- То есть ты вообще нигде не работаешь?
- Не работаю? - Эва даже рот разинула от удивления. - А ты что, думаешь, картины сами собой появляются? Разумеется, я работаю! И не по восемь часов, скажу я тебе. От такой работы никогда нельзя освободиться, ложишься спать и продолжаешь думать о работе. Покоя - никакого. Все время хочется что-то переделать, изменить.
Майя кривовато улыбнулась.
- Прости, я неудачно выразилась. Я имела в виду другое, думала, может, ты еще где-то работаешь, я имею в виду, получаешь зарплату.
- Тогда у меня не будет времени писать картины, - сказала Эва угрюмо.
- Понятно. Наверное, много времени надо, чтобы написать картину.
- Примерно полгода.
- Что? А ты что - пишешь такие большие картины?
Эва вздохнула и щелкнула зажигалкой. У Майи был кроваво-красный маникюр, руки ухоженные; а на ее собственные руки смотреть не хотелось.
- Никто не понимает, как это трудно, - сказала она с отчаянием в голосе. - Всем кажется, что это просто блажь.
- Я в живописи совсем не разбираюсь, - призналась Майя. - Меня просто немного удивляет, что кто-то сам выбирает себе такую жизнь, если все это так непросто.
- Я ее не выбирала.
- А кто выбирал?
- То есть, я хотела сказать… Человек становится художником, просто-напросто потому что вынужден это сделать. Потому что никакого выбора нет.
- Это мне тоже непонятно. Выбор есть всегда.
Эва решила не входить в объяснения. Она съела оба пирожных, чтобы доставить удовольствие Майе, и чувствовала, что ее немного подташнивает.
- Лучше расскажи мне, чем ты сама занимаешься. Ты явно зарабатываешь больше, чем я.
Майя закурила свою самокрутку.
- Наверняка. Я тоже работаю на себя. Так называемый "свободный предприниматель". У меня небольшая фирма, только один служащий. Работаю очень много, хочу накопить денег. Но к новому году собираюсь с этим кончать. Переберусь на север Франции, открою небольшую гостиницу. Может быть, где-нибудь в Нормандии. Давняя мечта.
- Господи, правда?! - Эва курила, ожидая продолжения.
- Работа тяжелая, требует самодисциплины, но дело того стоит. Я ее рассматриваю просто как путь к достижению цели и не отступлюсь, пока не получу то, что хочу.
- Да уж, это я прекрасно понимаю!
- Ох, если бы ты была сделана из другого теста, Эва, я бы предложила тебе со мной сотрудничать. - Она легла грудью на стол. - Без всяких капиталовложений с твоей стороны. С полным обучением. Ты бы за рекордно короткое время могла целое состояние заработать. Вот чем тебе следовало бы заняться. И откладывала бы деньги на собственную маленькую галерею. Ты вполне могла бы на нее накопить - ну, сейчас прикину - за пару лет. Если хочешь знать, все остальные пути к цели - мура. Надо всегда искать самый короткий.
- Но чем же ты занимаешься, в конце-то концов?
Она удивленно смотрела на подругу. Майя скомкала салфетку, пока произносила свою тираду, и теперь смотрела прямо Эве в глаза.
- Давай назовем это "работа с клиентами". Мне звонят, записываются, а я их принимаю. Знаешь, потребности у людей бывают самые разные, а эта ниша на рынке всегда существует. Я бы сказала потребность в любви глубока, как Марианская впадина. Проще говоря, я - "жрица любви", так это целомудренно называют. Или, как говорили в старые добрые времена, - шлюха.
Эва покраснела.
Должно быть, она ослышалась. Или же Майя просто хочет ее подразнить, она всегда любила ее дразнить.
- Что ты сказала?
Майя улыбнулась уголками губ и стряхнула пепел.
Эва ничего не могла с собой поделать. Она все смотрела и смотрела, но уже совершенно по-другому, на золотые украшения, на дорогую одежду, на часы, на кошелек, лежащий рядом с кофейной чашкой, который, казалось, вот-вот лопнет от купюр, а потом перевела взгляд на лицо подруги, как будто увидела его впервые.
