Пройдя около ста ярдов по дороге по направлению к фольксвагену, я повернулся и посмотрел назад. Там собравшиеся люди оживленно махали руками, отбрасывая длинные тени на покрытые паром источники, а возле Строккура собралась небольшая толпа, державшаяся на некотором удалении от края грифона, поскольку Строккур имел короткий семиминутный цикл. Я с некоторым удивлением осознал, что со времени, когда мы с Кейзом вышли из отеля и увидели извержение Строккура, до того момента, когда человек упал в грифон, прошло всего семь минут.
Затем я увидел Слейда.
Он стоял, освещенный фарами машин, и смотрел в сторону Строккура. Я пожалел о брошенном пистолете, поскольку застрелил бы его тогда, если мог, не думая о последствиях. Его спутник поднял руку в указующем жесте, и Слейд рассмеялся. Затем его приятель повернулся, и я увидел, что это Джек Кейз.
Я обнаружил, что весь дрожу, и мне пришлось приложить большое усилие, чтобы заставить себя продолжить поиски фольксвагена. Он находился там, где я его оставил. Сев за руль и запустив двигатель, я некоторое время оставался неподвижен, чтобы дать утихнуть внутреннему напряжению. Ни один человек, в которого стреляли с близкого расстояния, не способен сохранить полную невозмутимость - его вегетативная нервная система реагирует на это. Железы начинают работать с удвоенной активностью, в крови бурлит адреналин, мышечный тонус повышается, в животе появляется слабость, и когда опасность остается позади, обычно чувствуешь себя еще хуже.
Мои руки отчаянно тряслись и мне пришлось положить их на руль. Вскоре дрожь унялась, и я почувствовал себя лучше. Я уже собрался включить скорость и тронуть машину с места, когда ощутил затылком прикосновение холодного металла, и тут же хриплый, хорошо знакомый голос произнес:
- God dag, Herr Stewartsen. Var forsiktig!
Я вздрогнул и заглушил двигатель.
- Привет, Вацлав, - сказал я.
2
- Я окружен толпой идиотов, наделенных непроходимой глупостью, - сказал Кенникен. - Их мозги сосредоточены в пальцах, которые нажимают на курок. В наши дни все было по-другому, не так ли, Стюартсен?
- Меня теперь зовут Стюарт, - ответил я.
- Да? Хорошо, герр Стюарт, можешь заводить двигатель и трогать с места. Я буду тебя направлять. Предоставим моим неумелым помощникам самим выбираться из создавшегося положения.
Дуло пистолета побудило меня приступить к активным действиям. Я завел машину и спросил:
- Куда ехать?
- В сторону Лаугарватна.
Я медленно и осторожно направил автомобиль по дороге, ведущей от Гейзера. Пистолет больше не упирался мне в затылок, но я знал Кенникена достаточно хорошо, чтобы не пытаться играть в глупую героику. Он был расположен к легкой беседе.
- Ты доставил нам массу неприятностей, Алан, - и ты способен разрешить проблему, которая давно меня волнует. Что случилось с Тадеушем?
- Кто такой Тадеуш?
- Он должен был остановить тебя в тот день, когда ты приземлился в Кьеблавике.
- Так, значит, это был Тадеуш - он назвал себя Линдхольмом. Тадеуш - это, кажется, польское имя.
- Он русский; его мать родом из Польши.
- Она потеряла его.
- Вот как! - Некоторое время он сохранял молчание, а затем сказал: - Бедный Юрий, ему ампутировали ногу сегодня утром.
- Бедный Юрий должен был знать, что не стоит размахивать комнатным пистолетом перед человеком, вооруженным винтовкой, - заметил я.
- Но Юрий не знал, что у тебя есть винтовка, - сказал Кенникен. - По крайней мере, такая винтовка. Она оказалась для нас сюрпризом. - Он прищелкнул языком. - Тебе не следовало калечить мой джип подобным образом. Это было некрасиво.
Такая винтовка! Для него не явилось неожиданностью то, что у меня есть винтовка, сюрпризом оказалась только та камнедробилка, которую я позаимствовал у Флита. Это показалось мне интересным, поскольку другой винтовкой могла быть только та, что я забрал у Филипса, а откуда ему удалось про нее узнать? Только от Слейда - очередная улика против него.
