Мозг стоимостью в миллиард долларов - Лен Дейтон

Содержание:

• Раздел 1 - Лондон и Хельсинки 1

• Раздел 2 - Лондон 6

• Раздел 3 - Хельсинки 12

• Раздел 4 - Ленинград и Рига 17

• Раздел 5 - Нью-Йорк 25

• Раздел 6 - Сан-Антонио 32

• Раздел 7 - Нью-Йорк 38

• Раздел 8 - Лондон 41

• Раздел 9 - Хельсинки и Ленинград 46

• Раздел 10 - Лондон 52

• Примечания 56

Лен Дейтон
Мозг стоимостью в миллиард долларов

Весна - девушка, лето - мать, осень - вдова, а зима - мачеха.

Русская пословица

Две мифические страны (Калевала и Похьйола) постоянно воевали между собой. Обе они стремились завладеть волшебной мельницей, из-под жерновов которой бесконечно сыпались мука, соль и деньги. Самой важной фигурой в этом конфликте был старик Вайнемуйнен, вещун, мудрец и музыкант. Он играл на кантеле из щучьих костей. Вайнемуйнен сватался к симпатичной молодой девушке Айно, но та предпочла утопиться, чем выйти замуж за старика.

"Калевала" (финский народный эпос)

Говорят, мистер Пол Гетти... сказал, что миллиард долларов - не столь большая сумма, как принято думать.

Нубар Гульбенкян

Раздел 1
Лондон и Хельсинки

Спи-спи,

Марджери Ди,

У Джекки будет

Новый хозяин.

Колыбельная

Глава 1

То было утро моего сотого дня рождения. Завершив бритье усталой старой физиономии, которая неотрывно смотрела на меня из диска зеркала, залитая безжалостным светом ванной комнаты, я с удовольствием убедил себя, что и у Хэмфри Богарта такое же лицо; хотя, кроме того, он носил прическу, имел полмиллиона долларов в год и с невозмутимой стойкостью относился к ударам судьбы. Я мазнул палочкой квасцов порез от бритвы, в зеркальном отражении похожий на след от ракеты, севшей на неизвестной стороне Луны.

За окном стоял февраль, одаривший нас первым снегом этой зимы. Только что выпавший и готовый завтра же растаять, он напоминал ту информацию, которой бойкие специалисты по связям с общественностью любят потчевать журналистов. Он искрился, мягко кружась в воздухе, нежный и хрустящий, словно только что доданные на завтрак кукурузные хлопья, припорошенные сахаром. Снег падал на женские прически, и "Телеграф" опубликовал снимок статуи с серебряными эполетами на плечах. Трудно было представить себе, что этот милый снежок мог вызывать параноидальный ужас у руководства Британских железных дорог. В то утро понедельника он скользкими нашлепками налипал на каблуки, и сухие рыхлые пирамидки его сугробов украсили парадный вход в офис на Шарлотт-стрит, где я работал. Я сказал "Доброе утро" Алисе, а она ответила "Не давите на меня", что в полной мере дает представление о наших отношениях.

Строение на Шарлотт-стрит - древняя развалюха, украшенная трещинами. Бумажные обои вздыбились пузырями фурункулов, которые кое-где уже прорвались, обнажая облупившуюся штукатурку. Пол украшали металлические заплатки, прикрывавшие окончательно сгнившие половицы, менять которые уже не имело смысла. На площадке первого этажа красовалась яркая надпись: "Акме-фильм. Монтажная". Под ней изображался глобус, на котором еле виднелись контуры Африки. Из-за двери доносились шум мовиолы, на которой монтировался звук, и резкий запах клея для пленки. Следующую площадку недавно выкрасили в зеленый цвет. Листок из блокнота с загнутыми углами, висевший на двери, гласил, что за ней размещается "Б. Айзек, театральный портной". В свое время это казалось мне довольно забавным. За спиной я слышал пыхтение Алисы, которая взбиралась по лестнице, таща с собой солидную банку "Нескафе". Кто-то в отделе отправки поставил граммофонную пластинку, и бравурный марш в исполнении духового оркестра разнесся по всей лестнице. Доулиш, мой босс, вечно жаловался на этот граммофон, но, по правде говоря, даже Алиса не могла справиться с отделом отправки.

