Уэдерби задумчиво покатал темно-зеленый карандаш между пальцев.
- Специальный отдел знает о звонке Зандера?
- Я передала информацию Бобу Моррисону в Эссексе, но есть основания предполагать, что он не собирается давать ей ход.
Уэдерби кивнул:
- С нашей точки зрения, это может быть не так уж и плохо, - сказал он наконец. - Я думаю, что ты должна съездить туда, приватно поговорить с местным человеком из спецотдела, посмотреть что к чему. Если тебе там что-то не понравится, я поговорю с Фейном и мы немедленно займемся этим делом. Ты уверена, что Зандер все это не придумал?
- Нет, - честно сказала Лиз. - Не уверена. Он из тех, кто любит привлекать к себе внимание, и, по словам Боба Моррисона, он играет на деньги, так что почти наверняка имеет финансовые проблемы. Но это не означает, что в данном случае он говорит неправду. - Она поколебалась. - Мне это не показалось выдумкой. Судя по голосу, он до смерти напуган.
- Если ты так считаешь, - сказал Уэдерби, возвращая карандаш в керамическую банку из-под мармелада, - то я согласен, ты должна ехать. Держи меня в курсе.
- А разве бывало иначе?
Он посмотрел на нее, слабо улыбнулся и отвернулся.
Глава 4
В крошечной спальне в восточной части бунгало в неподвижной тишине спал Фарадж Мансур. Интересно, его специально этому учили? - подумала женщина.
У изголовья был брошен черный рюкзак, который был при нем, когда она его встретила. Покажет ли он ей, что внутри? Считает ли он ее своим напарником? Или рассчитывает, что она, как женщина, будет идти позади него? Вести себя как его подчиненная?
По правде говоря, ей было все равно. Важно было лишь выполнить задание. Женщина гордилась своей хамелеоновой натурой, своей готовностью быть тем, кем требовалось быть в данный момент. В Тахт-и-Сулеймане она слушала, она училась и она повиновалась. Она стала никем, бездушным инструментом мести. Дитя небес.
Она улыбнулась. Только те, кто прошел через инициацию, познали жестокую радость самоотречения. Может быть - иншалла, - она переживет это задание. Может быть, нет. Аллах велик.
А пока надо было заняться делами. Проснувшись, Мансур захочет вымыться и поесть. Накануне, после отъезда домовладелицы, она наведалась в Кингз-Линн и закупила в "Теско" готовые блюда с карри - только разогреть в духовке.
Ее звали не Люси Уормби, как она сказала Диане Мандей. Но то, как ее звали, больше не имело для нее значения, как не имело значения и то, где она жила. Главное для нее теперь - движение и перемены.
Так было не всегда. В далеком прошлом было место, называвшееся домом, - крошечный домик в Южном Лондоне. Место, куда, как она думала с наивностью ребенка, она всегда будет возвращаться.
Но затем стали сгущаться тени. Из удобного лондонского дома они переехали в университетский городок в Мидлендс. Новая преподавательская работа ее отца была престижной, но для тихой семилетней девочки она означала необратимый разрыв с ее лондонскими друзьями и ужасную новую школу, где процветало хулиганство.
Она была страшно одинока, но ничего не говорила родителям, потому что к тому времени поняла по напряженному молчанию и хлопанью дверями, что у них были собственные проблемы. Когда ей было одиннадцать, родители развелись. Внешне все произошло мирно. Она перемещалась между двумя новыми семьями, но замкнулась в себе. У нее появились таинственные боли в желудке, которые приковывали ее к постели, но не поддавались никакому лечению.
Когда ей было тринадцать, родители приняли решение отправить ее в прогрессивную школу-интернат в сельской местности. Посещение уроков было необязательным, и учеников поощряли заниматься искусством и театральными проектами. На втором году новая подруга ее отца прислала ей книгу в подарок ко дню рождения. Однажды ночью, страдая от бессонницы, она наконец открыла ее и начала читать.
