Рядом со мной остановился старик с длинными седыми усами и в соломенной шляпе и тоже стал смотреть на бормашину. Лицо у старика состояло из сплошных морщин, и даже глаза поблескивали из глубоких складок. Из-за этого лицо казалось очень добрым. Я несколько раз искоса взглянул на него и вдруг всхлипнул, то ли оттого, что вспомнил про Тошку, то ли оттого, что нам дико не везло.
- Что с тобой? - участливо спросил старик и даже придвинулся на шаг ко мне. - Что случилось, а?
Честное слово, у меня даже в мыслях не было распускать слюни, просто как-то случайно получилось это всхлипывание, может, даже оттого, что в нос что-нибудь попало. А он, наверное, подумал, что я по-настоящему.
- Тебя кто обидел? - снова спросил старик.
Я хотел ответить "никто" и отвернуться, но тут язык мой заработал сам собой, и я, холодея, произнес жалобным голосом:
- Дяденька... Меня мама послала... в аптеку за лекарством... А я потерял... это... двадцать копеек... И теперь мне не купить...
Старик внимательно посмотрел на меня.
- Потерял? - переспросил он. - Это плохо. Это очень плохо, что потерял. Но мы сейчас это дело уладим.
Он опустил руку в карман пиджака и вынул кошелек.
Я замер.
- Так за каким лекарством тебя послали? - спросил он. Я попытался придумать лекарство, но вспомнил только йод и валерьянку. Какие бывают еще, я не знал.
Старик ждал.
- Я по рецепту... - прошептал я.
- Ты не волнуйся, все будет в порядке, все уладится, - ласково прожурчал старик. - Давай-ка сюда рецепт, сейчас мы закажем твое лекарство.
Я стал копаться в карманах, делая вид, что ищу рецепт, а сам лихорадочно думал, как бы отвязаться от чересчур доброго старика.
- Ты, кажется, и рецепт потерял вместе с деньгами? - сочувственно сказал старик. - Ай-яй-яй! Такой молодой и такой рассеянный...
- Кажется, потерял... - пробормотал я, и на вздрагивающих ногах, обливаясь потом, отошел от витрины.
- Куда ты, мальчик? - сказал старик, но я даже не обернулся, стараясь поскорее исчезнуть, потому что около нас уже начали останавливаться любопытные.
- Вспомни, где шел, и поищи хорошенько, дружок! - крикнул старик.
"Тьфу! Бывают же такие сверхдобрые, что даже тошно становится!" - подумал я со злостью.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и увидел запыхавшегося Тошку.
- Ты?!
- Я, - сказал Тошка. - Ф-фу!.. Едва смылся... Даже голова кружится... Только подошли к "Ударнику", я руку - дерг! - и в толпу...
Мы вошли в сквер и плюхнулись на первую попавшуюся скамейку.
- А ты от кого бежал? - спросил Тошка.
Я рассказал про старика и рецепт.
- Плохо, - сказал Тошка.
- Что же теперь делать?
- Не знаю. Но так больше нельзя. Люди у нас не такие, понимаешь. Не как за границей. Не подадут. Помогут чем угодно, купят что надо, но не подадут...
- Так что же теперь? - снова спросил я.
Тошка не успел ответить. Над темными деревьями сквера с громким шипеньем поднялась ракета. Волоча за собой огненный шнур, она взбиралась по невидимой горе все выше и выше на небо и вдруг лопнула среди звезд, осыпавшись зелеными искрами.
Искры на мгновенье осветили дрожащим светом вершины лип и наши запрокинутые лица, потом померкли, погасли, и темнота снова сомкнулась вокруг. Тусклые фонари в сквере стали еще тусклее.
- Зареченские пустили. Это они все время с порохом возятся. Красиво взорвалась, правда?
- Чепуха, - сказал Тошка и сплюнул в сторону. Он сказал это очень уныло, и плевок тоже не получился по-настоящему, и Тошка вытер его рукой с подбородка.
И мне вдруг стало обидно за Тошку, за идею, за себя, за все наши неудачи. Так обидно, что я не удержался и хлюпнул носом, теперь уже по-настоящему.