- С добрым утром, - сказала моя секретарша Джин, длинноногая девица двадцати с лишним лет с высокими скулами и гладко зачесанными волосами.

Лицо ее обладало невозмутимым спокойствием, вызывавшим мысль о нембутале; она обладала природным обаянием, ради которого и палец о палец не ударила. Временами мне казалось, что я влюблен в Джин, равно как и Джин иногда думала, что влюблена в меня, но почему-то наши чувства никогда не совпадали.

- Понравилась вечеринка? - спросил я.

- Похоже, что ты-то веселился от души. Когда я уходила, ты приканчивал пинту горького и вообще стоял на ушах.

- Преувеличиваешь. Почему ты ушла домой одна?

- Мне нужно было накормить двух голодных котов. И в постель я ложусь не позже половины третьего.

- Извини. Очень жаль.

- Не стоит.

- Честно.

- Идти вместе с тобой на вечеринку - то же самое, что являться на нее одной. Ты тут же куда-нибудь пристраиваешь меня и отправляешься болтать с кем угодно, а потом удивляешься, почему я никого не знаю.

- Сегодня вечером, - пообещал я, - мы отправимся в какое-нибудь спокойное место и пообедаем. Только мы вдвоем.

- Не получится. Сегодня вечером я даю у себя праздничный обед в честь твоего дня рождения. Из твоих любимых блюд.

- В самом деле?

- Сможешь отпробовать.

- Буду на месте.

- Да уж, пожалуйста. - Джин легонько клюнула меня в щеку: - С днем рождения! - И перегнувшись через стол, поставила на него стакан с водой, подложив под него промокательную бумагу, и рядом - две таблетки "Алка-Зельцер".

- Почему не кинуть их прямо в воду? - спросил я.

- Сомневаюсь, выдержишь ли ты звук их шипения.

Она взяла груду бумаг и начала старательно разбираться в них. К полудню они продолжали громоздиться вокруг нас.

- Мы еще не разобрались даже с входящими, - пришел в ужас я.

- Можем начать "самое неотложное".

- Не пускай в ход женскую логику, - возразил я. - Все, что тут находится, можно окрестить как угодно. Почему бы тебе не разобраться в них без меня?

- Чем я уже и занимаюсь.

- В таком случае выбери все с грифом "Только для информации", поставь индекс "Подлежит возврату" и разошли по принадлежности. Тогда мы сможем перевести дыхание.

- Зачем же дурачить самого себя?

- Ты можешь придумать что-то получше?

- Да. Я думаю, что мы должны получить письменное указание от организации. И тогда будем уверены, что занимаемся только теми досье, что находятся в нашем ведении. А то сюда приходят документы, которые не имеют к нам никакого отношения.

- Частенько, любовь моя, мне кажется, что все это сплошь не имеет к нам никакого отношения.

Джин посмотрела на меня с тем бесстрастным выражением, за которым могло скрываться неодобрение. Но, может, она думала о прическе.

- Ленч в честь дня рождения будет у Трата, - предупредил я.

- Но я ужасно выгляжу.

- Да, - кивнул я.

- Я должна заняться прической. Дай мне пять минут.

- Даю шесть.

Она В САМОМ ДЕЛЕ думала лишь о прическе.

Мы провели время за ленчем в "Траттории терраса": "тальятелли алла карбонара", "оссо буко", кофе. И неизменный "Пол Роджер". Марио поздравил меня с днем рождения и в честь такого события поцеловал Джин. Он щелкнул пальцами, и появился "Стрега". Я тоже щелкнул пальцами, и ему составил компанию дополнительный "Пол Роджер". Мы сидели, попивая шампанское, не забывая о "Стреге", и, то и дело щелкая пальцами, говорили о конечных истинах и о нашей безграничной мудрости. В офис мы вернулись без четверти четыре, и я в первый раз понял, как может быть опасен истертый линолеум на лестнице. Когда я вошел в кабинет, зажужжал зуммер интеркома.