Когда Лиз въезжала в деревню Марш-Крик, где жил погибший и где расположился штаб следствия, она проехала мимо поля для гольфа. Никто, похоже, не играл, но несколько человек позакаленнее собрались у маленького здания клуба, покрытого окрашенным в зеленый цвет рифленым железом. Затем она проехала мимо размытых дождем бункеров с белым песком на одной стороне дороги и вилл постройки 1960-х годов на другой и оказалась у моря. Был отлив, и отступающее море обнажило неровную поверхность серо-зеленой приливной полосы.
Лиз развернула свою "ауди-кваттро" в сторону центра деревни. Марш-Крик состоял из небольшого количества домов, неровно вытянувшихся вдоль прибрежной дороги. Там имелся гараж с тремя бензиновыми колонками и промасленным автосервисом, а рядом с ними стоял паб "Трафальгар", чьи кирпично-балочные стены позволяли предположить, что построен он был после Второй мировой войны. Рядом с пабом находились сельский клуб с остроконечной крышей, деревенские магазины и лавка корабельных товаров. Позади магазинов шли несколько улиц с домами красного кирпича и стоял низкий многоквартирный дом.
Лиз припарковала "ауди" на берегу и вышла на студеный восточный ветер, спугнув стайку серебристых чаек со спинки бетонной скамьи; с жалобными криками они улетели прочь.
Над входом в сельский клуб были начертаны слова "Вечная память". Внутри было холодно и немного сыро, как в любом здании, которое использовали нерегулярно. В одном конце была небольшая сцена, а в другом на складном столе стояли ноутбук и принтер. Перед столом женщина-констебль и полицейский в штатском настраивали видеомагнитофон и монитор.
Пока Лиз озиралась, к ней подошел человек с жесткими рыжими волосами, одетый в водонепроницаемую куртку.
- Чем могу служить?
- Я ищу Стива Госса.
- Это я. Вы должно быть…
- Лиз Карлайл. Мы разговаривали по телефону.
- Да, действительно. - Он поглядел в забрызганное дождем окно. - Добро пожаловать в Норфолк!
Они обменялись улыбками и пожали друг другу руки.
- Шеф все еще торчит в придорожном кафе, где была стрельба, но фотограф только что прислал нам по электронной почте фотографии. Почему бы нам сейчас не просмотреть их, а потом дойдем до паба, съедим там по сэндвичу и поговорим?
- Прекрасная идея, - сказала Лиз. Она кивнула полицейским, которые настороженно наблюдали за нею. Переступив через пучок электронных кабелей, она проследовала за Госсом к складному столу. Полицейский подвинул ей стул, сам сел на другой и коснулся пальцами сенсорной панели ноутбука.
- Что ж, Гантер Реймонд… начнем.
На экране появились столбцы иконок.
- Я покажу вам только ключевые снимки, - пробормотал Госс. - Иначе мы здесь весь день проторчим.
Первое изображение, увеличенное Госсом, было панорамным снимком автостоянки. На дальнем ее конце припали к земле, будто страшные доисторические животные, тяжелые транспортные фуры. Слева стояло низкое панельное здание с вывеской "Фэрмайл кафе". Неоновые огни тускло светились внутри, и были видны цветные гирлянды рождественских украшений. Справа расположился бетонный туалетный блок, за которым шеренга полицейских в светоотражающих желтых дождевиках обыскивала землю.
На следующих снимках был туалетный блок. Сначала снаружи, где были видны эксперты в светло-голубых защитных комбинезонах, прочесывающие землю в поисках вещественных доказательств, затем внутри. Внутри было пусто, по крайней мере живых людей не было. Помещение было отделано белой кафельной плиткой, и там имелись раковина, два укрепленных на стене писсуара и кабинка с унитазом.
Последняя подборка показывала Рея Гантера, лежавшего на полу у стены под огромной кляксой из крови и мозговой ткани. В центре ее была черная дыра, где пуля прошла через керамическую плитку. Пуля вошла через левую бровь, оставив лицо более или менее неповрежденным. Затылок, однако, был буквально оторван от черепа.
