За столом больше говорили хозяева. Фрау Клейн рассказала, как трудно было здесь, на песчаной почве, разбивать цветники. А штурмбаннфюрер хвалил расположение в сосновом бору: климат тут очень здоровый, вокруг красивые виды, люди собрались приятные, спокойные, и поэтому даже белки стали совсем ручными. На зиму он приказал соорудить несколько десятков кормушек для птиц и уверен, что весной здесь можно будет в полную меру наслаждаться музыкой и птичьим щебетом.
После обеда мужчины вернулись в кабинет. Пили кофе, курили. Слушали музыку. Рейс одну за другой ставил пластинки с записями "Тангейзера". Клейн объявил, что Вагнер - величайший композитор. И все молча с ним согласились. И в этой обстановке сытой, томной полудремоты Клейн подсел к гостям на диван и, дружески похлопывая Дитриха по острому колену, туго обтянутому бриджами, сказал, что готов всячески содействовать его миссии.
Картотека заключенных в полном распоряжении Дитриха. Зондерфюрер Флинк даст консультацию по любому объекту. И, посасывая сигарету в длинном костяном мундштуке, Клейн коротко рассказал, что уже с тридцать третьего года - с тех пор, когда при каждом полку СС были созданы концентрационные лагеря, - он специализируется в этой области.
На первых порах концлагеря были крайне примитивны. Материал составляли коммунисты, либералы, профсоюзники - вообще красные, отсев был не организован, происходил главным образом естественным путем - вследствие эпидемий, истощений, ну, и в связи с нарушением правил внутреннего распорядка.
Пропускная способность лагерей значительно увеличилась, когда началось массовое поступление евреев и была введена специальная техника умерщвления. Здесь свое слово сказали крупные фирмы, которые поставляли оборудование и химикаты.
И достижения в этой области были столь значительны, что позволили председателю данцигского сената Раушнингу обратиться к фюреру с вопросом, нет ли у него намерения истребить сразу всех евреев. Но Гитлер ответил: "Нет. Тогда бы мы должны были снова кого-то искать. Существенно важно всегда иметь перед собой осязаемого противника, а не голую абстракцию".
Теперь, в современных исторических условиях, это, конечно, уже не имеет значения, так как появился новый материал. И созданы крупные, великолепно поставленные концентрационные лагеря с колоссальной пропускной способностью и почти неограниченными возможностями, такие, как Дахау, Бухенвальд, Равенсбрюк, Саксенхаузен, Флоссенбург, Нейенгамм. Функции их - карающие и устрашающие, они же уничтожают нежелательный материал, который поступает с различных новых территорий.
Прежде экспериментальные лагеря носили чисто учебный характер: они предназначались для тренировки, выработки новых эффективных средств подавления, а так же для обучения методам руководства. Таким, например, был лагерь Флоссенбург, где многие сотрудники СС приобрели первоначальный опыт.
Экспериментальный лагерь "О-Х-247", которым имеет честь командовать Клейн, несколько отличается от своих предшественников, а также от других подобных ему концентрационных лагерей. Наряду с решением общих задач в обязанности администрации входит выявление, обработка и подготовка отдельных экземпляров для использования их в определенных целях службами СД, гестапо и, естественно, абвера.
В заключение Клейн сообщил, что профессор Штрумпфель внес много ценных предложений, касающихся психической проверки лиц, предлагаемых специальным службам.
Дитрих поблагодарил Клейна, но заметил не без оттенка чванства в голосе, что он достаточно осведомлен о лагерной системе. Все, о чем здесь столь любезно рассказал оберштурмбаннфюрер, известно любому эсэсману. А его интересует количество кандидатур, которые господин оберштурмбаннфюрер может предложить абверу.
- О, - живо воскликнул Клейн, - я не предложу вам ни одного экземпляра, увольте! Это на вашу ответственность. - И заметил ехидно: - Я слишком бюрократ. Картотека в вашем распоряжении. Но предупреждаю: все на вашу ответственность. Тут я умываю руки. - И сделал такое движение холеными руками, будто стряхивает с них брызги воды.
