***
Такси прогудело под окнами в шесть.
Эва упаковала картину в старый плед, и шофер бережно положил ее в багажник.
- Езжайте осторожно, - предупредила она. - Это стоит десять тысяч крон.
Она назвала адрес на Торденшоллсгате и внезапно заметила, что он смотрит на нее в зеркало. А вдруг он знает Майю? Может, каждый второй мужчина в городе побывал в ее постели? Эва стряхнула с юбки соринку и почувствовала, что опять начинает нервничать; хмель прошел, и чувство реальности возвращалось к ней. Странно, она совсем забыла об Эмме, как будто спрятала свои материнские обязанности в ящик комода и опять стала просто Эвой. Да, подумала она. Я просто Эва. И плевать мне на то, что могут подумать другие, я делаю, что хочу. Она улыбнулась. Шофер заметил это и улыбнулся ей в ответ. "Что ты себе вообразил, - подумала она, - я бесплатно не даю".
***
Майя всплеснула руками и втащила ее в квартиру. Вчерашние излишества не оставили ни малейшего следа на ее круглом лице.
- Заходи же, Эва! Привезла картину?
- Ты упадешь в обморок.
- Такого со мной не бывает.
Они распаковали картину и прислонили ее к стене.
- Господи!
Майя потеряла дар речи; она внимательно смотрела на картину.
- Да уж, должна тебе сказать… Действительно что-то особенное. Она как-то называется?
- Нет, ты что, с ума сошла?
- А что?
- Если я ее как-то назову, значит, я за тебя решу, что́ ты должна увидеть, а я не хочу. Ты можешь посмотреть на нее сама и сказать мне, что ты видишь. А я тебе потом отвечу.
Майя надолго задумалась и, наконец, сказала:
- Это удар молнии. Вот что это такое.
- Да, неплохо. Понимаю, что́ ты имеешь в виду, но я вижу в ней и кое-что другое. Землю, которая потрескалась после землетрясения. Или реку, которая бежит через город ночью, при свете луны. Или же раскаленную лаву, которая стекает вниз по обугленной равнине. А завтра, может быть, ты увидишь еще что-нибудь. То есть, я хочу сказать, мне бы этого хотелось. В том, что касается искусства, тебе надо освободиться от многих стереотипов, Майя.
- Я настаиваю на ударе молнии. Мне не нравится, когда вещи меняются и превращаются во что-то другое. А вот тебе предстоит кое от чего избавиться, подруга. Я привела в порядок свободную комнату, пойди и посмотри. Ты что-нибудь ела?
- Только пила.
- Ты хуже младенца, тебя надо кормить. Если я сделаю бутерброд, сможешь прожевать сама?
Она потащила Эву за собой вглубь квартиры.
Комната была выдержана в красных тонах: много плюша и бархата и тяжелые, темные шторы. Кровать, застланная покрывалом с золотой бахромой, казалась бесконечной. На полу лежал толстый красно-черный ковер, ноги проваливались в него - такой он был мягкий.
- Это теперь твои цвета, - сказала Майя решительно. - И у меня для тебя есть красный халат, который легко расстегивается. Из тонкого бархата. Вот здесь, - она прошла в глубину комнаты и отодвинула занавеску, - маленькая ванная с раковиной и душем.
Эва заглянула за занавеску.
- Ты можешь здесь работать, пока я в своем Кризисном центре. Я сделала тебе ключ. Пошли, тебе надо поесть.
- Ты что, все это устроила сегодня?
- Да. А ты чем занималась?
- Спала.
- Значит, можешь поработать до позднего вечера.
- Да нет же, господи, я еще не знаю… Если я вообще наберусь смелости… В общем, я решила, что на первый раз хватит одного. Слушай, - спросила она нервно, - а много попадается неприятных типов?
- Да нет же.
- Но бывает, что кто-то говорит что-то неприятное или делает какую-нибудь гадость?
- Нет.
- А ты не боишься? Одна, с незнакомыми мужиками, вечер за вечером?
- Это они боятся, потому что у них совесть нечиста. Они вынуждены врать, чтобы уйти из дома, и урывают деньги из семейного бюджета, чтобы заплатить мне. Ходить к шлюхам сегодня - это что-то совершенно немыслимое. А в прежние времена тебя не считали настоящим мужчиной, если ты не захаживал в публичный дом. Да нет же, я ничего не боюсь. Я профессионал.
Эва вонзила зубы в бутерброд и принялась медленно жевать. Тунец с лимоном и майонезом.
- А часто они просят тебя сделать что-то особенное?
- Нет, редко. Сама знаешь, слухами земля полнится, и еще до того, как прийти ко мне в первый раз, они получают всю необходимую информацию.
