Не было и незнакомки с девочкой в зелёной куртке.
Васютка стоял около Ольги Сергеевны совершенно расстроенный, вот-вот заплачет.
– Бабуля-я, где "весипед"?
– Нам его вернут, Васенька. Покатаются и вернут.
Малыш расплакался. Так и пошли домой без велосипеда.
Надо ли говорить, какое у них было настроение, и какой был тот вечер.
На следующий день из детского сада пошли домой через парк.
Ольга Сергеевна хотела увлечь Васютку качелями, горкой, но он побежал к танцевальной площадке, где вчера пропал его новенький велосипед.
Какое же было их изумление когда, подойдя к танцплощадке, они увидели свой велосипед – синий, с царапиной на раме и с наклейкой, на которой был мишка, и которую Васютка наклеил недавно.
– Мой "весипед"! – радостно вскрикнул он.
К раме велосипеда была привязана картонка, на ней было написано: "Извините".
Лошадки
Детский сад, в который родители недавно перевели Павлика, был теперь ближе к его дому и располагался на необыкновенной улице.
Эта улица с недавних пор стала пешеходной, её покрыли плиткой, поставили по центру красивые фонари, скамейки и сделали клумбы, на которых с ранней весны и до глубокой осени цвели и радовали глаз разные цветы.
Вначале распускались красные и жёлтые тюльпаны вместе с белоснежными, изящными нарциссами, их сменяли анютины глазки и нежные маргаритки, чуть позже высаживали бархатцы и астры.
Астры напоминали об осени, о шуршании листьев на дорожках парка, о школе и первоклассниках с букетами цветов на первое сентября.
Улица проходила по старому, городскому парку, с одной стороны отделяясь от него высокой, ажурной решеткой, в этой части парка были качели-карусели и детские площадки.
С другой стороны улицы парк был дикий, с небольшим озером, с зарослями черёмухи и могучими, вековыми дубами, к этой, дикой, части парка и прилегал детский сад, в который теперь ходил Павлик.
Справа от детского сада была школа, слева четырёхэтажный, жилой дом, рядом с ним бассейн, чуть дальше и в глубину от которого находилась конюшня.
Павлик раньше никогда здесь не был, наверное, потому что был ещё маленький.
Однажды, этой весной, Елена Сергеевна, бабушка Павлика, привела его в детский сад и, прощаясь, сказала:
– Приду за тобой сегодня пораньше, пойдем лошадок смотреть, и ты узнаешь, как и где они живут.
Павлик очень обрадовался, потому что лошадок он видел только на картинках в книгах и в альбомах для раскрашивания.
В глубине от пешеходной улицы стояло довольно длинное, двухэтажное здание, рядом с которым на отгороженной площадке девушка выгуливала лошадь, держа её за поводья.
Лошадь была высокая, чёрная, с темно-коричневой чёлкой, гривой, длинным хвостом и с сильными, стройными ногами, одетыми в нарядные, белые носочки.
– Лошадка! – обрадованно закричал Павлик, подбежав к невысокому забору, который отгораживал площадку для выгула. – Бабушка, а что у тёти в руках?
– Тётю звать наездница, а в руках у неё хлыст, им она управляет лошадью, а ещё поводьями – она то натягивает их, то отпускает, и лошадка слушается, поворачивается направо или налево, или останавливается.
– Слушается, – повторил Павлик, зачарованно глядя на лошадь, которая лёгкой рысью бегала по кругу.
Двери в конюшню были открыты, у входа сидел мужчина в униформе.
Спросив его разрешения, Елена Сергеевна с Павликом вошли внутрь.
По центру конюшни шёл длинный, широкий коридор, по обе стороны которого располагались, похожие на комнаты, секции, верхняя часть которых представляла собой решётку из металлических прутьев.
