! Вы уверены, что в Омоа нет другой машины?
- Боюсь, что нет. Их было две или три, и они всегда стояли на улице. Здесь нет ни стоянки, ни гаража…
- Давайте осмотрим все сараи. Если ничего не найдем, пойдем в Ханававе пешком.
- До ночи мы уже не успеем.
- Ну и что? У вас ведь есть фонарь! Как мы можем заблудиться, если на острове только одна дорога?
- Она очень крутая и идет по вершинам утесов. Если опять начнется дождь, нас смоет с высоты в тысячу метров! И потом, не думаю, что нам стоит оставаться ночью на улице. Вы же видели, что было снято на камеру…
- Да, вот поэтому я не хочу оказаться здесь, когда эти психи вернутся.
- Эмма, не хочу показаться вам деревенским дурачком, но… Я не уверен, что это сделали люди.
- Неважно, человек это или животное, но оно убило тут всех!
- Я хочу сказать - возможно, это нечто другое…
- Что?.. Вы думаете, что это… какое-то чудовище, да?
Тим смущенно пожал плечами:
- Я не знаю… Но похоже, что всю деревню жестоко истребили за одну ночь! Вы верите, что люди или животные на это способны?
Эмма кусала губы.
- Не будем больше об этом говорить, - сказала она. - Мы устали, перенесли потрясение, и сейчас нужно думать, что делать дальше. Если мы не можем уехать в Ханававе сейчас, значит, уберемся отсюда завтра рано утром.
- Пойду поищу маленький дом, где мало окон. Мы забаррикадируемся в нем на ночь, - ответил Тим.
- Послушайте, я думаю, не стоит поддаваться панике. Что бы ни произошло в Омоа, похоже, тех, кто это сделал, тут уже нет.
- Я очень надеюсь, что они покинули остров и теперь далеко отсюда, иначе у нас будут проблемы.
- Почему?
Тим указал дробовиком на столб черного дыма, поднимавшийся вверх:
- Потому что ваш костер видно за несколько километров.
18
В метро Фабьен внимательно изучал номер "Паризьен", который читал пассажир, сидевший рядом: назревает новый политический скандал, эксклюзивное интервью очередного победителя большой телеигры. А на самом верху страницы, над заголовком, последние данные о землетрясении, обрушившемся на Индонезию. Об этом уже два дня писали все газеты: самое мощное землетрясение, которое когда-либо там случалось. Фабьен рассеянно пробежал глазами заметку, думая о том, насколько циничным стало телевидение: в новостях сначала сообщали об экономических убытках Юго-Восточной Азии и лишь потом о сотнях тысяч пострадавших. Япония и Калифорния с тревогой ожидали "Большого толчка". Сейсмологи всего мира предсказывали, что он уничтожит эти регионы.
Поезд замедлил ход. Фабьен уже почти приехал. Никто не обращал на него внимания: полноватый мужчина тридцати лет, плохо выбрит, короткие волосы, очки в тонкой оправе, кожаная куртка, свитер и шарф, намотанный до самого подбородка. Ничего особенного.
За окном проплыла станция "Сент-Огюстен", двери открылись. Фабьен и еще несколько человек вышли на платформу. Утром в субботу народу было мало. Он предпочитал ездить в будни в часы пик: тогда можно быть совершенно уверенным, что никто тебя не заметит - слежка в водовороте метро просто невозможна.
Свежий воздух на бульваре Осман хлестнул его по лицу, и он слегка втянул голову в плечи. Фабьен не помнил такого холода в октябре с… С какого же года? А снег в Париже? Кажется, он видел его только на картинках и старых открытках. Его родители помнили, какие снежные битвы они устраивали в детстве на Рождество в их южном предместье около Эври. Но Фабьен был из поколения, не знавшего снега. Из поколения пандемий, СПИДа, птичьего гриппа, смертельных разновидностей других прежде относительно безобидных болезней. Он вспоминал бабушку, которая два года назад перед самой смертью сказала ему:
- Бедный ты мой, какую планету мы тебе оставляем…
Фабьен взял ее за руку и улыбнулся:
- Бабушка, я уже вырос и научился принимать и плохое, и хорошее. Мир, который ты знала, для тебя стал воспоминанием, а для меня - историей. Не волнуйся за меня, я вовсе не чувствую себя несчастным. Каждому поколению выпадают свои испытания.
Он говорил это искренне, хотя рост числа природных катастроф и изменение климата беспокоили его, как и многих других.
