Проехав несколько кварталов, я остановил машину напротив огромного парка с дорожками для катания на роликовых коньках, расположенного рядом с миссией Долорес. Я знал, что опять оказался там, откуда начал, и опять утопал в невыносимой агонии молодости. Тогда я не мог выразить это словами, однако по прошествии времени стало возможно различить крик внутри меня: "Кто полюбит меня ради меня самого? Чья любовь позволит мне познать себя?"
Я смотрел на пальмы, круто взмывавшие вверх над разделительной полосой, и плакал.
7 декабря 1995 г.
Сонни
- Эти показания не имеют смысла, - говорит Мольто, стоя перед скамьей.
Ох уж этот парень! Он обладает удивительной способностью раздражать меня.
- Мистер Мольто, вы ведь сами предложили пригласить сюда сотрудника тактического подразделения полиции Любича и заслушать его показания. Мы устроили дискуссию, и, насколько я помню, вы положили ей конец, сделав именно такое предложение.
- Судья, у нас было время подумать. Никакого полиграфа не было. Поэтому не может быть и речи о сокрытии какой-либо информации. Следовательно, показания Любича не имеют смысла.
- Мистер Мольто, свидетельница под присягой показала, что полиграф был, и если она ошиблась, то обвинение, полагаю, должно было бы стремиться к установлению этого факта. - Я поворачиваюсь к Хоби, стоящему рядом с Руди: - Мистер Таттл, вы все еще хотите добиться ясности в этом вопросе?
Хоби, до этого времени помалкивающий, мрачно кивает.
- Вызовите свидетеля.
- Судья!
- Хватит, мистер Мольто.
Томми делает несколько шагов, затем возвращается.
- Кстати, судья, а как же быть с результатами научно-технической экспертизы? Ведь вчера он сказал нам… - Томми тычет пальцем в сторону Хоби. Он настолько возбужден, что не в состоянии назвать защитника по имени. - Он сказал нам, что собирается подвергнуть эти деньги анализу на присутствие крови или следов пороха и представить данные сегодняшним утром.
Хоби обрывает его, желая избежать затяжки с вызовом Любича.
- Ни пороха, ни крови не обнаружено. Я отдам им деньги прямо сейчас.
- Вот вам ответ, мистер Мольто. Ни пороха, ни крови. Кто пригласит Любича? Это ваше ходатайство, мистер Таттл, - говорю я.
Томми угрюмо, исподлобья взирает на меня. Смуглое, изборожденное морщинами лицо скривилось, словно от зубной боли. Два десятка лет проработал он в прокуратуре, однако так и не научился держать удар.
- Мы вызовем его, судья, - говорит Томми. - Одна секунда. - Он машет рукой Руди.
В зал суда быстрой, энергичной походкой входит Фред, являя собой картину настоящего мачо. На нем ковбойские сапожки, джинсы с огромной серебряной бляхой, цветная рубашка в клетку с расстегнутым воротом и спортивная твидовая куртка. Поговаривают, что когда он был помоложе, одного его появления на улице было достаточно, чтобы те, кто чувствовал за собой грешки, старались скрыться подальше от этого громилы, на котором полицейская форма трещала по швам. У государственных защитников он пользуется репутацией копа с тяжелой рукой, которому ничего не стоит отбить арестованному почки. Однако Мариэтта, достоверный источник, говорит, что после женитьбы Любич изменился. Его жена Анжела тоже занимается бодибилдингом. Они познакомились на одном показательном выступлении, где спортсмены натираются маслом и позируют. Она была чемпионкой, знаменитой личностью в определенных кругах, и Любич время от времени хвастается своей женой, открыто восхищаясь ею. Я нахожу это довольно трогательным. У них один ребенок. Я согласна с Мариэттой в том, что Любич из тех людей, которые с возрастом становятся лучше.
- Привет, судья, - говорит он, проходя мимо скамьи.
Это уж слишком фамильярно.
