Шпион - Клайв Касслер 2 стр.


- Настоящий сумасшедший, - жаловался начальник военной верфи.

Но командующий флотской артиллерией, наблюдая за испытаниями последних орудий Ленгнера калибра 12,50 дюймов на атлантическом полигоне Сэнди-Хук, возразил:

- Слава богу, что он работает на нас, а не на врага.

Его воскресный камерный оркестр, причудливая смесь работников оружейного завода, одобрительно рассмеялся шутке Ленгнера:

- Чтобы убедить подслушивающих, что мы не закоренелые язычники, начнем с "Божьей благодати". С си.

Он сел за рояль.

- Можно начать с ля, сэр? - спросил виолончелист, специалист по бронебойным боеголовкам.

Ленгнер охотно взял ноту ля, на которую всем следовало настроить инструменты. И, когда музыканты принялись настраиваться, закатил глаза с деланным нетерпением.

- Джентльмены, вы сторонники новой атональной музыки?

- Еще раз ля, Артур, если можно. Чуть громче.

Ленгнер снова и снова нажимал на ля. Наконец все были удовлетворены.

Виолончелист сыграл первые ноты "Божьей благодати".

На десятом такте вступили скрипки: специалист по торпедам и дородный монтажник трубопроводов. Они сыграли мелодию и начали снова.

Ленгнер занес большие руки над клавиатурой, нажал на педаль и начал играть "Грешник, как я" в тональности си.

Внутри рояля паста трийодида азота, изготовленная Ямамото, затвердела и превратилась во взрывоопасную корку. Когда Ленгнер взял аккорд, молоточки ударили по струнам ля, ми и до, заставив их вибрировать. Завибрировали и струны ля, ми и до всех других октав, сотрясая трийодид азота.

Паста с резким хлопком взорвалась, выбросив пурпурное облачко и вызвав детонацию мешка с кордитом. Кордит разнес рояль на тысячи осколков дерева, струн и слоновой кости; эти осколки пробили голову и грудь Артура Ленгнера, мгновенно убив его.

2

К 1908 году "Детективное агентство Ван Дорна" имело отделения во всех крупных городах Америки, и внутренняя обстановка в них соответствовала значимости каждого города. В Чикаго штаб-квартира располагалась в роскошном Палмер-Хаусе. На пыльных железнодорожных станциях Орегона и Юты конторы помещались в наемных квартирах, и их украшали портреты разыскиваемых преступников. Нью-йоркская контора занимала просторные комнаты в отеле "Никербокер" на Сорок второй улице. А в Вашингтоне с его близостью к центру бизнеса - Министерству юстиции США - детективы Ван Дорна работали на втором этаже лучшего отеля столицы в "Новом Уилларде", на Пенсильвания-авеню, в двух кварталах от Белого дома.

Здесь находился и кабинет самого Ван Дорна, обшитый каштановыми панелями, с самыми современными приспособлениями для управления ордой его подчиненных, разбросанных по всему континенту. Вдобавок к частному телеграфу агентства здесь были также три телефонных аппарата стоечного типа для дальней связи с территориями западнее Чикаго, диктофон "ДеВо", биржевой информатор и электрический телефон Келлога. Глазок позволял Ван Дорну разглядывать посетителей в приемной. Угловые окна выходили на фасад "Уилларда" и было видно боковые входы.

Именно через эти окна неделю спустя после трагической гибели Артура Ленгнера на военно-морском оружейном заводе Ван Дорн с опаской наблюдал за тем, как из такси на заполненный людьми тротуар выходят две женщины и исчезают в отеле.

Зазвонил внутренний телефон.

- Пришла мисс Ленгнер, - сообщил детектив отеля "Уиллард", один из сотрудников Ван Дорна.

- Вижу.

Ван Дорн не ждал от этого визита ничего хорошего.

Основатель "Детективного агентства Ван Дорна" был плотным, лысым мужчиной сорока с лишним лет. Крепкий римский нос, щетинистые рыжие усы и дружелюбные манеры адвоката или бизнесмена, который рано сколотил состояние и теперь наслаждается богатством. За глазами, прикрытыми тяжелыми веками, таился мощный интеллект, а в тюрьмах страны томилось немало преступников, позволивших рослому джентльмену подойти к ним так близко, чтобы защелкнуть наручники.

