Алекс Норк
Кто здесь?
- Вам понравился вчерашний концерт, сэр?
- Да, Николь, я вообще очень люблю фортепьянную музыку. И хорошо знаю этого пианиста. Бывал на его концертах в Москве… Тот молодой человек - ваш муж?
- Муж. А женщина, с которой вы были, очень красивая.
- Это моя двоюродная сестра, Энни. Но насчет красоты вы здорово хватили. Мы в детстве всегда называли ее обезьянкой, и она не обижалась. Я и сейчас ее так часто зову.
Что-то вроде довольной улыбки появилось у нее на лице.
- Нет, вы не правы, сэр, ваша сестра очень милая и своеобразная.
Энни так уверенно сказала ему вчера после того, как они случайно столкнулись с Николь на ступеньках концертного зала: "Она тобой увлечена". - "С чего ты взяла? Это просто мой секретарь". - "Ой, ой, секретарь! У нее от этого устроено что-нибудь по-другому? Она, знаешь ли, слишком откровенно на меня взглянула". - "Как взглянула?" - "С ненавистью. Успокой ее потом, объясни, что мы просто родственники".
- Что у нас на сегодня, Николь?
- Совещание второго отдела, которое вы назначили на десять. Потом у вас встреча с военными.
- Помню.
- Еще, заболел ваш заместитель, у него острый бронхит. Еще к вашему сведению, Блюма срочно вызвали в Вашингтон. Его секретарь сказала мне, что позвонили прямо ночью.
- А кто вызывал?
- Звонили из Белого дома.
Торнвил удивленно поднял брови, Николь в ответ сделала то же самое. С чуть комичным выражением.
Он всегда смотрел ей вслед, когда она выходила из кабинета, и кажется девушка это чувствовала.
С Блюмом Стенли Торнвил был знаком почти двадцать лет, с первого своего дня работы в контрразведке. Тот его и принимал на службу, и стал тогда первым начальником. А потом так и остался им на многие годы. И когда Стенли работал в Германии, а потом в России, его патроном в Центре оставался Блюм. Никогда никаких служебных недоразумений между ними, ничего похожего на недоверие или взаимное недовольство. А в политической контрразведке очень трудно долго сохранять такие отношения, слишком каверзная работа. Ну, например, когда нет никаких улик о сотрудничестве собственного дипломата или нелегала с местной спецслужбой, а подозрительные признаки есть. Надо возвращать такого деятеля в страну, по сути дела - ломать ему карьеру. Торнвил как резидент обязан этого требовать, а его патрону в Центре приходится доказывать необходимость отзыва формально ни в чем не провинившегося человека. Много таких хлопот он доставил Блюму за двадцать лет. И тот ни разу не фыркнул в ответ, не упрекнул в перестраховке. И когда там, в России, на вербовку выстроилась целая очередь всякого правительственного ворья, сколько потребовалось усилий, чтобы убедить Центр не кидать деньги налогоплательщиков всякой сволочи, которая продает не только настоящие, но и фиктивные секреты, объяснять, что нельзя покупать всю дрянь подряд… Блюм всегда ему верил. А он поверил Блюму, кажется, в тот самый первый день их знакомства. Время доказало, что они во всем были правы. Теперь, поднявшись до уровня первого заместителя директора Центра, Блюм и его перетащил наверх - полковник Торнвил, начальник Управления внутренней политической контрразведки страны. Высокое место.
Он проработал в этой должности только еще два месяца. Собственно говоря, этот срок ему и дали для того, чтобы войти в курс дела.
Что за странный ночной вызов его патрона? Стенли еще раз задал себе этот бесполезный вопрос, но потом очень скоро забыл, включившись в дневную гонку. Забыл до вечера, когда секретарь Блюма позвонила ему и сообщила, что тот ждет его у себя.
Странное дело, Блюм не очень-то постарел за эти многие годы. Наверно потому, что и тогда не выглядел молодым. И лысина у него не выросла, и мягкие темные волосы по ее бокам не убавились. А главное, - глаза. Подвижные, с постоянной какой-то веселой готовностью, большие, карие, очень умные.