- Вы клянетесь говорить правду? - произношу я в ответ.
Фреду не впервой давать показания в суде. Несмотря на определенные рамки, которых полицейские придерживаются в показаниях, - обычно каждый коп видел все то, что заметил его партнер, - Фред все же производит на меня впечатление более или менее правдивого человека, не слишком связанного обязательствами профессии.
Когда он занимает место для дачи показаний, я замечаю, что в одной руке он держит свои рапорты, свернутые в трубочку.
Томми выжидает, пока Любич не устроится как следует, а затем располагается прямо перед скамьей. Он рассчитывает произвести драматический эффект. Один-единственный вопрос. Он даже не требует: "Назовите ваше имя", - а просто поднимает красноватую руку с обкусанными ногтями.
- Детектив Любич, двенадцатого сентября 1995 года или же в какой-либо другой день производили ли вы проверку на полиграфе Лавинии Кэмпбелл в муниципальной больнице округа Киндл или в каком-либо другом месте?
- Нет, сэр, - отвечает он.
Томми направляется к столу обвинения.
- Отпустите свидетеля, - произносит он через плечо.
Такой гамбит вызывает у меня улыбку. Наша игра на всех ее стадиях предполагает участие двух игроков.
- Мистер Таттл, вы отказываетесь от перекрестного допроса?
Прежде чем ответить, Хоби, сидя в кресле, некоторое время пристально смотрит на Любича. Адвокат поджал губы, и теперь их совсем не видно в серой щетине бороды. Он явно озадачен. Впервые с начала процесса он не встает с места, чтобы обратиться к свидетелю.
- Мисс Кэмпбелл показала, что ее подвергли допросу с использованием полиграфа. Вы это знали, детектив?
- Я слышал об этом.
- И она лжет?
- Она не права. Это я знаю точно.
- Так она лжет?
- Протест, - говорит Томми с места.
Он крутит в руках блокнот, и с виду кажется, что допрос свидетеля адвокатом его не интересует, однако он с ходу приводит ряд обоснованных возражений против вопроса Хоби. Во-первых, вопрос поставлен таким образом, что ответ предполагается заранее, а во-вторых, вопрос требует от свидетеля высказать его мнение, что недопустимо. Хоби не сводит с Любича тяжелого взгляда.
- Детектив, вы хотите сказать, что свидетельница, возможно, ошиблась?
- Могло быть и так.
- Она что-нибудь неправильно интерпретировала?
- Возможно.
В зале суда стоит тишина. Наконец Хоби встает и не спеша поправляет лацкан своего двубортного пиджака из серой в белую полоску шерстяной ткани.
- Может быть, она думала, что ее проверяют на полиграфе?
Мольто возражает на том основании, что Любич не вправе комментировать мысли Лавинии.
Хоби повторяет вопрос в иной формулировке:
- Кто-нибудь сказал ей, что ее будут проверять на полиграфе?
- Да, сэр, не исключено.
- А кто именно мог сказать ей, что ее собираются подключить к ящику?
Любич ерзает во вращающемся кресле.
- Думают, что я?
- На самом деле вы не подключали ее к полиграфу?
- Нет.
- Однако же она изменила свои показания. Ведь в этом вся суть, правильно? Эта девушка говорила вам одно, когда вы были там, а когда вы уходили, она говорила другое.
- Иногда с этими людьми… - Фред умолкает. - Имея дело с правонарушителем… - он вытирает рот двумя пальцами, - у меня достаточно опыта, и порой я считаю, что безошибочно могу определить, правду мне говорят или ложь.
- Ну и?..
- Мы не всегда отвозим их во Дворец правосудия, чтобы подключить к ящику.
- К детектору лжи?
- Верно. В данном случае мы не могли это сделать. Она лежала на койке, вся опутанная разными трубками.
- И что же вы сделали, детектив?
- В таких случаях мы говорим им, что подключаем их к полиграфу, хотя на самом деле мы этого не делаем.