Фабьен свернул на улицу Анжу, набрал на воротах код. Пройдя через темный двор, поднялся на второй этаж по лестнице, покрытой красным ковром, и нажал кнопку звонка рядом с табличкой "GERIC". Дверь открылась. Внутри за стойкой сидел мужчина в костюме и с телефонной гарнитурой за ухом. Он встал и поздоровался.
- У меня встреча с господином Де Бреем, - сказал Фабьен.
- Он ждет вас. Следуйте за мной.
Широкоплечий мужчина с суровым взглядом, больше похожий на головореза, чем на секретаря, проводил его в кабинет с высоким потолком, лепниной на стенах и камином, в котором потрескивал огонь.
Высокий человек, сидевший за письменным столом, встал, и шагнул навстречу Фабьену. Секретарь исчез.
- Фабьен, ваше утреннее сообщение меня ошеломило! - воскликнул Де Брей.
Фабьен покачал головой:
- Впервые вижу в Париже огонь в камине!
Де Брей молча указал ему на одно из двух глубоких кожаных кресел. У Де Брея были длинные седые волосы, бледное осунувшееся лицо, изборожденное глубокими морщинами, хищный нос и тонкие губы. Его фигура в слишком просторном темно-сером костюме была под стать лицу: худая, с острыми, выпирающими плечами. Но при этом в нем чувствовалась скрытая сила. Фабьен нервничал. Он чувствовал, что Де Брей способен на всё. Вероятно, его длинные узловатые пальцы подписали не один смертный приговор.
- Итак, по какому поводу вы заставили меня покинуть семью субботним утром?
Фабьен потерял дар речи. Невозможно было представить себе, что у Де Брея есть жена и дети.
- Проблемы в обсерватории на Пик-дю-Миди, - произнес он наконец.
Де Брей прищурился: теперь он понимал, почему об этом нельзя было говорить по телефону.
- Мы потеряли контроль над ситуацией.
- Что?! - рявкнул Де Брей. - Нельзя ли поподробней?!
- В четверг после полудня туда явились люди из Еврокомиссии.
- Я уверен, что Ле Молль не проговорился! Я лично заверил Грэма, что он ничем не рискует!
- Мы ошиблись.
Де Брей вскочил:
- Ошиблись?! Вы что, издеваетесь? Мы ошиблись? Кажется, вы не понимаете, что может случиться!
- Прекрасно понимаю. Мы рискуем головой.
- И вы так спокойно об этом говорите? Почему, черт побери, вы сообщаете мне об этом только сегодня?
- Группа, прибывшая туда, заблокировала объект. Они никого туда не пускают, и связь в их руках.
- И что, эти люди действительно из Еврокомиссии? Вы уверены?
- Похоже, это правда. С ними ученые, генетик и социолог.
Де Брей потер лоб.
- Но как они могли узнать?.. - спросил он уже другим тоном.
- Ле Молль ничего не сказал. Я лично занимался им… Но, может быть, где-то остались документы, которых я не нашел.
Де Брей раздраженно вздохнул:
- Мы в дерьме, дорогой мой. Неприятно это говорить, но это именно так. Если они что-нибудь найдут и предадут огласке…
- Я работаю над этой проблемой, - сказал Фабьен. - Я связался с моей группой, они готовы действовать в любой момент.
- Как вы узнали о том, что представители Комиссии на объекте?
- Одному из наших людей в обсерватории удалось усыпить их бдительность. Он вышел в Интернет и сегодня рано утром предупредил меня по электронной почте.
Де Брей съежился, рука, которой он опирался на спинку кресла, побелела.
- Если они на Пик-дю-Миди, тогда им известно и о Фату Хиве! Возможно, это объясняет, почему связь с островом пропала примерно в это же время!
Глаза Де Брея метались из стороны в сторону, он обдумывал последствия.
- С Фату Хивы до сих пор никаких известий? - удивился Фабьен.
- Никаких. Похоже, все идет по худшему из возможных сценариев. Если документы на Пик-дю-Миди будут обнаружены, произойдет катастрофа. А если найдут наше оборудование на Фату Хива, это полный крах…
- Мне кажется, все еще можно исправить. В прессу пока ничего не просочилось, а это значит, что Европейская комиссия решила подождать несколько дней и сама во всем разобраться. Если нам удастся снова заполучить контроль над ситуацией, спрятав или уничтожив документы, они ничего не смогут сделать.
- Займитесь обсерваторией, остров я возьму на себя, - приказал Де Брей. Его губы дрожали.
- Обсерватория изолирована, я думаю, мы справимся.