Я спросил:
- Двигатель сильно пострадал?
- Ты насквозь пробил аккумулятор, - сказал он. - И полностью вывел из строя систему охлаждения. Мы потеряли всю воду. Это, наверное, классное оружие.
- Точно, - согласился я. - Я надеюсь использовать его снова.
Он хмыкнул.
- Вряд ли тебе представится такая возможность. Тот маленький эпизод поставил меня в затруднительное положение. Чтобы из него выйти, мне пришлось говорить очень быстро. Пара любопытных исландцев задавали вопросы, на которые мне совсем не хотелось отвечать. Например, почему канатный транспортер оказался привязан и что случилось с джипом. И большой проблемой было заставить Юрия молчать.
- Это, вероятно, был самый неприятный момент, - предположил я.
- И теперь ты сделал то же самое, - сказал Кенникен. - На этот раз в общественном месте. Что там произошло на самом деле?
- Один из твоих мальчиков сварил себя на пару, - ответил я. - Он слишком близко подошел к фонтану.
- Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, - посетовал Кенникен. - Некомпетентность - это норма для большинства из них. Казалось бы, три к одному неплохое соотношение сил, не так ли? Но нет, они и тут споткнулись.
Соотношение на самом деле было три к двум, но что произошло с Джеком Кейзом? Он не пошевелил и пальцем, чтобы помочь. В моем мозгу ярко запечатлелась картина того, как он стоит и разговаривает со Слейдом, и, представив ее снова, я почувствовал, как во мне закипает ярость. Каждый раз получалось так, что те, кому я доверял, в итоге предавали меня, и эта мысль жгла меня изнутри, как кислота.
Бушнера-Грахама-Филипса я еще мог понять, он был членом Департамента, которого обманул Слейд. Но Кейз знал расклад - он был в курсе подозрений, имевшихся у меня против Слейда, - и он не сделал ничего для того, чтобы мне помочь, когда на меня налетели люди Кенникена. А десятью минутами позже он непринужденно болтал со Слейдом. Складывалось такое впечатление, что весь Департамент наводнен агентами оппозиции, а ведь за исключением Таггарта, Кейз был последним человеком, которого я мог заподозрить в измене. Я с горечью подумал, что даже Таггарт может находиться на содержании у Москвы - это позволило бы упаковать весь пучок в один аккуратный сверток.
Кенникен сказал:
- Я рад, что не позволил себе тебя недооценить. Я подумал, что если ты ускользнешь от этих идиотов, то мне придется надеяться только на себя самого, поэтому я и забрался в твою машину. Предусмотрительность всегда окупается, тебе не кажется?
Я спросил:
- Куда мы едем?
- Тебе нет необходимости знать детали, - ответил он. - Просто сконцентрируйся на вождении. И когда поедешь через Лаугарватн, будь очень осторожен, соблюдай все ограничения скорости и постарайся не привлекать к себе внимания. Никаких внезапных нажатий на клаксон, например. - Холодная сталь на секунду коснулась моего затылка. - Понимаешь?
- Понимаю.
Я почувствовал внезапное облегчение. Я думал, что, возможно, он знает, где я провел последние двадцать четыре часа, и что теперь мы едем к дому Гуннара. Это не сильно бы меня удивило; Кенникен, казалось, знал все остальное. Он поджидал меня в засаде у Гейзера, и ловушка была поставлена весьма аккуратно. При мысли о том, что Элин схватили, и представив себе, что могло случиться с Сигурлин, я почувствовал, как кровь стынет у меня в жилах.
Мы миновали Лаугарватн и направились дальше к Сингвеллиру по рейкьявикскому шоссе, но в восьми километрах от Сингвеллира Кенникен приказал мне свернуть влево, на дорогу, идущую вокруг озера Сингваллаватн, которую я хорошо знал. Я никак не мог понять, куда мы едем.