- Да, - сказал я.

- Немедленно ко мне, - услышал я голос Доулиша, моего босса.

- Немедленно к вам, сэр, - медленно и аккуратно выговаривая слова, повторил я.

Доулиш обладал единственным в здании кабинетом, где было два окна. Заставленное образцами антикварной мебели, не обладавшими особой ценностью, помещение выглядело довольно уютно. Тут стоял запах сырой верхней одежды. Мелочный и дотошный, как коронер эдвардианской эпохи, Доулиш имел длинные тонкие руки, а в волосах цвета соли с перцем уже явно проглядывала седина. Читая, он водил пальцем по строчкам, словно прикосновение к бумаге помогало ему лучше усваивать прочитанное. Он поднял на меня взгляд, оторвав его от письменного стола.

- Это вы там упали на лестнице?

- Споткнулся, - объяснил я. - Из-за снега на обуви.

- Конечно, из-за него, мальчик мой, - согласился Доулиш. Мы оба уставились в окно: снегопад усилился, и густые белые хлопья скапливались в кюветах, но те были настолько сухими, что легкие порывы ветра выметали из них снег. - Я только что отослал премьер-министру 378-е досье. Терпеть не могу проверки. Ведь так легко сделать оплошность.

- Что верно, то верно, - согласился я, испытывая удовлетворение, поскольку не мне пришлось визировать досье.

- Так как вы думаете? - спросил Доулиш. - Этот мальчишка представляет риск с точки зрения безопасности?

Досье 378 - это всего лишь стандартный отчет о надежности группы S1 - видных химиков, инженеров и т. д., - но я знал, что Доулиш просто любит размышлять вслух, так что я всего лишь хмыкнул.

- Вы знаете того, кто меня беспокоит? Вы с ним знакомы?

- Досье его я никогда не видел, - сообщил я, будучи совершенно уверенным в своих словах.

Я знал, что в распоряжении Доулиша имелась и другая маленькая неприятная бомбочка, именовавшаяся "подраздел 14 досье 378", в котором концентрировались данные о профсоюзных деятелях. И едва только к ним появился бы хоть малейший интерес с точки зрения разведки, это досье тут же очутилось бы на моем письменном столе.

- Лично вы что чувствуете к нему?

- Блистательный молодой студент. Социалист. Будет доволен собой, получив почетную степень. В одно прекрасное утро проснется обладателем замшевого жилета, двух детей, работы в рекламном агентстве и десятитысячной закладной на домик в Хэмпстеде. Подписывается на "Дейли уоркер" для того, чтобы с чистой совестью читать "Стейтсмен". Безвреден.

Мне казалось, что я отрапортовал с достаточной бойкостью.

- Очень хорошо, - кивнул Доулиш, листая страницы досье. - Тут для вас найдется работа. - Мне никогда не везло с боссами. Доулиш нацарапал свои инициалы на обложке досье и бросил его в корзинку исходящих. - У нас есть и другая проблема, - сказал он, - которую решить далеко не так просто, как эту. - Подтянув к себе тоненькую папку, Доулиш открыл ее и прочитал: - Олаф Каарна. Вы его знаете?

- Нет.

- Он из тех журналистов, которые называют себя политическими комментаторами, поскольку обладают высокопоставленными болтливыми приятелями. Каарна один из наиболее известных. Он финн. Благополучен. (Этим выражением Доулиш обозначал наличие частных доходов.) Немалую часть времени и средств тратит на сбор информации. Два дня тому назад беседовал с одним из членов нашего посольства в Хельсинки. Попросил его уточнить пару небольших технических деталей перед публикацией статьи, которая появится в следующем месяце. Он предполагает послать ее в "Кансан уутисет", газету левого направления. И если это может нам чем-то угрожать, то самое время подпалить фитиль. Конечно, мы не знаем, какие козыри у Каарны в рукаве, но он намекает, что докажет широкое вмешательство британской военной разведки, имеющей центр резидентуры в Финляндии, в дела всей Северной Европы.

