До поворота к дому оставалось метров сто, когда показался дальний свет фар автомобиля, выезжавшего на дорогу по нашей подъездной аллее. Я сбросила скорость, собираясь свернуть, и тут передо мной проскочил темный седан с боковыми обтекателями и литыми колесными дисками. Взвизгнув тормозами, он умчался в сторону города. Подъехав к дому, я припарковалась со стороны фасада. Взяв с собой фонарик, вышла из машины и на мгновение испугалась, когда автоматически включилось наружное освещение.
Я внимательно все оглядела. Входная дверь закрыта. Легкий порыв ветра долетел с реки, и я сразу почувствовала знакомый запах. В одном из окон что-то шевельнулось - бриз колыхнул занавеску. Ну конечно, кто-то проник в дом. Уезжая, я не включила сигнализацию.
Я подошла к окну. Оно было открыто, но стекла целы. Черт побери! Видно, отвлеклась, когда нашла сандалии.
Теперь запах стал заметно сильнее - разило едкими октановыми парами бензина.
Вернувшись к ведущей в холл двери, которой обычно пользовалась мама, я вошла в дом и включила в гостиной свет. Бензин лили через открытое окно, и он растекся по блестящему деревянному полу.
И тут я заметила какой-то свет снаружи, в глубине дворика с другой стороны дома. Там что-то горело. Что-то, свисавшее с дерева.
Когда открывала заднюю дверь, ноги подгибались. Куда подевался Бу? Выдернув из клумбы вилы, я бросилась к яблоне, на ветке которой раскачивался пылающий огненный шар.
Бриз раздувал огонь, искры летели вверх и пропадали в листве. То, что горело, походило на присланное из преисподней по случаю Хэллоуина тыквенное чудище с разинутой пастью, изрыгающей оранжевое пламя.
Когда я ткнула его вилами, оно рухнуло на землю и, подпрыгивая, покатилось к моим ногам; наверняка обожгло бы голые пальцы, не пусти я снова в ход вилы. Всхлипывая, я отталкивала от себя дымящийся кошмар, не смея посмотреть, что там, и зная - все равно придется. Огненный язычок все еще лизал оставшийся на ветке обрывок веревки.
И тут меня осенило. Они подожгли домик для птиц, сплетенный в форме тыквы. Сначала я пристроила его на ветках у самого ствола яблони, надеясь привлечь вьюрков, когда придет пора высиживать яйца. Позднее пришлось перенести гнездо подальше в сторону из-за акробатических, хотя и безуспешных, попыток Бу добраться до садившихся на его край птиц. Вьюрками, само собой, я так и не обзавелась.
Где же все-таки проклятущий кот?
Я вернулась в дом и позвонила Дойлу. Он пообещал прислать пожарную бригаду и передать полицейским постам описание автомобиля.
- По крайней мере мы точно знаем, что выехать из города никто не сможет, - постарался успокоить меня сержант, но легче не стало. - Как только кто освободится, пришлю понаблюдать за вашим домом.
- Вы советуете не ложиться?
- Судя по всему, если что и произойдет, то позднее. Так что на вашем месте я бы немного поспал.
Стоя у дверей, выходящих во двор, я все не могла решить, то ли закрыть их, то ли оставить нараспашку, чтобы выветрился запах бензина. И вдруг ощутила легкое прикосновение к голени. Бу! Мурлыча, он терся о мои ноги, а задранный кверху хвост щекотал меня под коленкой.
- Где же тебя носило? - спросила я, присев на корточки и поглаживая серую голову и белую пушистую шерстку под подбородком.
Как всегда, Бу счел вопрос риторическим и лишь продолжал мурлыкать.
ГЛАВА 21
- Уже известно, какая болезнь нам угрожает? - задал вопрос ведущий программы.
- Идентифицировать ее пока не удалось, но мы надеемся, что информация вот-вот поступит. - Оливер Пэттон, представитель руководства Службы здравоохранения, только что объяснил: как показал опыт борьбы с атипичной пневмонией и другими эпидемиями последних лет, локализовать распространение инфекционного заболевания можно лишь быстрыми и решительными действиями.