- Кто его нашел? - спросила Лиз, сощурившись при виде кровавого кошмара на фотографии.
- Водитель грузовика. В начале седьмого утра. Патологоанатом считает, что он умер между четырьмя пятнадцатью и четырьмя сорока пятью.
- А пуля?
- Нам повезло. Она прошла сквозь стену туалета и застряла в заборе.
- Какие-нибудь улики по стрелявшему?
- Нет, хотя мы прочесали каждый дюйм пола и стен. Кто бы это ни сделал, он знал, что делает.
- Почему вы так думаете?
- Он целил в голову. Попасть в грудь было бы намного легче, но наш убийца хотел положить цель одним выстрелом. Гантер умер еще до того, как упал.
Лиз задумчиво кивнула:
- И никто ничего не слышал?
- Никто не признается, что слышал что-нибудь. Но, с другой стороны, приезжали и уезжали грузовики и было много другого шума.
- Сколько здесь было людей?
- Добрая дюжина водителей спала в своих машинах. Кафе закрывается в полночь и открывается в шесть утра. - Он выключил ноутбук и откинулся на стуле. - Мы будем знать намного больше, когда придет запись с камеры видеонаблюдения, что произойдет приблизительно через час. Так как насчет того, чтобы выпить?
- Выпить, в смысле съесть по сэндвичу?
- Ну да.
Тепло "Трафальгара" было очень кстати после унылого холода сельского клуба. Бар был обшит дубовыми панелями и украшен портретами Нельсона, связанными в узлы канатами, кораблями в бутылках и другими флотскими атрибутами. Малочисленные посетители средних лет беседовали о чем-то своем, поедая простую деревенскую пищу и запивая ее пивом.
Госс заказал пинту горького себе, чашку кофе Лиз и тарелку поджаренных сэндвичей.
- Итак, - начала она, когда они устроились с напитками за тихим угловым столиком, - эта пуля калибра 7,62.
Госс кивнул:
- Именно поэтому я здесь. Похоже на винтовку военного образца. АК или SLR.
- Вам доводилось когда-либо слышать, чтобы такое оружие использовалось в разборках между преступными группировками?
- Только не в этой стране. Слишком громоздко. Наш средний британский гангстер любит компактное оружие - предпочитает обзавестись каким-нибудь статусным пистолетом типа 9-мм "беретты" или "глока". Профессиональные убийцы предпочитают револьверы, потому что они не разбрасывают во все стороны стреляные гильзы, которые затем становятся добычей криминалистов.
- А каково ваше общее видение картины? Неофициально?
Он пожал плечами:
- Первое, о чем я подумал, с учетом того, что Гантер был рыбаком, это что он мог заниматься незаконным ввозом наркотиков или людей и с кем-то поссорился. Затем я подумал, что он мог невольно вмешаться в чью-либо операцию - возможно, какой-то очень сильной восточноевропейской группировки, - и пришлось заставить его замолчать.
- Если так и обстояло дело, зачем делать это в десяти милях от побережья в Фейкенеме, в таком оживленном месте, как придорожное кафе?
- В этом-то и загвоздка. - Он посмотрел на нее оценивающим взглядом: - Ваше присутствие здесь означает, что ваши люди думают, что тут есть связь с терроризмом?
- Мы не знаем ничего такого, чего не знали бы ваши люди, - сказала Лиз.
Технически, с учетом того, что она сообщила Бобу Моррисону о звонке Зандера, это было верно. Госс посмотрел на нее, но, какими бы ни были подозрения, которые он, возможно, собирался высказать, они так и не прозвучали, так как принесли сэндвичи.
- Вызвало ли убийство шум? - спросила она, когда барменша, крупная девушка лет восемнадцати, отошла.
- Да. Настоящий хаос. Тело нашел водитель по имени Деннис Эткинс. Вчера вечером он приехал из Глазго и запарковался в "Фэрмайле" около полуночи. Кафе только что открылось, и он собирался умыться перед завтраком.
- И все это подтверждается?
- Все выглядит достаточно правдоподобным, - кивнул Госс.
