- И натыкается на единственного сыночка владельца самого большого в округе ранчо, жаждущего показать, что и он не лыком шит.
- И единственный сын предлагает старому ковбою выяснить, кто есть кто.
- Ты, похоже, тоже его видел.
Лишь третье такси затормозило у тротуара.
- Я не смог бы высидеть до конца, - Падильо сел в машину первым. - Как все закончится?
- Печально, - ответил я и попросил водителя отвезти нас в отель "Хэй-Адамс".
- Знаешь, какую я предложил бы концовку?
- Какую?
- Старый ковбой дожидается безлунной ночи и тихонько, никого не тревожа, покидает город.
- Должно быть, ты один из последних романтиков, Майк.
- С чего ты взял, что мне надо в "Хэй-Адамс"?
- Послание Ванды Готар. Думаю, я его расшифровал.
- Да или нет до четырех в шесть-два-один.
- Это означает, что ты должен определиться до четырех часов. Она ждет тебя в номере шестьсот двадцать один. Кстати, я могу складывать в уме большие числа.
- Как хорошо иметь тебя под рукой.
- Что ты собираешься ей сказать?
- Да.
- Как, по-твоему, она восприняла смерть брата?
- Для нее это тяжелый удар, - он посмотрел на меня. - С чего такое любопытство?
- Меня интересуют люди, которых убивают в моей гостиной, - вероятно, наш разговор доставил водителю немалое удовольствие.
- И ты хочешь увидеть второй акт?
- Если он не затянется надолго.
- Мне представляется, времени он займет немного.
"Хэй-Адамс" расположен на Шестнадцатой улице, напротив площади Лафайета, где совсем недавно власти проложили новые пешеходные дорожки и расставили урны, чтобы в них бросали мусор многочисленные компании, собирающиеся под деревьями, чтобы придать анафеме войну, загрязнение окружающей среды, экономическую политику администрации и того человека, что занимал большой белый особняк на Пенсильвания-авеню. Надо отметить, что этого человека особо не волновали ни люди, собирающиеся поговорить, ни их речи. У него без того хватало забот.
На лифте мы поднялись на шестой этаж. Падильо дважды постучал в дверь номера 621.
- Кто здесь? - спросила Ванда Готар и открыла, лишь услышав фамилию Падильо.
При виде меня на ее лице отразилось удивление.
- Вы по-прежнему молчаливый свидетель, мистер Маккоркл?
- Время от времени я подаю голос.
Впустив нас в номер и закрыв дверь на замок, Ванда повернулась к Падильо.
- Ну?
- Я в деле.
- Сколько?
- Сколько ты можешь позволить?
- Пятьдесят тысяч плюс десять тысяч, чтобы выяснить, кто убил моего брата?
- Только за имя?
- Да.
- Амос Гитнер кивает на тебя.
- За это я платить денег не стану.
- Понятно. Каков аванс, Ванда?
Она отвернулась от него.
- Пять тысяч.
- Дела, похоже, у вас неважнецкие. Крагштейн и Гитнер могли предложить мне только семьдесят пять сотен, а из того, что я слышал, они работают постоянно.
- Мы получаем вознаграждение по выполнении работы.
- Они, кстати, тоже.
Тут она повернулась к Падильо, глаза ее сверкнули.
- Назови мне имя, Падильо, и ты получишь десять тысяч, даже если это последние мои деньги. Что сказали Крагштейн и Гитнер?
- Уолтера они не убивали.
- Что еще?
- Они получат премию, если Кассим не подпишет какие-то бумаги. И только оговоренную в контракте сумму, если он подпишет документы, но не вернется в Ллакуа.
- Оплата в зависимости от результата, - кивнула Ванда. - Они упомянули, кто платит?
- Нет.
- Ты спросил?
- Да.
- Ты отказался от их предложения?
- Совершенно верно.
- Что они сказали?
- Ничего особенного.