Но мое недоумение развеялось достаточно скоро, поскольку, повинуясь Кенникену, я снова свернул с дороги, и мы затряслись по наезженной колее в сторону озера и огней небольшого домика. Одним из символов материального благополучия в Рейкьявике являлось собственное летнее шале на берегах Сингваллаватна, еще более желанное из-за того, что закон запретил возводить новые строения и цены на них взлетели вверх. Собственное шале на берегах Сингваллаватна в Исландии равноценно картине Рембрандта на стене в гостиной.
Я подъехал к домику, и Кенникен сказал:
- Нажми на клаксон.
Я прогудел, и из дома кто-то вышел. Кенникен приставил пистолет к моей голове.
- Осторожно, Алан, - предупредил он. - Будь очень осторожен.
Он тоже соблюдал осторожность. Меня ввели внутрь, не предоставив ни малейшей возможности вырваться. Комната была обставлена в том стиле шведского модерна, который в Англии выглядит тускло и несколько фальшиво, но в скандинавском исполнении кажется естественным и производит хорошее впечатление. В камине горел огонь, что представляло из себя довольно необычное зрелище. В Исландии нет ни угля, ни деревьев, которые можно было бы использовать как дрова, поэтому открытое пламя являлось здесь большой редкостью; многие дома обогревались природными термальными водами, остальные имели центральное отопление на мазуте. В этом камине горели брикеты торфа, тлея ярко-красными углями, по которым пробегали маленькие язычки голубого пламени.
Кенникен дернул своим пистолетом.
- Садись у огня, Алан, обогрейся с дороги. Но сначала Ильич обыщет тебя.
Ильич был коренастым человеком с широким, плоским лицом. В разрезе его глаз было что-то азиатское, и я подумал, что, по крайней мере, один из его родителей появился на свет где-то за Уралом. Он тщательно меня обшарил, затем повернулся к Кенникену и покачал головой.
- Никакого оружия? - спросил Кенникен. - Он, наверное, слишком хитер для тебя. - Он мило улыбнулся Ильичу, а затем повернулся ко мне и сказал: - Помнишь, что я говорил, Алан? Меня окружают одни идиоты. Закатай свою левую штанину и покажи Ильичу свой симпатичный маленький ножичек.
Я повиновался, и Ильич с недоумением уставился на нож, в то время как Кенникен принялся его распекать. Русский язык гораздо богаче английского по части крепких выражений. Сген дабх был конфискован, и Кенникен жестом пригласил меня сесть, а Ильич, с красным лицом, занял место у меня за спиной.
Кенникен отложил в сторону свой пистолет.
- Что бы ты хотел выпить, Алан Стюарт?
- Скотч, если он у тебя есть.
- У нас он имеется. - Он открыл шкафчик рядам с камином и наполнил стакан. - Ты будешь пить его чистым или с водой? К сожалению, у нас нет содовой.
- С водой, - попросил я. - И разбавь посильнее.
Он улыбнулся.
- Ах да, тебе необходимо сохранять ясную голову, - произнес он язвительно. - Раздел четвертый, пункт тридцать пятый: когда представители оппозиции предлагают вам выпить, попросите что-нибудь послабее. - Он плеснул в стакан воды, а затем передал его мне. - Надеюсь, это тебя удовлетворит?
Я сделал осторожный глоток и кивнул. Если бы он разбавил еще сильнее, то эта жидкость не смогла бы просочиться сквозь мои губы. Он вернулся к шкафчику, налил себе полный стакан исландского бреннивина и наполовину осушил его одним глотком. Я с некоторой долей изумления смотрел на то, как он, не морщась, пьет чистый спирт. Кенникен быстро катился под гору, если теперь пьянствовал открыто. Я был удивлен, что Департамент до сих пор не поймал его на этом.
Я спросил:
- Ты не смог достать в Исландии кальвадос, Вацлав?
Он усмехнулся и приподнял стакан.
- Это моя первая выпивка за четыре года, Алан. У меня сегодня праздник. - Он сел в кресло напротив меня. - У меня есть причины для того, чтобы устроить себе праздник - не так часто в нашей профессии встречаются старые друзья. Департамент хорошо обращался с тобой?