При этих словах мы с Доулишем улыбнулись. Представление о Россе, который в военном министерстве плетет хитроумные глобальные сети, не имело ничего общего с действительностью.

- И правильный ответ заключается в?..

- Бог знает, - махнул рукой Доулиш, - но придется разбираться. Можно не сомневаться, что Росс пошлет кого-нибудь. Форин Офис уже в курсе, и О'Брайен вряд ли не обратит внимание на эту ситуацию.

- Она смахивает на одну из тех вечеринок, где первая же ушедшая женщина вызывает о себе многочисленные разговоры.

- Довольно похоже, - согласился Доулиш. - Поэтому-то я и хочу, чтобы вы отправились завтра же утром.

- Минутку! - воскликнул я, готовый привести кучу доводов, почему это невозможно, но алкоголь туманил мои мозги. - Паспорт. То ли мы получаем качественный из Форин Офис, то ли скороспелку из военного министерства, а если они нас засекут, то при желании будут тянуть и откладывать.

- Встретьтесь с вашим приятелем из Олдгейта, - посоветовал Доулиш.

- Но сейчас уже половина пятого.

- Совершенно верно, - согласился он. - Ваш самолет улетает утром, без десяти десять. Так что в вашем распоряжении более шестнадцати часов, чтобы все организовать.

- Я и так уже заработался.

- Переработка существует только в вашем воображении. Вы уделяете слишком много времени одним делам и меньше, чем требуется, - другим. Вам следует исключить личные мотивы в подходе к делу.

- Но я даже понятия не имею, чем мне предстоит заниматься, если я окажусь в Хельсинки.

- Встретитесь с Каарной. Спросите его о той статье, что он готовит. В прошлом он допускал кое-какие глупости. Покажете ему пару страниц из его досье. Он все сообразит.

- Вы хотите, чтобы я запугал его?

- Боже сохрани, нет. Сначала пряник, лишь потом кнут. В случае необходимости КУПИТЕ эту статью. Он понятливый.

- Значит, вы так считаете. - Я знал, что если даже по интонации позволю ему догадаться об охватившем меня возмущении, то ничем хорошим это не кончится. Поэтому с предельным терпением я объяснил: - В нашем здании есть как минимум шесть человек, которые справятся с этой работой, пусть даже она и не так проста, как вы описываете. Я не говорю по-фински, у меня нет там близких друзей, я не держал в руках ни одного досье, которое имело бы отношение к заданию. Почему ехать надо обязательно мне?

- Вы, - сказал Доулиш, снимая очки и тем самым кладя конец дискуссии, - лучше всех переносите холод.

* * *

Старая Монтегю-стрит представляет собой мрачный кусок владений Джека Потрошителя в Уайтчепеле. Темноватые лавки с бочонками селедки; развалины; магазин с кошерными курами; бижутерия; опять развалины. Тут и там небольшие скопления свежевыкрашенных магазинчиков с арабскими надписями говорили, что гетто осваивает новая волна нищих иммигрантов. Трое темнокожих ребятишек, на старых велосипедах быстро подались в сторону и, описав круг, остановились. За многоквартирными домами снова потянулась череда магазинчиков. На витрине одного из них, где производились печатные работы, красовались засиженные мухами визитные карточки. Печатные буквы выцвели, и под прямыми лучами солнца карточки скукожились и свернулись. Ребята неожиданно снова снялись с места, выписывая арабески на тонком снежном покрове. Дверь, ведущая в магазин, разбухла и покоробилась. Над моей головой звякнул колокольчик, с которого посыпалась легкая пыль. Дети смотрели мне вслед, когда я вошел в магазин. Маленькое переднее помещение пересекала ветхая древняя конторка, покрытая стеклом. Под ним лежали образцы накладных и визитных карточек: туманные призраки умирающего бизнеса. На полках громоздились коробки с бумагой, конторскими бланками, замусоленные каталоги, и висело объявление, гласившее: "Мы принимаем заказы на резиновые печати".