- А, Стенли! Садитесь, Стенли, присаживайтесь… Ну как, были вчера на концерте? А я не пошел, ленюсь я с возрастом, мой дорогой, ленюсь. Хотел отоспаться, и на тебе, - ночной звонок из Белого дома… Кофе не желаете?
- Нет, спасибо.
- Я тоже его сегодня слишком много выпил. Удачный концерт?
- Очень.
- Н-да, н-да… так вот, - Блюм потер свой большой лоб, на который не хватало ладони. - У нас любопытное дело, Стенли. Любопытное… и весьма паршивое. - Он вдруг заморгал глазами и прикрываясь рукой широко зевнул. - Простите, мой друг, не спал почти, и эти разговоры, там в Вашингтоне, они же ничего не делают быстро… Да. Вы тот несчастный случай с работником президентского аппарата помните? Ну, месяц назад?
- Чакли, кажется? После банкета упал в нетрезвом состоянии на кухонный нож, живот пропорол?
- Именно, пропорол. Нас это тогда не касалось, бытовая драма. Хотя никому не было понятно - как это он на него упал?
- Помню и меня это слегка удивило.
- Вот, а меня тогда еще удивило, что рана очень глубокая и обширная. Но я подумал - всякое бывает… Н-да, так вот, только вам, Стенли, информация сугубо конфиденциальная: тот парень сам себя ударил ножом в живот.
- Именно это они вам сегодня и сообщили?
- Не только это… А давайте все-таки выпьем кофе, а?
- Ну, давайте.
Блюм позвонил, и почти тут же принесли.
- Тогда уж и по глоточку рома? Конец рабочего дня, - он достал из шкафчика бутылку, - вы его сначала понюхайте, Стенли. - Он налил ром в два маленьких стаканчика. - Ямайка, а? Ямайка! Ваше здоровье… М-му! Вкусно?
- Вкусно.
- Да, они тот случай замяли, президентские выборы ведь на носу. Замяли, а вчера поздно вечером у них новое дело - Мэри Кэмпбелл, помощник вицепрезидента, слышали фамилию?
- Нет, по-моему.
- Ну, есть такая. Точнее была. Вчера поздно вечером у себя дома покончила самоубийством. Догадываетесь? Нет? Ударила себя охотничьим ножом в живот. Глубокое ранение с попыткой взрезать кишечник. Умерла минут через пятнадцать от обширного кровотечения. Это уже от общественности скрыть не удастся. В сегодняшние газеты дело еще не попало, но завтра будет.
- Дома она находилась одна?
- Почти.
- Что значит - почти?
- А не совсем пока ясно. Перед этим она позвонила своему приятелю, отменила его ночной визит к себе. Но тот обеспокоился тем, как она с ним говорила, и все-таки приехал. У него собственный ключ. Ну и - по его словам - нашел ее на полу в гостиной. Сразу вызвал полицию и скорую помощь. Его допросили, проверили. Парню около тридцати, он небольшой адвокат. Кэмпбелл постарше его лет на пять. В интимных отношениях они состояли года два.
- У полиции на него что-нибудь есть?
Блюм мотнул головой:
- Абсолютно ничего. Но нам он понадобится. Вы его, Стенли, завтра же потрясите как следует. Ох, устал я с этими господами из Вашингтона, все надо из них выуживать! Темнят, намеками изъясняются. Еще по глоточку?
- Спасибо. Вы сами-то, патрон, не темните. Что это за ритуальные самоубийства?
- Вот именно, мы ж все-таки не в Японии. Я так им и сказал. И, говорю, выкладывайте что у вас на этих самоубийц имеется. Психическая эпидемия среди работников Белого дома? Нет, отвечают, ни Чакли, ни Кэмпбелл к психиатрам не обращались. Нормальные люди, в отклонениях не замечены… М-мм! Как греет внутри этот ром, а?
- Греет. А в чем замечены?
