- Месье, - твердо вмешалась Дюфор, - все пациенты, которые потеряли сознание от удара по голове, какой получили вы, должны находиться в больнице, по меньшей мере, двадцать четыре часа - для наблюдения.
- Боюсь, это невозможно.
- Какие такие у тебя важные дела? - спросила Габриэль, недоверчиво глядя на него. - Ты же не собираешься в офис?
- Именно собираюсь. А ты отправишься в галерею, где откроешь свою выставку.
- Алекс…
- И не спорь. Ты работала над коллекцией несколько месяцев - для начала подумай, сколько времени ты провела здесь. А вечером мы устроим праздничный ужин, чтобы отметить твой успех. - Он сообразил, что снова заговорил громче, и заставил себя успокоиться. - Какой-то тип забрался к нам в дом, но это вовсе не означает, что он должен испортить нам жизнь. Посмотри на меня. Я в порядке. Ты только что видела результаты сканирования - ни трещин, ни опухолей нет.
- И ни малейшего здравого смысла, - прозвучал голос с английским акцентом у них за спиной.
- Хьюго, скажи своему бизнес-партнеру, что он сделан из плоти и крови, как и все остальные люди, - проговорила Габриэль, не оборачиваясь.
- А это так? - Квери стоял на пороге в расстегнутом пальто и темно-красном шерстяном шарфе, засунув руки в карманы.
- Бизнес-партнер? - повторил доктор Селик, которого Квери уговорил проводить его сюда из приемного покоя и который с подозрением его разглядывал. - Вы же сказали, что вы его брат.
- Сделай этот проклятый тест, Ал, - сказал Хьюго. - Презентацию можно отложить.
- Вот именно, - поддержала его Габриэль.
- Обещаю, я пройду исследование, - ровным голосом проговорил Хоффман. - Только не сегодня. Вас это устраивает, доктор? Я ведь не рухну оземь без сознания, или еще что-нибудь в таком же духе?
- Месье, - ответила Дюфор, которая дежурила со вчерашнего дня и уже начала терять терпение. - Что вы будете или не будете делать, исключительно ваше решение. Рану, вне всякого сомнения, следует зашить, так я считаю. И если вы отсюда уйдете, то должны будете подписать специальную форму, освобождающую больницу от ответственности за ваше здоровье. Дальше делайте, как сочтете нужным.
- Отлично. Я подпишу бумаги и зашью рану. Потом вернусь к вам в другой раз, когда мне будет удобно, и сделаю томограмму. Довольна? - спросил он у Габриэль.
Прежде чем она ему ответила, прозвучал знакомый электронный сигнал, и Хоффману потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что это будильник, который он поставил на половину седьмого утра - казалось, в другой жизни.
Хоффман оставил жену с Квери в приемном покое отделения "Скорой помощи", а сам отправился в маленькую палату, чтобы ему зашили рану на голове. Александру сделали местное обезболивание при помощи шприца - мгновение острой боли, заставившей его вскрикнуть от неожиданности, - затем обрили небольшой участок головы вокруг раны одноразовой пластиковой бритвой. Процесс наложения швов был скорее диковинным, чем неприятным, словно кто-то натягивал его скальп. Потом доктор Селик выдал ему маленькое зеркало и показал свою работу, совсем как парикмахер, ждущий одобрения клиента. Шов, размером всего в пять сантиметров, напоминал изогнутый рот с толстыми белыми губами в тех местах, где были сбриты волосы. Хоффману показалось, что он потешается над ним из зеркала.
- Когда действие анестетиков пройдет, рана немножко поболит, - весело предупредил его доктор. - Нужно будет принять обезболивающее. - Он забрал зеркало, и улыбка погасла.
- Вы не собираетесь снова наложить мне повязку?
- Нет, рана быстрее заживет на свежем воздухе.
- Хорошо, в таком случае я ухожу.
Селик пожал плечами.
- Ваше право. Но сначала нужно подписать бумаги.
После того как Хоффман подписал короткую форму следующего содержания: "Я заявляю, что покидаю университетскую больницу вопреки медицинскому совету, несмотря на предупреждение о риске для моего здоровья, и беру на себя полную ответственность за это", он взял свою сумку с вещами и последовал за Селиком в маленькую душевую кабинку. Врач включил свет и, отвернувшись, едва слышно пробормотал: "Задница", - по крайней мере, так показалось Александру, но дверь закрылась, прежде чем он успел ответить.