– Видишь, Павлик, – объясняла Елена Сергеевна, – каждая лошадка стоит в отдельной секции или комнате, она называется…
– …денник, а я конюх – человек, который ухаживает за лошадьми, – вступил в разговор подошедший мужчина в униформе. – Звать меня дядя Миша, а тебя, малыш, как?
– Павлик.
– Хочешь угостить лошадку? Её звать Зорька.
– Хочу, – глаза Павлика загорелись.
Дядя Миша достал из кармана небольшую морковку и протянул её Павлику:
– Положи морковку вот сюда, на эту площадку на ограждении, – сказав это, он приподнял Павлика, и тот положил угощение между широко расставленных металлических прутьев решётки.
А Зорька уже ждала, аккуратно взяла морковку мягкими, большими губами и тут же, громко хрустя, съела её.
Павлик рассмеялся от радости.
– Чем можно угощать лошадок? – спросила Елена Сергеевна.
– Можно давать яблоко, сухари или сушки, но лучше всего и полезнее морковь. А знаешь, какая у лошадок главная еда? – задал вопрос дядя Миша и, увидев распахнутые, голубые глаза Павлика, сам же ответил. – Лошадь животное травоядное, поэтому основные корма для неё – это овёс, отруби, сено, летом свежескошенная трава, их скармливают лошадям в течение суток через равные промежутки времени. У нас на заднем дворе лежит сено, вы можете взять немного и покормить любую лошадку.
Елена Сергеевна с Павликом шли по коридору конюшни и рассматривали лошадей, их было двадцать, и имена у всех были красивые – Агат, Геркулес, Злата, Атос, Пчёлка, Егоза, Повелика…
– Гармонист, – прочитала Елена Сергеевна и рассмеялась, – смотри-ка, Павлик, и музыкант есть.
Лошади были разного цвета или, правильнее сказать, разной масти – чёрные, бурые, рыжие, серые, часто с пятнами на голове и ногах, но у всех – чёлки, пышные гривы, длинные хвосты и большие, выразительные глаза.
– Бабушка, давай дадим лошадкам сено, дядя Миша разрешил.
Елена Сергеевна с Павликом вышли во двор, завернули за угол конюшни и увидели загон, где гуляли две небольшие лошадки, позади загона был невысокий, деревянный дом.
– Бабушка, смотри какие маленькие!
– Эти лошадки называются пони, а в том доме, что позади, они, наверное, живут, почему-то отдельно от остальных.
Елена Сергеевна с Павликом подошли ближе, пони звали Элис и Молли.
Элис была серого цвета, с чёрной гривой и хвостом, а Молли чуть ниже, рыжая, с коричневым хвостом и гривой, и с белым, похожим на звёздочку, пятнышком на лбу.
Недалеко от загона, около забора было сложено сено, спрессованное в небольшие тюки, как печенье в пачке, от сена пахло летом и солнцем.
Елена Сергеевна выдернула пучок сена и дала Павлику.
Элис и Молли стояли, прижавшись к забору, и внимательно наблюдали за бабушкой и внуком.
Не успела Елена Сергеевна протянуть угощение, как Элис наклонилась через забор и выдернула сено из её рук, и не только выдернула, но и оттолкнула Молли, которая теперь стояла позади.
Элис стала ходить около забора, карауля угощение, и как ни пытались бабушка с внуком дать пучок сена Молли, они не смогли сделать этого – тут же перед ними появлялась Элис.
Чтобы перехитрить её, нужно было давать угощение одновременно обеим пони, тогда Элис не могла отогнать Молли.
– Бабушка, почему так, почему Элис обижает Молли?
– Ну… потому что она, наверное, очень хочет есть.
– А мы завтра придём? Принесём морковку?
– Придём.
С тех пор бабушка и внук стали навещать пони каждый день.
Елена Сергеевна приносила морковку, яблочко, изредка сухарики, но в основном морковку, которую дома мыла и резала на крупные куски.