- Гитнер не мог не высказаться.
- Он вроде бы думает, что я уже староват.
Она пристально оглядела Падильо, словно замороженного цыпленка, который слишком долго лежал в холодильнике.
- Так оно, собственно, и есть.
- Возрасту все покорны.
- Значит, пять тысяч тебя устроят.
- Забудем о них.
- Как это, забудем? Что за игру ты затеял, Падильо?
- Никаких игр. Я работаю за идею, а если выясню, кто убил Уолтера, то скажу тебе, не требуя оплаты.
- Мне не нравится, когда люди отказываются от денег. Если это дареный конь, я посмотрю на его зубы. А раз он от тебя, возможно, воспользуюсь и рентгеном.
- Не стоит.
- Почему?
- Потому что поймешь, какой он старый и выдохшийся.
Номер Ванды Готар был не из лучших, какой мог предложить "Хэй-Адамс", но и не из худших. Из обоих окон открывался вид на солидное здание штаб-квартиры АФТ-КПП, расположенное на противоположной стороне Шестнадцатой улицы. Обстановка состояла из двуспальной кровати, письменного стола, комода, нескольких стульев и неизбежного телевизора. Номер этот предназначался для коммивояжеров, приехавших в столицу на день-другой, чтобы потом вернуться домой или перебраться в другой город. Присутствие Ванды никоим образом не чувствовалось. Она могла провести в номере как один месяц, так и один час. Я не увидел ни чемодана, ни косметички, ни пачки салфеток или книги, которую она могла бы читать на сон грядущий. То ли она относилась к тем путешественникам, которым на сборы требуется не более десяти минут, то ли была патологической чистюлей, и окурок в пепельнице вызывал у нее нервную дрожь. Вновь она позволила нам лицезреть ее спину.
- Хорошо. Когда ты приступишь?
- Как только получу кое-какие ответы.
- Спрашивай.
- Почему вы подделали письмо от Пауля?
Она повернулась к нам и неопределенно махнула левой рукой, как бы показывая, что вопрос столь легкий и ответ Падильо мог бы найти и сам.
- У нас было туго с деньгами и нам требовалась помощь. Мы могли получить этот контракт при одном условии: если ты войдешь в нашу команду. Ты не раз работал с Паулем, и мы подумали, что сможем задеть сентиментальную струнку в твоей душе. Глупо, конечно.
- Он же не умел ни читать, ни писать по-английски. Вам следовало помнить, что я это знаю.
Она пожала плечами.
- Мы пошли на заведомый риск. Не так уж много людей знали об этом, потому что говорил он, как англичанин. А вот психологический блок не позволял ему ни читать, ни писать. Уолтер подделал его почерк.
- Это ему всегда хорошо удавалось, - кивнул Падильо.
- Как и многое другое.
- И все-таки остаются неясности.
- Какие же?
- Вы могли написать письмо на немецком. Кто предложил английский?
Вновь она отвернулась к окну.
- Я.
- Потому что не хотела, чтобы я участвовал в этом деле, так?
- Нет. О причине, надеюсь, ты спрашивать не будешь?
- Нет.
- Сейчас ситуация изменилась, - она прошла к стулу, села.
- В каком смысле?
- Ты мне нужен, - она внимательно разглядывала серый ковер на полу. - Я не хотела бы этого признавать, но другого выхода у меня нет. Я - последняя из Готаров. И мне очень важно остаться в живых. Ты знаешь, что произошло в Бейруте?
- В общих чертах.
- Паулю перерезали глотку.
- В это трудно поверить.
Она кивнула.
- Ты прав. Он был мастером своего дела.
- Я бы сказал, одним из лучших.
- То есть он хорошо знал убийцу. И полностью доверял ему.
- Если он вообще кому-то доверял.
- То же самое произошло и с Уолтером. А он был не из последних.
- Каким ветром вашего брата занесло в мою квартиру? - спросил я.