Впервые с того момента, как он пришел в себя, Хоффман остался один - и на мгновение испытал настоящее наслаждение от того, что рядом никого нет. Он снял халат и пижаму. На противоположной стене имелось зеркало, и Александр принялся разглядывать свое обнаженное тело под безжалостным неоновым светом: бледная кожа, обвислый живот, соски выступают больше, чем обычно, точно он превратился в девчонку пубертатного периода. Хоффман повернулся боком и провел пальцами по темной грязной коже, затем на короткое мгновение сжал пенис. Никакой реакции не последовало, и он испугался, что, возможно, удар по голове сделал его импотентом. Взглянув вниз, обнаружил, что ноги, стоящие на холодном полу, выложенном плиткой, какие-то неестественно толстые, с выступающими венами.
"Это старость, - подумал он с ужасом, - и мое будущее: я выгляжу, как тот человек на портрете Люсьена Фрейда, который Габриэль уговаривала меня купить".
Александр наклонился, чтобы взять сумку; на мгновение комната вокруг него начала вращаться. Он слегка покачнулся, сел на белый пластиковый стул и опустил голову.
После того как ему стало лучше, он оделся, медленно и старательно - футболка, носки, джинсы, простая белая рубашка с длинными рукавами, спортивный пиджак, - и с каждой новой вещью чувствовал себя немного сильнее и не таким уязвимым.
Габриэль положила бумажник в карман пиджака, и Хоффман проверил его содержимое. Три тысячи швейцарских франков новыми банкнотами. Он снова сел и надел ботинки, а когда встал и еще раз посмотрел на себя в зеркало, с удовлетворением почувствовал себя закамуфлированным. Одежда ничего о нем не рассказывала, и это его устраивало. Глава хеджевого фонда, управляющий акциями стоимостью в десять миллиардов долларов, в наше время вполне мог сойти за простого курьера. В этом отношении, если ни в каком другом, деньги - большие, уверенные деньги, такие, которым не нужно выставлять себя напоказ, - стали демократичными.
В дверь кто-то постучал, и Александр услышал, что его зовет радиолог доктор Дюфор:
- Месье Хоффман? Месье Хоффман, с вами все в порядке?
- Да, спасибо, - крикнул он в ответ. - Я чувствую себя намного лучше.
- Моя смена заканчивается, но я должна вам кое-что сказать.
Хоффман открыл дверь и увидел, что она надела плащ и резиновые сапоги, а в руках держит зонт.
- Вот, результат вашего сканирования. - Она всунула ему в руки бумажку в прозрачном пластиковом футляре. - Я советую вам показать его своему доктору, и как можно скорее.
- Разумеется, я так и сделаю, спасибо.
- Сделаете? - Она скептически на него посмотрела. - Знаете, вы должны.Если у вас что-то не в порядке, оно не пройдет само. Лучше посмотреть своим страхам в лицо, чем позволить им разъедать вас изнутри.
- Значит, вы считаете, что со мной все-таки что-то не так? - Хоффман уловил жалобные нотки в своем дрогнувшем голосе.
- Я не знаю, месье. Необходимо сделать томограмму, чтобы это выяснить.
- А как вы полагаете, что это может быть? - Александр заколебался на мгновение. - Опухоль?
- Нет, не думаю.
- Тогда что?
Он смотрел ей в глаза, пытаясь увидеть в них ответ, но нашел только скуку; видимо, она за свою жизнь множество раз сообщала пациентам плохие новости.
- Возможно, там нет ничего особенного, - проговорила Дюфор. - Но я полагаю, что другое объяснение может включать в себя… я только предполагаю, понимаете? Рассеянный склероз или, может быть, приобретенное слабоумие. Лучше быть готовым. - Она похлопала его по руке. - Сходите к своему доктору, месье. Поверьте мне, больше всего пугает неизвестность.
Глава 4
Минимальное преимущество одного существа в любое время или сезон над теми, с кем оно состязается, или лучшая адаптация, пусть и в малейшей степени, к окружающей физической реальности, нарушает равновесие.
Чарлз Дарвин.
Происхождение видов (1859)
Кое-кто в тайных внутренних кругах супербогатых время от времени задавался вопросом, почему Александр сделал Квери равным себе акционером в "Хоффман инвестмент текнолоджиз" - ведь именно алгоритмы, открытые физиком, давали сверхприбыли, и его имя стояло в названии компании. Но он был устроен таким образом, что его вполне устраивало прятаться за спиной более общительного и дружелюбного партнера. Кроме того, он знал, что без него компании просто не существовало бы. И дело не в том, что Хьюго обладал опытом и интересом к банковскому делу, коего сам он лишен; природа наделила Квери качеством, которое у самого Хоффмана, как бы он ни старался, полностью отсутствовало: умением общаться с людьми.
Разумеется, частично причина заключалась в его обаянии. Но все не так просто. Он обладал способностью убеждать людей следовать его целям. Если бы сейчас шла война, Квери стал бы безупречным адъютантом фельдмаршала - положение, которое в английской армии занимали его дед и прадед. Он следил бы за выполнением приказов, утешал бы обиженных, увольнял подчиненных с таким тактом, что те считали бы, что ушли по собственной воле. Находил бы лучшие в местности за́мки, чтобы разместить там штаб, а в конце шестнадцатичасового рабочего дня собирал бы воинствующих соперников на ужин и угощал их тщательно выбранным вином.