А внизу, проходя по украшенному позолотой и мрамором вестибюлю "Уилларда", привлекали всеобщее мужское внимание две женщины. Младшая - миниатюрная девушка восемнадцати или девятнадцати лет, модно одетая, рыжеволосая, с живыми, блестящими глазами. И ее спутница - высокая, черноволосая красавица в темном траурном наряде, в шляпе, украшенной черными перьями крачки. Лицо ее было частично закрыто вуалью. Рыжеволосая держала ее за руку, словно желая придать ей храбрости.

Однако, миновав вестибюль, Дороти Ленгнер взяла инициативу в свои руки, попросив спутницу посидеть на диване у подножия лестницы.

- Ты уверена, что мне не нужно пойти с тобой?

- Нет, спасибо, Кэтрин. Все хорошо.

Дороти Ленгнер подобрала длинную юбку и начала подниматься по лестнице.

Кэтрин Ди, изогнув шею, смотрела, как Дороти остановилась на лестничной площадке, подняла вуаль и прижалась лбом к холодному мраморному столбу Потом выпрямилась и, собравшись с духом, прошла по коридору и зашла в "Агентство Ван Дорна", скрывшись из глаз Кэтрин.

Джозеф Ван Дорн посмотрел в глазок. Секретарь в приемной, сильный решительный мужчина - иначе он не сидел бы за столом в приемной Ван Дорна - был поражен красотой девушки, протянувшей ему свою карточку. Ван Дорн подумал: "Да ты сейчас не заметил бы, даже если бы в приемную ворвалась шайка бандитов и унесла всю мебель".

- Я Дороти Ленгнер, - сказала девушка сильным певучим голосом. - У меня назначена встреча с мистером Джозефом Ван Дорном.

Ван Дорн торопливо вышел в приемную и поздоровался.

- Мисс Ленгнер, - сказал он голосом, в котором еле заметный ирландский акцент смягчал жесткость речи уроженца Чикаго, - позвольте выразить самые искренние соболезнования.

- Спасибо, мистер Ван Дорн. Благодарю, что согласились со мной встретиться.

Ван Дорн провел ее в свое святилище.

Дороти Ленгнер отказалась от чая и воды и сразу перешла к делу.

- Флот утверждает, что мой отец покончил жизнь самоубийством. Я обращаюсь за помощью в ваше агентство, чтобы восстановить честь отца.

Были основания сомневаться в душевном здоровье отца девушки, Ван Дорн подготовился к этой трудной встрече, ведь жена была знакома с Дороти по колледжу Смита, и он обещал выслушать бедную девушку.

- Разумеется, я к вашим услугам, но…

- Флот заявляет, что он сам организовал взрыв, который его убил, но мне не говорят, откуда это известно.

- Я бы не удивлялся, - сказал Ван Дорн. - Флот обычно все держит в тайне. Меня удивляет другое: флот обычно заботится о своих.

- Мой отец сознательно вел оружейный завод к тому, чтобы он был больше гражданским, чем военным, - ответила Дороти Ленгнер. - Это была деловая операция.

- И однако, - осторожно возразил Ван Дорн, - я слышал, что в последнее время многие заказы оружейного завода переданы гражданским предприятиям.

- Определенно нет! Может, на четырех- или шестидюймовки. Но не на орудия для дредноутов.

- Любопытно, тревожили ли эти перемены вашего отца?

- Отец привык к такому, - сухо ответила Дороти и со слабой улыбкой добавила: - Он сказал бы: "Пращи и стрелы моего производства позволяют конгрессу учитывать местные интересы". У него было чувство юмора, мистер Ван Дорн. Он умел смеяться. Такие люди не кончают с собой.

- Разумеется, - серьезно согласился Ван Дорн.

Снова зазвонил телефон Келлога.

"Мой спаситель - Белл", - подумал Ван Дорн. Он подошел к стене, на которой висел телефон, взял слуховую трубку и прислушался.

