Старший оперуполномоченный угрозыска Уткин С. Н.
Хочу сказать, что не смотря на такое удачное начало работы в ОУР Железнодорожного района (ОУР – так называли мы отделение угрозыска) особо успешной службу здесь я бы не назвал.
Нет, ребята работали здесь хорошие. И чувство локтя, и взаимопомощь – все это было, конечно. Но "на земле" никогда не любили пришельцев из УВД – сверху. Так что мои отношения с ребятами долгое время были прохладными.
Не способствовало улучшению их и следующее обстоятельство.
В конце 90-х годов коррумпированность стала настолько всеобщей, органы правопорядка были затронуты настолько сильно, что мои коллеги не стеснялись и взятки брать, и предлагать их.
Нет-нет, много было и честных офицеров. Но они старались держаться в тени, не высовываться. А вот те, кто был куплен…
Я это ощутил на себе.
Итак, после раскрытия убийства бизнесмена Сергеева, я наметил еще два перспективных дела по розыску пропавших.
Первое дело – об исчезновении рабочего мясокомбината Петрова.
Второе – исчезновение без вести бухгалтера частной фирмы Ивановой.
Да, конечно, дел у меня розыскных в производстве было более десятка, и заявителей приходило ежедневно по нескольку человек, но тут особенность следующая.
Подавляющее число исчезнувших находится через день-два. Поэтому крайне важно для оперативника, работающего по розыску пропавших, не забывать взять все номера телефона заявителей и членов семьи. Если вы не хотите бегать по городу, причем – совершенно напрасно.
Ведь у нас народ поступает как? Когда кто-то исчезает – бегут к нам, умоляют "принять все меры", суют фото пропавших вам в руки – в общем, зудят под ухом и мешают работать. Но это – сразу после исчезновения человека.
Однако подавляющее большинство исчезнувших возвращается домой через несколько дней. Поэтому, во-первых, мы берем заявление о пропаже человека лишь через три дня после его исчезновения. Во-вторых, просим, как только (и если) человек найдется – сразу же сообщить нам. Ну, чтобы мы могли прекратить работу по розыску пропавшего.
Однако почему-то счастливые родственники это сделать забывают! Сплошь и рядом!
И посему каждое утро мы начинаем с обзванивания заявителей – нет ли новостей о пропавших? Не вернулся ли человек? Ну, и в этом роде далее. Так что знать нужные телефоны – часто уже полдела.
У меня был случай – закрутился я, человечка выслушал, дал бумагу – "Пишите заявление!", и вышел. Вернулся – заявление на столе, фотография, причем заявитель успел сходить и заявление зарегистрировать – секретарь была новая и…
В общем, заявление есть, штамп о регистрации – есть, а номера телефонов заявитель не указал.
Трижды я ездил по адресу, а последний раз поехал поздно вечером. Ну, нет никого дома, и не мог я узнать, нашлась пропавшая-не нашлась, а сердцем чувствую – дома! И вот в четвертый раз приезжаю, мне открывают дверь, начинаю расспрашивать, а мне говорят – так она на другой день после того, как отец написал заявление, домой пришла – ездила в Искитим в соседнюю область на свадьбу подружки!
Я говорю: "Ну вы же должны были позвонить, или прийти – вы же заявление написали!"
В ответ мне пожимают плечами: "Ах, извините, ой, а мы и не подумали…"
Да, вот такая работа.
Короче, дела по розыску Петрова и Ивановой. Вы, наверное, уже догадались, что фамилии я беру "с потолка". Живые, точнее – настоящие, уж извините, я все-таки называть не буду.
И вот как только я начал по-настоящему "копать" эти два дела, вникать в обстоятельства исчезновения людей, сразу почувствовал – опять убийства! И в том, и в другом случае.
Рабочий Петров. Казалось бы, кто мог убить рядового рабочего мясокомбината?
Ну, кому он мог помешать?