Ванда дважды качнула головой.
- Не знаю. Я предполагала, что он с ними.
- О ком ты? - спросил Падильо.
- Кассиме и Скейлзе. Ты о таком не слышал?
- Нет.
- А он тебя знает. И нанял нас с условием, что мы уговорим тебя присоединиться к нам.
- Все равно понятия не имею, кто он такой.
- Эмери Скейлз. Был наставником Кассима до того, как тот ушел в монастырь.
- Англичанин?
- Да.
- А кто он теперь?
- Советник Кассима.
- И появился, как только брат Кассима попал в автокатастрофу?
- Как я поняла, Кассим сразу же вызвал его.
- И Скейлз связался с вами.
- Да.
- А что он поделывал в последнее время? Где его нашел Кассим? В Ллакуа или в Англии?
- Он вернулся в Англию.
- Ты сказала, что Уолтер должен был быть с ними, когда оказался в квартире Маккоркла. Это означает, что они в Вашингтоне?
Ванда покачала головой.
- В Балтиморе.
Падильо поднялся со стула и подошел к окну.
- Почему он захотел повидаться с Маккорклом?
- Не знаю.
- Какие будут предположения?
- Попытка убедить его воздействовать на тебя?
- Неубедительно.
- А какова твоя версия?
- Пока нет никакой. Что сказали Кассим и Скейлз?
- Насчет чего?
- Сама знаешь.
- Они не знают, почему он оставил их в Балтиморе. Лишь сказал, что у него назначена встреча и что он скоро вернется, а они должны дожидаться его там, где он их оставил.
- Где именно?
- Неважно. Я перевезу их в другое место.
- Когда?
- Как только умрет брат Кассима.
- А что говорят медики?
- Он по-прежнему в коме.
- И куда ты их перевезешь?
Она коротко глянула на Падильо, потом на меня.
- Маккоркл тут посторонний, - заметил Падильо.
- Это меня и тревожит, - ответила она.
- Кое-что меня, однако, интересует, - ввернул я.
- Что именно? - Ванда повернулась ко мне.
- Я хотел бы знать, почему вашего брата убили в моей квартире. Та же проблема и у полиции. Они отстанут от меня, как только выяснят, кто его убил и почему. Чем быстрее они раскроют это преступление, тем для меня лучше.
- Куда ты хочешь их переправить, Ванда? - повторил вопрос Падильо.
- Сначала в Нью-Йорк.
- А потом?
Она смотрела на Падильо долгих пятнадцать секунд.
- Не уверена, что тебе следует знать об этом.
- Как скажешь, - он пожал плечами, - но позволь задать другой вопрос.
- Слушаю.
- Где ты была прошлой ночью, когда задушили твоего брата?
- Тебе так важно это знать?
- Думаю, что да.
- Я уже говорила полиции. Гуляла. В городе.
- А где конкретно?
Еще один долгий взгляд.
- В постели с мужчиной. У него дома, поскольку жена уехала.
- Кто он?
- Ты хочешь знать, кто этот мужчина, чтобы понять, что он потеряет, подтвердив мое алиби? Если он коридорный или водитель такси, то терять ему практически нечего. Разве что жену, но он может найти другую, не так ли, Падильо?
- Он - государственный служащий, Ванда?
- Да, черт побери, он работает на государство.
- Мне бы хотелось услышать от тебя его фамилию.
- Зачем она тебе? Будешь его шантажировать?
Падильо холодно улыбнулся.
- Нет. Но, возможно, она мне потребуется.
- Для чего?
- Если я захочу выяснить, не лжешь ли ты мне.
Глава 9
Звонок раздался в три часа ночи. Обычно в такое время мне звонят люди, которых я не видел пятнадцать лет и не вспоминал не меньше десяти. Им хочется поговорить со мной, потому что бутылка бурбона на три четверти опустела, жена ушла спать и не находится лучшего занятия, чем позвонить старине Маккорклу и справиться, как он там поживает.
