Но сначала я взобрался на маленький бугорок, откуда мог окинуть взглядом окрестности. До самого горизонта не было заметно никакого движения, и такая картина являлась обычной для Исландии. Успокоившись, я спустился к реке, вода которой имела серо-зеленый цвет и была обжигающе холодной, но после первых мучительных секунд я почувствовал себя совсем неплохо. Освеженный купанием, я вернулся к машине и с жадностью набросился на свой завтрак.
Элин посмотрела на карту.
- Каким путем ты собираешься направиться?
- Я хочу проехать между ледниками Хофсйекюдль и Ватнайекюдль, - ответил я. Значит, от развилки мы повернем налево.
- Эта дорога с односторонним движением, - сказала Элин и передала мне карту.
Совершенно верно. Зловещий красный пунктир, изображенный вдоль линии дороги, означал следующее: Adeins faert til austurs - проезд только в восточном направлении. Нам же было необходимо проехать на запад.
Я нахмурился. Некоторые люди думают, что если ошибочно названная Гренландия вся покрыта льдом, то в Исландии льда на самом деле совсем немного. Они глубоко заблуждаются. Тридцать шесть ледников покрывают одну восьмую часть всей территории страны, и один из них - Ватнайекюдль - занимает большую площадь, чем все ледовые поля Скандинавии и Альп взятые вместе.
Холодные просторы Ватнайекюдля лежали к югу от нас, и дорога, идущая на запад, огибала его справа по задней части массивного конуса Тредладингьи, - Замка Троллей, - огромного щитового вулкана. Я никогда не ездил этим путем, но прекрасно себе представлял, почему движение по дороге было односторонним. Она проходила по самому краю отвесных утесов и изобиловала слепыми поворотами, на которых можно было легко столкнуться с кем-нибудь лбами, далее не успев поспорить, кому проехать первым.
Я вздохнул и взвесил другие возможности. Правая дорога увела бы нас на север, в направлении, противоположном тому в котором я хотел ехать. Вернуться назад было бы для нас еще более губительно, поскольку это означало тройное увеличение километража. География Исландии имела свою безжалостную логику, которая сильно ограничивала выбор маршрутов.
Я сказал:
- Попробуем проехать по кратчайшему пути, уповая на bora, что по дороге никого не встретим. Сезон еще только начался, и наши шансы совсем не плохи. - Я улыбнулся Элин. - Не думаю, чтобы поблизости нашелся хотя бы один полицейский, который смог бы выписать нам квитанцию о штрафе.
- И здесь нет скорой помощи, чтобы подобрать нас со дна ущелья, - заметила Элин.
- Я осторожный водитель, такого никогда не случится.
Элин спустилась к реке, а я снова взобрался на холм. Все было тихо. На дороге, протянувшейся назад к Аскье, не было заметно облачка пыли, которое сказало бы о преследующем нас автомобиле, в небе не жужжали загадочные аэропланы. Я подумал, не позволил ли я своему воображению сыграть над собою злую шутку. Возможно, я убегал от фантома, порожденного моим мозгом.
"Виновный бежит от собственной тени". А я был виновен, да еще как! Я утаил сверток от Слейда, основываясь только на чистой интуиции - подозрении, которое Таггарт счел безосновательным. И я убил Грахама! Что касалось Департамента, то там меня уже предали суду, сочли виновным и вынесли приговор, и мне было интересно, какой окажется позиция Джека Кейза, когда я встречусь с ним у Гейзера.
Я увидел, что Элин возвращается к "лендроверу", поэтому последний раз окинул взглядом окрестности и, спустившись с холма, направился к ней. Ее волосы были влажными, а щеки становились все розовее по мере того, как она вытирала лицо полотенцем. Я подождал, пока она поравняется со мной, а затем сказал:
- Теперь ты влипла в это дело так же, как и я, следовательно, тоже имеешь право голоса. Что, по-твоему, я должен делать?