Действительно, никому. Но фокус в том, что Петров этот пил, а напившись, буквально терроризировал семью: жену, малолетнего сына, дочь-старшеклассницу. Жена у него – сволочь последняя, дочь – проститутка, и вот в таком ключе скандалы чуть не каждый день. Я с соседями поговорил, те мне обстановку в семье Петровых и обрисовали.
Так что жена вполне могла… поспособствовать исчезновению. Да что там, мне ее соседка так и сказала: "Они вот уже два месяца как люди, живут. Тихо у них, спокойно… Посмотришь, как дочка братика из садика ведет – на душе хорошо… Любят они друг-друга. Сестра-то и брат… А пьянь эта – Петров, дочь иначе как проституткой и не называл… Сволочь такая…"
И вот так все соседи примерно характеризовали…
А вот исчезновение бухгалтера Ивановой…
Здесь я сразу же начал проверять ее по финансовым делам. Если и убили – то только из-за рабочих моментов. Бухгалтера нынче из частных фирм – зачастую люди, занимающиеся делами повышенного риска. Где ошибиться нельзя – ну, прям саперы какие-то. Много ведь знают они. А бизнес у нас был, есть и будет, наверное, еще долго полукриминальным.
И вот как только я начал делать конкретные шаги по обоим делам, ко мне тут же пришли коллеги. Нет, не все, не вместе, а сначала один, потом другой. И предлагают мне немного ослабить усилия в работе по этим двум направлениям, а напрячься по делам каким-нибудь другим. Я ведь уже говорил – у меня в производстве дел по розыску было десяток-два одновременно. Так что…
Было, словом, над чем работать. А по Петрову и Ивановой – тут я все угадал "в цвет". Мужа-пьяницу жена убила. Банально, пошло – сковородой по голове во время скандала. Ее муж уже бить начал по пьяному делу. Раньше-то только оскорблял да грозился, а тут…
Кто ей помогал избавиться от тела, я не узнал, а где тело – думаю, знаю. По соседству с ее домом стройка многоэтажного дома была, как раз бетонные работы производились. Так что упокоился пьяница Петров где-нибудь в бетонном фундаменте.
Про само убийство мне коллега коротенько рассказал, и предложил две тысячи долларов. Ну, а сколько ему жена убиенного заплатила – я не знаю.
Посидел я, подумал – и согласился дело прекратить. Позже, со временем, а сейчас просто отложить его в сторону.
Никто не разрешил бы мне сносить здание, чтобы затем можно было раздолбить его бетонное основание. Исчез Петров более двух месяцев назад – дело мне досталось от предшественника. За это время на месте стройки уже стояло двенадцатиэтажное здание, вовсю шли внутренние отделочные работы.
А ведь трупа нет – нет и факта убийства! Догадки мои к делу не пришьешь.
Это – с одной стороны.
А с другой – побывал я в семье Петровых, посмотрел на членов семьи, обстановку, атмосферу поизучал. И знаете, подумал – а туда ему и дорога! Петрову этому.
Нет, ну что вы – денег я не взял!
А вот с делом по розыску исчезнувшей бухгалтера Ивановой все произошло по-другому.
Как только я вышел на владельца фирмы, занимающейся поставками по Сибири металлоизделий, производимых у нас в Барнауле, ко мне тут же пришел другой мой коллега.
Ставки, конечно, были здесь гораздо выше, поэтому мне предложили сразу пятнадцать тысяч, и намекнули, что можно запросить и больше.
Я отказался, коллега похмыкал, похлопал меня по плечу:
– Ну, гляди, – говорит. – Успехов тебе в работе, дорогой товарищ, раз ты решил так…
Я не понял, что он имеет в виду, а потом, когда столкнулся с жестким продуманным сопротивлением по месту работы Ивановой, когда, изучая варианты сокрытия тела убитой, понял, что платформы и вагоны, которые еженедельно растаскивали тепловозы и электровозы по всей Сибири – эта прекрасная возможность увезти тело и закопать, скажем, где-нибудь в тайге в Иркутской области – тогда мне стало ясно, что дела этого мне "не поднять". Физически невозможно.