- Пригласите, - сказал он в микрофон.

А Дороти Ленгнер он сказал:

- Я попросил Исаака Белла, моего лучшего сотрудника, передать другим важное дело, которым он занимается, поимку грабителей банка, чтобы он мог заняться обстоятельствами смерти вашего отца. Он готов доложить.

Открылась дверь. Вошел мужчина в белом костюме; скупость его движений была необычна для столь высокого роста. Заметно выше шести футов, стройный, весом не больше ста семидесяти пяти фунтов, примерно тридцати лет. Густые усы на верхней губе были золотистыми, как и аккуратно подстриженные волосы. Цвет лица был здоровый, как у человека, проводящего много времени на солнце и воздухе.

Крупные руки висят вдоль тела. Пальцы длинные, с тщательным маникюром, хотя наблюдатель более внимательный, чем горюющая Дороти Ленгнер, мог бы заметить, что костяшки на правой руке красные и распухшие.

- Мисс Ленгнер, позвольте представить вам моего старшего дознавателя Исаака Белла.

Исаак Белл быстрым проницательным взглядом окинул молодую красавицу. "Двадцати с небольшим лет, - оценил он ее возраст. - Умная, владеет собой. Опечалена потерей, но чрезвычайно привлекательна". Она умоляюще повернулась к нему.

Острые голубые глаза Белла на мгновение смягчились. Теперь они стали чуть фиолетовыми, а проницательный взгляд - добрее. Белл почтительно снял широкополую шляпу и сказал:

- Сочувствую вашей потере, мисс Ленгнер.

И таким быстрым движением ослепительно белого платка стер каплю крови с руки, что это прошло почти незаметно.

- Мистер Белл, - спросила девушка, - что вы узнали, чтобы обелить имя моего отца?

Белл ответил голосом, полным сочувствия, доброжелательно, но прямо.

- Простите, но я должен подтвердить, что ваш отец действительно выписал большое количество йода из лабораторных запасов.

- Он был инженером, - возразила она. - Ученым. И каждый день заказывал химикалии для лаборатории.

- Порошок йода - основной ингредиент взрывчатки, которая стала детонатором для бездымного пороха в рояле. Вторым ингредиентом была аммиачная вода. Уборщик заметил, что в его шкафчике недостает бутылки этого чистящего средства.

- Его мог взять кто угодно.

- Да, конечно. Но все указывает на то, что он сам смешал ингредиенты в своей личной туалетной комнате. Следы на полотенце, порошок на зубной щетке, остатки пены в тазике для бритья.

- Откуда вы все это знаете? - спросила она, смахивая слезы гнева. - Меня и близко не подпустили к его кабинету. Прогнали моего адвоката. Даже полицию не пустили на оружейный завод.

- Я сумел туда пройти, - сказал Белл.

Быстро вошел секретарь-мужчина в полосатой рубашке, жилетке, галстуке-бабочке и нарукавниках, с кольтом двойного действия в кобуре через плечо.

- Простите, мистер Ван Дорн. Звонит начальник Вашингтонской военно-морской базы, и он очень рассержен.

- Попросите коммутатор переключить звонок на мой телефон. Прошу извинить, мисс Ленгнер… Ван Дорн слушает. Добрый день, командующий Диллон. Как вы сегодня?.. Да не может быть!

Ван Дорн слушал, спокойно улыбаясь мисс Ленгнер.

- …Что ж, с вашего позволения, сэр, под такое описание подходят половина взрослых мужчин в Вашингтоне… Оно может относиться даже к джентльмену, который сейчас, когда мы разговариваем, у меня в конторе. Но уверяю вас, он вовсе не выглядит так, будто дрался с военными моряками - ну разве что, если морские пехотинцы нынче совсем не те, что были в мои дни.

Исаак Белл сунул руки в карманы.

В следующий раз, отвечая собеседнику, Ван Дорн добродушно рассмеялся, хотя если бы командующий видел ледяной блеск его глаз, он постарался бы побыстрее отойти.