- Вот, тут история, которую они мне по капле два часа рассказывали. Утечка информации, если коротко. И довольно серьезная. Частные разговоры на уровне вице-президента и самого президента. Закрытые планы аппарата, связанные с политическими ходами, которые должны укрепить их позиции перед выборами. По сути дела - государственный шпионаж.
- И нити вели к Чакли и Кэмпбелл?
- Совершенно верно.
- Куда эта информация шла потом?
- В штаб нового независимого кандидата, по их сведениям. Но прямых доказательств нет.
- А, к этой темной личности?
- Личность, мой дорогой, действительно темная. Но сколько обаяния, да? И как он набирает обороты?
- И непонятно на чем.
- Непонятно, но часть страны уже им очарована. Тут тоже весьма щекотливый момент для нас. В предвыборные дела мы вмешиваться не можем. Но, с другой стороны, утечка государственных секретов от действующего президента - это наша непосредственная сфера. Так что мы обязаны инициировать расследование. Вам оно и поручается.
- Еще какие-нибудь детали?
- Да, есть. Оба покончивших с собой работника аппарата шпионили крайне торопливо и грубо.
- То есть понимали, что могли попасться?
- Вот именно. Оба отправили себя на тот свет, когда чувствовали, что до разоблачения остаются считанные дни. Каждого уже почти вычислили. Кэмпбелл, в частности, должна была уже сегодня ответить на ряд вопросов в присутствии самого вице-президента.
- Странная история.
- И ничего подобного, заметьте, в нашей практике никогда не было.
Удивительный поворот в его жизни. Нет, не это дело, по которому он сейчас летит в Вашингтон. А вчерашний вечер, когда он, вернувшись от Блюма в свой кабинет, неожиданно для себя предложил Николь где-нибудь поужинать. "Да", - коротко прозвучало в ответ. А когда они сели за ресторанный столик, и он спросил, не отвлекает ли ее от семейных забот, она ответила, что со вчерашнего вечера уже не семейная женщина. Она объявила мужу о разводе. И тут же, посмотрев ему в глаза, объяснила: "Нельзя же жить с одним человеком и быть влюбленной в другого"… Все чудесно и просто. Какими и должны быть настоящие чудеса. И так же просто она спросила его, прощаясь сегодня утром: "А ты не думал, что в твои сорок лет уже пора иметь детей?"
В аэропорту его ожидали работник президентского аппарата и лейтенант уголовной полиции.
- Сначала я хочу поговорить с этим парнем, приятелем Кэмпбелл, - заявил Торнвил. - А потом подъеду к вам в администрацию.
Оба вежливо в ответ кивнули.
- Вы уверены, что этот парень не сам прирезал свою подругу? - спросил он лейтенанта, усаживаясь в полицейскую машину.
- Практически да, сэр, хотя полного алиби у него нет. Строго говоря, он мог появиться в ее квартире минут на двадцать раньше, если бы сразу после ее звонка к ней отправился. Но мотивы, сэр? Что им было делить? К тому же, на ручке ножа нет его отпечатков, нет следов борьбы в квартире. Слишком быстро и профессионально ему надо было бы сработать, сэр.
- Она не была беременной?
- Нет, сэр, - качнул головой полицейский. - И вообще, когда вы увидите этого интеллигентского хлюпика, сами поймете. Боится сейчас больше всего, чтобы его адвокатское имя не попало в прессу.
"Действительно хлюпик, - подумал Торнвил, когда увидел в кабинете худенького с мальчишеским лицом парня, - хотя физиономия довольно смазливая. И одет дорого и модно". А потом, когда назвал себя и свою должность, заметил откровенный испуг на его лице.
- Да вы не волнуйтесь, - успокоил он, - идет обычное расследование. Нам надо просто выяснить все детали.
- Мой бог, но причем тут политическая контрразведка?!
- Ваша приятельница работала в президентской структуре. Поэтому мы тоже обязаны вас допросить. И обменяемся любезностями: ваше имя в связи с этой историей не попадет в прессу, а вы обязуетесь не разглашать наш сегодняшний разговор.
- Ну, разумеется, я могу дать подписку.
