- Мотив у тебя был. И ты одна из немногих, к кому Уолтер мог повернуться спиной. Убрав его, ты получала вознаграждение целиком, а не половину. А потом могла нанять меня... или кого-то еще, за гроши. Идеальный мотив - деньги.
- Ты забываешь мое алиби.
- Государственный чиновник, с которым ты трахалась, когда убивали Уолтера. Возможно, он постоянно играл на скачках, а в последнее время ему не везло. За деньги он готов обеспечить любое алиби.
Она посмотрела на меня.
- Где он берет такие идеи?
- Думаю, из головы, - резонно рассудил я.
- В твоей версии есть только одна ошибка, Падильо.
- Какая?
- Я не стала бы убивать Уолтера, и ты это знаешь.
Он кивнул.
- Это точно.
- Я считаю, это Крагштейн и Гитнер.
- Есть только одна возможность докопаться до истины.
- Какая же?
Падильо кивнул на Критерион-билдинг.
- Ты можешь спросить их самих.
- Тебе очень этого хочется, не так ли?
- А почему бы нам не подождать, пока они сами выйдут на улицу? - спросил я. - Король и Скейлз убежали от нас. Может, теперь они наняли новых сиделок, Крагштейна и Гитнера. Может, уже никто не хочет их убивать. Может, сейчас они вчетвером играют в домино и посмеиваются над нашей глупостью.
- Ты думаешь, это глупость, Мак? - повернулся ко мне Падильо.
- Не глупость. Но и семью пядями во лбу здесь не пахнет.
Он кивнул.
- С этим не поспоришь. Но я пойду туда, зная, что это глупо, потому что должен найти Гитнера. Ибо если он успеет покинуть это здание, шансы найти его в городе сойдут на нет. Ванда пойдет из-за своего брата. Тебе идти нет резона, так что никто не будет возражать, если ты останешься здесь и будешь пить виски, пока все не закончится.
- Вижу, на речи ты мастак.
Падильо посмотрел на Ванду.
- Это означает, что он пойдет с нами.
Она качнула головой, словно в удивлении. Взглянула на меня, на Падильо.
- Почему?
Падильо пожал плечами.
- Спроси у него.
Она повернулась ко мне.
- Почему? - в голосе ее звучало искреннее изумление.
- Не хочется покидать компанию.
Замок во входной двери Критерион-билдинг взломали. Я не знал, когда это произошло, этой ночью или месяц тому назад, но без колебаний поспорил бы на последний доллар, что он останется взломанным до того волнующего момента, когда все здание сотрут с лица земли. Белый, с черными квадратами, линолеум в вестибюле говорил о том, что Критерион-билдинг знавал и лучшие времена, возможно, в 1912 году в нем не было ни одного пустующего кабинета, но с тех пор линолеум заметно посерел, а во многих местах и порвался.
Два лифта, каждый со своей табличкой "НЕ РАБОТАЕТ", выглядели такими же древними, как и сам дом. Слева притулился табачный киоск, с пустыми полками и разбитым стеклом прилавка. Под прилавком, свернувшись калачиком, спал мужчина, сжимая в руке полупустую бутылку.
Мы остановились перед указателем фирм, все еще обретающихся в Критерион-билдинг. Люстры в вестибюле давно уже не горели, но кто-то догадался повесить над указателем сорокаваттовую лампу. Группировались эти фирмы на втором и третьем этажах. Остались, наверное, те, кому не требовался представительный офис, да и с деньгами было не густо. Начиная с четвертого, все комнаты пустовали. И не удивительно: какой клиент захочет подниматься так высоко пешком.
- Я ставлю на седьмой, - прервал я затянувшееся молчание.
- Начнем с третьего, - возразил Падильо. - Вдруг Крагштейн решил нас обмануть.
Поднявшись на лестничную площадку третьего этажа, с пистолетом в руке, Падильо осторожно приоткрыл дверь в коридор, перешагнул порог. Мы с Вандой последовали за ним. Она держала "вальтер" в правой руке, а сумочку в левой. Я тоже решил вытащить револьвер из кармана.