Она опустила полотенце и посмотрела на меня задумчиво.
- Я бы сделала то, что делаешь ты. Ты уже составил план. Встреться с тем человеком у Гейзера и отдай ему эту… штуку, чем бы она ни являлась.
Я кивнул.
- А что если кто-нибудь попытается остановить нас?
Она заколебалась.
- Если это будет Слейд, тогда отдай ему устройство. А если Кенникен… - Она остановилась и медленно покачала головой.
Я понял, в чем причина ее сомнений. Я мог договориться со Слейдом и, отдав ему то, что он хотел, уйти невредимым, но Кенникен этим не удовлетворится - он жаждет моей крови. Я сказал:
- Предположим, это будет Кенникен - что тогда я должен делать?
Она упала духом.
- Я думаю, ты захочешь с ним сразиться - использовать свою винтовку. Ты захочешь его убить. - В ее голосе было отчаяние.
Я взял ее за руку.
- Элин, я не убиваю людей без разбора. Я не психопат. Я тебе обещаю, что не будет убийств, пока этого не потребует самооборона; пока моя жизнь не окажется в опасности - или твоя.
- Мне очень жаль, Алан, - сказала она. - Но такая ситуация мне совсем незнакома. Я никогда не сталкивалась ни с чем похожим.
Я махнул рукой в сторону холма.
- Я кое о чем подумал, пока там стоял. Мне пришло в голову, что, возможно, моя оценка ситуации полностью ошибочна - что я неверно сужу о людях и их поступках.
- Нет! - сказала она твердо. - У тебя есть серьезные обвинения против Слейда.
- И все же ты хочешь, чтобы я отдал ему устройство?
- Зачем оно мне? - вскричала она. - Или тебе? Отдай его ему, когда придет время, - и снова будем жить своей собственной жизнью.
- Я бы хотел сделать все именно так, - сказал я. - Если только мне позволят. - Я посмотрел на солнце, которое стояло уже высоко. - Садись в машину, нам пора отправляться в путь.
Когда мы подъехали к развилке, я взглянул на застывшее лицо Элин и вздохнул. Я хорошо понимал ее позицию, которая ничем не отличалась от позиции любого другого исландца. Давно прошли те дни, когда викинги наводили страх на всю Европу, и исландцы столько лет прожили в изоляции, что дела остального мира стали для них чуждыми и непонятными.
Свою единственную битву за политическую независимость от Дании они выиграли путем мирных переговоров. Изолированное положение Исландии вовсе не означает, что ее экономика выключена из мировой торговли - разумеется, это не так, но торговля есть торговля, а война, неважно открытая или тайная, являлась занятием для других сумасшедших народов, но не для трезвых, разумных исландцев.
Они были абсолютно уверены в том, что никто не позарится на их страну, и поэтому не имели собственных вооруженных сил. В конце концов если исландцы со своим тысячелетним опытом до сих пор с трудом вырывали у этой земли средства для существования, то кто еще в здравом уме захочет себе того же?
Миролюбивый народ, лишенный опыта ведения войны. Не было ничего удивительного в том, что Элин находила ту подпольную борьбу, в которую я оказался вовлечен, отвратительной и грязной. Я и сам чувствовал себя не особенно чистым.
3
Дорога была плохой.
Она была плохой уже в месте нашей последней остановки и постепенно становилась все хуже по мере того, как мы, миновав реку, начали карабкаться в гору под ледяными полями Ватнайекюдля. Я полз на пониженной передаче и полном приводе по дороге, петляющей по склонам отвесных утесов, которая так часто меняла направление и поворачивала назад, что порой мне казалось, будто я еду по собственным следам. Ее ширины было достаточно только для одного автомобиля, и, огибая каждый угол, я искренне надеялся на то, что не столкнусь за поворотом со встречной машиной.