- По некоторым сообщениям, болезнь связана с утечкой инфицированного вещества из гроба, обнаруженного при археологических раскопках чумных захоронений. Это соответствует действительности?
- Вероятность не исключена. Но могу ответственно заверить общественное мнение: о бубонной чуме речь не идет.
- То есть вспышки "черной смерти" в Каслбойне не предвидится?
- Ни в коем случае. И пусть люди по этому поводу не переживают.
Сидя в офисе, я слушала программу новостей "Утро в Ирландии" по портативному радиоприемнику, стоявшему на письменном столе. Через десять минут после разговора с Дойлом приехали энергичные ребята из пожарной службы, засыпали пол опилками, чтобы впитался бензин, и посоветовали держать окна открытыми. По известным причинам последовать их рекомендации я не решилась и всю ночь ворочалась без сна, голая, под тонкой простыней, мучаясь от жары и невыносимого запаха бензиновых паров. В половине седьмого терпение кончилось, я встала, распахнула все окна и двери, приняла душ, оделась и пристроилась позавтракать во дворе, где ранним утром было еще относительно прохладно.
Тут из офиса донесся едва слышный, но настойчивый телефонный звонок - мобильный я отключила после того, как позвонила маме и объяснила, что ей придется остаться у сестры. Если Финиан, то выяснять отношения после вчерашнего рановато - пусть сначала остынет.
А если названивает не он, тогда кто? Слушая интервью с Пэттоном, я прикинула, что меня вполне мог разыскивать какой-нибудь журналист из той же программы. Хорошо, что сегодня в студии, как на электрическом стуле, сижу не я.
- И тем не менее, мистер Пэттон, "Айрленд тудей" поместила сообщение о "черной смерти" на первой полосе. В том же номере репортер Даррен Бирн утверждает, что вскрытие первой жертвы загадочного заболевания проводил южноафриканский патологоанатом, знакомый с проявлениями лихорадки Эбола. Так ли это?
- Происходящее в Каслбойне никакого отношения к болезни Эбола не имеет.
- Вы не ответили на вопрос, мистер Пэттон.
- Тот факт, что аутопсию поручили доктору Груту, не связан с его профессиональным опытом в области геморрагических заболеваний.
- Вы запретили въезд и выезд из Каслбойна до особого распоряжения, верно?
- Безусловно.
- Разве введение карантина для контроля над распространением инфекционных заболеваний не считают сегодня неактуальной и малоэффективной мерой?
- Не хотелось бы придираться к словам, но карантин предполагает строго установленный для разных заболеваний период изоляции. В данном случае из соображений предосторожности город окружен санитарным кордоном, чтобы болезнь не пошла дальше, пока выясняется, с чем мы имеем дело. Приходится выбирать между потенциальной опасностью заражения множества людей и правом на передвижение. Поверьте, изоляция, в которой оказался город - будем надеяться, всего на несколько дней, - не слишком высокая цена.
Ведущий хмыкнул.
- Едва ли жители Каслбойна с вами согласятся. Тем более что вы закрываете ворота конюшни, после того как лошадь сбежала, разве не так? Первый случай заболевания случился несколько дней назад. Масса людей могла с тех пор уехать из города.
- В условиях изоляции легче выявить контакты между инфицированными лицами в пределах города. А также, если понадобится, разыскать любого, кто подвергался опасности заражения и позже уехал из Каслбойна. Принимаемые меры соответствуют международным нормам и рекомендациям по локализации вспышек инфекционных заболеваний - раннее выявление, изоляция подвергшихся заражению, отслеживание контактов носителей инфекции.
- Помимо запрета на въезд и выезд из города, какие еще ограничения вводятся для жителей Каслбойна?
