Папа у Ромки был на голову выше моего, шире в плечах, да еще и бородатый. А мама – пухленькая и очень взволнованная.
– Да вот, Ромкина девушка думает, будто у нас такая грязища, что и войти страшно… Вон сколько шерсти от Оскара!
– Но я специально только что пылесосила!
– Недостаточно, значит…
– Я вовсе не думаю, что грязно! – воскликнула я, испугавшись этих двоих.
– Это она тебя утешает, – сообщил Ромкин папа жене, а та сердито ответила:
– Шуточки твои дурацкие!
Через пару недель я поняла, что в целом родители у Ромки нормальные и даже похожи на моих. Мой папа тоже шутник, а мама вечно за все волнуется и пытается всех накормить. Только разница была в том, что моя мама всегда хохотала над папиными шутками, а Ромкина – раздражалась.
Зато кормить она пыталась нас так, словно выхаживала после кори или еще какой-то жуткой болезни. Уставляла весь Ромкин стол тарелками с едой, так что нам приходилось раскладывать распечатки с тестами на полу.
Ромка прямо деревенел от смущения, когда мама стучалась к нам и, деликатно приоткрыв дверь, спрашивала:
– У вас чаек не остыл?
– Ты загляни к ним, наверняка целуются! – вопил из кухни Ромкин папа, и Ромка, сунув мне ноутбук, который держал на коленях, выскакивал и шептал возмущенно:
– Можно я позанимаюсь спокойно?! Можно?! Можно?!
А я сидела на полу и гладила Оскара, Ромкиного щенка.
Смешной был этот Оскар, рыжий чау-чау с белым хвостом.
Глаза у него все время улыбались, рот был приоткрыт, но язык никогда не свешивался. Хоть Ромкина мама и ворчала, Оскар был очень аккуратной собакой. Я гладила его по теплому боку и думала о том, что шутки у Ромкиного папы все-таки грубоватые.
Ромка за родителей не извинялся. Делал вид, что их нет.
Еду не ел, на подколы не откликался.
Систему подготовки к ЕГЭ он придумал сам. К моему приходу он вызубривал несколько параграфов из какого-то нового учебника, который купил по совету исторички, пересказывал их мне, а потом мы вместе решали тесты за прошлые годы.
Ромка сказал, что в его представлении память – это соты.
Великое множество ячеек. Если ячейка заполнена – у него готов ответ. Поэтому ему и нужна была моя помощь: если он не знал, как ответить на вопрос из теста, то я должна была на стареньком, забрызганном пятнами томатного соуса ноутбуке его мамы найти ответ и положить его в Ромкину "ячейку".
Честно говоря, мне его система не нравилась. Когда на первом занятии мы попросили у Ромкиной мамы ноутбук, она сказала удивленно:
– А зачем? Та девочка тебе и так все из головы говорила. Помнишь, ты еще удивлялся?
Ромкины щеки стали краснее томатного соуса. "Та девочка" – это Уля, конечно. Но меня Ромкина система раздражала не этим. Я считала глупым искать ответы на те вопросы, которые людям дали в прошлом году. Понятно, что Ромке попадутся другие! В чем тогда смысл? Нет, нужно было как-то взять всю историю, от древних дней и до наших, и запихнуть в Ромкину голову. Но как? Пересказы – это неплохо, но мы часто обнаруживали: выученное Ромкой недели две назад из его "ячеек" куда-то испарялось…
Я не знала ответа, но продолжала его искать, слушая, как Ромка бубнит свои даты, имена царей и названия мест. Язык нового учебника был для меня очень сложным, но я старалась вникнуть в Ромкины пересказы и не отвлекаться на мысли о том, что Уля справилась бы гораздо лучше меня. Ситуация представлялась мне загадкой, и очень хотелось найти "волшебное средство", чтобы помочь Ромке выучить все-все.
Иногда мой мозг прямо-таки вскипал от обилия информации, за изложением которой я следила по учебнику.
Приходилось отвлекаться на что-то простое и понятное.