29
Унтерштурмфюрер Рейс, по-видимому, проникся симпатией к Иоганну; возможно, возникла она потому, что они были сверстниками, а его здесь окружали люди только старших возрастов. Даже солдаты охраны все были пожилые. С молочно-розовым лицом, с волосами, торчащими ежиком, с нелепыми широкими бачками на узких щеках, Рейс вел себя особенно трогательно, когда, забыв, что он старше Иоганна по званию, заботливо помогал ему надеть черную клеенчатую пелерину, пропитанную каким-то вонючим дезинфицирующим составом.
Клейн приказал Рейсу сопровождать абверовцев по лагерю, но Дитрих, опасаясь схватить инфекцию, отправился в канцелярию изучать картотеку заключенных.
Было холодное, свежее утро. Сосны с оранжевыми стволами, покрытые тонкой пленкой инея, блестят иглами хвои. Трава тоже в инее, и песок на дорожках скрипит под ногами, как снег в стужу. Пахнет смолой, льдом и горьковато-жухлой травой. Небо прозрачное, солнечное, прохладное, как вода со льдом. И только в низине, где расположен лагерь, лежал промозглый, похожий по цвету на бельмо, непроглядный туман.
Рейс заехал за Иоганном на мотоцикле. Иоганн сел в коляску, вытянул ноги, накрылся клеенчатым фартуком. Рейс сказал приветливо:
- Я бы с гораздо большим удовольствием отвез тебя в город. И мы бы повеселились. Здесь такая же скучища, как в школе святого апостола Павла.
- Ты что, учился там?
- Отец хотел, чтобы я стал пастором.
Иоганн покосился на эсэсовскую фуражку Рейса с бархатным черным околышем и жестяной эмблемой черепа со скрещенными костями, заметил:
- Эта штука не очень-то походит на распятие.
Рейс усмехнулся:
- Мой отец до первой мировой войны был миссионером в Африке. Попадал из "манлихера" в подброшенную пуговицу.
- Он что ж, стрелял только в пуговицы?
- Когда негры вели себя прилично, только в пуговицы.
- Понятно, - сказал Иоганн. И спросил: - Ты давно здесь?
- Сразу после Треблинки. Это тоже экспериментальный лагерь, но назначение его всегда было только ликвидационное, уничтожали главным образом евреев. - Пожаловался: - Очень опасная была служба. Понимаешь, там впервые стали применять пар, а потом в трехкамерном отсеке - газ. У меня почти всегда болела голова: угарный газ, смешанный с паром, долго не улетучивался. У меня даже был там приступ астмы.
- И поэтому тебя перевели сюда?
- Через некоторое время. Дело в том, что к нам приехал из своей резиденции в Кракове генерал-губернатор Ганс Франк и остался очень недоволен администрацией лагеря. Он нашел, что недопустимо занижена пропускная способность. Перед отъездом он собрал всех офицеров и сказал: "Что нам делать с евреями? Вы думаете, что мы поселим их в Остланде? К чему вся эта болтовня? Короче говоря, ликвидируйте их собственными средствами. Генерал-губернаторство должно быть так же свободно от евреев, как и рейх".
- А причем здесь ты?
- Ну как же, руководство "гитлерюгенда" направило меня в школу Адольфа Гитлера. Я окончил специальное отделение - изучал работу контрразведок среди населения. А в Треблинке, после того как лагерь посетил Франк, у меня уже не было условий для такой работы.
- Почему?
- Ну, что ты, не понимаешь? Блокшрайберы только успевали составить список прибывших в очередной партии, как их тут же приходилось заносить в список выбывших. И я пожаловался штурмбаннфюреру, что меня используют не по назначению.
- Тебя что же, заставляли принимать участие в казнях?
- Да что ты! Там у нас заключенного приговаривали к казни в самых редчайших случаях.
- Ну, а как же…
- Ну, это же были не казни, - перебил Рейс, - если ты имеешь в виду ликвидации. Казнь - это официально обставленная карательная акция. А это…
- Что это?