- Вы создали такое впечатление у подследственной?
- Вот именно.
- А каким образом вы этого достигли?
- Надели ей на голову одну штуку.
- Какую именно?
- Ту, что мы одолжили у одной из медсестер.
- Что?
- Ну, такая вещь, которая пристегивается, когда проверяют работу сердца.
- ЭКГ?
- Правильно, ЭКГ.
- И вы надели это ей на голову? Чтобы можно было узнать, что она думает?
Любич не ответил. Подняв голову, он смерил Хоби недобрым, мрачным взглядом, предназначенным для улицы.
- Вы просто надели ей на голову повязку с датчиками? Это и был весь аппарат?
- Нет. К нему крепился кусок телефонного шнура.
- К чему именно крепился?
- Ну, к той повязке у нее на голове.
- И к чему еще?
- К машине. - Любич пристально смотрит на Хоби. Очевидно, с точки зрения детектива, в этих вопросах нет никакого смысла. - К копировальной машине.
- Фотокопировальной машине?
- Вот именно. Ее мы тоже взяли у медсестер.
- И?..
Любич пожимает плечами:
- А потом мы нажали кнопку на машине.
- Зачем?
- Чтобы получить ответ.
- Вы получили ответ от машины?
- Так мы всегда говорим в таких случаях.
- Значит, и Баг вы сказали то же самое?
- Совершенно верно.
Хоби не задает больше вопросов. Вместо этого он просто делает жест рукой, показывая, что ждет от Любича дальнейших пояснений.
- Понимаете, перед тем как начать, мы закладываем в аппарат лист бумаги. А затем, когда мы нажимаем на кнопку, он выскакивает наружу и мы показываем его ей. Ясно?
- И что было написано на листке?
- "Она лжет".
В зале раздается смех, причем самые громкие раскаты звучат в ложе для присяжных, занимаемой репортерами.
- Стало быть, эта молодая женщина сидела там у вас с резиновой повязкой на голове и куском телефонного провода, который был присоединен к ксероксу, а затем вы нажали на кнопку и оттуда выполз лист бумаги, на котором было написано, что она лжет, и вы показали это ей, верно?
- Именно так.
- И она поверила вам?
- Поверила. Потому что врала.
Хоби смотрит на меня и даже не считает нужным заявлять протест. Я аннулирую последний ответ Любича, а Хоби испускает театральный вздох, долженствующий выразить отвращение, и возвращается к столу защиты, покачивая головой и наверняка думая: "Копы, что с них взять".
- У вас больше нет вопросов? - спрашиваю я.
Хоби требует считать показания Лавинии недействительными. Он характеризует такие действия полиции как мошенническую проделку с целью получить желаемые результаты, словно Верховный суд давным-давно не принял решение считать подобные приемы допустимыми во имя эффективного функционирования правоохранительных органов.
Когда к подиуму подходит Томми, мой кислый взгляд не обещает ему ничего хорошего. Утром он хотел было отказаться от предыдущей договоренности и чуть не подставил меня. Одно из железных правил в моем зале суда, и в первую очередь для прокуроров, состоит в том, что ты не выйдешь сухим из воды, если пытаешься кинуть судью. Прокуратуре только сунь палец в рот, и она откусит всю руку. Будучи женщиной, я чувствую необходимость проявлять особую твердость. Изрядно помучив Томми, чтобы преподать ему урок на будущее, я в конце концов отклоняю ходатайство Хоби.
Хитрость полицейских при снятии показаний с Лавинии никак не нарушила права Нила. Поскольку Баг имеет статус несовершеннолетней, она могла на законном основании потребовать, чтобы показания, данные ею Любичу и Уэллсу, не использовались против нее. Вообще-то теперь я понимаю, как Хоби убедил Баг и ее адвоката, что она могла проигнорировать угрозы Мольто аннулировать сделку, если она откажется от прежних показаний. В таком положении Мольто ни в коем случае не рискнул бы заводить против Баг новое дело, так как она могла полностью дезавуировать свою прежнюю позицию.