Но иногда они попадают в передрягу, и им позарез нужны пятьдесят долларов, чтобы избежать тюрьмы, или ста, чтобы попасть в другой город, где их ждет новая работа, и во всем мире нет другого человека, кто бы мог выслать им эти деньги.
Деньги я посылаю, так как это верная гарантия того, что более они не позвонят. А потом, бывало, лежу и думаю, а кому бы я мог позвонить в три часа ночи и попросить выслать мне пятьдесят или сто долларов. Список набирается не такой уж и длинный.
На этот раз звонил Падильо. Из Нью-Йорка.
- Сколько тебе выслать? - сразу спросил я.
- Возникли непредвиденные осложнения.
- Естественно. Иначе ты не звонил бы в три часа ночи.
- Два часа тому назад они попытались прикончить его.
- Где?
- В Делавере. Я сидел за рулем.
- Вывозил их из Балтимора?
- Совершенно верно.
- Крагштейн и Гитнер?
- Думаю, что да, но в темноте я их не разглядел.
- Что произошло?
- Они попытались нагнать нас и расстрелять в упор.
- И что?
- Так уж получилось, что их машина слетела в кювет.
- Жертвы есть?
- У нас или у них?
- У нас. Они меня не интересуют.
- Нет. Кассим, правда, немного поворчал.
- А другой парень, советник?
- Скейлз? Тот хладнокровен, как огурец.
- Зачем звонишь?
- Мне нужен помощник.
- Кто?
- Ты помнишь Уильяма Пломондона? Он один из наших клиентов.
- Я вижу на улицах его грузовики. "Пломондон.
Монтаж сантехнического оборудования". У него большая фирма.
- Утром первым делом позвони ему.
- И что я ему скажу? У меня засорилась раковина?
- Пригласи его на ленч. По телефону он говорить о делах не станет. Скажи ему, что он мне нужен в Нью-Йорке на три дня. Вознаграждение гарантируется.
- Он поймет, о чем речь?
Падильо вздохнул.
- Поймет.
- Где ты будешь его ждать?
Он назвал номер дома на Эй-авеню на Манхэттене.
- В котором часу?
- В семь вечера.
- Он действительно тебе нужен?
- Да.
- А что случилось с Вандой?
- Потому-то он мне и понадобился. Она уезжает на три дня, а потом мне придется перевозить Кассима и Скейлза в другое место.
- Куда на этот раз?
- Скорее всего, на запад, но куда именно, не знаю.
- Ванда была с тобой при нападении Гитнера и Крагштейна?
- Нет. Она уехала, как только получила новости.
- Какие новости?
- О брате Кассима.
- А что с ним?
- Он умер шесть часов тому назад. Этот парень теперь король.
- Поздравь его от меня.
- Обязательно, - в трубке раздались гудки отбоя.
Позвонил Падильо в ночь с четверга на пятницу, а последний раз я видел его двумя днями раньше, когда оставил в номере Ванды Готар. Указанный промежуток времени я посвятил текущим делам, с которыми повседневно сталкивается владелец салуна. Будь это тяжелая работа, я обязательно нашел бы себе что-нибудь полегче. Но едва ли можно перетрудиться, подписывая заказы на покупку тех или иных продуктов или напитков, нанимая на работу нового повара, отказываясь от заманчивых предложений коммивояжеров, представляющих фирмы, о которых я никогда не слышал. Кроме того, я одобрил предложения герра Хорста о покупке новой униформы для официантов да дружески побеседовал с представителем окружной организации профсоюза работников ресторанов и отелей, полагавшим, что мне следует увеличить жалованье наемному персоналу. Я расценил его мысль как дельную, но со своей стороны отметил, что работают они не так усердно, как хотелось бы. На том обсуждение взаимоотношений труда и капитала закончилось, мы пропустили по стопочке и поговорили о ресторане, который он собирался открыть, выйдя, по его словам, "из профсоюзной игры".