Свет, который мы видели из гриль-бара, горел в самой дальней комнате. Неслышным шагом, на цыпочках, мы подобрались к двери, лавируя между разбитым столом, тремя шкафами без дверей и многочисленными колченогими стульями. На широком, в полдвери, матовом стекле темнели четкие буквы:
"АРБИТР"
Мисс Ненси Дишан Орамбер, редактор.
Падильо знаком показал, что мы должны стать у другой стены, затем взялся за ручку двери, повернул ее и с "мой толкнул дверь. Она ударилась обо что-то в комнате, но выстрелов не последовало. Лишь ровный женский голос спросил: "Чем я могу вам помочь?"
В шляпке с широкими полями, узкой белой лентой и искусственными цветами, как мне показалось, розочками, она сидела за старинным, отполированным дубовым столом, на котором лежали гранки. Две стены в комнате занимали книжные полки, уставленными толстыми папками, с вытесненной золотом надписью на корешках: "АРБИТР" и год издания. Выходило, что первый номер этого почтенного издания увидел свет аж в 1909 году.
Синие глаза за очками в тонкой золотой оправе, седые волосы, толстый карандаш в руке. Типичный издатель. Справа пишущая машинка, слева - черный телефонный аппарат. Ударилась дверь о шкаф. В кабинете царила идеальная чистота.
Она вновь спросила, чем нам можно помочь, и Падильо засунул пистолет за пояс.
- Служба безопасности, мадам. Обычная проверка.
- В этом доме с шестьдесят третьего года нет даже ночного сторожа. Не думаю, что вы говорите правду, молодой человек. Однако для бандитов вы слишком хорошо одеты. Особенно дама. Мне нравится ваш наряд, дорогая.
- Благодарю, - потупилась Ванда.
- Я - мисс Орамбер, сегодняшний вечер в этом кабинете для меня последний, и я рада вашей компании, но, должна сказать, что воспитанные дамы и джентльмены стучат перед тем, как войти. Вы, разумеется, не откажетесь от бокала вина?
- Ну, я не думаю... - фраза Падильо так и осталась незаконченной.
- Никаких возражений, - женщина поднялась, подошла к шкафу, достала четыре бокала на длинных ножках, протерла их белоснежной салфеткой.
- Вам, молодой человек, - обратилась она ко мне, - судя по всему, доводилось вращаться в светском обществе. Разливайте вино.
Я посмотрел на Падильо, тот чуть пожал плечами. Я разлил вино и роздал бокалы.
- Мы будем пить не за меня, но за "Арбитра" и его давно ожидавшуюся кончину. За "Арбитра".
Мы пригубили вино.
- В одна тысяча девятьсот двадцать первом году некий мужчина прислал мне в подарок "пирс-эрроу". С одним условием - упомянуть его фамилию в годовом списке "Арбитра". Лимузин, представляете себе? Джентльмен никогда не пришлет даме лимузин без шофера. Естественно, фамилия этого мужлана в список не попала.
Лицо ее прорезали морщины. Тонкий нос, волевой подбородок. Лет пятьдесят или шестьдесят тому назад одна из тех красавиц, что рисовал Гибсон.
- А что такое "Арбитр"? - спросил Падильо. - Реестр сан-францисского светского общества?
- Был реестром, молодой человек. Сорок лет он определял жизнь светского общества Сан-Франциско. Я была его единственным редактором. Теперь светского общества в Сан-Франциско нет, а следовательно, никому не нужен и "Арбитр".
Быстрыми глоточками она допила вино. Вернулась за стол.
- Не смею больше вас задерживать. Благодарю за компанию, - мы уже повернулись, чтобы уйти, но она остановила нас. - Сегодня у меня день рождения. Я совсем об этом забыла. Мне восемьдесят пять.
- Примите наши наилучшие пожелания, - я тут же поздравил ее.
- Я издавала "Арбитр" с тысяча девятьсот девятого года. Это будет последний номер, но, впрочем, я это уже говорила. Вы позволите задать вам один вопрос, молодой человек? Вам, с грустными глазами, - она посмотрела на Падильо.
- Я готов ответить на любой, - Падильо чуть поклонился.
- Всю жизнь я решала, кто достоин входить в состав так называемого светского общества, а кто - нет. Нелепо, не правда ли?