Однажды нас занесло в сторону, и я почувствовал, что "лендровер", вращая в воздухе задними колесами, медленно сползает к краю пропасти. Я до упора нажал на газ и понадеялся на лучшее. Передние колеса зацепились за грунт и вытащили нас. Вскоре после этого я остановился на относительно прямом участке, и когда снял руки с руля, обнаружил, что они влажные от пота.
Я вытер их насухо.
- Это был чертовски рискованный трюк.
- Может быть, я поведу немного? - спросила Элин.
Я покачал головой.
- Только не с твоим больным плечом. Кроме того, это не вождение - это постоянное ожидание встретить кого-нибудь за каждым углом. - Я посмотрел через край утеса. - Одному из нас пришлось бы оттуда выбираться, а это совершенно невозможно.
Остаться внизу навсегда было наилучшим из того, что могло с нами случиться, о худшем же не хотелось и думать. Неудивительно, что движение по дороге было односторонним.
- Я пойду впереди, - сказала Элин. - Я буду смотреть, что за поворотом, и направлять тебя.
- Так мы потеряем целый день, - возразил я. - А нам предстоит проехать долгий путь.
Она ткнула пальцем вниз.
- Это лучше, чем оказаться там. Кроме того, мы едем ненамного быстрее, чем я хожу пешком. На прямых отрезках я смогу садиться на передний бампер и буду спрыгивать с него перед поворотами.
У этой идеи были свои достоинства, но она не вызывала у меня особого энтузиазма.
- Такие упражнения пойдут не на пользу твоему плечу.
- Я буду пользоваться другой рукой, - произнесла она нетерпеливо и, открыв дверцу машины, выскочила наружу.
Когда-то в Англии существовал закон, согласно которому впереди каждого экипажа на механической тяге должен был идти человек с красным флагом, чтобы предупреждать беспечных граждан о той неумолимой силе, что двигалась следом за ним. Я никогда не предполагал, что окажусь в подобном положении, но таков прогресс.
Элин ехала на бампере, пока мы не приближались к повороту, и когда я притормаживал, спрыгивала с него. Притормозить было совсем несложно, даже когда дорога шла под уклон; все, что от меня требовалось, это убрать ногу с акселератора. Я включил самую низкую передачу, которая только была возможна, а на "лендровере" она весьма особенная. Ее передаточное число, составляющее примерно 40:1, дает сильную тягу и позволяет эффективно тормозить двигателем. По ровной дороге при таких низких оборотах карданного вала моя старушка выжимала девять миль в час при мощности в девяносто пять лошадиных сил - именно в такой тяге я нуждался на этих американских горках. Но в подобном режиме работы двигателя потребление горючего возрастало неимоверно.
Итак, Элин направляла меня на каждом повороте, а затем проезжала на бампере до следующего. Казалось бы, это было весьма утомительным занятием, но, как ни странно, скорость нашего продвижения заметно возросла. Мы проехали в такой необычной манере достаточно долгий путь, когда внезапно Элин вытянула руку в указующем жесте не вниз, на дорогу, а в небо, справа от себя. Она поспешила назад к машине, а я высунул голову в окно, чтобы посмотреть, что же она увидела.
Вертолет парил над щитом Тредладингьи, как кузнечик, солнце выделяло на фоне неба диск его вращающегося ротора и отбрасывало отражение от стеклянного кокпита, который конструкторы поместили туда по каким-то своим загадочным причинам. Мне часто доводилось летать на вертолете, и я знал, что в солнечный день в такой кабине чувствуешь себя, как зрелый помидор под стеклом теплицы.
Но в тот момент я не думал об этом, поскольку Элин подошла к "лендроверу" не с той стороны.
- Перейди на другую сторону, - крикнул я. - И держись под прикрытием машины.
Я вынырнул из двери на противоположной стороне, там, где находилась стена утеса. Элин присоединилась ко мне.
- Неприятности?
- Возможно. - Я приоткрыл дверь и положил руку на карабин. - До сих пор мы не встретили ни одного автомобиля, но уже второй летательный аппарат интересуется нами. Это выглядит неестественно.