Я сделал небольшой глоток разбавленного скотча и поставил стакан на столик рядом со своим креслом.
- Я не работаю в Департаменте уже четыре года.
Он приподнял брови.
- Я располагаю другой информацией.
- Может быть, - согласился я. - Но она ошибочна. Я ушел в отставку после того, как вернулся из Швеции.
- Я тоже ушел в отставку, - сказал Кенникен. - Данная операция первое мое задание за последние четыре года. Я должен поблагодарить тебя за это. Я должен поблагодарить тебя еще за многое. - Его голос был спокойным и ровным. - Я отошел от дел не по своей воле, Алан: меня послали перебирать бумажки в Ашхабад. Ты знаешь, где это?
- В Туркменистане.
- Верно. - Он ткнул себя в грудь. - Меня - Вацлава Викторовича Кенникена - послали прочесывать границу в поисках контрабандистов, переправляющих наркотики, и шуршать бумагами за столом.
- Так падают могущественные люди, - сказал я. - Так, значит, тебя откопали специально для этой операции. Ты, наверное, был очень доволен.
Он вытянул ноги.
- Ох, еще бы. Я испытал глубокое удовлетворение, когда узнал, что ты тоже находишься здесь. Ты ведь помнишь, когда-то я считал тебя своим другом. - Его голос стал немного громче. - Ты был мне близок, словно родной брат.
- Не говори глупостей, - сказал я. - Ты разве не знаешь, что у разведчиков не бывает друзей? - Я вспомнил Джека Кейза и с горечью подумал, что плохо усвоил этот урок, так же как и Кенникен.
Он продолжил, словно бы не услышав моих слов.
- Ты был мне даже ближе, чем родной брат. Я мог доверить тебе собственную жизнь - я и на самом деле доверил ее тебе. - Он посмотрел на бесцветную жидкость в своем стакане. - И ты продал меня.
Резким движением он поднял стакан и осушил его одним глотком.
Я произнес ироническим тоном:
- Заканчивай, Вацлав; на моем месте ты сделал бы то же самое.
Он посмотрел на меня пристальным взглядом.
- Но я верил тебе, - сказал он, словно бы жалуясь. - Вот что самое обидное. - Он встал и подошел к шкафчику. - Ты знаешь, какие у нас люди, - произнес он, не поворачиваясь. - Они не прощают, ошибок. И вот… - он пожал плечами, - …стол в Ашхабаде. Они впустую расходовали мои силы. - Его голос стал хриплым.
- Это могло оказаться и чем-нибудь похуже, - заметил я. - Тебя могли отправить в Сибирь. В Хатангу, например.
Когда он вернулся в свое кресло, его стакан снова был полон.
- Так почти и произошло, - сказал он тихо. - Но мне помогли друзья - мои настоящие русские друзья. - С некоторым усилием он заставил себя вернуться к действительности. - Но мы теряем время. У тебя есть некая деталь электронного оборудования, которая попала в твои руки по недоразумению. Где она?
- Я не знаю, о чем ты говоришь.
Он кивнул.
- Разумеется, ты должен был это сказать, я и не ожидал ничего другого. Но ты также должен понимать, что отдашь ее мне в любом случае. - Он достал из кармана портсигар. - Ну так что?
- Хорошо, - сказал я. - Я знаю, что она у меня, и ты знаешь, что она у меня; нет никакого смысла препираться из-за пустяков. Для этого мы слишком хорошо знаем друг друга, Вацлав. Но ты ее не получишь.
Он достал из портсигара длинную русскую сигарету.
- Я думаю, что получу, Алан. Я знаю, что получу. - Он отложил портсигар и похлопал себя по карманам в поисках спичек или зажигалки. - Ты сам понимаешь, что для меня это далеко не ординарная операция. У меня есть множество причин желать сделать тебе больно, которые никак не связаны с этим электронным устройством. Я совершенно уверен, что смогу его получить. Совершенно уверен.
Его голос был холодным, как лед, и я почувствовал, по моей спине пробежали мурашки. "Кенникен захочет поработать над тобой с острым ножом". Так сказал Слейд, и Слейд же отдал меня в его руки.