- Отнюдь. Многие тратят жизнь на еще большие пустяки.
- Правда? От ваших слов у меня улучшается настроение.
- Некоторые, к примеру, всю жизнь волнуются, принадлежат ли они к так называемому светскому обществу или нет.
Она просияла.
- А они волнуются, не так ли?
- Да, - кивнул Падильо. - Я в этом уверен.
Мы двинулись вверх, обследуя каждый этаж. Но не нашли ничего, кроме пыли, грязи и поломанной мебели. Прежде чем ступить на лестничный пролет, ведущий от шестого к седьмому этажу, Падильо повернулся ко мне и Ванде.
- Я не думаю, что наш визит будет для них сюрпризом.
- Это ловушка? - спросил я.
- Крагштейн не случайно упомянул название этого здания, - согласилась Ванда.
- Так что? - спросил Падильо.
- Идем, - ответил я.
Он посмотрел на Ванду. Та кивнула.
- Я пойду по центру коридора, - продолжил Падильо. - Маккоркл - справа. Ты, - короткий взгляд на Ванду, - слева. Если что-то происходит, ныряйте в ближайшую дверь. Если нет, мы врываемся в кабинет, где горел свет.
Коридор седьмого этажа ничем не отличался от тех, где мы уже побывали. Пыль, стопки неиспользованных бланков, два стола со сломанными ножками, поставленные один на другой. Рядом с ними, естественно, не работающий, автомат газированной воды. Свет горел в дальней комнате, с дверью с двумя панелями матового стекла.
Шли мы медленно, проверяя каждый кабинет. Там никого не было. Вновь мы встали у стены по обе стороны двери. Падильо повернул ручку и сильно толкнул дверь. Она распахнулась. Падильо, согнувшись, влетел в комнату, выставив перед собой пистолет. Я последовал за ним и сразу отпрыгнул влево. Как оказалось, напрасно. Нас поджидали лишь король и Скейлз.
Они сидели на полу, прижавшись спинами к правой от двери стене. Со связанными руками и ногами. С полосками пластыря, закрывавшего рты. С широко раскрытыми глазами.
Ванда Готар встала рядом со мной. Падильо шагнул к королю, схватился за пластырь, с силой дернул. Король вскрикнул. И тут же за моей спиной раздался голос: "Не поворачивайся, Падильо".
Он, однако, повернулся, удивительно быстро, хотя мог бы и не торопиться. Что-то твердое уткнулось в мою правую почку. Падильо замер, затем бросил пистолет на пол и пожал плечами.
- Не думал я, что все так легко устроится, Майк, - теперь я узнал голос Гитнера.
- Как-то он пробовал броситься тебе в ноги, - и второй голос, Крагштейна, мне уже доводилось слышать. - Но случилось это давно, не так ли, Майкл? - голос доносился слева, так что я понял, что дуло пистолета упирается и в почку Ванды Готар. Поворачивать голову, чтобы посмотреть, я не стал.
- Медленно и осторожно наклонитесь вперёд, Маккоркл, - скомандовал Гитнер, - и положите оружие на пол, как это сделал Падильо.
- И ты, Ванда, - добавил Крагштейн.
Я подчинился, а выпрямившись, получил новый приказ.
- Повернитесь налево, Маккоркл. А теперь медленно идите к стене и прислонитесь к ней животом, разведя руки и ноги. Как в кино.
- Падильо идет первым, - поправил его Крагштейн.
- Хорошо, - согласился Гитнер. - Падильо, к стене.
Я не видел, как шел Падильо. В поле моего зрения находились лишь король и Скейлз. Король мне улыбнулся, но я не ответил ему тем же. Не было ни настроения, ни желания.
- Теперь ваша очередь, Маккоркл.
Он подтолкнул меня к стене, у которой уже стояли Падильо и Ванда. У стены я встал в указанную мне позицию. Мне она не понравилась. Гитнер обыскал меня, но ничего не нашел.
- Почему они не мертвы? - спросил Падильо.
- В этом нет ничего удивительного, дружище, - усмехнулся в бороду Крагштейн. - Живыми они стоят гораздо больше. Мы пришли к взаимопониманию.