Я выглянул из-за задней части "лендровера", держа оружие незаметно. Вертолет по-прежнему направлялся к нам, теряя высоту. Когда он оказался достаточно низко, его нос задрался вверх, и сделав в воздухе неуклюжий реверанс, вертолет завис на месте примерно в ста ядрах от нас. Затем он начал, как лифт, опускаться вертикально вниз, пока не оказался на одном уровне с нами.
Покрывшись холодным потом, я сжал в руках карабин.
Сидя на этом уступе, мы находились в положении жестяных уток в тире, и единственной защитой от пуль являлся "лендровер". Это достаточно крепкий автомобиль, но в тот момент я хотел, чтобы на его месте оказался броневик. Вертолет покачивался в воздухе, внимательно нас изучая, но я не мог различить никакого движения за солнечными бликами, отбрасываемыми стеклами кабины.
Затем фюзеляж начал медленно поворачиваться, пока не оказался к нам боком, и я издал глубокий вздох облегчения. Большими буквами вдоль всего корпуса было написано единственное слово - NAVY, и, расслабившись, я положил карабин и вышел на открытое пространство. Если и существовало в Исландии место, где не мог находиться Кенникен, так это на борту вертолета Сикорский LH-34 американских военно-морских сил.
Я махнул рукой и сказал Элин:
- Все в порядке, можешь выйти.
Она присоединилась ко мне, и мы стали вместе следить за вертолетом. Боковая дверь скользнула в сторону, и за ней показался один из членов экипажа в белом защитном шлеме.
Он высунулся наружу, держась рукой за поручень, и сделал другой рукой вращательное движение, после чего прижал кулак к уху. Он повторил такой жест три-четыре раза, прежде чем я понял, что это означает.
- Он хочет, чтобы мы воспользовались телефоном, - сказал я. - К сожалению, мы не имеем такой возможности. - Я залез на крышу "лендровера" и показал как можно более выразительно на то место, где раньше находилась антенна. Вертолетчик сразу все понял; он махнул рукой и скрылся внутри кабины, закрыв за собой дверь. В течение нескольких секунд вертолет набрал высоту, и его фюзеляж начал поворачиваться, пока не оказался направленным на юго-запад, после чего он стал быстро удаляться и вскоре исчез, и только слабеющий рокот винтов доносился до нас еще некоторое время.
Я посмотрел на Элин.
- Что бы это могло значить, как ты полагаешь?
- Похоже, они хотели поговорить с тобой. Возможно, вертолет приземлится на дороге где-нибудь подальше.
- Здесь он совершенно точно не смог бы совершить посадку, - заметил я. - Может быть, ты и права. Я с удовольствием вернулся бы в Кьеблавик с комфортом. - Я посмотрел на голубое небо, в котором только что исчез вертолет. - Но никто не говорил мне, что в этом замешаны американцы.
Элин посмотрела на меня искоса.
- Замешаны в чем?
- Не знаю, черт возьми! Но очень хотел бы узнать. - Я вернул карабин на место. - Что ж, пока удовольствуемся тем, чем мы располагаем.
Мы продолжили свой путь по этой проклятой дороге, поворот за поворотом, вверх и вниз, но в основном вверх, пока не забрались к самому краю Ватнайекюдля, вплотную ко льду. Отсюда дорога могла идти только в одном направлении, поэтому она повернула под прямым углом к леднику и постепенно начала спускаться вниз. Нам встретился еще один особенно неприятный участок, когда мы перебирались через боковой отрог Тредладингьи, но потом дорога улучшилась, и я вернул Элин в машину.
Окинув мысленным взором проделанный нами путь, я поблагодарил Бога за то, что день был ясным и солнечным. Если бы стоял туман или, тем более, моросил дождь, проехать по этой дороге было бы невозможно. Сверившись с картой, я обнаружил, что мы уже миновали участок с односторонним движением, чему тоже был несказанно рад.