- Хорошо, что спросили. Кроме въезда и выезда - никаких. Мы только просим горожан добровольно следовать рекомендациям: закрыть школы и дошкольные учреждения, отменить или приостановить виды деятельности, предполагающие массовые скопления людей - например концерты и рыночную торговлю, - а также советуем выходить на работу в основном служащим, занятым в структурах жизнеобеспечения города. Другими словами, чем меньше общения между людьми, тем меньше риск распространении инфекции. В прошлом нам уже приходилось вводить некоторые ограничения в связи со вспышкой ящура, теперь мы тоже надеемся на понимание со стороны граждан.
- И долго такой режим продлится? Сколько времени Каслбойн будет отрезан от мира?
- Пока не удастся выявить возбудитель болезни и способ передачи инфекции.
- Понятно. Благодарю вас, мистер Пэттон.
Не успела я выключить приемник, как опять зазвонил телефон и одновременно явилась Пегги.
Если в моей манере одеваться было что-то от хамелеона, то Пегги напоминала млекопитающее, цвет меха которого зависит от времени года, или птицу, преображающуюся в брачный период. Не раз и не два, придя поутру в офис, я обнаруживала за секретарским столом незнакомую особу и не сразу соображала, что передо мной Пегги в незнакомом обличье: новая прическа и цвет волос плюс полная ревизия гардероба. Как правило, метаморфозы были выдержаны в стиле ретро, который по неизвестным причинам она предпочитала. Единственной константой ее внешности была пышная - на чей-то вкус, возможно, слишком - фигура. Пегги совершенно не интересовали ни наставления специалистов по шейпингу, ни рекламируемые знаменитостями преходящие диетические увлечения.
Я еще не успела привыкнуть к тому, что две недели назад из бледной, с черными тенями вокруг глаз героини-вамп немого кино двадцатых годов она превратилась в модницу 1950-х - крашеную перманентную блондинку с умилительными завитками-локонами на висках. Сегодня утром на ней была светло-зеленая атласная блузка с большим мягким воротником и рукавами три четверти с манжетами, заправленная в черную обтягивающую юбку-карандаш. Тонкую, на удивление, талию стягивал широкий красный пояс с непомерно большой круглой пряжкой. Довершали наряд такие же красные, на высоких каблуках босоножки с открытыми пальцами.
Я почувствовала себя бедной родственницей. С утра день снова обещал быть необычайно жарким, поэтому шорты, майка и панталеты показались мне вполне уместными.
Состроив гримасу, Пегги прикрыла ладонью микрофон телефонной трубки.
- Из программы "Утро в Ирландии", будете разговаривать? - спросила она шепотом и заранее отрицательно замотала головой.
Я просигнализировала - ни за что.
- Ее нет, - перевела Пегги.
Я прочертила в воздухе вертикальную черту и рядом кружок.
Пегги все поняла.
- Вернется в десять. Что передать?.. Угу… Оставили несколько сообщений на автоответчике. Что вы говорите? И по мобильному… Ясно. Звоните позже. Она будет рада вас слышать.
Пегги положила трубку.
- Программа заканчивается в девять, - повторила она слова звонившего.
- Знаю. Только интервью не хватало. Но, чувствую, в покое меня не оставят.
- Из-за эпидемии?
- К несчастью. Кстати, спасибо, что вчера держала оборону.
- Работа такая. Хочу спросить - мы в чем-то виноваты? Я имею в виду эпидемию.
Я покачала головой.
- Как на духу говорю - не думаю. Однако хочу помочь тем, кто проводит расследование, и поддерживаю связь со специалистами из больницы Святого Лоумана.
- Болезнь распространяется? Правда, что мы все заразимся?
- Если честно - не знаю, хотя сомнительно. На мой взгляд, Служба здравоохранения перестраховывается. Просто ни одно правительство не захочет показаться бездеятельным, когда под носом разгорается эпидемия и тысячи людей могут погибнуть.
- На улицах толпится народ - обсуждают происходящее; некоторые магазины закрылись; на пять часов пополудни назначена специальная месса во избавление.