- Большой интерес со стороны прессы?
- Местные примчались в течение часа, а почти сразу за ними - общенациональные.
- Что сказал им следователь полиции?
- Мужчина обнаружен мертвым, смерть в результате огнестрельного ранения, - пожал плечами Госс. - Сделаем заявление, как только будем знать больше.
- Имя Гантера упоминалось?
- Теперь уже - да. Они потратили несколько часов, пытаясь найти его единственную родственницу, сестру, которая живет в Кингз-Линн. Очевидно, вчера ночью она была на работе - она работает в клубе "ПиДжей" - и только что возвратилась домой.
- А убитый - мы знаем, что он делал вчера ночью?
- Пока нет.
- И ни одна из машин, находящихся на стоянке, ему не принадлежит?
- Нет, полиция установила, что все они управляются другими людьми.
- Таким образом, он оказался за десять миль от дома в придорожном кафе без какого-либо средства передвижения.
- В общем и целом, да.
- Был ли Гантер известен уголовной полиции? Были ли у него проблемы с полицией?
- Не совсем. Он проходил по делу о нарушении общественного спокойствия после закрытия паба в Дерсторпе пару лет назад, но это все. Просто бывал немного болтлив и драчлив, когда выпьет.
- Насколько я понимаю, он был холостяком, - сказала Лиз сухо.
- Да, - сказал Госс, - но не геем, о чем я сразу подумал, когда узнал, что он был обнаружен в туалете в "Фэрмайле".
- А что, это кафе действительно место встречи геев?
- Здесь предлагают услуги люди любого толка.
- Может быть, Гантер оказался там, чтобы снять женщину? - спросила Лиз.
- Возможно, и, конечно, там в это время было несколько проституток, но все равно, остается вопрос, как он добрался туда без автомобиля? Кто привез его? Если мы сможем ответить на этот вопрос, думаю, мы начнем продвигаться вперед.
Лиз кивнула:
- Итак, что мы знаем о стрельбе?
- Честно говоря, не много. Никто ничего не слышал, никто ничего не видел. Если криминалисты не найдут никаких следов и улик, я сказал бы, что наша лучшая надежда - запись камеры видеонаблюдения.
- Тогда будем надеяться.
- Будем, - согласился Госс.
Когда они вошли в сельский клуб, оказалось, что детектив-суперинтендент Дон Уиттен только что вернулся из кафе "Фэрмайл". Крупный и усатый, он быстро пожал Лиз руку и извинился за спартанские условия, в которых они оказались.
- Нельзя ли как-нибудь наладить отопление? - потребовал он, осматривая голые стены. - Здесь можно околеть от холода.
Женщина-констебль, скрючившаяся перед видеомагнитофоном, неуверенно поднялась на ноги. Шеф повернулся к ней:
- Позвоните в участок и попросите, чтобы кто-нибудь привез тепловую пушку. И чайник, и чай в пакетиках, и все остальное, что полагается. Надо немного оживить это место.
Констебль кивнула и начала набирать номер на своем мобильном телефоне. Офицер в штатском протянул видеокассету.
- Норидж прислал нам копию пленки из камеры видеонаблюдения в "Фэрмайле", - объявил он. - Качество ужасное. Они работают над улучшением изображения, но результат мы сможем увидеть только завтра.
- Может быть, взглянем пока на то, что имеем? - сказал Уиттен, усаживаясь на стул.
Полицейский в штатском кивнул. Как он и говорил, большую часть записи камеры видеонаблюдения смотреть было невозможно. Время, однако, отображалось ярко и четко.
- Мы, в общем, имеем два всплеска активности между четырьмя и пятью утра, - сказал он. - Первый - этот.
Две дрожащие белые линии прочертили черноту, отмечая, как какой-то автомобиль прибыл на парковку, медленно сдал назад, остановился и погасил фары, вернув на экран черноту.
- По расстоянию между передними и задними огнями мы полагаем, что это грузовик, вероятно, не имеющий никакого отношения к нашему делу. Как вы можете видеть, время этого эпизода - 04.05. В 04.23 дела становятся немного более интересными. Взгляните на это.
