Вот и Белорусский вокзал. Именно он, скрывшись полтора года назад за последним вагоном поезда, увозившего Прохорова из Москвы, стал границей между той, прошлой, и нынешней жизнью Николая. Тогда он уезжал с ощущением, что жизнь закончилась, а вот что дальше? Мысли о будущем накатывали волнами и разбегались, как тараканы во все щели. О каком будущем могла идти речь? Уволенный из органов по состоянию здоровья, бывший старший лейтенант контрразведки не видел, ну никак не видел себя вне работы, которой отдал лучшие годы своей жизни. И надо же, как все развернулось... А все дядька его, областной милицейский начальник, уговоривший пойти в угро на "чугунку". И пошло-поехало, вот даже в Москву на Белорусский снова прикатил. А тут ничего за это время не изменилось. На здании вокзала портреты тех же вождей, те же лозунги. Хотя стоп! Лозунги-то те же, а вот кое-какие вожди новые. На ум пришло вычитанное где-то латинское выражение: "Sic transit gloria mundi" ("Так проходит земная слава"). Не силен он был в иностранных языках, но это выражение запомнил крепко и часто вспоминал его, когда к месту, а когда и просто так. Сейчас оно вспомнилось как нельзя кстати. Прохоров взглянул на часы. Ну вот, Первомай-праздник уже несколько минут как вошел в Москву. Между прочим, могли бы и бодрой музыкой встретить. Впрочем, стоит ли будить трудовой народ столицы из-за его скромной персоны? - да и на перроне знакомая высокая фигура маячит, которой шумный прием совершенно противопоказан.
Из вагонов в объятия встречающих уже повалил народ. Попутчик взял чемодан, попрощался и пошел к выходу. Николай поспешил за ним, и на перрон они спустились друг за другом. Осторожный взгляд сыщика не выявил среди встречающих никого похожего на коллег, а высокий мужчина, на котором задержал свое внимание Николай, куда-то исчез. "Мартышка к старости слаба глазами стала",- выругал себя сыщик.
Принял, понимаешь, какого-то дылду за Свиридова. "Эх, сержант, сержант, такую песню испортил!" - от огорчения у Прохорова снова кольнуло в голове. Надо было как-то потянуть время.
- Вам в какой гостинице забронировали? - Николай ругнул себя за то, что вопрос пришел ему на ум так поздно.
- Я пока к знакомым, а потом посмотрим, может, у них и останусь,- спокойно ответил парень.
- Хорошо, когда друзья-знакомые в Москве есть, не надо о гостинице думать. А мне сейчас, как медному котелку…- Николай отчаянно сплюнул, и, надо сказать, получилось это у него весьма убедительно. Полосатый сочувственно вздохнул, развел руками и, еще раз попрощавшись, пошел с чемоданом по перрону.
И тут произошло то, что Николай видел в кинокартине "Чапаев", когда в самый критический момент психической атаки каппелевцев Василий Иванович на лихом коне врубился с красными конниками в стройные ряды белых офицеров, всех порубал и спас чапаевцев от разгрома. Точно так же, как в картине, из здания вокзала на перрон выскочил высокий мужчина в плаще и фуражке, в котором Прохоров тотчас узнал Свиридова. Не выпуская из виду пассажира, сыщик со страдальческой миной на лице побрел в сторону товарища. Замедлив шаг около Свиридова, Прохоров одними губами прошелестел:
- Вон тот, полосатый,- и указал на него взглядом. Тотчас Федор Ильич обернулся к молодому парню, следовавшему за ним, и повторил то же самое. Парень кивнул и заторопился за Лещинским.
Дожидаясь, пока преследуемый и преследователь уйдут с перрона, Прохоров глянул в сторону вагона. Пожилой проводник усердно протирал поручни. "Давай-давай, трудись,- по-доброму усмехнулся сыщик.- Товарищ Каганович, железный сталинский нарком, страсть как не любит грязь на паровозе и вагонах. Его подчиненные начальники в белых перчатках в вагон залезают, и не дай бог, если на них копоть окажется. Враз с поезда спишут. Ничего не поделаешь, железная дорога, она чистоты и порядка требует…"
Лещинский и его "провожатый" исчезли. Прохоров и Свиридов медленно дошли до конца вокзала, зашли за угол и только тут дали волю чувствам. Постояв какое-то время обнявшись, Федор Ильич ткнул Николая кулаком в плечо:
- Что же ты… уволился и как в воду канул?