- Ты что? - спросил Тошка.
- Ни... ничего, - пробормотал я.
И в этот момент темноту сквера снова прорезала, но теперь уже не ракета, а такая ослепительная мысль, что я зажмурился, как от вспышки молнии.
- Тоша, - прошептал я. - Не надо нам нищенствовать. Никого не надо обманывать. Все очень просто. Так просто, что ты сейчас будешь смеяться ненормальным смехом, честное слово! Знаешь, что нам нужно? Книжки, вот что! Побольше книжек. Какие у тебя есть дома, ну?
- Книжки?
Тошка с минуту смотрел на меня, соображая, потом хлопнул себя по лбу ладонью и воскликнул:
- Назови меня дураком!
* * *
Больше всего я жалел "Остров сокровищ". Отличная была книга. В ней под потрепанной красной обложкой зеленовато светилось море и боцман Билли Бонс орал старинную матросскую песню "Пятнадцать человек на сундук мертвеца". И от страниц ее отдавало потом, просмоленными канатами и цветущими пальмами. И вот теперь эти пальмы нужно было нести в магазин вместе с "Маугли", "Морскими рассказами" Бориса Житкова, "Маленькими индейцами" американского писателя Сэтона Томпсона и еще кое-какими книгами.
С большим трудом я собрал в себе всю силу воли и подавил жалость, хотя знал, что это была жертва во имя науки.
Я завернул книги в газету и крепко перетянул пакет обрывком шпагата.
С Тошкой мы уговорились встретиться у магазина. Он пришел туда ровно к трем часам со старым портфелем в руках, и вскоре в комнате позади магазина, тесно уставленной стеллажами, набитыми книгами, мы выкладывали на стол свои сокровища.
Пожилая тетка в очках придирчиво осматривала каждую книгу и что-то ворчала себе под нос. Наконец она разделила все книги на две стопки, большую стопку придвинула к нам со словами: "Эти не пойдут!", а маленькую стопку начала ворошить снова, перебрасывая костяшки на счетах. В этой стопке оказались почти все мои книги и только две Тошкиных.
- Тетя, - жалобным голосом спросил Тошка. - Почему эти не пойдут? Может быть, все-таки можно, чтобы они пошли?
- Нельзя! - вдруг грозно крикнула тетка и подняла очки на лоб. - Нельзя так зверски обращаться с книгами! Надо привыкать беречь вещи! Знаете, что такое книга? Нет, я вижу, вы ничего не знаете! Ничего, иначе вы не принесли бы этих инвалидов сюда!
Она зло фыркнула, склонилась над столом и начала выписывать какую-то квитанцию, но написала только одну строчку и снова подняла голову.
- Над каждой книгой работает сто человек, а может, и больше! - снова закричала она. - Сначала работает писатель. Потом редакция. Потом те, кто печатают книгу в типографии. А лесорубы, которые рубят деревья для бумаги? А рабочие, которые делают эту бумагу? А те, которые добывают металл для машин? Неужели все это делается только для того, чтобы двое нерях превратили книгу в капустный кочан?! Это что? - Она ткнула пальцем в Тошкины книги. - А это? А это? К этим книгам прикасались не руки, а лапы! Лапы, я говорю, слышите? Заберите это домой! - Она стукнула пальцем по большой стопке. - А вот по этому, - она протянула Тошке квитанцию, - получите в кассе два рубля тридцать копеек. Все! Отправляйтесь!
Кое-как запихнув непринятые книги в портфель, мы вышли из комнаты. Мы чувствовали себя так, будто нас неожиданно окатили холодной водой.
- Ну и тетка! - сказал Тошка. - В жизни сюда больше не приду.
- Книжки-то у нас правда... не особенно чистые, - сказал я, заглядывая в портфель. - У твоих так все обложки оторваны и в чернилах.
- Где? Покажи, где? Вот это? Это я капнул очень давно и случайно... А на твоих полно жирных пятен. И страницы мятые, будто их жевали... И надорванные... вот посмотри...
Мы вытряхнули книжки из портфеля и начали их разглядывать.
- А на твоих какие-то рожи нарисованы... и картинки цветными карандашами раскрашены... И углы загнуты... И керосином воняют...