– Зачем твоя мама столько готовит? – как-то спросила я, разглядывая тарелки с едой. – Она же видит, что мы все это не едим.
На самом деле я бы взяла пару булочек, если бы не стеснялась Ромки.
– Любит, – коротко ответил он, с напряжением вглядываясь в экран ноутбука, на котором висел очередной тест.
– Поесть? – уточнила я.
– Готовить. Слушай, а мастер Дионисий… где работал? Помню, что в Успенском монастыре, но тут нет такого варианта.
– В Ферапонтовом.
– Точно?
– Угу.
– Проверь.
– Зачем? Я и так помню.
– Нет, ты все-таки проверь.
"Уле наверняка сразу верил", – подумала я и полезла в учебник.
– Ну я же сказала, что в Ферапонтовом, – начала я, но тут же осеклась.
Меня осенило! Я догадалась, как помочь Ромке.
Поднявшись с пола, я размяла затекшие ноги. Подошла к столу, взяла булочку-улитку с изюмом и заварным кремом. Надкусила. Оскар вскочил и принюхался. Я отломила ему кусочек.
– Можно дам?
Ромка не ответил.
Я сунула Оскару кусочек булки. Мысль продолжала крутиться у меня сначала где-то в животе, а потом стала подниматься все выше и выше, будто бы кто-то поддувал ее снизу, и вот я буквально увидела перед глазами все, что хотела сказать.
– Ромка! Я поняла, что нужно! Тебе нужно любить историю!
– Гениально, – процедил Ромка. – А ты тогда физику люби.
– Да нет же, – заторопилась я, – тебе надо найти в ней что-то интересное. То, что ты любишь.
Ромка оторвал взгляд от ноутбука и посмотрел на меня.
– Вот твоя мама, – продолжала я, протянув ему половину булки, – любит готовить. Я раньше думала, что она любит кормить. А оказывается – готовить. И у нее выходит вкусно. Так и с историей. Тебе надо найти в ней что-то любимое.
– А если у меня нет ничего любимого? – с вызовом спросил Ромка. – Если я думаю, что это какая-то матрица, которая должна быть уложена в моей голове, чтобы я поступил на юрфак?
– Не может быть такого, – покачала я головой и отломила Оскару еще кусочек. – История – это все-таки про людей. Неужели тебе не нравится никакой исторический персонаж?
– Допустим, нравится. Александр Невский. И что дальше?
– А то, что тебе надо про него прочесть и его понять.
Тогда он точно запомнится. А иначе не получится. Ведь мы с тобой про мастера Дионисия еще две недели назад читали! Неужели ты не помнишь, у него еще дата рождения такая забавная… Тысяча четыреста сорок четвертый год!
И что? Ты все забыл! А у тебя до экзамена больше года!
Смысл тогда все учить?!
– Не, слушай, – он покачал головой, – это правда глупо.
Когда Ромка говорил тихо, то проглатывал окончания слов, и выходило: "Слуш, эт правд глуп".
– Мы же не можем всю историю вокруг Александра Невского закрутить. Вон сколько всего еще было. Ну выучу я про него одного, и что… Смысла ноль.
Он снова погрузился в свой тест, а я отдала счастливому Оскару остатки булки и села на стул. Хотелось сказать что-то резкое, но я понимала, что Ромка прав. Мой план хромал.
– Ты загляни к ним! – послышался голос Ромкиного папы. – Чего-то притихли! Они точно историю учат?
– Твоему папе так и хочется нас застукать, – неожиданно сказала я. – Давай, может, не будем его разочаровывать?
Ромка посмотрел на меня так, что мне захотелось вскочить со стула и спрятаться от смущения. В Ромкином взгляде сквозило огорчение и даже испуг: "И ты с ними заодно?!"
– Шутка, Ром, ты что, шутка! Ну просто твой папа, он все время…
– Погоди, ты права, – сказал Ромка, поднимаясь со стула.
Тут уже испугалась я. Выпрямилась, чувствуя, как упираюсь спиной в тарелки с бутербродами.
– Что, что… Ты о чем вообще?!
Ромка поднял руки, закинул их за голову, потянулся.