Хоби, профессионал до мозга костей, не упускает ни малейшей возможности. После того как я отклоняю его ходатайство, он говорит:
- В качестве альтернативы, ваша честь, мне бы хотелось приобщить показания детектива к делу, чтобы не пришлось вызывать его еще раз.
Мольто, вздохнувший с облегчением, не выдвигает возражений, однако заявляет, что в этом случае ему хочется задать свидетелю еще несколько вопросов. Он стоит у стола обвинения.
- Детектив Любич, после того как мисс Кэмпбелл признала, что она солгала…
- Протест. Это он сказал ей, что она лжет.
- Перефразируйте вопрос.
- После проверки на этом лжеполиграфе, - говорит Томми, - мисс Кэмпбелл сделала заявление, правильно? И оно полностью отражено в вашем рапорте?
Любич отвечает, что в каждом его рапорте показания Лавинии записаны дословно.
- Вернемся к тому, что произошло двенадцатого сентября в больнице. Вы проинформировали мисс Кэмпбелл о том, что Хардкор уже сообщил следствию?
- Я не знал, что сказал Хардкор. Это было не мое дело. Монтегю попросил меня поговорить с Баг, потому что мы знакомы. Вот и все. Она рассказала мне свою историю, мы устроили спектакль с полиграфом, и она дала показания.
- Значит, вы не передавали ей того, что сказал Хардкор?
- Ни в коем случае. Это противоречит правилам оперативно-розыскной деятельности.
Томми кивает. Ему только что удалось восстановить свои позиции. Разбирательство было тяжелым и нудным. Как оценивать показания Баг? Следует ли приобщать их к делу или исключить? Ответы на эти вопросы зависят в первую очередь от того, правду ли она сказала копам или нет. В то, что она сказала им именно то, что они хотели слышать, я могла поверить, и не потому, что Баг кажется такой застенчивой и податливой. Даже в пятнадцать лет она уже достаточно опытна и упряма. У нее хватило бы ума поступить именно таким образом. Однако если Баг не было известно, что сказал Кор, тогда ее собственноручно заверенные показания, данные Любичу, могли совпасть с версией событий Хардкора только в одном случае: если именно так все и произошло тогда на улице. Такой вывод напрашивался сам собой. Томми, безусловно, придерживается того же мнения. Вразвалку, что не слишком идет ему, он возвращается к своему столу, явно довольный тем, что удалось наконец поставить Хоби на место.
Хоби сидит в кресле и не спешит с вопросом. Теперь он поджал нижнюю губу, спрятав ее полностью под верхней, и как-то странно смотрит на Любича. Судя по всему, он не сдастся так просто и попытается что-то придумать.
- Детектив, вы рассчитывали, что вам придется давать показания на этом процессе? - внезапно спрашивает Хоби.
- Что? - спрашивает удивленный Любич.
- Вы думали о том, что в ходе процесса вам, возможно, придется принять в нем участие в качестве свидетеля?
- Не знаю. Вообще-то такая мысль, наверное, приходила мне в голову.
- Так, значит, все же думали? - Хоби роется в ворохе бумаг на столе. - Вас не было в списке свидетелей обвинения.
По всему видно, Любич никак не ожидал, что ему придется отвечать на такие вопросы. Его глаза на несколько мгновений закрываются, как у ящерицы.
- На прошлой неделе я встретил Монтегю в седьмом отделе. Он сказал, что если свидетельница будет давать ложные показания, я должен буду явиться в суд лично, чтобы засвидетельствовать точность своих рапортов.
- То есть это было всего-навсего предупреждение?
- Именно.
- И в тот момент вы не стали просматривать заново рапорты?
- Нет. Я всегда живу сегодняшним днем, советник. Текучка. Я бы никогда не подумал, что она станет изворачиваться и лгать в суде. Впрочем, век живи - век учись.