- Ну, это просто устранение неполноценной части населения освобождаемых территорий. - Добавил поспешно: - У нас была даже специальная инструкция, в которой указывалось, что вся процедура ликвидации должна производиться так, чтобы объекты не могли рассматривать ее как акцию возмездия. Поэтому, когда их направляли в газовые камеры, они думали, что идут в гигиенические душевые или госпитальные блоки. Там даже вывешивали флаг с красным крестом. Часть заключенных ликвидировали под видом измерения их роста. Выстрел производился в прорезь измерительной планки, как раз над затылком, и объект даже не успевал понять, что с ним происходит, не испытывал боли.
- А ты откуда знаешь?
- Наши врачи говорили, что пуля, попадающая в мозжечок, вызывает такое же болевое ощущение, как удаление зуба без анестезии, только еще более короткое. А отравляющее действие газа осознается в течение пяти минут, потом сознание притупляется, и объект только механическим сокращением мышц реагирует на дальнейшее умерщвление.
- Да ты, я вижу, в своем деле профессор.
- Мы все это обязаны знать: ведь если не знаешь, все-таки действует на психику, когда изо дня в день одно и то же…
- А когда знаешь на психику не действует?
- Тех, кто раскисал, списывали на фронт или забирало гестапо.
- А ты ни разу не раскисал?
- Я много молился, даже ночами.
- И помогало?
- Я старался думать, что это просто бойня, а они все не люди, а животные.
- Ты молодец, здорово придумал…
- Конечно! И я, знаешь ли, научился не запоминать их лица. Это очень важно - научиться ничего не помнить.
- А если вдруг вспомнишь?
- Ну зачем же?!
- А если тебе когда-нибудь напомнят?
- Кто? Кто напомнит? - неприязненно спросил Рейс и даже притормозил мотоцикл. - Тех никого больше не будет. А мы даже сейчас об этом не разговариваем, как будто ничего такого нет и не было.
- Ты считаешь, война уже кончилась?
- Ты что? - смущенно спросил Рейс. - Ты что?
- Ничего, - миролюбиво сказал Иоганн. - Просто я считаю, что война еще не кончилась. И когда-нибудь она кончится.
- Ну да, - согласился, успокаиваясь Рейс. - Возьмем Москву, и все человечество ляжет у наших ног.
- И у твоих?
- И у моих тоже.
- Ноги у тебя подходящие. Просто отличные ноги. С такими ногами бегать хорошо.
Иоганн говорил сквозь зубы, не забывая улыбаться при этом. И надо же было затеять такой разговор, когда все его существо и без того корчилось. Не растравлять себя он должен, а собраться в железный комок, подготовиться к встрече с советскими людьми, чтобы стойко, с равнодушным видом пройти мимо них так, словно они для него не существуют.
Низина лежала в холодном дыму тумана.
Под колесами мотоцикла скрипел песок, щелкала щебенка. Отвесные стенки карьера с выжженным по склонам кустарником были черны. Силуэты деревянных вышек, ячеистая проволочная ограда в несколько рядов. На серых столбах белеют крупные изоляторы - значит, через проволоку пропущен ток высокого напряжения.
Показались каменные низкие постройки с высокими кирпичными трубами.
- Крематорий?
- Нет, это печи для обжигания керамических плит, - охотно пояснил Рейс. Помедлил. - Но их тоже используют… Иногда…
Проехали одни, затем другие ворота, густо оплетенные колючей проволокой, по краям бетонные колпаки, разрезанные пулеметными амбразурами. Мотоцикл оставили у входа в комендатуру - барачного типа одноэтажное деревянное здание, без фундамента поставленное на бревна.
По кирпичному тротуару вышли на пустынный аппельплац. Песчаная почва здесь была плотно утоптана, а пот и кровь с разбитых ног послужили вяжущим материалом для песка, превратили его в подобие асфальта.
Остальная площадь лагеря была разделена проволокой на клетки загонов, в каждом из них стояло по два низких барака, до ската крыши которых человек среднего роста мог дотянуться рукой. Эти бараки здесь называли блоками.