Вы не подумайте, что у меня во всем были обломы. Это я для примера привел два случая. А успешных дел у меня было гораздо больше.
А вообще… Сильно мешали нормальной работе тогда житейские дела, неустроенный быт.
Жил я в то время в комнате коммунальной квартиры на четырех хозяев. Моя комната была площадью 14 квадратных метров, соседи – пьющие и шумящие по ночам, в коридоре – вечная грязь, в кухне – тоже. Так что я приходил домой только спать.
И старался делать это попозже – часа в два прийти, поспать часов пять-шесть, и на работу! А по пути – позавтракать в кафе.
Да что вы – денег нам платили тогда очень мало! Но у меня родственники хорошие, помогали. Нет, просто занимались предпринимательством, успешно работали, ну, и ежемесячно тысяч семь-десять мне подбрасывали. Так что на питание мне хватало.
Ну, и подружки выручали. Парень я был симпатичный, молодой, холостой, с девушками обращался уважительно. Это, знаете ли в наши скотские и потому – грубые, времена очень ценилось.
Так что я пользовался успехом, все старались меня женить на себе, и я мог пожить месяц-другой то там, то здесь, причем – в комфорте, при опять-таки уважительном обращении со мной.
Нет, так и не женил никто! А расставался я всегда с подругами мирно, и теперь, встречаясь то с одной, то с другой через много лет, мы обнимаемся, а то и целуемся, вполне дружески болтаем.
Вот так и жил.
Вы понимаете теперь, что взятки мне брать и нужды-то не было. Ну, коль я совестливый такой.
Но нельзя жить в болоте – и оставаться чистеньким. Не позволят вам!
И мне тоже не позволили. На меня "капнули" в УСБ – управление собственной безопасности, и те взяли меня в разработку. Ну, это дела не для посторонних, это – наша внутренняя кухня, поэтому скажу только лишь – отбился я через месяц, устоял, и после этого от меня отстали все – и свои, и чужие.
Я ведь о предложениях, которые мне делали, заявлять никуда не стал. Так что можно сказать, что меня даже зауважали.
И вот вскоре-то и началось это неприятное дельце.
Инженер Курочкин Олег Семенович
Приближение Миллениума я ощутил специфически, значимым лишь для меня обстоятельством. Меня неожиданно разыскал адвокат, которые и сообщил мне, что некоторое время назад в одной из алтайских деревень умер одинокий старик – мой дальний родственник. Имущество от него осталось кое-никакое: дом, сбережения – по современным представлениям не очень-то и много: тысяч на двести пятьдесят. Рублей, естественно.
В общем, адвокат мне сообщил, что других наследников нет, родственников разыскать более не удалось.
Я этого деда Петра не помнил. То ли троюродный, то ли четвероюродный дедушка, я его и не видел ни разу.
Но я к чему веду? К тому, что получив наследство, я решил себя побаловать и купил одним из первых жидкокристаллический телевизор с большим экраном. За двести тридцать тысяч.
Вызвал мастера, тот установил на крыше персональную антенну и я стал наслаждаться великолепным качественным телеизображением. И теперь вечерами все чаще занимался не чтением книг, а просмотром телепрограмм.
Ну, а старый телевизор вынес на кухню – я полагал, что эти ЖКТ (новые телевизоры) – могут ломаться, а старый надежный телевизор с кинескопом – пригодится в этом случае. Так сказать – на временную замену основного агрегата.
Но это – приятные дела, прости, конечно, дед Петр, я имею в виду не твою смерть.
Гораздо больше было плохого в это время – объявили о грядущем сокращении штатов у меня на работе.
Правда, пока неясно было, попаду ли под сокращение я. Но если попаду – куда идти? До пенсии – далеко, и насколько мне было известно, после пятидесяти лет только сторожем можно устроиться на работу.
Это все не могло не способствовать дальнейшему развитию моей желчности. А тут…
Соседи сбоку постоянно стучат, сверлят и пилят – все время, как я поселился здесь, у них перманентный ремонт. Сил не было терпеть.