- Нет, сэр, я не "доставлю" к вам моего сотрудника, которого ваши часовые схватили с уликами. Джентльмена, стоящего передо мной, определенно никто не схватил… Я передам ваши жалобы морскому министру, когда мы в следующий раз будем обедать с ним в клубе "Космос". Пожалуйста, передайте от меня привет миссис Диллон.

Ван Дорн повесил трубку и сказал:

- Очевидно, некий высокий, светловолосый усатый джентльмен уложил нескольких моряков, пытавшихся его задержать.

Белл обнажил в улыбке ряд ровных белых зубов.

- Ну, я думаю, он спокойно подчинился бы им, если б они не пытались его поколотить. - Он повернулся к Дороти Ленгнер, и выражение его лица смягчилось. - А теперь, мисс Ленгнер, я хочу кое-что показать вам.

Он достал фотографию, еще влажную после проявки. Это было увеличенное изображение предсмертной записки Ленгнера. Белл сделал снимок своим складным фотоаппаратом "кодак 3А", который ему подарила невеста, работавшая в кинопромышленности. Большую часть фотографии Белл закрыл рукой, чтобы мисс Ленгнер не увидела записки безумца.

- Это почерк вашего отца?

Мешкая, она поднесла снимок ближе, потом неохотно кивнула.

- Почерк похож на его.

Белл внимательно наблюдал за ней.

- Кажется, вы не очень уверены.

- Кажется, немного… ну, не знаю. Да, это его почерк.

- Я знаю, что ваш отец очень напряженно работал, чтобы ускорить производство. Коллеги, глубоко уважавшие его, говорят, что он напряженно трудился и, возможно, больше, чем было ему под силу.

- Ерунда! - резко ответила Дороти. - Отец не церковные колокола отливал. Он руководил оружейным заводом. Он требовал высокого темпа производства. И, будь это для него слишком, он сказал бы мне. Мы с ним были очень близки после смерти мамы.

- Но трагедия самоубийцы, - перебил Ван Дорн, - в том, что жертва не видит иного способа уйти от неизбежного. Для него таким способом становится смерть.

- Он не стал бы убивать себя так!

- Почему? - спросил Исаак Белл.

Дороти Ленгнер помолчала, прежде чем ответить; несмотря на свое горе, она отметила, что рослый детектив необычайно красив и что его элегантность смягчает впечатление огромной силы. Именно такого сочетания качеств она искала в мужчинах, но находила чрезвычайно редко.

- Я купила ему этот рояль, чтобы он снова мог играть. Чтобы мог расслабиться. Он слишком любил меня, чтобы сделать мой инструмент орудием своей смерти.

Она умоляюще говорила, а Исаак Белл смотрел в ее серебристо-голубые глаза.

- Отец был слишком доволен своей работой, чтобы убить себя. Двадцать лет назад он начал воспроизводить английские четырехдюймовые пушки. Сегодня его оружейный завод выпускает лучшие в мире двенадцатидюймовые орудия. Представьте себе корабельные орудия, которые стреляют точно на двадцать тысяч ярдов. На десять миль, мистер Белл!

Белл пытался уловить перемены тона ее голоса, которые могли бы выдать сомнения, смотрел в ее лицо, выискивая признаки неуверенности в этом трогательном рассказе о работе покойного.

- Чем больше орудие, тем более мощные силы оно должно укротить. Здесь нет места ошибкам. Ствол должен быть прямым, как луч света. Диаметр не должен отклоняться и на тысячную дюйма. Нарезка требует мастерства Микеланджело; установка кожуха - точности часовщика. Мой отец любил свои пушки - все великие конструкторы дредноутов любят свою работу. Волшебник-двигателист, как Аласдер Макдональд, любит свои турбины. Ронни Уиллер из Ньюпорта любит свои торпеды. Фарли Кент - свои все более быстрые корабли. Это счастье - быть одержимым работой, мистер Белл. Такие люди не убивают себя.

Снова вмешался Джозеф Ван Дорн.

- Могу заверить, расследование Исаака Белла было таким тщательным, что…

- Но, - вдруг перебил его Белл, - что если мисс Ленгнер права?