- То есть получили долю в пять миллионов, так?
- Вернее, по новому соглашению мы работаем на короля.
- В этом нет ничего нового, - возразил Падильо.
- Что-то я не понимаю тебя, дружище.
- У меня, возможно, замедлилась реакция, Крагштейн, а вот ты, похоже, глупеешь. Вы с самого начала работали на короля. Только об этом не знали.
Глава 23
Пауза длилась секунд пятнадцать, а потом ее прервал нервный смешок короля.
- Повернись, Падильо, - распорядился Крагштейн. - Руки держи за спиной.
Я скорее почувствовал, чем увидел, как повернулся Падильо.
- Так?
- Так. А теперь повтори, что ты только что сказал.
- Насчет того, что ты глупеешь.
Послышался звук оплеухи.
- Меня всегда тошнило от твоего остроумия. У тебя десять секунд на объяснения.
- В десять не уложусь.
- Сними пластырь со рта Скейлза и развяжи им руки, - эти указания относились к Гитнеру. Я услышал, как отдирается пластырь от лица Скейлза. Тот от боли не закричал.
- Хорошо, Падильо, начинай.
- Кто обратился к вам? - спросил Падильо. - Человек, которого мы оба знали по Англии?
- Кто тебе это сказал?
- Скейлз. Фамилии он не назвал, но упомянул, что рекомендовал меня бывший сотрудник британской разведки. Кто это мог быть?
- Клегг, - выдохнул Крагштейн.
- Гарольд Клегг, - уточнил Падильо. - Он же, как я понял со слов Скейлза, рекомендовал и Готаров. Как выглядел Гарольд, когда появился у тебя, Крагштейн? Надеюсь, у него все в порядке?
- Ерунда какая-то, - подал голос Гитнер. - Зачем брать кого-то для охраны и одновременно нанимать собственных убийц?
- Твои умственные способности, Гитнер, никого не вводили в заблуждение, но я всегда думал, что уж Крагштейну ума не занимать.
Крагштейн забыл отвесить Падильо вторую оплеуху. Вместо нее я услышал шаги. А затем одно слово Крагштейна: "Говори".
- Он лжет, - голос Скейлза. - Падильо сердит из-за того, что вы перехитрили его, и теперь ищет способа спасти свою... - оплеуха и вскрик Скейлза.
- Говори, - повторил Крагштейн.
- Это правда, - стоял на своем Скейлз. - Я... - новый удар, похоже, в область солнечного сплетения, не дал ему договорить.
- Он говорит, что ты лжешь, Падильо, - суммировал результаты допроса Скейлза Крагштейн.
- Тебе надо бы ударить его посильней. А еще лучше, спроси у короля.
- Не бейте меня! - заверещал король.
- Если будешь молчать, пожалеешь об этом, - предупредил Крагштейн. - Я хочу задать несколько вопросов. Для ответа достаточно да или нет. Если мне покажется, что ты лжешь, я применю меры физического воздействия. Это ясно?
- Да, - ответил король. - Ясно.
- Гарольд Клегг рекомендовал обратиться к Готарам и ко мне? Клегг посоветовал вам воспользоваться услугами Падильо?
- Клегг мне ничего не советовал, - едва слышно прошептал король. - Не знаю я никакого Клегга.
- А Скейлз знает?
- Понятия не имею.
Глухой удар и поросячий визг. Я понял, что Крагштейн как следует пнул короля.
- Я ничего не знаю.
- Это был Клегг, - вмешался Скейлз. - Он рекомендовал Готаров и Падильо. А также и вас, но уже через посредника. Клегг не подозревает, что я интересовался и вами.
- Почему ты нанял нас через посредника, Скейлз?
В голосе его слышалась боль, но тем не менее Скейлз попытался солгать. Лгать он не умел, знал, что не умеет, но все же попытался.
- Это была ошибка. Мне не следовало...
Ошибки Крагштейна не интересовали.
- Скажи нам, Падильо. Твоя версия.