- Так получилось, Федор Ильич, извини,- смущенно пробормотал Прохоров и посмотрел долгим взглядом в глаза товарища, в котором читалось: "Такое время, дружище, сам понимаешь…"
Глава четвертая
То, что Свиридов сам приехал на вокзал, стало для Николая приятным сюрпризом. И не потому, что его лично встречал начальник отделения Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Они ведь были давно дружны, по службе шли почти нога в ногу и очень уважали друг друга. Свиридов не раз и не два отмечал перед начальством оперативное чутье Прохорова. Но сегодня все-таки было утро Первого мая и (это Николай знал точно) все начальство было задействовано в праздничных мероприятиях. Хотя, с другой стороны, час ранний, и полчаса на серьезный разговор у них есть. Прохоров коротко обрисовал ситуацию. Свиридов молча выслушал товарища, неопределенно покрутил головой и вздохнул:
- Да… ладно, пошли в машину.
Отослав шофера прогуляться, он повернулся к Николаю:
- Ну, брат, хорошо я своих парней с собой взял, а то за "наружку", не ровен час, могли и шею намылить. Ну, посуди сам. Телеграмму его попросили отправить и подписать чужим именем. По-товарищески. Так?
- Так,- угрюмо ответил Прохоров, уловив, куда клонит капитан.
- Дальше. То, что он по Минску "тормозит"… ну, согласись, если бы профессионалы его готовили как разведчика, они бы с улицей промашки не дали. Так, нет? А для обывателя какая разница - революционер Опанский или известный белорусский чекист. Откуда ему знать, что он участвовал в игре с Савинковым? Я думаю, что многие, живущие на той улице, полагают, что Опанский - это революционер или герой Гражданской войны. Теперь пиво. Ну, может, парень просто не обратил внимания. Это нам с тобой известно, что Микоян в тридцать шестом году велел после всесоюзного конкурса повсеместно выпускать "Жигулевское" пиво. А для обывателя год туда, год сюда - непринципиально. Особенно если он не большой любитель этого дела.
Николай мрачно молчал.
- Опять же акцент. Ну, может, он когда-то в Прибалтике жил. Вот и подхватил, как хроническую болезнь,- Свиридов улыбнулся, пытаясь подсластить пилюлю старому другу.- Нас с тобой просто не поймут, если мы на основании таких твоих рассуждений "наружку" потребуем.
- Федор Ильич, дай команду, пусть срочно запросят в Минске кадры облпотребсоюза,- тихо, но решительно проговорил Прохоров.
- Ну ты даешь! Да если его готовили, то и легенду отработали так, что нам скажут: есть такой снабженец. И ростом и возрастом похожий. Да что я тебе рассказываю… слушай, может, просто нюх притупился у старого сыщика, а, Николай Николаевич? - Федор Ильич увидел, что товарищ нервно закрутил головой.- Ну, ладно, если ты так уверен, давай, пусть его милиция задержит да покрутит, а?
На лице Николая появилась ироническая ухмылка.
- Слушай, ну, может, ты еще что-нибудь интересное заметил? - с надеждой спросил Свиридов.- Вспомни.
Прохоров вздохнул:
- К сожалению, список, как говорится, исчерпывающий. Не было больше ничего существенного. Вот ты говоришь, что он того может не знать да этого. А парень-то он, между прочим, грамотный. Я кроссворд разгадывал, так он мне философа немецкого с лету выдал.
Свиридов прищурился:
- Философа?
- Ну, вопрос там был, как обычно, в кроссворде. Немецкий философ. А я, сам понимаешь, в них не тятю, не маму. А тот с ходу ответил - Кант.
- Как ты сказал? Кант?
- Ну да. Кант. Только не подошло, там букв больше.
- И он больше никого не назвал?
- Нет. Видно, только этого Канта и знает. Но я-то и Канта не знаю,- Николай невесело ухмыльнулся.- Я и подумал, раз про Канта знает, значит, и про Опанского должен знать.
- Погоди-погоди,- Свиридов явно чем-то заинтересовался.- Вот что. Ты подожди тут, я на минутку в одно место заскочу, а потом поедем ко мне на работу, там продолжим.
В кабинете Свиридова все было как прежде: мебель, пережившая не одного хозяина, видавший виды сейф, те же портреты Сталина и его верного ученика Ежова. Знакомые шторки книжного шкафа, за ними наверняка те же книги и брошюры. И тот же вид из окна. Далеко из него Россию видать и на запад, и на восток, а особенно, как в народе перешептываются, на север. Поэтому и старался простой люд обходить этот дом стороной, о чем отлично знали его обитатели. Хотя если посторонний человек, незнакомый с обстановкой в стране в последние годы, попал бы сюда, то ничегошеньки чиновного, страшного и ужасного он бы не увидел ни в кабинете, ни тем более в его хозяине. Наверное, так и должно быть. Это только разномастная контра да шпионы с вредителями должны трястись от страха в этом здании, а честному человеку здесь бояться нечего.