Когда эхо колокольчика стихло, из задней комнаты донесся голос:

- Это вы звонили?

- Совершенно верно.

- Валяй наверх, приятель.

Затем женский голос заорал:

- Он тут, Сонни.

Я откинул крышку конторки и двинулся наверх по узкой лестнице.

Мутные окна задней части дома выходили во двор, где валялись припорошенные легким снежком сломанные велосипеды и ржавые сидячие ванны. Тут было настолько тесно, что мне показалось, словно я очутился в домике, выстроенном для гномов.

Рабочее место Сонни Зонтага находилось под самой крышей. Его комната казалась немного почище, но в ней царил невообразимый хаос. Большую часть ее занимал стол с белой пластиковой крышкой, заставленной пузырьками, среди которых валялись штампы, иглы, резцы, гравировальные инструменты с грибообразными - чтобы лучше ложились в ладонь - деревянными ручками и два отполированных до блеска точильных камня. Вдоль стен с пола до потолка разместились коричневые картонные коробки.

- Мистер Джолли, - улыбнулся Сонни Зонтаг, протягивая мягкую белую руку, которая стиснула мои пальцы как стилсоновский разводной ключ.

Когда мы впервые встретились с Сонни, он подделал для меня удостоверение министерства труда на имя Питера Джолли. С тех пор, свято веря в плоды рук своих, он и называл меня мистер Джолли.

Сонни, невзрачный человечек средних габаритов, носил черный костюм, черный галстук и черный же котелок, который редко снимал. Под расстегнутым пиджаком у него виднелся серый джемпер ручной вязки, с которого свисали нитки. Встав, он одернул его, придав джемперу более опрятный вид.

- Привет, Сонни! Прошу прощения за вторжение.

- Ни в коем случае. Постоянный клиент имеет право на особое отношение.

- Мне нужен паспорт, - сказал я. - Для Финляндии.

Напоминая хомячка в своем деловом костюме, он вскинул подбородок и дернул носом, два или три раза повторив "Финляндия".

- Он не должен быть скандинавским, - рассуждал он. - Слишком легко проверить. И не из страны, в которой требуется виза для поездки в Финляндию, ибо у меня нет времени делать для вас визу. - Быстрым движением он пригладил бакенбарды. - Не Западная Германия, нет.

Продолжая бормотать, он принялся шарить по полкам, пока не нашел большую картонную коробку. Вместо того чтобы начать копаться в ней, как я предполагал, он расчистил локтями место на столе и вывалил все ее содержимое. Оно составляло пару дюжин самых разных паспортов. Некоторые были помяты и растрепаны, с оборванными уголками, а другие представляли собой всего лишь кучу разрозненных листков, удерживаемых резиновым колечком.

- Эти надо уничтожить, - объяснил Сонни. - Я изъял листки с визами, которые мне понадобились, и использовал их. Дешевка - разве что подсунуть, когда берете машину или что-нибудь еще, вам, конечно, не годится, но где-то тут у меня есть симпатичная штучка Ирландской Республики. Если вас устроит, я приведу ее в порядок за пару часов.

Он порылся в груде мятых документов и извлек оттуда ирландский паспорт. Вручив его мне для изучения, Сонни получил от меня три нерезкие фотокарточки. Внимательно рассмотрев их, он вынул из кармана блокнот и уткнулся носом в микроскопические буковки.

- Демпси или Броди, - улыбнулся он. - Что вы предпочитаете?

- Понятия не имею.

Сонни стал вытаскивать из джемпера длинную шерстяную нитку. Быстро намотав на палец, он наконец оборвал ее.

- Значит, будет Демпси. Мне нравится Демпси. Как насчет Лиама Демпси?

- Обаятельная личность.