- А на твоих...
Мы чуть не поссорились из-за того, чьи книжки хуже, но вспомнили про квитанцию и пошли получать деньги. Два рубля тридцать копеек мы сразу же превратили в девятнадцать зеркал, а на оставшиеся две копейки купили по ириске. Все равно эти две копейки были ни к селу ни к городу...
Итак, у нас было семьдесят зеркал. Меньше половины того, что нам требовалось. И не было никакой надежды добыть денег еще на восемьдесят.
- А что, если мы напишем прямо в научный журнал. Так, мол, и так, мы проверили Архимеда. Все правда. Просим считать это нашим вкладом в науку...
- Нет, - сказал Тошка. - Они потребуют опыт. А без зеркал мы ничего не сможем. И что это за опыт - на кирпичиках да на подпорочках? Делать - так делать по-настоящему. Солидно. Да и что письмо? Про все не расскажешь. Надо смотреть. Да и писать его - попыхтишь... И в дороге оно потеряться может.
- Тогда надо прямо к ученым.
- Без ФАКСа? Они и разговаривать с тобой не будут.
- Тошка, а что, если не только мы, а еще кто-нибудь догадался проверить Архимеда? Тогда что?
Тошка побледнел и сжал кулаки.
- Не может быть. Две тысячи лет не догадывались и вдруг сразу догадались...
- Ты думаешь, одни мы с тобой такие умные?
Тошка думал минут десять. Потом сказал:
- А где у нас в городе ученые?
- Как - где? В пединституте. Там есть и кандидаты, и профессора, и даже деканы.
- А кто такие деканы? - спросил Тошка.
- Это еще выше профессоров, - сказал я. - Им все подчиняются.
Тошка еще подумал и вдруг решительно сказал:
- Идем в пединститут!
Пединститут находился в Затишье, в километре от города. Большое желтое здание стояло среди серебристых тополей, на волейбольной площадке хохотали и звонко шлепали по мячу студенты, и все было больше похоже на дом отдыха, чем на учебное заведение. Институт нам понравился.
В прохладном пустом вестибюле нас остановила уборщица.
- Вам кого нужно? - подозрительно спросила она.
- Декана, - с достоинством сказал Тошка.
- Это какого такого декана?
- По физике.
- Ишь ты! - сказала уборщица, перекладывая швабру из левой руки в правую. - Только у него и есть дела, что заниматься всякими глупостями.
- С кем воюете, теть Зина? - спросил парень в тренировочном костюме, вошедший следом за нами в вестибюль.
- Да вот здесь ходят всякие, людей отбивают от работы, - сказала уборщица, показывая на нас шваброй.
- Идем, Колька, - сказал Тошка, хватая меня за руку. - Чего с ней разговаривать!
- Куда? - закричала уборщица, загораживая нам дорогу. - Не допущу! У нас зачеты, а вы тут со всякими глупостями.
- Стоп, тетя Зина! - сказал студент. - Не надо шуметь. Для чего вам декан, ребята?
Мы с Тошкой переглянулись. Так мы и сказали первому встречному! Держи карман шире!
- Стало быть, нужен, - сказал Тошка.
- Хм... - сказал студент. - Придется поверить. Пропустите их, тетя Зина. Я как раз иду на физфак. Провожу.
Студент оказался замечательным парнем. Пока мы шли за ним по длинным коридорам мимо множества дверей, мы узнали, что его зовут Гошей, что он на четвертом курсе и, значит, без пяти минут учитель, и что он математик.
Потом он отворил какую-то дверь, и мы оказались в небольшой комнате, наполненной пулеметным треском пишущей машинки. За машинкой сидела длинная плоская тетя с покрашенными в апельсиновый цвет волосами и с папиросой во рту.
- Алексей Петрович у себя? - спросил Гоша.
Машинистка выпустила из ноздрей две струйки дыма и папиросой показала на дверь. Она была так занята работой, что даже не взглянула на нас.
Гоша взялся за ручку, ободряюще подмигнул нам, и мы вошли.