Отошел к окну и сказал:
– Я о том, что надо найти какого-то персонажа. В истории. Интересного. Я подумал, что в каждом периоде они были, на самом деле. Надо найти.
– А… Да? Ну да! Конечно! – обрадовалась я.
– В общем, хорошая идея, Маш, – пробубнил Ромка и снова подсел к своему ноуту.
А мы с Оскаром еще по "улитке" съели. Вкусно, между прочим, оказалось!
Глава 37
Мои ученики
Так уж вышло, что, когда я бежала по субботам к Ромке, я думала о занятиях с Даной. А когда после школы направлялась к дому-башне, то размышляла о том, как лучше запоминать даты исторических событий.
Но больше всего в последнее время я размышляла о влиянии учителя на учеников.
С одной стороны, все просто. Ученик изучает предмет, получает новые знания, а учитель ему помогает. С другой стороны, ученика и учителя связывают гораздо более глубокие отношения. Например, учителя всегда волнует то, удается ли ученику быть успешным. Или еще: если учитель завоюет доверие ученика, то может оказывать на него влияние. Самое настоящее, сильное! Можно прямо менять людей в процессе обучения. Ромка, например, теперь не только выискивал интересных личностей, но и рисовал их портреты. У него так здорово получалось! Причем сам Ромка думал, что рисует какую-то ерунду, а мне очень нравилось. Я его расхваливала, и он говорил:
– Надо же… Я и не думал, что умею рисовать!
С Даной было еще интереснее. Ведь я вытащила ее из-под кровати! Добилась того, что она стала играть со своими мышками даже при Ирэне. И все это случилось потому, что она доверяла мне…
Было так чудно и удивительно ощущать, что в моих руках есть что-то вроде волшебной палочки. Я не знаю, чувствуют ли такое школьные учителя. Ведь у них много учеников, и понять, как облегчить учебу каждому, невозможно.
Но мне нравилось мое открытие о волшебной палочке. Тем более что оно меняло меня саму…
Понаблюдав за Даной, я поняла, что в игре ей хочется быть полноправной хозяйкой. Она командовала нашими мышами. Ей, конечно, нравилось говорить только за взрослых: маму и папу. Она отдавала приказы, повелевала, что делать, а чего не делать, наказывала, поучала и воспитывала. Мне оставалось только пищать, изображая детей.
Сначала мне казалось это очень странным и даже неприятным: подчиняться в игре указаниям, которые дает ребенок. Иногда меня задевали ее слова. Но потом я заметила, что если я подчиняюсь маме-мышке, то Дана, не споря, повторяет за мной те слова, которые я шептала. То есть она, например, приказывала мышонку по-испански:
– Помой пол!
– Какой тряпкой? – пищала я и тут же шепотом подсказывала цвет, размер тряпки и место, где она лежит.
Дана послушно повторяла и запоминала слова. Выходило, что главной в игре была все-таки я!
Мне удавалось даже воспитывать ее.
– Дай ручку! – командовала Дана.
Я не двигалась.
– Немедленно дай ручку! Это моя!
Я по-прежнему сжимала ручку в руках.
– Ну ладно, дай, пожалуйста, ручку, – сдавалась Дана.
Но я не шевелилась.
– У-у-у, – выла Дана, но все же вспоминала: – Por favor!
А в последний раз она растрогала меня почти до слез.
Все занятие мялась, что-то бормотала, хотя обычно ведет себя очень решительно. Наконец, когда я уже собралась уходить, призналась:
– Маша… Мама сказала, мы скоро едем в Испанию. И мне надо учить испанский. Я вот что подумала. Я, конечно, очень люблю мышиный язык. Но может, нам надо немножко испанского поучить? Только чуть-чуть! И после игры.
Я еле сдержала смех. Бедняга! Но я не стала ее разубеждать. Мне пришла в голову другая мысль.
Я села на корточки и сказала серьезно:
– Испанский мы с тобой выучим за одну минуту. В следующий раз.
– Правда? – запрыгала Дана. – Ура-а-а!