Вдобавок все чаще стали отказывать сантехнические коммуникации – то побегут трубы в ванной комнате под самой ванной, то в туалете ломается унитаз, то нужно менять в кухне под раковиной вентили…
Сантехник же наш – полный идиот. И редкостный гад!
Представьте себе, я вызываю его, потому что капает соединение труб прямо под ванной, а мне неудобно лежать на полу – и чинить поломку. Да и в конце-концов, для чего в доме сантехник? Получающий, между прочим, зарплату?
Так вот, пришел сантехник, посмотрел и говорит:
– Ты (обратите внимание, он именно на "ты" ко мне и обращался) купи клей "БФ", а лучше – эпоксидный клей, потом пропитай им бинт и забинтуй все аккуратно. Пару дней воду в ванную не лей, и будет полный порядок!
И ушел! Представляете? Я что – не знаю, как течи устранять? Знаю! Но вызывал я его, чтобы он ремонтировал, а не для того, чтобы инструктировал меня, к а к самому ремонтировать…
И ведь зарплату в числе других плачу ему я – живу в кооперативном доме, поэтому и электрик, и дворник, и, конечно, сантехник находятся напрямую на нашем содержании…
А уж когда на очередном собрании жильцов, после того, как я попытался выступить и обозначить эту проблему – обрисовать качество работы наших рабочих, меня обматерили (именно обматерили нецензурным сочным русским матом), я разозлился очень сильно.
На соседей, обслугу дома, на всех!
И желчности моей, как оказалось, не было предела…
Последствиям ее проявления – так же. И связано это было, как мне кажется, с моими особыми способностями.
Старший оперуполномоченный угрозыска Уткин С. Н.
Началось все с очередного заявления об исчезнувшем без следа человеке.
Исчез сантехник Мухин, который жил по адресу Саженная, 3 квартира 25 и работавший в соседнем кооперативном доме, что по адресу Мичуринская, 5.
Заявление принесла жена Мухина. Было это, как сейчас помню, где-то в середине августа. Она рассказала на словах, что три дня назад ее муж вышел поздно вечером вместе с приятелями за сигаретами. Киоск располагается на улице прямо за пятым домом – тем самым, в котором по совместительству трудился сантехником Мухин. Мухина стояла на балконе, выходившем на пятый дом и видела, как муж с друзьями прошел через двор: у дома три по Саженной двор общий с домом пять, расположенным по улице Мичуринской. Я рассказываю все это так подробно не случайно – позже вы сами это поймете.
Собственно, обстоятельства исчезновения были следующими.
Мухин работал сантехником еще и в какой-то организации на железной дороге – то ли в депо, то ли в НГЧ (как расшифровывается – не помню). Но в тот день он с приятелями по месту работы получил зарплату и они отмечали до ночи это на квартире у Мухина.
Как водится у нас, выпили как следует, и как водится опять-таки в наших подобных компаниях, у них к концу мероприятия закончились сигареты и они курили окурки из пепельницы. Ну, а когда мухинские друзья пошли домой, Мухин вышел с ними вместе, чтобы дойти до киоска и купить пачку сигарет.
Жена стояла на балконе, благо ночь была по-летнему теплой, и видела, как пьяная компания, гарланя песни, прошла наискосок через двор к углу пятого дома и свернула за угол.
Там, по всей видимости, все собутыльники пошли каждый в свою сторону, по домам.
А Мухин – в киоск. Но вот после этого, сколько жена не ожидала на балконе, ее муж домой так и не пришел.
С полчаса она подождала, думая, что Мухин стоит около киоска – никак не может расстаться с приятелями. Но скоро забеспокоилась.
Естественно, она выскочила во двор и побежала к киоску. Нигде по пути Мухин ей не попался и вообще вокруг никого не было – поздно, далеко заполночь, двор и улица были пустыми. Не спросишь никого.