Декан был таким молодым, что, если бы не стеклянная дощечка с надписью на двери, мы подумали бы, что Гоша обманул нас. У декана не было ни профессорской бороды, ни очков, не было даже морщин на лице. Он больше смахивал на футболиста, чем на ученого. Когда мы вошли, он прохаживался по своему кабинету и что-то бормотал, будто учил стихи. Увидев нас, он резко остановился и спросил нетерпеливо:
- Ну что?
- Алексей Петрович, вот эти двое к вам... - сказал Гоша.
- Ко мне? - удивился декан.
- К вам, - сказал Тошка. - Если, конечно, вы не заместитель, а настоящий декан.
Алексей Петрович внимательно посмотрел на Тошку, потом на меня, потом сел за стол и рукой показал на два стула, стоящие перед столом.
- Даю слово, что я самый настоящий декан, - сказал он, когда мы уселись. Что дальше?
Тошка оглянулся на Гошу и покраснел.
- Это не секрет... - сказал он. - Но все-таки я хотел бы вам одному... Я и вот Колька...
- Не беспокойтесь, - сказал декан. - Приоритет во всех случаях останется за вами. Гоша у нас надежный парень. Итак, в чем дело?
- Идея, - сказал Тошка, и голос у него вздрогнул. - Гибнет идея... Я доказал... то есть мы доказали, что Архимед сжег обычными зеркалами. Понимаете? Все историки сомневались, думали, что легенда, а мы доказали... Сейчас мы строим ФАКС... это такой аппарат, чтобы сжигать по-научному... Только у нас зеркал не хватает... А так все нормально, честное слово! Будка сгорела почти вся...
Тошка поперхнулся и умолк.
Декан перегнулся через стол, и глаза у него стали большими и веселыми.
- Так, так, - сказал он. - Что же это за ФАКС? Что за будку сжег Архимед своими зеркалами? А ну-ка, рассказывайте все по порядку и не торопитесь.
* * *
Когда мы кончили, декан постучал по столу пальцами и сказал:
- Ну, ребята, такой забавной истории я еще не слышал. Кстати, вы из какой школы?
- Из второй.
- Кто у вас преподает физику?
- Борис Николаевич Тимонов, - сказал я.
- Чудесно! - сказал декан. - Изумительно!
Он вынул из кармана авторучку, открыл блокнот и нарисовал в нем какой-то чертеж.
- Сколько шагов было до будки, помнишь? - спросил он Тошку. - Давай среднюю величину.
- Примерно... шагов пятнадцать, - сказал Тошка.
- А сколько было зеркал?
- Двадцать шесть.
- Какого размера?
- Вот такие, - показал пальцами Тошка. - А одно было даже вот такое.
Декан написал в блокноте несколько цифр, вырвал лист и передал его Гоше.
- Ну, математик, вот задача. Придут к тебе в школе вот такие и зададут... Сумеешь прикинуть?
- Попробую, - сказал Гоша.
Он вынул из стаканчика на столе карандаш и склонился над листком. Декан тоже начал что-то подсчитывать. В кабинете стало очень тихо.
- Не получается, Алексей Петрович, - сказал вдруг Гоша. - Ерунда какая-то...
Декан поднял голову.
- Сколько у тебя?
- Около трехсот. Даже бумага не загорится.
- У меня примерно двести девяносто градусов. Что-то вы путаете, ребята. Ничего у вас не должно было загореться.
Это уж было слишком! Я не выдержал и вскочил.
- Не верите? Честное слово, она загорелась! Да еще как! Полкадушки воды на нее вылили. Я первый заметил дым! Зачем нам обманывать? Мы же ради науки.
- Тише! - сказал декан. - Зачем волноваться, зачем кричать? Науке нужны холодные головы и точные доказательства. Я верю, что у вас загорелось, но не пойму - каким образом. Математика говорит совершенно другое.
- А вы... не ошиблись? - спросил Тошка.
- Мы считали вдвоем. Два человека не могут сделать одну и ту же ошибку. Пятьдесят процентов вероятности...
- У вас загорелось не от зеркал, - сказал Гоша. - Вспомните хорошенько, что вы еще делали около будки. Может быть, спички зажигали?