- Обойдемся. Скажите-ка для начала, где и когда вы с Кэмпбелл познакомились?
- Два с половиной года назад. Мы заканчивали один и тот же университет в разное время. Познакомились на его юбилее.
- Угу, а как долго…
- Почти с того момента.
- Не знаете, у нее не было никого помимо вас?
- Нет, господин полковник, - уверенно ответил тот и на вопросительный взгляд Торнвила пояснил: - Она была слабее меня…ну, вы понимаете? К тому же, выматывалась на работе.
- Я уловил. Почему вас взволновал ее отказ встретиться в тот вечер?
- Она очень странно со мной разговаривала.
- Вот это и объясните.
Тот задумался, вынул платок, потом снова сунул его в карман.
- Это нелегко объяснить, сэр… как будто она говорила из другого мира.
- Интересно, но поточнее. И текст, что именно она вам сказала?
- Совсем немного, она сказала: "Мы сегодня не встретимся". Отрывисто и жестко, почти что враждебно. Я спросил: "А когда?", и услышал в ответ странный звук, просто меня испугавший. Вроде смеха, но не смех… Бывает, что в лесу прокричит что-то странная птица - что-то неизвестное и тревожное, неприятно чужое. Вы никогда не слышали?
- Слышал.
Тот опять без всякой надобности достал платок.
- Потом она полувопросительно произнесла: "Когда…" и повесила трубку.
- А перед этим между вами не было недоразумений?
- Нет, все было прекрасно, хотя в последние месяцы… - он неопределенно поводил платком в воздухе, - она несколько изменилась.
- Вот, вот, расскажите мне спокойно, какой она была и что именно изменилось.
- Постараюсь, сэр. Мэри, мне всегда так казалось, была не очень сложным человеком. Прагматиком, который ставит перед собой очень понятные задачи. Я ведь за семь лет адвокатской практики немного научился видеть людей, и в университете много занимался психологией. Если говорить по Юнгу - экстравертный мыслительный тип простого склада.
- То есть никакого самокопания, ясные карьерные цели, в том числе по средствам их достижения, да? Слабая эмоциональная реакция на события. Искусство служит только для отдыха, чтобы лучше работать? Здоровый организм - для того же самого… - Человек напротив подтверждающе покивал головой. - И без комплексов?
- Совершенно верно, сэр, без никаких. Простые схемы.
- Прочный тип личности. Вы говорили, в ней что-то стало меняться?
- Да, в последние четыре месяца или немногим больше. Сейчас вспоминаю… четыре с половиной месяца назад мы сидели с ней в ресторане. Она выиграла тысячу долларов в лотерею и пригласила меня это отметить. Ей всегда нравилось говорить о своей работе, карьерных планах, а тут вдруг, когда я сказал, что, отработав в Белом доме, она получит потом шансы на блестящую адвокатуру, Мэри задумалась, а затем произнесла: "Нет! Что за пошлые идеи!". Я, разумеется, очень удивился и спросил: "Какие же идеи не пошлые?" - "Те, что над нами". Потом несколько секунд она пристально на меня смотрела, как на незнакомого, и перевела разговор на другую тему. Я совсем ничего не понял, но не придал этому особого значения…
Он на минуту замолк с отсутствующим взглядом, как когда люди глядят внутрь собственной памяти.
- Продолжайте, пожалуйста.
- Что-то в ней странное появилось. Какая-то ничем не вызванная внутренняя сосредоточенность стала ни с того ни с сего находить…. и одновременно - снисходительная реакция на мои слова. Как на ребенка, который говорит чепуховые вещи. - Он торопливо взглянул на Торнвила. - Она не была умней меня, сэр. И никогда не претендовала на это. Даже в профессиональном отношении. Устроилась в Белый дом благодаря хорошим родственным связям. Она всегда понимала свой уровень.
- А тут возник покровительственный тон?
- Что-то очень на это похожее.
- У нее в последнее время появлялись лишние деньги? Может быть, были дорогие покупки? Планы по этому поводу?
- Нет, сэр, ничего такого не было.
- А новые знакомые?