Второе транспортное средство, явно короче, чем первое, остановилось в центре стоянки и погасило огни. Как и прежде, экран почернел.
- Теперь подождем, - сказал полицейский.
Они подождали. Примерно через три минуты маленький автомобиль - пассажирский седан, как предположила Лиз, - внезапно включил огни, быстро задним ходом выехал со своего места на левом краю стоянки, обогнул стоящий грузовик или фургон и исчез за воротами. Прошло еще некоторое время, по крайней мере минут пять, и за ним последовал грузовик.
- И это все до пяти утра. Итак, с учетом того, что патологоанатом назвал нам четыре тридцать как время смерти, плюс-минус пятнадцать минут…
- Что ж, "Оскара" за лучшую операторскую работу эта лента, конечно, не выиграет, - сказал Уиттен. - Что вы думаете об этом, Стив?
Госс нахмурился:
- Я сказал бы, что первый автомобиль - это обычная коммерческая фура. А вот на второй мне хотелось бы взглянуть поближе. Он не устраивается на ночевку, значит, очевидно, собирается вскоре двинуться…
Лиз тихонько достала из чехла свой ноутбук. Чуть раньше она послала по электронной почте несколько запросов в следственный отдел Темз-Хауса, и, если ей повезло, уже могли прийти ответы. Включив компьютер, она увидела, что для нее было два сообщения. Вместо имен отправителей были числа.
Лиз узнала в них коды сотрудников следственного отдела. Потребовалась пара минут, чтобы расшифровать сообщения. Они были коротки и по существу. Удалось установить только одного британского гражданина по имени Фарадж Мансур, и это был удалившийся на покой шестидесятипятилетний торговец табачными изделиями, живущий в Саутгемптоне. А пакистанские коллеги подтвердили, что Фарадж Мансур больше не работает в автомастерской "Шер Бабар" в Пешаваре. Он уехал шесть недель назад, не оставив нового адреса. Его местонахождение в настоящее время неизвестно.
Выключив ноутбук и убрав его в чехол, Лиз плотно закуталась в пальто и мысленно погрузилась в беспорядочную массу не связанных между собой фактов, которые пока что породило это дело.
Фарадж Мансур проснулся, думая, что он все еще в море. Он мог слышать удары волн, испытывать сосущее чувство внутри, когда "Сюзанна Ханке" взбиралась на гребень очередной волны, чтобы ухнуть в провал перед следующей. А затем звуки моря, казалось, отступили, и он понял, что волны шумят не так уж и близко, вяло накатываясь на каменистый берег, и что он неподвижно лежит полностью одетый в кровати.
С пониманием этого пришло осознание того, где он находится, и сюрреалистичные воспоминания о высадке на берег и нападении в туалете. Его не особенно беспокоил тот факт, что он забрал жизнь другого человека. Но убийство привлекло внимание к району, и это было плохо. Он ничего не сказал девушке об убийстве лодочника - тот факт, что скоро начнутся полномасштабные поиски убийцы, вывел бы ее из равновесия. Сам он чувствовал себя отстраненно, как если бы смотрел на себя со стороны. Как странно было оказаться на этом холодном и одиноком берегу, на земле, где он почти наверняка умрет. Чему быть, однако, того не миновать.
Он почти не помнил, как попал сюда. Он изо всех сил старался бодрствовать, но усталость спутала его чувства.
Девушку он едва замечал. В Тахт-и-Сулеймане ей приходилось туго, рассказал ему обучавший ее человек, но она не сломалась. Она была умна, что обязательно в партизанской войне, и отважна. Фарадж предпочел не спешить с выводами. Любой может быть храбрым в истеричной, заполненной лозунгами атмосфере тренировочного лагеря моджахедов. Но ответы на важные вопросы приходят только в момент совершения акций. Момент, когда боец вглядывается в свою душу и спрашивает: могу ли я сделать то, что должно быть сделано?