- Какие там спички! - сказал Тошка и осекся. Лицо у него вдруг стало желтым, как лимон, и таким несчастным, будто он только что потерял все самое дорогое на свете.
А мне захотелось, чтобы подо мной вдруг разъехались плитки паркета и я провалился бы через оба этажа в какой-нибудь темный подвал, и чтобы меня там никто-никто не видел - ни декан, ни друзья, ни родные...
Ну конечно же, это та проклятая спичка, которой Тошка пробовал температуру зайчика!..
В моем сарае до сих пор лежит ровный фанерный круг. Он так и не стал ФАКСом. Зеркала мы раздарили девчонкам и малышне с нашей улицы - пусть забавляются.
Загадка гибели римского флота под Сиракузами так и осталась загадкой. Впрочем, Тошку это не особенно волнует. Он крепко сдружился с Гошей и чуть ли не каждый день бегает в Затишье после уроков. Однажды я хотел пойти вместе с ним, но он сказал, что мне будет неинтересно, потому что я больше склонен к литературе, чем к физике. Я не обиделся. Может быть, Тошка действительно прав.
ЛИТУАНИКА
На задней парте у окна Орька Кириков показывал новые марки. Перемена была большая; на улице моросил нудный дождь; в коридоре дежурила Татьяна Михайловна - не побегаешь.
От нечего делать мы разглядывали желтых тигров Экваториальной Африки, чеканные профили американских президентов и виды черноморских курортов.
К парте подошел Юрка Блинов, облокотился о наши плечи:
- Это что, марки? Ну-ка, покажи.
Орька только что открыл следующую страницу кляссера. Там была всего одна марка: по сторонам головы двух летчиков в форменных фуражках с незнакомыми гербами, между ними странный четырехлопастный пропеллер и сверху надпись жирными буквами - "LIETUVA".
Мы не успели как следует рассмотреть эту марку, потому что Юрка сказал:
- Это что за фашисты?
И в следующий момент произошло такое, что мы разом отпрянули от парты, а Николайчик даже ахнул.
Орька резко захлопнул кляссер, вскочил и коротким тычком ударил Юрку кулаком в лицо. У Юрки звонко лязгнули зубы и голова дернулась назад. Несколько мгновений Юрка стоял закрыв глаза, оглушенный ударом, и на скуле у него вспухали белые отпечатки Орькиных костяшек. Потом открыл глаза, схватился за челюсть и глухим страшным голосом произнес:
- Ты это что, а?..
- Л... лучше молчи, ес-сли не знаешь, - пробормотал побледневший Орька.
- Ты это что? - повторил Юрка, сжимая кулаки.
- Отойди, Блин! Отойди лучше! - закричал Орька, и лицо у него стало совсем белое, и мы поняли, что сейчас будет такая драка, какой давно не видели в нашей школе.
Юрка перегнулся через парту и ударил Орьку в плечо. Орька вылетел в проход между партами. Волосы у него стояли дыбом, губы стали совсем тонкими, а глаза сумасшедшими.
Что произошло бы дальше, трудно сказать. Но тут от двери раздался голос Татьяны Михайловны:
- Блинов! Это еще что за безобразие? Идите сюда! Вы меня слышите? Идите сюда!
И она увела Юрку в учительскую.
* * *
- За что ты его стукнул? - набросились мы на Орьку, едва только закрылась дверь. - Теперь держись! Ну и даст он тебе после уроков!
Орька хмуро молчал, глядел на нас исподлобья, а потом сказал:
- Идите вы все отсюда!
И ни с кем не разговаривал до последнего звонка. А Юрка больше не пришел в класс. Мы узнали, что завуч послала его домой с какой-то запиской.
* * *
Вечером я отправился к Орьке. Мне не терпелось узнать, почему он, обычно не любящий драк и немного трусоватый, не побоялся ударить Юрку Блинова, того самого Юрку, которого побаивались задевать даже десятиклассники. Неужели из-за какой-то несчастной марки? Правда, Юрка частенько посмеивался над Орькиным увлечением, но чтобы дело дошло когда-нибудь до драки... нет, этого не бывало. Тут что-то другое.