- Тебя всегда было легко шокировать, - сухо произнесла Майя.
- Да уж, честно говоря… Прости меня, но к такой информации я была не готова.
Она действительно чувствовала себя крайне неловко.
- Но ты же не ловишь клиентов на улице, то есть, я хочу сказать, ты выглядишь не так…
- Нет, Эва Мария, не ловлю. И не колюсь. Я много работаю, как все люди. Правда, не плачу налоги.
- А тебя… А многие об этом знают?
- Только мои клиенты, а их немало. Но большинство из них - постоянные. И это на самом деле неплохо, земля, как известно, слухами полнится, предприятие процветает. Не могу сказать, что я лопаюсь от гордости, но и стыдиться мне нечего.
Она ненадолго замолчала.
- Ну что, Эва, - сказала она и затянулась, - ты считаешь, мне должно быть стыдно?
Эва отрицательно помотала головой. Но у нее все внутри просто переворачивалось, когда она думала о Майе и ее так называемой работе, представляла себе, чем она занимается, и воображала себя на ее месте.
- Нет, господи, откуда я знаю! Просто это так неожиданно. Я не могу понять, что тебя заставило…
- Ничто не заставляло. Я сама это выбрала.
- Но как ты могла выбрать такое?
- Это было самое простое. Куча денег за кратчайший срок. И никаких налогов.
- Да, но… Подумай о своем здоровье! Я хочу сказать, ты же сама себя не уважаешь. Отдаешься кому угодно!
- Я никому не отдаюсь, я продаюсь. Кроме того, всем приходится проводить границу между работой и личной жизнью, а у меня с этим никаких проблем!
Она улыбнулась, и Эва увидела, что ямочки на ее щеках с годами стал глубже.
- Да, но что скажет, например, муж, если ты выйдешь замуж, а он узнает?
- Ему либо придется это принять, либо пусть катится ко всем чертям, - коротко ответила Майя.
- Но разве тебе не тяжело с этим жить, год за годом? Ведь тебе же приходится это скрывать?
- А что, у тебя в жизни никаких тайн нет? У всех есть тайны. А ты, кстати, в своем репертуаре, - добавила она. - Обожаешь все усложнять, задаешь слишком много вопросов. Я хочу, чтобы у меня был маленький пансион, хорошо бы на побережье, еще лучше - в Нормандии. Мне хочется, чтобы это был старый дом, который я приведу в порядок сама. Мне нужна пара миллионов, к новому году они у меня будут, и тогда я уеду отсюда.
- Пара миллионов?
Эва не могла найти слов.
- И потом, я очень многому научилась.
- Чему такое может научить?
- Да так, всему понемножку. Гораздо большему, чем можешь научиться ты, когда рисуешь. Мне кажется, это своего рода эгоизм - быть художником. Ты тратишь время только на постижение самой себя. Вместо того чтобы изучать других людей вокруг себя.
- Ты сейчас говоришь прямо как мой папа.
- А как он?
- Да не очень. Он теперь вдовец.
- Да? Я не знала. А что случилось с твоей мамой?
- Давай я тебе как-нибудь в другой раз про это расскажу.
Они помолчали; каждая думала о своем.
- Ну, в профессиональном плане мы с тобой обе - аутсайдеры, - сказала вдруг Майя. - Но я хотя бы деньги зарабатываю. Не будем лицемерить, все мы в конечном счете работаем для денег, правда? Если бы у меня не было денег, чтобы купить себе кусочек торта в кафе, я бы не пережила. Я хочу спросить, а как у тебя с самоуважением?
Эва улыбнулась: подруга отплатила ей той же монетой.
- Плохо, - призналась она. Она больше не могла притворяться. - В кошельке у меня осталось сто сорок крон, а в ящике дома лежат неоплаченные счета на десять тысяч крон. Сегодня мне отключили телефон, и я не заплатила за страховку дома. Но я жду, деньги должны вот-вот прислать. Я получаю стипендию, - сказала она гордо, - от Национального совета по делам художников.