– Я захвачу волшебную палочку, – важно пообещала я, – и мы в одну минуту погрузим в твою голову много испанских фраз.
– Это трудно? – забеспокоилась Дана.
– Ничуть, – я махнула рукой. – Многие фразы звучат похоже на тот язык, что ты знаешь!
– Русский? – с надеждой спросила Дана.
Я таинственно покачала головой и направилась в прихожую. Роза Васильевна была как раз там – протирала зеркальный шкаф. Но не успела я завязать шнурки на кроссовках, как вдруг Дана вылетела из комнаты и, больно стукнувшись об меня, сплела руки на моей талии и прижалась к моему животу головой.
– Ты же не любишь, когда тебя обнимают, – сказала Роза Васильевна.
– А Маша меня и не обнимает, – заявила Дана, – это я ее.
Объятие у нее было странное. Она сжимала меня изо всех сил, как Дональд Дак сжимал банан в мультике, чтобы тот выскочил из кожуры. Приятного было мало. Подняв глаза, я столкнулась со взглядом Розы Васильевны. Она смотрела на нас не напрямую, а через зеркало. То ли из-за освещения в прихожей, то ли из-за того, что она брызнула на зеркало средством для мытья, но не успела его растереть, выражение ее лица показалось мне таким мрачным и угрюмым, что я вздрогнула.
– Отстань от Марьниколавны, Дана, – тихо сказала она. – Отпусти человека.
– Почему? – капризным голосом спросила девочка.
– Уходить ей надо. У нее кроме тебя и других учеников полно.
– Правда?!
Дана отстранилась и заглянула мне в глаза. Я растерянно посмотрела на Розу Васильевну. Откуда она знает про Ромку?!
– А ты думала, ты прямо одна такая на свете уникальная? – разворачиваясь к нам, насмешливо спросила Роза Васильевна. – Только с тобой, что ли, сидеть всем нам, а?
Дана надулась.
– Нету у нее других учеников! Маша! Ну скажи! Правда нету?
– Есть, – вздохнула я.
– А я тебе что говорила?
Роза Васильевна поставила на столик средство для чистки зеркал, отложила тряпку и привлекла Дану к себе. Но та вывернулась, пробурчав:
– Ненавижу, когда меня трогают! Маша! А ты со своими учениками тоже в мышей играешь?
– Ну что ты! – воскликнула я. – Я только с одним мальчиком занимаюсь. Он уже взрослый.
– И с ним гора-а-аздо веселее, чем с тобой, мелочь моя любимая, – докончила за меня Роза Васильевна, практически вытесняя меня в коридор, где я чуть не наткнулась на алоэ. – До свидания, Марьниколавна!
Она сунула мне в руки деньги и захлопнула дверь. Не в силах шелохнуться, я так и осталась стоять у горшка с алоэ.
Через минуту до меня донесся требовательный Данкин голосок:
– Розочка, а у тебя есть еще другие детки, кроме меня?
– Нет, Дана Андревна! – сказала Роза Васильевна.
Голос ее звучал громко и торжественно, как будто она объявляла время отправления поездов на вокзале.
– Ты у меня, милушка моя, одна!
Глава 38
Облака и радуга
Интересно, откуда появляются в голове гениальные мысли?
Мне иногда кажется, они прилетают из космоса. Рождаются где-то там, на далекой звезде, а потом мчатся на Землю, как кометы, залетают в приоткрытую форточку и ныряют к нам под подушку.
Хорошо, что мама приоткрыла на ночь форточку в моей комнате. Посреди ночи меня разбудила догадка, как сделать Ромкино изучение истории еще легче, еще увлекательнее.
Я даже подскочила на кровати. Ужасно хотелось ему позвонить, но я сдержалась. Надо было дождаться утра. Я снова улеглась и попыталась заснуть, но теперь уж просыпалась каждые полчаса, проверяя время на телефоне, и в конце концов вскочила раньше, чем зазвонил будильник.
– Что весна с людьми делает, – покачала головой мама, когда я, полностью одетая и причесанная, появилась на кухне и села завтракать, поминутно поглядывая на большие круглые часы над обеденным столом.