Босс удивленно посмотрел на него.

Белл сказал:

- С разрешения мистера Ван Дорна я продолжу работу.

Прекрасное лицо Дороти Ленгнер осветила надежда.

Она повернулась к основателю детективного агентства. Ван Дорн развел руками:

- Конечно, Исаак Белл будет заниматься этим при поддержке всего агентства.

Ее благодарность звучала почти как вызов.

- Мистер Белл, мистер Ван Дорн, я могу просить только об оценке фактов на основании точных сведений. - Неожиданная улыбка, как солнечный луч, озарила ее лицо, показывая, какой живой и беззаботной была эта женщина до трагедии. - Меньшего я не могу ожидать от агентства, девиз которого "Мы никогда не сдаемся. Никогда!".

- Очевидно, вы тоже провели свое расследование, - улыбнулся в ответ Белл.

Ван Дорн проводил ее в приемную, снова выражая свои соболезнования.

Исаак Белл подошел к окну, выходящему на Пенсильвания-авеню. Он видел, как Дороти Ленгнер в сопровождении стройной рыжеволосой девушки, которую он заметил в приемной, вышла из отеля. С любой другой спутницей рыжеволосую сочли бы красавицей, но рядом с дочерью оружейника она была лишь хорошенькой.

Вернулся Ван Дорн.

- Что заставило вас передумать, Исаак? Ее любовь к отцу?

- Нет. Его любовь к своей работе.

Он смотрел, как девушки останавливают такси, подбирают полы длинных юбок и садятся. Дороти Ленгнер не оглядывалась. А вот рыжеволосая оглянулась, причем посмотрела на окна Ван Дорна, как будто знала, за какими находится агентство.

Ван Дорн рассматривал снимок.

- Никогда не видел такого четкого изображения. Почти так же четко, как на стеклянной пластинке.

- Марион дала мне "кодак 3А". Он точно входит в карман пальто. Надо сделать такие аппараты стандартным оборудованием.

- Не за семьдесят пять долларов штука, - возразил экономный Ван Дорн. - Можно делать снимки и "брауни", по доллару за штуку. Но что вы задумали, Исаак? У вас встревоженный вид.

- Боюсь, вам придется попросить парней из бухгалтерии заняться финансами ее отца.

- Зачем?

- В его ящике нашли толстую пачку банкнот.

- Взятка? - взорвался Ван Дорн. - Взятка? Неудивительно, что флот все держит в тайне. Ленгнер работал на правительство и имел право выбирать, у кого покупать сталь. - Он с отвращением покачал головой. - Конгресс не забыл скандал трехлетней давности, когда стальные тресты попытались установить цену на броневые листы. Что ж, это объясняет, почему она пыталась помочь ему успокоиться.

- Похоже, - согласился Исаак Белл, - что умный человек совершил какую-то глупость, не мог допустить, чтобы его поймали, и покончил с собой.

- Я удивлен, что вы согласились работать дальше.

- Очень страстная молодая дама.

Ван Дорн с любопытством взглянул на него.

- Вы обручены, Исаак.

Исаак Белл с невинной улыбкой посмотрел на босса. Для человека, которому полагалось быть практичным и очень мирским, чтобы задерживать преступников, Ван Дорн был удивительно чопорным, когда речь шла о сердечных делах.

- То, что я люблю Марион Морган, не делает меня слепым к красоте. И у меня нет иммунитета к страсти. Однако я имел в виду безмерную веру прекрасной мисс Ленгнер в невинность ее отца.

- Большинство матерей, - строго возразил Ван Дорн, - и ни одна дочь не верят, когда их сыновей и отцов обвиняют в преступлениях.

- Ей показалось странным что-то в почерке отца.

- Как вы сумели найти предсмертную записку?

- Флот не знает, как продолжать расследование. Поэтому все оставили на месте, кроме тела, и заперли дверь, чтобы не допустить полицейских.

- А как вы попали туда?

- Там стоял старый "польхем".

Ван Дорн кивнул. Белл справлялся с любыми замками.

Назад Дальше