- Во избавление?
- От эпидемии чумы. - Пегги принюхалась. - Вы заметили, как у нас бензином несет?
- Я вчера разлила нечаянно. - Не было смысла пугать ее лишний раз. - О мессе ты откуда узнала?
- Отец Берк выступал по городскому радио. Он и вашу статую вспоминал.
- Да ну? И что же он…
Снова зазвонил телефон. Пегги сняла трубку и опять прикрыла ладонью микрофон.
- На этот раз из газеты.
Я встала из-за стола.
- Ухожу. Пока меня не будет, кое-что сделаешь. Постарайся разузнать номер телефона Гейл на Тенерифе и позвони ей. Скажешь, мне нужно с ней поговорить. - Я посмотрела на часы. - Пусть ждет моего звонка в час дня. Дело важное.
Подхватив кожаный чемоданчик, телефон и ключи от машины, я шагнула навстречу чудесному летнему утру.
Прислонившись к перилам, я засмотрелась на одно из своих самых любимых мест - широкий луг, плавными волнами спускающийся к Бойну от фасада построенного в восемнадцатом веке особняка - Лонгвуд-Хауса. Это был истинно сельский пейзаж, будто сама природа щедрыми мазками нанесла на полотно поле с живой изгородью, рощу и реку, лес и озеро, прихотливо разбросав тут и там каменные глыбы, увитые вьющейся зеленью. Солнце заливало все вокруг теплым медом своих лучей. Смолкли птицы в листве деревьев, и только жужжание пролетавшей мимо пчелы иногда нарушало тишину.
Напротив меня три дуба росли так близко друг к другу, что утратили индивидуальность и казались горбатым островом, поднявшимся из моря травы: За ними высились отдельные деревья, насаженные по всему полю где придется. Еще неделю назад конский каштан украшали тысячи золотистых, в рыжую крапинку свечек, и в тот ветреный день его крона казалась расшитым узорами старинным платьем, в водовороте пышных юбок которого кружится в танце на балу дама. Но сегодня не было ни дуновения, и в дымке цветочной пыльцы, как в тумане, окружавшие луг деревья выглядели плоскими и безжизненными.
Планировка и посадка парковой зоны, ныне принадлежавшей государству и открытой для публики, была заслугой англо-ирландской аристократки леди Джейн Тиррел. Догадывалась ли она, что ее семье, как и всему их классу, придется, в конце концов, отказаться от притязаний на собственность? Вряд ли. Да и не важно. Интересно, за что добрым словом вспомнят нас жители Каслбойна лет через двести?
Я подумала об отце. Он часто говорил, что успехи медицины двадцатого века в борьбе с инфекционными болезнями - самое великое наследие из всего, что поколения людей завещали человечеству. Сам он вырос без отца. Тот скончался от туберкулеза. Одна его сестра на всю жизнь осталась калекой из-за полиомиелита, другая поседела в шестнадцать лет, переболев брюшным тифом. Все изменилось благодаря медицинской науке, однако на исходе столетия появились новые пагубные заболевания, а хорошо известные, такие как туберкулез, вернулись и стали еще опаснее. Хотя жизнь стремительно двигалась вперед, многое осталось прежним. Несмотря на компьютеры, Интернет и глобальную экономику, в третьем тысячелетии люди страдают от голода, болезней и религиозной нетерпимости, как и в Средние века.
Отцу выпал жребий, пережив нелегкое, полное смертельных опасностей детство, оказаться прикованным к постели неизлечимой болезнью, присущей глубокой старости. Я не была у него уже несколько недель, за что винила раскопки - минуты свободной не оставалось. Но в глубине души знала, что просто не могу видеть, как медленно и мучительно он умирает. Теперь я понимала, что молить о легкой смерти совсем не зазорно.