Обнаружив, что при нем нет никаких средств для того, чтобы зажечь свою сигарету, он раздраженно хмыкнул, и из-за моей спины появился Ильич с зажигалкой в руке. Когда кремень высек сноп искр, Кенникен нагнул голову, чтобы приблизить сигарету к пламени. Зажигалка щелкнула снова, но пламя так и не появилось. Он пробурчал:
- Ох, все у тебя не слава Богу!
Он нагнулся вперед и, взяв из камина щепку, сунул ее в огонь, а затем прикурил свою сигарету. Я заинтересовался тем, что делает Ильич. Он не вернулся на свой пост за моим креслом, а подошел к шкафчику, в котором хранились спиртные напитки - позади Кенникена.
Кенникен затянулся сигаретой и, выпустив облако дыма, поднял голову. Как только он увидел, что Ильича нет на месте, в его руке появился пистолет.
- Ильич, что ты делаешь? - Пистолет был направлен точно на меня.
Ильич повернулся, держа в руке баллончик с бутаном.
- Заправляю зажигалку.
Кенникен раздул щеки и закатил к небу глаза.
- Сейчас это неважно, - сказал он резко. - Иди на улицу и обыщи фольксваген. Ты знаешь, что искать.
- Там ничего нет, Вацлав, - заверил я его.
- Ильич поможет нам в этом убедиться, - сказал Кенникен.
Ильич поставил баллончик с бутаном обратно в шкафчик и вышел из комнаты. Кенникен не отложил пистолет в сторону, а по-прежнему сжимал его в руке, но уже более небрежно.
- Разве я не говорил тебе? Команду, которую мне дали, наскребли с самого дна бочки. Я удивлен тем, что ты не попытался воспользоваться удобным моментом.
Я сказал:
- Может быть, я и совершил бы такую попытку, если бы ты не находился рядом.
- О да, - произнес он. - Мы знаем друг друга очень хорошо. - Он пристроил сигарету на край пепельницы и взял свой стакан. - Я не уверен, получу ли я удовольствие от того, что поработаю над тобой. У вас англичан кажется есть такое выражение - "Это доставит мне такую же боль, какую испытаешь ты". - Он взмахнул рукой. - Но может быть, я и ошибаюсь.
- Я не англичанин, - возразил я. - Я шотландец.
- Различие, в котором нет отличия, не является различием. Но я скажу тебе кое-что - ты сильно изменил меня и мою жизнь. - Он сделал глоток бреннивина. - Ответь мне, та девушка, которая была с тобой, - Элин Рагнарсдоттир, ты ее любишь?
Я почувствовал, что весь напрягся.
- Она здесь совершенно ни при чем.
Он рассмеялся.
- Не беспокойся. Я не собираюсь причинять ей какой-либо вред. С ее головы не упадет ни один волос. Я не верю в Библию, но я готов на ней поклясться. - Его голос стал сардоническим. - Я даже могу поклясться на работах Ленина, если такая замена приемлема. Ты веришь мне?
- Я тебе верю, - ответил я.
Между Кенникеном и Слейдом не было ничего общего. Я не поверил бы слову Слейда, поклянись он хоть на тысячи Библий, но я мог положиться на любое обещание Кенникена и верить ему, как он когда-то верил мне. Я знал и понимал Кенникена, и мне нравился его стиль; он был джентльмен - жестокий, но все же джентльмен.
- Что ж, хорошо, тогда ответь на мой вопрос. Ты ее любишь?
- Мы собираемся пожениться.
Он рассмеялся.
- Это не совсем точный ответ, но я тебя понял. - Он наклонился вперед. - Ты спишь с ней, Алан? Когда ты приезжаешь в Исландию, вы лежите вместе под звездами, сжимая друг друга в объятиях, пока не смешается пот с ваших тел? Называете ли вы друг друга нежными именами, обмениваетесь ли ласками, пока не придет этот последний порыв страсти, который заставляет вас вспыхнуть в экстазе, а затем, когда пожар потухнет, вытянуться в изнеможении. Так это происходит, Алан?
Его голос был вкрадчивым и жестоким.