- То есть ты живешь на пособие?
- Нет. Господи, конечно же, нет! - Эва почувствовала, что закипает. - Я получаю эти деньги, потому что моя работа заслуживает внимания; я подаю надежды; благодаря этим деньгам я могу работать дальше и развиваться, чтобы в конце концов встать на ноги как художник!
Она выпалила это, и ей стало легче.
- Прости, - сказала Майя примирительно. - Я не очень разбираюсь в этих делах. То есть, получать стипендию - это хорошо?
- Ну, конечно! Все об этом мечтают!
- Да, а вот мне государство не помогает.
- А ты бы попробовала, попросила, - хмыкнула Эва.
- Пойду еще кофе возьму.
Эва выудила из пачки еще одну сигарету и проводила взглядом пухленькую фигурку. У нее никак не укладывалось в голове, что Майя стала проституткой. Та Майя, которую, как казалось, она так хорошо знала. Но заработать пару миллионов - не кот начихал - неужели это действительно правда? Неужели это так легко? Она задумалась: на что бы она потратила пару миллионов, если бы они у нее были? Она могла бы расплатиться с долгами. Купить небольшую галерею. Нет, это просто невозможно - два миллиона! Наверняка подруга немного привирает. Хотя раньше она не врала. Они никогда раньше не врали друг другу.
- Вот, пожалуйста! Надеюсь, ты не подавишься этим кофе, узнав, откуда у меня деньги.
Эва рассмеялась.
- Нет, вряд ли. Кофе так же хорош, как раньше.
- А то я не знаю! То, что нам нужно, то, что мы хотим купить, - именно это и заставляет нас двигаться вперед. И добившись своей цели, мы на какой-то момент останавливаемся, а потом ставим перед собой новые цели. Во всяком случае, я. Благодаря этому я чувствую, что живу: что-то происходит, я двигаюсь вперед. А ты? Давно ли ты стоишь на одном месте? В художественном плане и в плане денег?
- Ну, довольно давно. Лет десять, не меньше.
- И моложе ты тоже не становишься. По-моему, картина довольно грустная. А что ты пишешь? Пейзажи?
Эва глотнула кофе и приготовилась защищаться:
- Это абстрактная живопись. К тому же мои картины черно-белые.
Майя терпеливо кивала.
- Понимаешь, у меня своя, особая техника, которую я развиваю многие годы, - объясняла Эва. - Я натягиваю холст нужного размера, загрунтовываю его белым, потом накладываю светло-серый слой, а когда он высыхает, я накладываю темно-серый слой, и так далее, пока не дойду до совсем черного. А потом все это сохнет. Долго. В конце концов я получаю совершенно черную поверхность. И моя задача найти на ней свет.
Майя вежливо слушала.
- И вот тогда-то я и начинаю работать, - продолжала Эва, все более и более воодушевляясь. Не часто кто-то соглашался слушать ее; это было просто восхитительно - рассказывать о том, как ты работаешь, и она решила использовать шанс на все сто. - Я как бы выскребаю картину на холсте. Я работаю старым скребком и еще стальной щеткой. Иногда - наждачной бумагой или ножом. Если я скребу слабо, появляются оттенки серого, если с силой, то добираюсь до самого нижнего слоя, до белого, тогда в картине много света.
- Но что же на них изображено?
- Не знаю. Тот, кто смотрит на картину, должен сам понять, что он видит. Это происходит как бы само по себе. Там только свет и тень, свет и тень. Мне они нравятся, я считаю, они прекрасны. И точно знаю, что я большой художник, - закончила она упрямо.
- Вижу, что от скромности ты не умрешь.
- Нет. Это всего лишь "необходимая суровость продуктивного эгоиста". Цитата из Шарля Мориса.
- Наверное, я чего-то не понимаю. То, что ты рассказала, конечно, здорово, но это не сильно помогает, когда их никто не покупает.
- Я не могу писать картины, которые люди хотели бы купить, - сказала Эва подавленно. - Я должна писать картины, которые я сама бы хотела иметь. Иначе это не искусство. Это заказы. Просто картинки, которые народ хотел бы видеть у себя в гостиной над диваном.