Тогда она догадалась расспросить продавщицу киоска. На вопрос – покупал ли у нее в киоске сигареты не так давно такой-то и такой-то (внешность у Мухина была характерной и запоминающейся), та ответила, что да, помнит. Был такой минут тридцать назад, купил сигареты и пошел направо – а дальше ей уже ничего видно не была – киоск стоит торцом к третьему дому.
Наутро женщина, так и не дождавшись мужа, пошла в райотдел милиции. Там ей объяснили, как подается заявление о пропаже человека и посоветовали обязательно обзвонить и посетить всех тех людей (а также те места), куда или к кому ее муж мог забрести по пьянке.
И вот через три дня она пришла ко мне. С заявлением и фотографией пропавшего Мухина. И с сообщением, что она проверила всех родственников, друзей Мухина, все места, куда мог ее непутевый муж забраться, не отдавая себе отчета из-за большого количества выпитого. И нигде и ни у кого Мухина не было и нет.
Ну, я мог приняться за разбирательство с этой пропажей сразу же – других перспективных дел у меня на тот момент не было, так что…
Для начала я внимательно опросил жену пропавшего. Не было ли раньше подобных случаев, не исчезал ли на несколько дней ее муж, не было ли у него любовных увлечений на стороне.
Женщина твердо заверила меня: да, Мухин пьет, и делает это часто, но домой ночевать приходит всегда. Она не припомнит случая, чтобы ее муж провел ночь где-нибудь вне дома.
На вопрос о возможных любовных связях, женщина улыбнулась и сказала:
– Да вы что! Вы посмотрите на него – какие там связи!
Действительно, на принесенном мне фото было изображено длинное, со впалыми щеками, словно бы истощенное лицо мужчины, на вид страдающего всеми хворями мира и словно бы доживающего последние свои дни.
Как-то не вязалось такое лицо с возможным женским вниманием, как-то не состыковывалось…
Значит, нужно брать ноги в руки – и вперед!
От Мухиной я знал фамилии друзей ее мужа, с которыми он выпивал в свой последний вечер и потому направился прямо в железнодорожное депо.
Все трое дали идентичные показания. Да, выпивали вместе постоянно. Чаще – у Мухина дома, так как он живет ближе всех к железнодорожной станции, и они почти всегда, когда замышляли мероприятие, шли именно к нему.
Нет, женщин "на стороне" у Мухина не было, в этом они были уверены, так как если бы кто-то и завелся, Мухин бы обязательно приятелям рассказал. Похвастался бы.
Да, помнят, как закончился третьего дня их вечер у Мухина: они все вместе вышли на улицу, точного времени, естественно, они не помнили, но было уже темно. Пели песню (кажется, "Ой, мороз, мороз!)", вместе подошли к киоску.
Нет, как Мухин покупал сигареты – они не видели. Попрощавшись с Мухиным, двое из них пошли по улице дальше, а третий свернул от киоска направо.
Я отпросил у начальства на работе их всех и они отвели меня к киоску, потом мы прошли по пути, которым они шли от Мухина, на этот раз в обратном направлении и подошли к подъезду, из которого эта пьяная гоп-компания вышла ночью три дня назад вчетвером. А теперь вот осталось их трое…
Нет, впечатления людей, способных убить приятеля, даже по пьяному делу, они не производили. Да и зачем? По какой такой причине?
Жена твердо уверила меня – во время распития ссоры не было. Шумели, перебивали друг друга – это да, было! Но и только! Так происходили их дружеские встречи постоянно. Напомню, что пила эта компания у Мухина еженедельно, если не чаще. Так что…
Затрудняло расследование то обстоятельство, что торцевая часть пятого дома, мимо которой прошла пьяная компания и обязательно должен был идти от киоска домой Мухин, не имела окон. Здесь была глухая стена.
Вот и я оказался перед глухой стеной в расследовании, когда опрос жителей дома номер семь ничего не дал. Дом располагался прямо напротив киоска, окна также выходили в эту сторону. И из-за жаркого времени года у многих были открыты окна или даже приоткрыты двери балконов.