- Пожалуйста. Допустим, вы - королевская особа, желающая путешествовать по стране инкогнито. Во-первых, вам надо ускользнуть от цепких рук госдепартамента. Во-вторых, избежать встреч с соотечественниками. Для этого вы нанимаете убийцу, известного профессионала, А еще лучше, двух, и через посредника. Вот вам и предлог для путешествия инкогнито. А так как умирать вам не хочется, то вы нанимаете пару первоклассных телохранителей, а чтобы подстраховаться, еще и меня, дабы я прикрыл и телохранителей. А когда Вашингтон официально предлагает охранять вас, вы, естественно, отказываетесь, утверждая, что служба безопасности некомпетентна или продажна, и приводите в пример братьев Кеннеди и Кинга. Пока все логично, не так ли, Крагштейн?
- Я тебя слушаю.
- Разумеется, риск велик. Угроза должна быть реальной. И ставка в игре - ваша жизнь. Ибо нельзя поручиться заранее, что телохранители возьмут верх над убийцами. Но в случае правильного выбора выигрыш составит пять миллионов.
В комнате повисла тяжелая тишина, которую разорвал хриплый голос Крагштейна.
- Когда ты это узнал, Падильо?
- Не думай, что меня осенило. Король допускал ошибки. Маленькие. Но они начали накапливаться.
Вновь упала тишина. Мне хотелось прокомментировать слова Падильо, кое-что уточнить, но никто не спрашивал моего мнения. Наверное, оно никого не интересовало.
- Еще кто-нибудь знает? - спросил Крагштейн.
- Только один человек.
- Знает что? - полюбопытствовал Гитнер.
- Падильо прав, Гитнер. Ты глуповат.
- А ты попробуй объяснить. Только попроще, а я, возможно, пойму. Что знает еще один человек?
Я услышал вздох Крагштейна.
- Что король - не король. Самозванец.
- О, черт, - вырвалось у Гитнера.
- Так кто знает об этом, Падильо?
- О нем можно не беспокоиться.
- Почему?
- Потому что он мертв. Потому что его убил король.
Я уловил ее движение. Периферийным зрением. Только что Ванда Готар стояла, прижавшись к стене, а мгновение спустя ее уже не было у стены, а комнату огласил пронзительный вопль. Я также почувствовал, как двинулся Гитнер, и обернулся. Она пыталась убить короля и знала, как это делается. Ее правая рука сомкнулась вокруг его шеи, и она заворачивала ему голову назад, чтобы сломать шею. Король сучил ногами по полу, а руками старался освободиться от захвата.
Я глянул на Падильо. Борьба короля и Ванды его не интересовала. Он наблюдал за Гитнером. Тот тоже не чувствовал себя зрителем. Он стоял у двери, чуть пригнувшись, нацелив револьвер в живот Падильо.
Крагштейн поспешил вмешаться и ребром ладони резко ударил по шее Ванды. От удара она отпрянула, и король остался жив лишь потому, что ее хватка ослабла. После второго удара Крагштейна королю удалось вырваться из захвата, но пришелся он не на шею, а на голову Ванды. Та уже вскочила, и, будь она поудачливее, Крагштейн отправился бы на тот свет. Рука ее резко пошла вперед. Крагштейн успел опустить подбородок, защищая шею, и костяшки пальцев ударили ему по носу. Мгновенно его борода и рот оросились кровью.
Дралась она превосходно, и я понял, почему ее услуги пользовались устойчивым спросом. Под ее охраной я бы понес в банк любую сумму. Но весила она только 120 фунтов против 180 Крагштейна, а за пятьдесят лет он выучил несколько грязных приемов, которых никто не удосужился показать ей.
Один он и применил, имитировав улар левой в голову. Вроде бы удар наносился в полную силу, поэтому она схватилась обеими руками за кулак и попыталась пальцами добраться до нерва между большим и указательным пальцами. Но, вместо того чтобы отдернуть левую руку, Крагштейн двинул ее вперед, одновременно ударив правой. Она попыталась подставить бедро, но удар достиг цели, и ее отбросило к стене. Она упала на колени, согнулась пополам, обхватив руками живот, не в силах вдохнуть.
Крагштейн быстро глянул на короля и Скейлза, затем повернулся к нам. В руке он вновь держал револьвер.
- Она едва не прикончила тебя, - и Падильо весело улыбнулся.