- У меня в квартире есть кое-какие картины, - произнесла Майя с улыбкой, - интересно, что ты о них скажешь.
- Ну… Насколько я тебя знаю, они красивые, красочные, с птичками, бабочками и все в таком роде.
- Твоя правда. И что, я должна их стыдиться, по-твоему?
- Не исключено, особенно, если много за них отдала.
- Так оно и было.
Эва тихонько засмеялась.
- Всегда думала, что художники рисуют кистью, - сказала вдруг Майя. - А ты никогда не используешь кисти?
Никогда. При моей технике все начинает проявляться, когда я работаю скребком. Весь свет и вся тьма. Мне надо только найти их, вывести на свет Божий. Это страшно интересно - я никогда не знаю, что найду. Я пробовала писать кистью, но у меня ничего не вышло, кисть была как искусственное продолжение руки, я словно бы не могла приблизиться к холсту. У всех художников своя техника, я придумала свою. И мои картины не похожи ни на чьи. И я должна продолжать работать так же. Рано или поздно мне повезет. Я непременно встречу галерейщика, который будет думать так же, как и я, и даст мне шанс. И сделает так, чтобы я могла организовать персональную выставку. Мне нужно-то всего пару положительных отзывов в газетах, может быть, интервью, и тогда все будет в порядке. Дальше все пойдет само собой. Я в этом просто уверена, и я не собираюсь сдаваться. Не дождутся!
Она говорила и чувствовала себя еще более упрямой. Ощущать это было приятно.
- А ты не можешь пойти работать? Я хочу сказать, найти себе какую-нибудь нормальную работу? Чтобы иметь постоянный заработок. Ты могла бы писать свои картины по вечерам, например.
- Две работы? И еще Эмма? Майя, я ведь не лошадь.
- Ну и что? Я ведь работаю на двух работах. Надо же что-то в налоговой декларации писать.
- А что ты делаешь?
- Работаю в Кризисном центре.
Эва не могла не рассмеяться, настолько парадоксальной была ситуация.
- Не вижу в этом ничего смешного. Одно не мешает другому. Я работник хороший, - заявила Майя решительно.
- Не сомневаюсь. Но наверняка не сомневаюсь, что твои коллеги понятия не имеют, чем ты занимаешься помимо работы в Центре.
- Конечно же, нет. Но на самом деле я гораздо больше подхожу для этого Кризисного центра, чем остальные женщины, которые там работают. Потому что лучше знаю мужчин и то, что заставляет их поступать так, а не иначе.
Подруги продолжали пить кофе, не обращая внимания на то, что происходило вокруг; кто-то приходил, кто-то уходил, официанты убирали со столиков, потом на них ставили новые чашки и тарелки; движение на улице было оживленным. Стоило им встретиться, как они тут же забывали обо всем - так было всегда.
- Помнишь, как мы высыпали картофельную муку на памятник китобоям, когда хотели сделать медуз? - смеясь, спросила Эва.
- А ты помнишь, как мы брызгали спреем в ульи Странде? - спросила Майя. - И тебя искусали пчелы?
- Еще бы, - улыбнулась Эва. - И ты везла меня домой в тачке и ругалась, а я ревела, как корова. Да уж, это была настоящая жизнь. Помню, температура у меня была сорок один градус. Папа тогда решил, что нам не стоит больше дружить. Я, кстати, до сих пор не понимаю, как тебе удалось дотащить меня до дома. Я даже с мальчишками не могла сама знакомиться.
- Да, ты с благодарностью принимала тех, кого удавалось найти мне. Хотя, по правде говоря, никто из них гроша ломаного не стоил.
- Естественно. Ты выбирала себе самого симпатичного, а мне доставался его приятель. Если бы не ты, я наверняка до сих пор оставалась бы девственницей.
Майя, прищурившись, взглянула на подругу.
- На самом деле ты довольно интересная, Эва. Может, тебе следовало бы стать натурщицей у какого-нибудь художника, а не писать самой?