Когда я вышла из подъезда, папа как раз парковал машину. Увидев меня, просигналил.
– Подбросить в школу?
– Не откажусь! – обрадовалась я. – Мне сегодня побыстрее надо! Только тебе потом выбираться трудно. Пробка на Дмитровском шоссе будет, сам говорил.
– Ничего, я сегодня на работе выспался! У нас парень новый работает, так и рвется сам на все звонки отвечать, – сказал папа, заводя машину, когда я села рядом. – Так что я не домой потом, а к Кате. Вещи, из которых ты выросла, Гусе отвезу. И мама просила кое-что проверить там у них с бабушкой.
– А что? – полюбопытствовала я.
– Помнишь, мама с Гусей сидела? Ну, когда у него какой-то "клеоз" обнаружили. Мама говорит, когда Гуся заснул, то она принялась мыть пол и обнаружила под кроватью несколько странных коробок. Запечатанных.
– Какие-то товары?
– Наверное.
– И что такого? Катька же мерчандайзер.
– Маму еще волнует, что она постоянно вызовы телефонные сбрасывает.
– А при чем тут коробки?
– Понятия не имею, – признался папа, – но твоя мама знает сестру гораздо лучше нас с тобой. Так что попросила заехать – я и заеду. Гляну на коробки, про жизнь расспрошу. Как твои-то дела? А то видимся урывками… Обзавелась колхозом учеников.
– Почти скопила всю сумму на поездку, – похвасталась я.
– Да ты что? – удивился папа, выглянул в окно и воскликнул: – О! Глянь! Как облака-то выстроились… Как коромысло.
Я глянула на облака, но увидела не коромысло, а самую настоящую радугу.
– Добрый знак, – пробормотала я, думая о своем. – Ромке понравится.
– Что? – не расслышал папа. – Тебе нравится Ромка?
– Скажешь тоже, – смущенно фыркнула я.
Быстро накинув куртку на крючок в гардеробе, я помчалась на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Влетела в кабинет истории и… Затормозила у доски.
Ромка сидел на нашей с ним парте, спиной вперед, и разговаривал… с Улей!
Она вернулась из своей экспедиции. На Уле был розовый мохеровый свитер и какое-то дурацкое ожерелье на шее, которое она теребила, что-то оживленно рассказывая Ромке. Улькины волосы были сколоты в прическу "мальвинка", которую моя мама называет старушечьей. Но Ромку явно не волновали ни старомодный свитер, ни укладка. Он не сводил с Ули глаз, слушал, кивал…
На меня он так никогда не смотрел.
"Всё, – сразу сообразила я, – плакали наши занятия".
Я замедлила шаг. Хотелось разобраться в себе, прежде чем эти двое сообщат мне, что я вне игры. Обидно ли мне? Да, конечно… Не потому, что я влюбилась в Ромку. Пусть хоть женится на Уле. Они друг другу подходят. Она обожает снимать катышки со свитеров, а у него этих катышков – пруд пруди.
Обидно было потому, что я хотела заниматься с Ромкой.
Придумывать разные способы, чтобы облегчить ему запоминание исторических фактов… Такие штуки, вроде сегодняшней. Но я понимала: Улька – ас в истории. Когда я проверяю Ромкины пересказы, то сверяю их с учебником. А Улька знает наизусть все написанное в учебнике и даже больше. Пусть готовит Ромку. У меня останется Дана. Своими уроками займусь… Гусю навещу, в конце концов!
– Маша! – воскликнула Уля, потом посмотрела на меня и деловито проговорила: – У тебя пятно на рюкзаке. Дай сотру.
– Если бы не ты, дорогая Уля, – мрачно улыбнулась я, – мир погряз бы в грязи, пятнах и нитках на рукаве.
Улька прыснула, и на долю секунды у меня вдруг возникла надежда, что она не станет забирать у меня ученика. Скажет: "Ладно, вы двое, похоже, спелись и без меня обойдетесь!"
– Кстати, Ром, – сказала Уля, – как там с историей?
Когда начнем, в субботу?