В нескольких метрах от проволочных заграждений тянулись белые известковые полосы. Ступивший на эту границу заключенный карается так же, как за побег.
Ни кустика, ни засохшей травинки, - ровное черное пространство, хорошо просматриваемое с любой возвышенной точки.
Окна в бараках, хоть и узкие, тянулись почти во всю длину стен, а деревянные вытяжные трубы шли почти через каждые десять метров, но поставлены они почему-то не вертикально, как полагается трубам, а торчат из стен куцыми ящиками.
Рейс объяснил:
- Это для прослушивания. - Потом сказал с гордостью: - Герр Клейн ввел много усовершенствований. Он, например, избегает публичных казней. Но каждый карцер снабжен такими средствами, чтобы виновный мог сам расправиться с собой, если, конечно, господин оберштурмбаннфюрер считает его ликвидацию целесообразной.
- Значит, организуется самоубийство?
- Ну, почему же самоубийство? Просто свобода выбора.
Увидев приближающуюся полосатую колонну заключенных, Рейс посоветовал Иоганну обратить на них внимание.
- Принцип обезличивания - тоже идея герра Клейна. Начинается с того, что каждый заключенный имеет только свой номер - больше ничего своего. Ни одной вещи мы им не разрешаем иметь, только номер. В этих же целях каждый заключенный меняет ежедневно барак, место на нарах и группу, в которой находится. Мы их тасуем как колоду карт. Особенно у советских развит инстинкт организованности. А таким способом мы перешибаем этот инстинкт. Ну, и легче подсаживать слухачей.
- Доносчиков?
- Слухачей. Это наш термин, он более точен.
- И много их?
Рейс ответил загадочно:
- Это личные кадры оберштурмбаннфюрера.
- Вот такие ребята нам и нужны! - с энтузиазмом воскликнул Вайс. - Надеюсь, вы нам кое-кого уступите?
- Как прикажет оберштурмбаннфюрер.
Иоганн положил руку спину Рейса и, дружески полуобнимая его, попросил:
- А ну, по-приятельски. Парочку таких, какие покрепче. А то, я вижу, они все тут заморыши.
- Ну, не все, есть один кролик поразительной живучести.
Вайс сказал сухо:
- Те, на которых производятся медицинские эксперименты, нам не нужны.
- Да нет, этот совсем из другой породы, - рассмеялся Рейс, - из гончих. Ну, понимаешь, гончий кролик. Мы указываем ему место прохода в ограждении, он подговаривает группу на побег. Ну, и, следовательно, таким простым способом мы выявляем еще не обезличенные объекты и избавляемся от них.
- Здорово, - похвалил Иоганн.
- Шаблонный прием, - скромно сказал Рейс, - тянем его еще с Треблинки.
Иоганн обвел глазами колонну заключенных, попросил:
- А ну, покажи мне этого парня.
- Да вот он, напротив, - семьдесят три два ноля двенадцать.
Понимая, что речь идет о нагрудном номере на куртке заключенного, Иоганн довольно быстро нашел его.
Такой же, как все тут. Ничем особенно не выделяется. Лицо сизое, набрякшее, уши круглые, широкие, сутулый, с отвислым задом. Вот разве что правая бровь от шрама лысая.
- Не годится для нас, староват, - сухо объявил Иоганн.
- Да ему и тридцати нет. Они все здесь похожи на стариков.
Иоганн, испытывая неистовое напряжение душевных сил, смотрел им в глаза, но взгляд его встречал только стеклянное, мертвое мерцание глаз, казалось не видящих его и не желающих его видеть. Он не существовал для этих людей - вот что означали их взгляды. Не существовал - и все. Он был для них ничто. Ничто в сером мундире. Ничто, голосу которого они будут повиноваться так же, как голосу репродуктора.
Рейс сделал движение пальцем и произнес:
- Семьдесят четыре два ноля четырнадцать.
Блокфюрер выкрикнул:
- Семьдесят четыре два ноля четырнадцать, к господину унтерштурмбаннфюреру!