Глянув на Свиридова, наполняющего рюмки коньяком, Прохоров опять вспомнил кинокартину "Чапаев". Как там? "...Я чай пью - садись со мной чай пить!" Жалко, что это только у товарища Чапаева в кино так душевно все выходило. У нас нынче, товарищ Василий Иванович, малость все по-другому сложилось. Опять же, если капитана Свиридова взять, то его мало сегодняшняя жизнь переделала. Такое ощущение, что как был не от мира сего, таким и остался. Чувствуется, не перешел он в этом здании тот рубеж, за которым душа пустеет, а все остальные части тела становятся деталями флюгера, скрипуче крутящегося под непрекращающимися политическими штормами. Стоп, отставить! Ты ведь дал себе слово даже в разговоре с собой молчать на эту тему. А вон официантка чай и закуску из буфета несет.
Хозяин кабинета тем временем, внимательно пролистав какую-то книгу из своего шкафа, положил ее на стол. Затем долгим взглядом посмотрел на гостя:
- Ну, бери рюмку. За первомайский подарок в лице моего старого товарища Коли Прохорова! Твое здоровье.
Коньяк оказался как нельзя кстати. Только сейчас Николай почувствовал обволакивающую усталость и ватность в ногах.
- Ешь. Это же сколько мы не виделись?
- Ну, считай,- гость проглотил кусок и запил чаем.- Уволился я осенью тридцать шестого.
- И исчез - ни слуху ни духу. Весной прошлого года хотел тебя отыскать, потом… в общем, передумал,- Свиридов многозначительно глянул на гостя.
"Понятно,- подумал Прохоров, прихлебывая чай.- В прошлом годе об эту пору самый разгар подготовки к суду над маршалами, обстановка-то была небось приближенная к боевой".
- …А он, вишь, сам объявляется, хоть и без приглашения,- опрокинув рюмку, продолжил Свиридов в том же тоне.- Как ты на этого пассажира-то вышел?
- Ты знаешь, Федор Ильич, случайно. Короче, тут такая штука вышла. Я вчера на сутки ответственным заступил. К ночи получаем звонок от соседей: едет, мол, в вашу сторону мужичок. У него, пока он у них на станции телеграмму отбивал, какой-то местный хмырь бумажник спер. Они этого хмыря вскорости повязали, а поезд-то уже тю-тю. Вот и звонят: найдите, мол, терпилу да обрадуйте, что деньги нашлись. Фамилия его Владимиров. Это он телеграмму так подписал. Ну, я сначала этому сержанту поручил обрадовать пассажира. А потом думаю: молодой еще, прокачусь-ка с ним, да посмотрим-проверим, как проводники службу несут, нет ли каких лиц подозрительных в поезде на Москву. Первомай все-таки на носу. Нашли мы терпилу, парень как парень, сержант с ним побеседовал и доложился мне. Все вроде в порядке, только у пассажира этого фамилия другая. Лещинский. И так мне стало интересно, когда я сперва акцент услышал, потом про разные фамилии узнал, что решил я подселиться к нему - вроде до Москвы еду. Разговорил мало-помалу, и возникли у меня сомнения, о которых я тебе доложил. Велел сержанту выйти и тебе позвонить. Ну и моих начальников тоже наказал предупредить. Вот, собственно, и вся история. Ты уж извини, что побеспокоил в такой день…
- Да погоди ты извиняться. Тут любопытная штука вытанцовывается. Видишь книгу? - Свиридов взял со стола ту самую книгу, что достал из шкафа.- Я сейчас специально посмотрел. Ты знаешь, где этот Кант жил?
- Да я же говорю, первый раз про него слышу, а ты -"где жил".
- А жил он и трудился в Кенигсберге,- почти торжественно провозгласил хозяин кабинета.
- Ну, про этот-то город я слыхал. Кенигсберг… Кенигсберг… Там еще шпионский центр немцы организовали, против нас работает.
- Вот! Совершенно верно, "Абверштелле Кенигсберг". Тебе это ни о чем не говорит?
- Пока нет,- Прохоров с удивлением поглядел на Федора Ильича.
В этот момент на столе Свиридова зазвонил телефон. Выслушав звонившего, капитан коротко, но внушительно приказал:
- Ждать и глаз не спускать. Сниматься только по моей команде.
Положив трубку, он повернулся к Прохорову:
- Этот пассажир-то сидит в адресе, не вылазит.