Павлик угощал Молли, а Елена Сергеевна Элис, по-другому не получалось – при появлении гостей Элис отгоняла Молли от забора, и та испуганно стояла вдали с обиженными глазами.
Но и Элис, и Молли запомнили Павлика с бабушкой, и стоило им только появиться из-за угла конюшни, как они сразу же подходили к забору и ждали, глядя на них умными глазами.
В тот день в загоне была только Молли.
Елена Сергеевна и Павлик подошли к дяде Мише и спросили "почему".
– Элис подралась с Молли, прогнала её в дом, в конюшню, а потом укусила за руку маленькую девочку, когда та давала ей яблоко. Хорошо, что укус был небольшой, поверхностный, и всё обошлось.
– Отчего же она вдруг укусила?
– Во-первых, девочка была незнакомая, может быть, она шумела, кричала, пони и лошади не любят этого, а потом характер у неё такой, вы же видели, как она гоняла Молли.
– Видели.
– Вот мы её и переселили, раз она не терпит никого. Теперь она живет в большой конюшне, в отдельной комнате, которая называется… – дядя Миша посмотрел на Павлика и улыбнулся, – которая называется денник.
– А Молли не скучает? Одна всё-таки.
– Что поделаешь, будем искать ей нового друга.
Прошло две недели, Елена Сергеевна с Павликом всё также навещают лошадок и пони и приносят им морковку.
А у Молли появилась новая подруга Ласточка, и они дружат.
Птичьи домики
Юля, маленькая девочка четырёх лет, стояла у окна, и, поднявшись на носочки, с большим интересом разглядывала прилетевшую на подоконник птичку, которая своими блестящими, чёрными глазками смотрела через окно на Юлю, и так они изучали друг друга.
У птички, размером с воробья, брюшко было ярко-жёлтое с "галстуком" посередине – широкой, чёрной полосой, идущей от груди до хвоста, спинка её была тоже жёлтая, а крылья и хвост голубые.
– Бабушка, смотри, к нам синичка прилетела! – Юля подбежала к бабушке, взяла её за руку и потянула к окну. – Смотри, какая красивая!
– У неё действительно чудесная окраска!
– Бабуля, давай дадим ей поесть что-нибудь! Знаю птичкам можно давать хлеб, я видела в парке мальчики бросали голубям булку.
– Голубям можно и булку дать, то есть белый хлеб, но зимой лучше подсушенный.
– А почему?
– Потому что в свежем хлебе много влаги, которая на морозе замерзает и превращается в лёд. И птицы такой хлеб есть не могут, им надо давать сухой хлеб, причём белый, а не чёрный, и сухой как сухари, он превращается в крошки и лучше усваивается. Но больше всего птички любят…
– ….любят семечки. Пойдём, бабуля, в парк, птичек покормим. Смотри, наша синичка на подоконнике улетела.
– Не расстраивайся, она улетела в парк, и мы её встретим.
В парке рядом с домом было светло и снежно, снег покрывал деревья, скамейки, все дорожки и тропинки, снег укрыл качели и горку, и нужно было расчистить горку лопаткой, чтобы кататься с неё.
На многих деревьях висели самодельные кормушки для птиц, многие были сделаны из пакетов для молока и сока, или из больших пластмассовых бутылок, в которых было вырезано отверстие, а внутрь насыпана крупа и семечки.
А на некоторых деревьях располагались настоящие деревянные птичьи домики, у которых была покатая крыша, чтобы снег сваливался с неё, а не задерживался в виде сугроба, было отверстие, куда залетала птичка, а перед ним обязательно был шесток или насест, где птичка приземлялась, и уже потом забиралась в свой домик.
Юля с бабушкой ходили от кормушки к кормушке и раскладывали семечки подсолнечника и просо, которое было у бабушки.
Этой крупой – просом бабушка удивила двух мальчиков школьного возраста, они сыпали в кормушки пшено.
Бабушка объяснила им, что пшено птицам давать ни в коем случае нельзя, потому что оно сильно разбухает, отчего птичка может даже умереть.