После звонка Падильо я договорился о ленче с Уильямом Пломондоном и, поджидая его, коротал время за стойкой бара. Подошел Карл и начал перетирать идеально чистые бокалы.
- Что новенького? - поинтересовался я.
- Герцогиня опять набралась.
- Не в первый раз.
- Вы же должны знать об этом.
Мы прозвали ее герцогиней, хотя она была лишь женой одного из министров нынешней администрации, с которым мне пришлось-таки переговорить лично. Миссис дважды в неделю приходила на ленч в наш салун и напивалась так, что без посторонней помощи не могла добраться до двери. Мы без труда пришли к соглашению. Если миссис появляется в салуне, герр Хорст звонит по определенному номеру в канцелярию министра, и за ней присылают министерский лимузин, который отвозит ее домой или куда-либо еще. Пила она только водку, двойными порциями, и Падильо предрек, что через три месяца ее отправят лечиться от алкоголизма в закрытую клинику. Я дал ей шесть, а Карл, отличающийся более реалистическим подходом, заявил, что нам осталось мучиться с ней лишь несколько недель.
- Что у нее за компания? - спросил я.
- Еще пять женщин. Шишек среди них нет. Вечером герцогиню ждут на приеме в испанском посольстве, но едва ли она сумеет туда добраться. А если ей это удастся, она, наверное, опять полезет купаться в аквариум с золотыми рыбками.
Карл работал у нас еще в боннском салуне и уже тогда был в курсе всех событий светской жизни. Перебравшись в Вашингтон, он не изменил своим привычкам, причем конгресс просто завораживал его. Он был на "ты" с пятью десятками конгрессменов и дюжиной сенаторов, знал, кто и как проголосует по любому вопросу повестки дня, половина репортеров светской хроники приходила к нему за различного рода информацией, а иной раз с ним консультировались и ведущие ежедневных колонок солидных газет. А кроме того, он был лучшим в городе барменом. Падильо об этом позаботился.
- Когда вернется Майк? - спросил он.
- Через пару дней.
- Где он?
- Уехал по делам.
- А мне как раз хотелось кое-что обсудить с вами.
Я вздохнул и с надеждой повернулся к двери. Пломондон, войдя, сразу увидел бы меня. Но он опаздывал, а потому мне предстояло найти решение более важной проблемы. Мой бармен хотел занять у меня денег.
- Какую колымагу нашел ты на этот раз?
- Вы не поверите.
- Что ж, будет легче отказать тебе.
- Послушайте, - Карл поправил длинную прядь волос, упавшую на лоб. - Это "дюз".
- Ты не можешь позволить себе "дюзенберг". Никто не может.
- Модель 1934 года, с кузовом "роллстон".
- И в каком он состоянии? - поневоле заинтересовался я.
- Даже на ходу.
Помимо светских сплетен, Карл обожал старинные автомобили. Его коллекция началась с "линколь-континенталя" выпуска 1939 года, который он отыскал в Копенгагене. Я не одобрял его хобби, но, в конце концов, у каждого свои причуды.
- Сколько? - спросил я.
Карл вновь занялся бокалами.
- Двадцать пять, - едва слышно выдохнул он.
- О Господи, - вырвалось у меня.
- Послушайте, я знаю место, где мне хоть завтра выложат пятнадцать тысяч за "испано-суизу", - ситуация начала проясняться. - Пять тысяч я сниму со счета, так что недостает только пяти.
- Не понимаю я этого, - я покачал головой. - Выкладывать двадцать пять тысяч долларов за машину, которой чуть ли не полвека.
- Еще через пять лет она будет стоить на десять тысяч больше.
- Так она в хорошем состоянии? - я начал сдавать позиции.
- В превосходном.
- Я поговорю с Падильо, как только он вернется.
- Этот парень не может ждать долго.
- Пока Майка нет, говорить не о чем.