Молодой человек отрицательно покачал в ответ головой.
- Хорошо, все пока. Возможно вы еще понадобитесь.
Отпустив его, Торнвил пригласил лейтенанта.
- Проверьте всех родственников Кэмпбелл на предмет возможной передачи им наличных денег на хранение. В том числе, негласно проверьте их счета: не было ли за последнее время значительных поступлений? А мы, со своей стороны, проверим ее собственные банковские счета по всей стране и по Интерполу.
- Понял, сэр, сделаем.
- Тогда, здесь я закончил. Пусть меня отвезут в президентскую администрацию.
Какая она замечательно красивая, его Николь. И совершенно открытая. Вышла замуж, потому что у него были очень богатые родители. "И за год поумнела, - сказала она. - Стала чувствовать, что продажный поступок нужно вернуть пока не поздно. А тут ты к нам свалился. О-чень вовремя!".
Торнвила провели в кабинет того самого сотрудника, который встречал его утром. Тут же пришел и представился еще один.
Стенли не очень разбирался в их внутренних чинах, но понимал - за негромкими этими званиями стоит реальная сила. Впрочем, и его собственная должность тоже весьма немаленькая.
- Кое-что я уже от Блюма знаю, - начал он, - но нужны детали. Непонятно, ведь, пока, что именно нужно брать в оперативную разработку. Давайте поэтому уточняться.
Оба ему в ответ кивнули.
- Нам, конечно, сразу стало ясно, что в штабе независимого кандидата у вас есть свои источники информации. Я в это деликатное дело лезть не собираюсь, но должен понять, насколько достоверно, что информация от Чакли и Кэмпбелл уходила именно туда?
- Не источники, как вы сказали, а один совершенно надежный источник, - ответил тот второй, что позже пришел в кабинет. - И, к сожалению, все слишком достоверно.
- Почему "слишком"?
- Потому что мы потеряли этого человека вчера вечером. Он погиб в автокатастрофе. Выскочил на встречное движение на повороте, заклинило тормозную колодку. И нас, кстати, интересует, что вы как профессионал об этом думаете, вам ведь, наверное, э-э… приходилось?
- Мне лично не приходилось, и к счастью даже не приходилось отдавать такие приказы. Но в профессиональном смысле - это один из стандартных приемов по ликвидации.
- Значит, они нашего человека вычислили. Хотя нам совершенно непонятно - как.
- Возможно, что кроме Чакли и Кэмпбелл у вас еще кто-то есть из их агентуры. И он выдал вашего человека.
- Не тот случай! - категорически вмешался его утренний знакомый. - Нам самим до сегодняшнего дня была известна только его кодовая фишка.
- Кто-то же знал и действительное имя.
- Да, двое, но эти люди… полковник, вы слишком часто встречаете их фамилии в газетах, на самых первых полосах. Надеюсь, понятно?
- Так, третий труп в нашем фильме, - ни к кому не обращаясь, раздумывая, произнес Торнвил.
- Не скроем, полковник, мы чувствуем себя как на горящих углях.
Николь тоже почему-то думала, что он должен был убивать людей, работая в резидентуре, и очень обрадовалась, когда он сказал, что ничего подобного с ним никогда не случалось.
- Если с этими тормозными колодками работали профессионалы, мы ничего не докажем, - сообщил Торнвил.
Ему тут же ответили, что и нельзя предпринимать таких действий: слишком рискованно обнаруживать, кто этим интересуется.
Николь в юности готовилась стать балериной. Потом разрыв коленных связок и не совсем удачная операция. Если бы не это несчастье, она могла бы быть уже известной артисткой. Да, но тогда он ее бы не встретил. Какая у нее безумно красивая спина…
- Что вы об этом думаете, полковник?
- Странно.
- Что именно?
- Вы, несомненно, хорошо проверили квартиру Кэмпбелл? Все ее бумаги, служебный сейф?
- Разумеется, как и в случае с Чакли.
- И ничего особенного?
- Деньги, вы имеете в виду? Денег мы не обнаружили.
- Не только деньги.
- А что еще?