Молитва… Для меня это слово означало минуту, когда, собрав разом все свои тревоги и неприятности, я мысленно шептала что-нибудь вроде "Если слышишь меня, Господи, пожалуйста, разберись с моими проблемами ради меня, и даю слово, что в следующий раз ни о чем больше просить не стану". А потом забывала о своем обещании.
Момент, когда со многим предстоит разобраться, наступил. Прежде всего не избежать перемен в отношениях с Финианом. Они складывались как-то не так и становились все более напряженными. Но я плохо представляла себе, что у нас не ладится и насколько это серьезно.
Вдобавок прошлой ночью меня пытались запугать. Я припомнила, в какой последовательности все происходило: угрозы по телефону, бегство из дому, встреча с полицейскими на дороге, возвращение и чуть ли не столкновение лицом к лицу с поджигателями на месте преступления. Ведь они (или он, или даже она?) подпалили гнездо, давая понять, что это предупреждение.
И тут меня осенило: значит, они рассчитывали на то, что я скоро вернусь. Наверняка знали - на дороге стоит контрольно-пропускной пост, и меня завернут. То есть их заранее предупредили о введении карантина. О решении блокировать подъезды к городу могли сообщить очень немногим - тем, кому полагалось по должности. И едва ли среди них были члены семейства Болтон.
Несмотря на жару, меня прошиб холодный пот.
Возвращаясь от Лонгвуд-Хауса, я решила, минуя дом, еще раз из любопытства съездить к Олдбриджу. За полкилометра до развязки, где меня остановили прошлой ночью, вытянулась колонна фур и грузовиков, припаркованных у обочины. Водители, видно, заночевали в городе и теперь попали в ловушку. Я собиралась повернуть назад, но кто-то впереди уже развернулся и теперь двигался мне навстречу. Я высмотрела просвет между двумя контейнеровозами елевой стороны и втиснулась туда, чтобы дать проехать.
За рекой, прямо напротив меня, раскинулось олдбриджское кладбище с развалинами собора. Отдельные надгробия разрушились, некоторые упали плашмя на землю, многие покосились и торчали из травы, как больные зубы. Водитель пропущенного автомобиля дважды прогудел в знак благодарности, а я, выбираясь на дорогу, краем глаза заметила движение среди могильных памятников. Человек в черном выпрямился, осмотрев одну из горизонтальных плит. Мортимер.
Я наблюдала, как он снова нагнулся, поводя головой из стороны в сторону, словно грач, клюющий кусок падали, - пытался прочесть какую-то надпись. Очевидно, она его не заинтересовала - он пошел дальше, пробираясь между могилами и что-то разыскивая.
ГЛАВА 22
Оушен Маккивер открыл дверь и придержал ее, пока я не зашла в прихожую. Под мышкой у него был футбольный мяч.
- А я как раз уходить собрался. Уроков в школе нет - у нас устные экзамены.
- Ну что, появлялся сосед, о котором мы говорили?
- Не видел. Хотя последние несколько дней мяч гоняем прямо у его ворот.
- Может, заходил кто в дом или выходил?
- Тоже не замечал.
- Слушай, сделай одолжение. Шпионить не прошу, но если мяч залетит в кусты перед домом, можно ведь заглянуть в окно? Увидишь женский жакет с подсолнухами, дай мне знать.
Фрэн окликнула меня из кухни:
- И как ты догадалась, что я кофе варю?
- А подсолнухи - как у Ван Гога? - полюбопытствовал Оушен.
Я улыбнулась.
- Те самые.
Когда я вошла в кухню, все еще улыбалась. Сидя за столом, Фрэн налила мне в чашку кофе.
- Похоже, ты вполне довольна собой, - заметила она.
- Меня радует, что по натуре Оушен мягче, чем хочет казаться. Он не подозревает, когда себя выдает. - Тут я заметила, что Фрэн выглядит не такой мрачной, как в последнее время. - Да ты и сама повеселела. - Я села за стол напротив нее.
- По-моему, Дейзи решила расстаться со своим Бирном. Говорит, что сегодня все закончится.
- Вот и молодец.