Нужно давать именно просо.
– А что такое просо? – удивились мальчики.
– Просо – это, ребята, неочищенное пшено, пшено с кожицей, которая очень нужна всем птичкам. Просо – главная составная часть всех птичьих кормов, в том числе и домашних попугайчиков, – объяснила бабушка.
– А ещё синички зимой любят есть сало, – сказал мальчик, который был постарше, и звали его Боря, – вот посмотрите!
Юля и бабушка оглянулись.
Недалеко рос высокий, раскидистый дуб, к одной из нижних веток его был намотан узкий и длинный кусок белого сала, и издали казалось, что ветка была как-будто забинтована.
Рядом пристроились две синички, ни на кого не обращая внимания, они клевали и долбили сало маленькими клювами, отрывая крохотные кусочки, и сало, это было видно, им очень нравилось.
Прилетевшая ворона отогнала синичек, и бабушка подошла ближе.
Ворона перелетела на другую ветку и с любопытством поглядывала на людей – мол чем вы меня ещё угостите?
Бабушка понюхала сало, привязанное к ветке дуба.
– Бабушка, почему ты нюхаешь сало? – спросила Юля.
– Я хочу узнать солёное оно или нет.
– И как? – спросил Боря.
– Вроде бы несолёное.
– Я знаю, что солёное сало, также как солёные семечки, смертельно опасны для птиц, – уверенно произнёс Боря.
– Молодец, – бабушка улыбнулась, – хорошо бы и другие это знали. Но сало – это неестественная еда для синичек, поэтому его можно давать иногда, но немного и только несолёное, конечно.
Потом мальчики попрощались и ушли, а Юля с бабушкой пошли по краю парка, там, где был овраг и росли низкорослые кустарники.
– Смотри, бабушка!
На вершине кустарника, припорошённого снегом, они вдруг увидели маленькую корзиночку, сплетённую из тонких, тонких веточек и стеблей трав, она была удивительно плотной и крепкой, а по размеру… в ней могло поместиться, например, одно куриное яйцо. Какие птички здесь жили?
– Это опустевшее гнездо, Юля. Весной две маленькие птички свили здесь гнездо, вернее, гнёздышко, видишь, какое оно маленькое.
– А потом?
– Потом? Кто же знает, что было потом, были здесь птенчики или нет. Сейчас мы видим только опустевшее гнездо… среди зимы.
– Можно мне потрогать гнёздышко?
Бабушка подняла Юлю, и та аккуратно дотронулась до гнезда.
– Ты видишь, как прочно прикрепили птички гнездо, это просто удивительно, насколько прочно!
– Бабуля, а птички вернутся в своё гнездо?
– Мы, внучка, придём сюда весной и посмотрим, ладно? А до весны… до весны всего-то три месяца осталось.
Бабушка с внучкой отправились домой, а позади, на самой окраине заснеженного парка, среди тонких, переплетённых между собой ветвей кустарника осталось маленькое опустевшее гнездо.
Вернутся ли сюда его обитатели? Кто же знает…
Рыбка
– Бабуля-я, смотри, рыбка губками шевелит, – трёхлетний Тёма смотрел удивлённо-заинтересованно на рыбу в большой, клетчатой сумке.
С этой сумкой, лежащей на земле, стоял на базаре мужчина средних лет, загорелый, крепкий, одетый в военную униформу – защитного цвета брюки и ветровку.
– Это карп, Тёма, он скоро уснёт, как и другие рыбки в сумке, видишь, как много дядя наловил.
– Можно потрогаю, бабушка-а?
– Можно, можно. Верно, это карп, – добродушно ответил продавец.
Тёма осторожно дотронулся до туловища, головы рыбы, хотел было сунуть пальчик ей в рот…
– Вот это нельзя, Тёма. Постой и просто посмотри на рыбку.