Элин выглядела усталой. Ей пришлось пройти большое расстояние по неровной дороге, множество раз спрыгивать с бампера и запрыгивать на него, и теперь ее лицо заметно осунулось. Я посмотрел на часы и сказал:
- Мы почувствуем себя лучше после еды, и горячий кофе подкрепит наши силы. Остановимся здесь ненадолго.
И это оказалось ошибкой.
Я понял, что совершил ошибку, через два с половиной часа. Мы потратили час на еду и отдых, а затем ехали еще в течение полутора часов, пока не оказались возле широко разлившейся реки. Я остановил машину возле края воды, где колея исчезала в реке, и вышел наружу, чтобы изучить возникшую проблему.
Я оценил глубину потока и посмотрел на сухие камни лежащие на берегу.
- Черт возьми, уровень воды все еще поднимается. Если бы мы не останавливались, то час назад проехали бы здесь совершенно спокойно. Теперь я не уверен, сможем ли мы это сделать.
Ватнайекюдль недаром называют "Водный Ледник". Он формирует речную сеть Восточной и Южной Исландии - огромный резервуар замерзшей воды, которая при медленном таянии разливается по поверхности земли многочисленными водотоками. Еще недавно я благодарил Бога за то, что день выдался солнечным, то теперь мне пришлось об этом пожалеть, поскольку в солнечные дни реки особенно полноводны. Лучше всего пересекать ледниковую реку на рассвете, когда уровень в ней низок. В течение дня, особенно в ясную солнечную погоду, таяние льда становится более интенсивным, и уровень воды в потоках достигает своего пика после полудня. Эта конкретная река еще не достигла пика полноводности, но уже была слишком глубока для того, чтобы ее форсировать.
Элин сверилась с картой.
- Куда нам нужно добраться? Сегодня, я имею в виду.
- Я хотел выбраться на Сиренгисандурскую дорогу. Это более-менее постоянный маршрут; как только мы окажемся там, доехать до Гейзера станет проще простого.
Она измерила расстояние.
- Шестьдесят километров, - сказала она и сделала паузу.
Я увидел, что ее губы шевелятся.
- В чем дело?
Она подняла голову.
- Я считала, - пояснила она. - На этих шестидесяти километрах нам предстоит пересечь шестнадцать рек, прежде чем мы достигнем дороги на Сиренгисандур.
- Бог ты мой! - воскликнул я.
Обычно в своих путешествиях по Исландии я никуда особенно не торопился. Я никогда не подсчитывал количество рек, и если одна из них вставала на моем пути непреодолимым барьером, мне ничего не стоило остановиться и подождать несколько часов, пока уровень не упадет. Но времена изменились.
Элин сказала:
- Нам придется разбить здесь лагерь.
Я посмотрел на реку и понял, что должен принимать решение быстро.
- Я думаю, нам надо попробовать перебраться на другой берег.
Элин взглянула на меня с недоумением.
- Но почему? Все равно до завтра ты не сможешь пересечь другие реки.
Я бросил в воду гальку. Если она и подняла волны, я этого не увидел, поскольку их стерло быстрым потоком. Я сказал:
- Если доверять моей интуиции, к нам приближается нечто злое. - Я повернулся и показал на дорогу. - Я и думаю, что оно приближается с этой стороны. Если мы вынуждены остановиться, то я предпочел бы сделать это на другом берегу реки.
Элин с сомнением посмотрела на быстрое течение в середине потока.
- Это будет опасно.
- Остаться здесь, возможно, будет еще более опасно. - Я испытывал какое-то неприятное чувство, которое, вероятно, являлось просто неосознанным протестом против того, чтобы оказаться застигнутым в позиции, лишенной путей к отступлению. По этой причине я покинул Аскью и по этой причине я хотел форсировать реку. Может быть, просто мое тактическое чутье обострилось после долгого пребывания в состоянии спячки. Я сказал:
- Через пятнадцать минут форсировать реку станет еще опаснее, так что поехали.