Явный выпад в сторону защитника. Очевидно, Любич уже прослышал о том, как Хоби удалось окрутить девчонку.
- А каким образом вам стало известно, что сегодня вы должны были явиться сюда для дачи показаний?
- Когда я пришел на работу в восемь часов, мне позвонил Монтегю.
- А вы, случайно, не посвятили весь вчерашний день подготовке к сегодняшней даче показаний?
- В среду у меня выходной. Я приводил в порядок документацию.
- А когда вы разговаривали с Монтегю утром, он объяснил, почему сегодня ваше присутствие в суде будет необходимо?
- Не помню, - говорит Любич, и в его голосе чувствуется неуверенность. - Вроде того.
- Вроде того… - повторяет за ним Хоби. - Хорошо, ну а сегодня кто-либо - Мольто, Монтегю, мистер Сингх - кто-нибудь объяснил вам, что Лавиния показала, будто, убеждая ее изменить первоначальные показания, вы информировали ее о показаниях, данных Хардкором?
- Я слышал об этом.
- И вы поняли, не так ли, что обвинению вовсе не помешает, если вы покажете, что этого не было?
- Никто мной не манипулировал, я сам знаю, что я должен говорить и чего не должен.
- Я понимаю, детектив. Но вы человек опытный, бывали на многих процессах, не так ли? И вы осознаете, какое значение имеют ваши показания, то есть что вы не говорили Баг о том, что сказал Хардкор, верно?
Краешком глаза Любич косит в моем направлении. У меня возникает такое ощущение, что, находись Фред в другом зале, с другим судьей, он мог бы попробовать сжульничать.
- В общем, я представляю себе эту картину.
- А теперь, детектив, я хочу вручить вам копию вашего рапорта от двенадцатого сентября, помеченную как вещдок защиты № 1, и собираюсь попросить вас зачитать вслух ту его часть, где говорится, что вы не информировали Лавинию Кэмпбелл о том, что сообщил следователю Хардкор.
Любич сидит молча с отрешенным взглядом. Всем своим видом он опять показывает: "Перестань делать из меня дурака, ты, гребаный залетный адвокатишка". Он даже не дотронулся до рапорта, который Хоби положил на поручень свидетельской кафедры, а лишь бегло взглянул на него и через пару секунд снова поднял голову.
- Там этого нет.
- Да, там этого нет, - повторяет Хоби. - Значит, это то, что вы помните?
- Я же сказал: такое противоречит правилам оперативной работы.
- То есть правила оперативной работы не допускают такого. Нельзя одного свидетеля знакомить с показаниями другого. Я вас правильно понял?
- Абсолютно.
- И именно поэтому вы утверждаете, что не знакомили Баг с показаниями Хардкора?
- Я утверждаю, что не говорил ей этого, потому что вообще не помню такого случая в моей практике.
- Хорошо, - говорит Хоби. - Не помните.
Он опять принимается ходить по залу. Я уже научилась интерпретировать его поведение. Если Хоби начинает передвигаться туда-сюда, это плохой знак для обвинения. Будь я прокурором, который готовит свидетеля к перекрестному допросу, я бы сказала ему: "Внимание. Если Таттл начинает двигаться, значит, он подготовил тебе ловушку". Однако Любич не знает этого и сидит себе, благодушествует, заполнив своим мощным корпусом все кресло, которое кажется очень хрупким. Он думает, что все прекрасно.
- И у вас почти не было времени просмотреть заново рапорты или хотя бы постараться восстановить в уме картину того, что происходило, когда вы допрашивали юную мисс Лавинию?
- Я помню то, что происходило, советник.
Хоби скребет себя по щеке. Он изо всех сил старается оставаться если не кротким, то хотя бы доброжелательно-вежливым в ответ на подчеркнутую враждебность Фреда. Кто-то - скорее всего Дубински - осведомил его, что Любич частенько появляется здесь и до некоторой степени пользуется моим благорасположением.