В Оксфорде он получил диплом с отличием по политическим наукам, философии и экономике. Имел бывшую жену и троих детей, живших в мрачном особняке Латайенс в Суррее, лыжное шале в Шамони, куда отправлялся зимой, чтобы покататься на лыжах с какой-нибудь "подружкой на данный момент", входившей в длинный, постоянно меняющийся список умных, красивых, тощих особей женского пола, с которыми он расставался прежде, чем на горизонте возникали признаки гинеколога или адвокатов. Габриэль его не выносила.
Тем не менее критическая ситуация сделала их временными союзниками. Пока Хоффману зашивали рану, Квери раздобыл чашку сладкого кофе с молоком для Габриэль в автомате, стоявшем в коридоре. Он сидел вместе с ней в крошечной приемной с жесткими деревянными стульями и целой галактикой пластмассовых звезд, сиявших с потолка. Квери держал Габриэль за руку и в соответствующие моменты сжимал ее пальцы, слушая рассказ о том, что с ними случилось. Когда она заговорила о необычном поведении Хоффмана после травмы, он заверил ее, что все будет хорошо.
- Давай посмотрим правде в глаза, Габс, он никогда не был нормальным в обычном понимании этого слова, даже в лучшие времена. Все вернется на свои места, не беспокойся. Дай мне десять минут.
Он позвонил своей заместительнице и сказал ей, чтобы она немедленно прислала к больнице машину с шофером; затем разбудил главу службы охраны компании Мориса Жену и коротко приказал через час явиться в офис на срочное совещание, а также отправить кого-нибудь в дом Хоффмана. Наконец, ему удалось дозвониться до инспектора Леклера и убедить его в том, что доктору Хоффману не нужно будет немедленно по выписке из больницы ехать в полицейский участок, чтобы дать показания. Леклер согласился, что он уже сделал достаточное количество подробных записей, чтобы получилась полная картина, и Хоффман в случае необходимости сможет уточнить некоторые подробности и подписать все, что нужно, ближе к вечеру.
Все это время Габриэль наблюдала за Квери с невольным восхищением. Он являл собой полную противоположность Алексу - красивый мужчина, который отлично это знал. Его несколько преувеличенные манеры выходца из Южной Англии раздражали ее пресвитерианские нравы северянки. Иногда она спрашивала себя, не голубой ли он, а подружки нужны ему лишь в роли ширмы.
- Хьюго, - начала Габриэль очень серьезно, когда он, наконец, закончил разговаривать по телефону. - Я хочу, чтобы ты сделал мне одно одолжение. Прикажи Алексу не ходить сегодня в офис.
Квери снова взял ее за руку.
- Милая, если бы я думал, что мои слова что-нибудь изменят, то непременно сказал бы ему все, что ты просишь. Но, как тебе известно - а также и мне, не хуже твоего, - если он решает что-то сделать, его уже не остановить.
- А то, что он должен сделать сегодня, действительно так важно?
- Да, в достаточной степени. - Квери слегка повернул запястье, чтобы посмотреть на часы, не выпуская ее руки. - Впрочем, ничего такого, что нельзя было бы отложить, если бы речь шла о его благополучии. Но буду с тобой честен, ему лучше туда поехать. Чтобы с ним встретиться, народ собрался из очень отдаленных мест.
Габриэль убрала руку.
- Если хочешь соблюдать осторожность, не следует убивать курицу, несущую золотые яйца, - мрачно проговорила она. - Это, вне всякого сомнения, будет очень плохо для вашего бизнеса.
- Не сомневайся, я все понимаю, - мягко ответил Квери, и от его улыбки разбежались легкие морщинки вокруг голубых глаз; его ресницы, как и волосы, были песочного цвета. - Послушай, если у меня хотя бы на мгновение возникнет подозрение, что Алекс подвергает себя серьезной опасности, он уже через пятнадцать минут будет у себя дома лежать в постельке с мамочкой. Это я тебе обещаю. А вот, - сказал он, оглянувшись через плечо, - если я не ошибаюсь, идет наша дорогая старая курица, слегка взъерошенная и лишившаяся нескольких перьев.
Квери мгновенно вскочил на ноги.
- Драгоценный Ал, - вскричал он, встретив Хоффмана на середине коридора. - Как ты себя чувствуешь? Ты что-то слишком бледный.
- Я буду чувствовать себя значительно лучше, как только уберусь из этого мерзкого места. - Хоффман быстро засунул CD-диск, который ему дала доктор Дюфор, в карман так, чтобы Габриэль не успела его заметить. - Теперь все будет хорошо, - сказал он и поцеловал ее в щеку.