- Спит, наверное. Так при чем тут Кенигсберг?
- А при том. У нас тут как-то на курсах профессор выступал и рассказывал случай, как раскололи одного убийцу. Ему просто произносили слова, а он, не думая, должен был быстро говорить любое слово, которое в этот момент придет ему в голову. Я точно сейчас не помню, но примерно следующее. Спрашивают: Дорога. Отвечает: шоссе. Область. Отвечает: Московская. Райцентр: Подлипки. Улица. Отвечает: Кирова. Лопата. Отвечает: сад. Яма. Отвечает: забор. Вот следователь ему и говорит: "Вы убили подельника в Подлипках, на улице Кирова и зарыли в саду под забором". Тот тут же раскололся.
- Федор Ильич,- Прохоров сокрушенно вздохнул.- Меня, видать, точно надо в тираж списывать. Не пойму я, о чем ты?
- Да о том, что этот пассажир других немецких философов, ну там Фейербаха, Гегеля, не знает, а Канта знает. А почему? А потому, что был в Кенигсберге в шпионской школе и слышал, что в этом городе жил Кант.
- Да ну? - Николай с веселым изумлением посмотрел на товарища.- Всяких фантазеров видал, сам такой, но такого, как ты…
Опять зазвонил телефон. Свиридов снял трубку и почти сразу выдохнул:
- Заходи.
Николай снова ничего не понял, но интуитивно почувствовал возникающее в кабинете напряжение. Вошел молодой парень в форме сержанта госбезопасности:
- Товарищ капитан, в Минске нашли заместителя начальника отдела кадров облпотребсоюза. Он подтвердил, что у них работает снабженцем Лещинский Леонид Иосифович. Кадровика нашли дома, поэтому он говорил по памяти. Сказал, что лет этому снабженцу около двадцати пяти.
Прохоров почувствовал, как мерзкая боль медленно поползла наверх из глубины организма. "Все, пора бросать работу и, к едрене матери, на пенсию. Ну, ладно, сам-то придурок, но зачем занятых людей от работы отрывать". Николай виновато поднял голову, искоса посмотрел на Свиридова. Лучше бы не смотрел. Тот, невидяще глядя в затертую поверхность стола, медленно покачивал головой, беззвучно шевеля губами, и, очевидно, ругал Прохорова последними словами.
- Тут, правда, закавыка одна имеется,- выждав паузу, солидно добавил сержант.- Этот кадровик сказал, что Лещинского на днях послали в командировку в Москву, но через несколько часов сняли с поезда с приступом аппендицита. Сейчас он в Минске в больнице, после операции отлеживается.
- Это все? - чувствовалось, что Свиридов едва сдерживает себя.
- Так точно, товарищ капитан.
- Спасибо, свободен.
Сержант вышел. Свиридов поднялся, подошел к Николаю, обнял товарища. Чувства, переполнявшие обоих, куда-то схлынули - глядя друг на друга, они молчали.
- И когда это ты успел команду по Минску дать? - спросил Прохоров первое, что пришло на ум.
- А пока ты в машине сидел, я к уполномоченному на вокзал заскочил, оттуда и позвонил в управление.
- Ну что, пора "наружку" заряжать? - азарт Николая уже перехлестывал через край.
Свиридов, нервно потирая руки, прошелся по кабинету:
- Отставить, товарищ старший лейтенант.
- Не понял? А как же…
- Погоди, Николай Николаевич. В другой день мы бы с тобой приняли любое выгодное нам оперативное решение. Но сегодня, сам понимаешь, не тот случай. А может, он приехал с целью теракта, а мы тут антимонию с уксусом будем разводить? Именно так будет с нами начальство разговаривать.
Прохоров понимал, что Федор Ильич был гораздо более искушен в нынешних делах конторы и лучше знал, как надо действовать в сложившейся ситуации. Да и то сказать, рисковать в таком положении себе дороже. Свиридов тем временем уже куда-то звонил - вызывал машину.
- Значит, так. Сейчас едешь к моим бойцам и возьмешь их под свою команду. Молодые еще, необстрелянные. Дождешься выхода его из адреса и возьмешь где-нибудь в укромном месте по-тихому. А дальше будет видно…
- Слушай, ты мне дай какой-нет мандат, а то они еще пошлют меня подальше.
- Ну, леший, совсем забыл. С тобой только свяжись… Сейчас,- Свиридов что-то написал на листке бумаги, потом посмотрел на Николая: - Вот. Я тебя посылаю задержать его под прикрытием сотрудника угрозыска, так что никаких проблем быть не должно. Действуй.
Глава пятая