- Ха! Ты просто не знаешь, какие гроши они зарабатывают!
- Во всяком случае, это был бы постоянный источник дохода. Я к тому, что у тебя не было бы проблем с клиентами, если бы ты дала себя соблазнить и стала работать со мной на пару. Я таких длинных ног вообще никогда не видела. Интересно, тебе всегда удается покупать брюки нужной длины?
- Я только юбки ношу.
Внезапно Эву охватил истерический смех.
- Ты что?
- А помнишь фру Сколленборг?
- Давай не будем!
Они помолчали.
- А почему ты решила открыть гостиницу именно в Нормандии?
- Ну, о том, чтобы затевать что-то в этом мещанском царстве, и речи быть не может.
- Значит, мы опять потеряем друг друга. А я только-только тебя нашла.
- Знаешь, поехали со мной, а? Франция - это самое подходящее место для такой художницы, как ты, разве нет?
- Ты же знаешь, что я не могу.
- Да нет, не знаю.
- У меня Эмма. Ей только шесть лет, скоро семь. Ходит в детский сад.
- Ты что, думаешь, ребенок не может вырасти во Франции?
- Может, конечно, но у нее ведь еще отец…
- Но разве она не с тобой живет?
- Со мной, - ответила Эва со вздохом.
- Вечно ты все усложняешь, - сказала Майя. - И всегда этим отличалась. Ясное дело: ты вполне можешь поехать со мной во Францию, если захочешь. Я даже придумала для тебя работу в гостинице. Работать по пять минут, но каждую ночь: прогуливаться по коридору в белой ночной рубашке с подсвечником на пять свечей. Мне хочется завести собственное привидение. А в остальное время можешь писать свои картины.
Эва допила кофе. Она ненадолго забыла о своих проблемах, а сейчас снова вспомнила и загрустила.
- А где ты будешь ужинать сегодня?
- Я никогда не ужинаю. Ем сыр и хлеб; вообще мало думаю о еде.
- Кошмар. Понятно теперь, почему ты такая тощая. Как ты можешь нарисовать что-нибудь путное, если не питаешься нормально? Тебе надо есть мясо! Сегодня мы ужинаем вдвоем. Пойдем в "Кухню Ханны".
- Но это же самый дорогой ресторан в городе!
- Неужели? Меня это не волнует, я знаю только, что у них самая вкусная в городе еда.
- К тому же я съела пирожные и наелась.
- Ничего, до ужина успеешь проголодаться.
Эва не стала протестовать и предпочла подчиниться. Все было так, как раньше. Майя была полна идей. Майя принимала решения и шла впереди, а Эва ковыляла за ней.
***
Они под руку вышли из "Глассмагасинет", прошли по брусчатке рыночной площади, ощущая тепло друг друга. Все было, как раньше. Эва много раз проходила мимо "Ханны", но даже не думала о том, чтобы зайти туда. Сейчас же двери распахнулись перед ними, Майя впорхнула в ресторан с довольной улыбкой, а Эва попыталась придать своему лицу соответствующее выражение - уверенности в себе. Метрдотель вежливо улыбнулся Майе. Даже если он и знал, благодаря чему Майя оплачивает счета, он хорошо это скрывал, и улыбка его не выражала ровным счетом ничего. Он осторожно дотронулся до руки постоянной посетительницы и проводил подруг к свободному столику. Эве пришлось сдать плащ в гардероб. Под плащом была линялая майка, и она чувствовала себя не слишком уютно.
- Роберт, как обычно, - сказала Майя. - Два раза.
Он кивнул и исчез.
Эва опустилась на стул и с любопытством огляделась вокруг. В ресторане царила особая тишина, присущая очень дорогим заведениям. Раньше она никогда такого не видела. Майя сидела спокойно - чувствовалось, что она давно перестала обращать внимание на подобные вещи.
- Слушай, а расскажи мне, как это, - с любопытством попросила Эва, - работать так, как ты.
Майя склонила голову набок.
- Ага, значит, тебе любопытно. А то я не знала! Все люди одинаковые.
Эва сделала обиженное лицо.