Они прошли через главный вестибюль, отметив, что еще только половина восьмого утра. Снаружи, наконец, начался день: мрачный, холодный и явно не желавший вступать в свои права. Густые скопления серых туч, висевших над больницей, были того же оттенка, что и мозговое вещество, - по крайней мере, так показалось Хоффману, который теперь повсюду видел картинку с монитора. Порыв ветра пронесся по круглому вестибюлю и закрутил полы плаща вокруг его ног. Маленькая, но избранная группка курильщиков - доктора в белых халатах и пациенты в пижамах - стояла перед главным входом, ежась на необычно холодном майском ветру. В свете натриевых ламп сигаретный дым сворачивался в спирали и исчезал среди редких капель дождя.
Квери нашел их машину - большой "Мерседес", принадлежавший маленькой, но надежной женевской компании проката лимузинов, с которой хеджевый фонд заключил контракт на сотрудничество. Автомобиль был припаркован на стоянке, отведенной для инвалидов. Водитель - приземистый мужчина с усами - выбрался с переднего сиденья, увидев их, и открыл двери. "Он уже возил меня раньше", - подумал Хоффман и попытался вспомнить его имя, когда подошел к машине.
- Жорж! - с облегчением поздоровался он с водителем. - Доброе утро.
- Доброе утро, месье. - Шофер улыбнулся и прикоснулся к кепке, отдавая салют, когда Габриэль села на заднее сиденье, а за ней следом забрался и Квери. - Месье, - тихонько прошептал он так, чтобы его услышал только Хоффман, - прошу простить, но меня зовут Клод. Это я так, чтобы вы знали.
- Ладно, мальчики и девочки, - заявил Квери, сидевший между Хоффманами и толкнувший их коленями. - Куда поедем?
- В офис, - сказал Хоффман, в то время как Габриэль одновременно с ним велела: - Домой.
- В офис, - повторил Александр, - а потом отвезете мою жену домой.
По мере приближения к центру города движение стало более напряженным. Когда "Мерседес" свернул на бульвар Де Ла Клюз, Хоффман погрузился в свое обычное молчание. Он спрашивал себя, заметили ли остальные его ошибку. И как такое могло с ним произойти? Дело не в том, что Александр обычно обращал на шофера внимание или разговаривал с ним: в машине он, как правило, смотрел в свой айпэд, путешествовал по Сети, производя технические исследования, а для более легкого чтения включал цифровое издание "Файнэншл таймс" или "Уолл-стрит джорнал". Он даже редко смотрел в окно, и теперь чувствовал себя довольно странно, когда ему было больше нечем заняться - замечая, впервые за многие годы, людей, стоявших в очереди на автобусной остановке, каких-то потрепанных и уставших, несмотря на то что день еще только начался. Или марокканцев и алжирцев, торчавших на углах улиц, - когда он приехал в Швейцарию, такого не было. "А с другой стороны, почему бы им здесь не находиться, - подумал он. - Их присутствие является таким же результатом глобализации, как и твое собственное. Или Квери".
Лимузин сбросил скорость, чтобы сделать левый поворот. Звякнул звонок. Рядом с ним остановился трамвай, и Александр рассеянно взглянул на лица, обрамленные освещенными окнами. На мгновение ему показалось, что они неподвижно висят в утреннем сумраке. Но уже в следующую секунду они поплыли мимо него: одни бездумно смотрели прямо перед собой, другие дремали или читали "Трибьюн де Женева". Наконец, в последнем окне Александр увидел худое лицо мужчины лет пятидесяти, с высоким лбом и грязными седыми волосами, собранными в конский хвост. Он возник перед Хоффманом, но трамвай набрал скорость, и окутанный вонью электричества и голубыми искрами призрак исчез.
Все произошло так быстро, будто во сне, и Хоффман не был уверен, что на самом деле он видел. Квери, видимо, почувствовал, как Александр подскочил на месте, потому что он повернулся и сказал:
- Ты в порядке, дружище?
Но тот был слишком потрясен, чтобы ответить на его вопрос.
- Что происходит? - Габриэль выгнулась назад и через голову Квери посмотрела на мужа.
- Ничего, - Хоффману удалось произнести это одно слово нормальным голосом. - Видимо, анестезия начинает отходить. - Он прикрыл глаза рукой и выглянул в окно. - Вы не могли бы включить приемник?
Машину наполнил женский голос, который сообщал новости и звучал раздражающе весело, как будто дикторша читала незнакомый текст; она бы, наверное, и про Армагеддон сообщила с улыбкой:
- Греческое правительство вчера вечером проголосовало за продолжение жестких мер, несмотря на смерть трех банковских служащих в Афинах. Они погибли, когда демонстранты, протестующие против сокращения расходов, забросали банк бутылками с зажигательной смесью…