Четко печатая шаг, из рядов вышел скелетообразный человек, снял с головы полосатую матерчатую шапку, притопнул, вытянулся.
- Поговори, если хочешь, - разрешил Рейс Иоганну.
Иоганн, пристально глядя в лицо этого человека, громко и внятно спросил по-русски:
- Вы желаете предлагать свои услуги в качестве изменника родины? Во имя победы великой Германии и славы фюрера?
- Не понимаю, - глухо сказал № 740014.
- Я плохо объяснил по-русски? - спросил Вайс.
- Я не понимаю.
- Что вы не понимаете?
- Не понимаю - и все.
- Не хотите понимать?
Заключенный молчал.
Рейс попросил:
- Что он тебе ответил?
- Он хочет подумать, - сказал Иоганн.
Рейс попросил:
- Скажи ему, что я уже начинаю думать, не следует ли полечить его в спецблоке. Он очень плохо выглядит.
Иоганн перевел.
Лицо заключенного стало еще более серым. Он усмехнулся одной щекой, сказал сипло:
- Ясно!
- Что вам ясно? - спросил Иоганн.
- Все, - сказал № 740014. И добавил: - Значит, слезай, приехали.
- Марш! - приказал Рейс и небрежно объявил подскочившему блокфюреру: - Этого - к финишу.
- Момент, - сказал Иоганн. И с улыбкой попросил Рейса: - Разреши мне самому его потрясти.
- Отставить! - приказал Рейс блокфюреру.
Щелкая по плацу деревянными подошвами, заключенные разошлись в бараки.
На плацу возникла вязкая, мертвая тишина. И сразу стали ощутимы кислая вонь тумана, угарный запах человеческого пота и мокрого тряпья, острый запах дезинфекции.
У проволочной ограды серыми тенями метались овчарки. Они никогда не лаяли; их приучили без звука бросаться на людей.
Рейс, осторожно шагая, чтобы не ступить в лужу, говорил:
- Наш лагерь отборочный. Материал приходит к нам после значительного отсева, и все же попадаются коммунисты. Это очень опасно.
- И сейчас есть подозрительные?
- Да, и притом несколько.
- Ты мне потом скажешь их номера, чтобы я не тратил зря времени?
- Конечно, - согласился Рейс. - Это всегда очень хитрые экземпляры. Они умеют хранить тайну и, только когда идут на казнь, обычно выдают себя.
- Чем же?
- Бессмысленной демонстрацией храбрости.
Иоганн шел по черному плацу, упругому, как кожа, и пахнущему потной кожей, и думал о том, что в лагере убивают сначала тех, кто не хочет продлевать свою жизнь и предпочитает мгновенную смерть медленному, мучительному умиранию. Есть здесь и крепкие люди, которых только смерть способна сломить. А есть и другие, тоже крепкие, но они гнутся до предела, гнутся, чтобы вдруг в какое-то мгновение выпрямиться и, выпрямившись, стать снова людьми, себе на гибель. И нужно найти таких людей. Это нужно для дела, которому служит Иоганн, и такие люди для него бесценны. Но как найти их?
Вот этот, № 740014. Кто он? Что он? Номер в картотеке? А если б Иоганн оказался в плену, разве он стал бы говорить правду? Конечно нет, он лгал бы.
Но этот, № 740014, уже приговорен Рейсом к смерти. Может, теперь он скажет о себе правду? А зачем? Если он раньше не откупился предательством, то почему он сделает это сейчас? Или солжет, чтобы выжить? Но ведь он прошел много проверок, и, значит, было что-то, из-за чего он оказался в отборочном лагере, стал кандидатом в изменники.
Надо поговорить с глазу на глаз.
Может, он просто боялся других заключенных. Даже этот изощренный метод тасовки не избавляет слухачей от возмездия: их часто находят в отхожих местах мертвыми. Значит, здесь кто-то карает предателей. А ведь одному это не под силу, нужны организованные действия.
Нет такого луча, с помощью которого можно было бы увидеть человека насквозь. Нет и не будет. Но Иоганн должен найти способ. Должен…