В распахнутой, огромной сумке с одной стороны аккуратно лежали судаки, большие, серебристые, вытянутой формы, рядом несколько карпов, ещё живых, шевелящих губами, тут же лещи с толстой спинкой, а рядом много подлещиков. Около продавца устойчиво стоял и чувствовался уже издали запах свежей, только что пойманной рыбы.
– Вот это улов! – восхищённо сказала бабушка, – сами поймали?
– А то кто же, – с гордостью ответил мужчина, – вчера весь день да сегодня утром рыбачил.
– Наверное, с лодки?
– Конечно, судака на берегу не поймаешь, тем более таких.
– Сколько же весит вот этот судачок, – бабушка показала на самого большого.
– Три с половиной килограмма, остальные – два и больше, – продавец раздвинул рыбу в сумке, – видите, пять судаков поймал, берите на уху.
– У вас и лещи большие, красивые, уху можно и с лещами сварить, а судачка лучше на заливное.
– Вот и покупайте!
Тёма сел на корточки и во все глаза смотрел на рыбу, никогда он не видел её столько и такую разную.
– Бабуля-я, купи эту рыбку, – внук указал на карпа, – я его в тазик с водой пущу, можно?
– Мы судака лучше купим, завесьте нам этого – самого большого, на сколько потянет?
– Три шестьсот, округлим – три с половиной килограмма. Завернуть?
– Спасибо, – расплатившись, бабушка положила рыбу в сумку.
– Так что вы будете делать с ней, хозяюшка, как готовить?
– Из половины судака заливное сделаю, а из другой половины котлетки, внучок любит.
– А я вот уху делаю отличную, приходите через недельку, в это же время, за рыбой, может, жериха поймаю, принесу, и об ухе поговорим, поделимся опытом.
– Уха – это хорошо, договорились, приду.
– Бабуля-я, уха́ это что? У меня Ухи есть, вот, – малыш показал на свои уши.
– Не Ухи у тебя, а два Уха. Есть уха́ – это суп такой из рыбы, а есть два Уха, вот они, – бабушка дотронулась до ушей внука, – понял?
– Да, Ухи-Ухи-Ухи, – Тёма засмеялся, побежал вперёд, наткнулся на валяющуюся на земле пустую, пластиковую бутылку, начал пинать её ногой, подбрасывая вверх и хохоча, – Ухи-Ухи-Ухи…
– А кто озорничает, мы того "за ушко да на солнышко", – бабушка пыталась быть строгой.
– Бабуля-я, ты мне про солнышко будешь читать? И про крокодила.
– А ты не помнишь разве: "Горе, горе, крокодил солнце в небе проглотил…"
– "Наступила темнота, не ходи за ворота, кто… кто…" – забыл.
– "Кто на улицу попал, заблудился и пропал, плачет серый воробей, выйди, солнышко, скорей," – напомнила бабушка.
И дальше, дальше… Пока ехали домой, вспомнили и "Краденое солнце", и "Муху-цокотуху".
Вечером пошли купаться на Волгу – Тёма, бабушка, дедушка и их собака Юлька.
Тёмочка бегал по мелководью, поднимая тысячи брызг, за которыми азартно охотилась Юлька, пытаясь схватить ртом сверкающие капли воды.
Волны плескались о песчаный берег, переливались серебристым блеском, Юлька гонялась за ними, стараясь удержать, а Тёма за ней и за волнами, Юлька лает, Тёма хохочет.
Вот Юлька увидела то ли подбитую, то ли больную рыбу, плавающую кругами по поверхности воды.
И всё – всех сразу забыла, никого не слышит, ничего не видит, началась рыбалка.
Наконец, она ухватила зубами рыбу за верхний плавник, плывёт к берегу, кладёт гордо у ног – добыча!
– Молодец, Юля, – хвалит дедушка, а потом, чтобы она только не видела, отпускает эту, видимо, раненую рыбу обратно в реку.