Она открыла бутылку колы и долго пила.
- Они знают, что я шлюха приличная и что о всяких сексуальных фокусах не может быть и речи. Почти все, кто сюда ходит, - мои постоянные клиенты. Они знают, что можно, а что нельзя, и где проходит граница. Если им придет в голову какая-нибудь глупость, они не смогут больше сюда приходить. Так что предпочитают не рисковать.
Она слегка отрыгнула.
- А пьяные приходят?
- Да, в подпитии, но не в стельку. Многие приходят прямо из пивной - тут, через улицу, из "Королевского оружия". А другие заявляются в обед, в костюме и с "дипломатом".
- А бывает, что они отказываются платить?
- Мне такие никогда не попадались.
- А тебя били?
- Нет.
- Не знаю, хватит ли у меня смелости…
- О чем ты говоришь!
- Ну, не знаю, я слышала много историй…
- Мужчины приходят в ярость, когда не получают то, что им хочется, правда?
- Да.
- Они приходят сюда, чтобы купить то, что им надо, и они это покупают. И у них нет никаких причин поднимать шум. И вообще: что дурного в том, если люди переспят друг с другом?
- Да нет. Если не считать того, что многие из них наверняка женаты, у них дети и все прочее.
- Конечно. Они приходят именно потому, что им чего-то не хватает. Мужья и жены не так уж часто спят друг с другом.
- Мы с Юстейном спали.
- Ну, это в начале. А через десять лет?
Эва покраснела.
- А может быть, - продолжала Майя, - ты думаешь, что мы, девушки, должны себя блюсти и ждать большую любовь? Ты веришь в большую любовь, Эва?
- Разумеется, нет.
Она отпила колы.
- А в тебя кто-то из них влюблялся?
- О да! Особенно молодняк. Я им вообще очень нравлюсь, поэтому я стараюсь для них сделать что-то особенное. Вот, например, весной у меня был один молодой человек с потрясающим именем - у его семьи французские и испанские корни. Жан Лука Кордова. Правда, потрясно? Подумай, если бы у тебя было такое имечко, - задумчиво сказала она. - Даже хочется сходить замуж, только чтобы получить такую фамилию, правда? И потом еще Йеран, я его никогда не забуду. Он был девственник, мне пришлось его всему учить. И он был так мне благодарен! Не так-то просто оставаться девственником в двадцать пять лет, да еще если работаешь в полиции. Ему, наверное, потребовалось немалое мужество, чтобы прийти сюда.
Эва доела бутерброд, запила колой и откинула волосы с лица.
- А вы беседуете о чем-нибудь?
- Да так, можем перекинуться парой слов. Одни и те же фразы каждый раз; все они хотят услышать одно и то же. Мужчины не слишком требовательны, Эва. Ты и сама скоро это поймешь.
Она отодвинула бутылку в сторону.
- Сейчас без десяти семь, первый клиент придет в восемь. Он уже бывал у меня раньше. Честно говоря, не самый приятный тип, но он быстро кончает. Я займусь с ним сама и скажу, что нас теперь двое и что мы будем делить клиентов. И что у нас одни и те же условия.
- На самом деле мне больше всего хотелось бы спрятаться в шкаф и посмотреть, как это у вас происходит, - вздохнула Эва. - Посмотреть, как ты это делаешь. Самое трудное будет придумать, что сказать.
- В шкафу будет тесно. В дверную щелочку видно гораздо лучше.
- Что ты сказала?
- Ну, в ногах кровати ты стоять не сможешь. Но можешь подсматривать из другой комнаты. Мы выключим свет и слегка прикроем дверь, а ты будешь сидеть в той комнате и смотреть. И у тебя уже будет какое-то представление. Ты ведь меня знаешь, я никогда не была особо стеснительной.
- Боже, мне надо выпить, я вся трясусь.
Майя сделала пистолет из двух пальцев и нацелила его прямо в лоб подруги.
- И речи быть не может! На работе пить запрещено. Потом мы пойдем к "Ханне" и поужинаем. И могу тебе обещать одно: стоит тебе начать зарабатывать деньги, у тебя появится настоящий вкус к ним. Когда мне чего-то хочется, я просто запускаю руку в плошку и выуживаю пачку купюр. У меня деньги везде - в ящиках и шкафах, в ванной, на кухне, я запихиваю их в носки сапог и туфель, я даже сама с трудом припоминаю, куда я их рассовала.
- Ты же не хочешь сказать, что два миллиона у тебя просто разбросаны по квартире? - Эва побледнела.
- Да нет, конечно, тут только деньги на мелкие расходы. Основную сумму я спрятала на даче.
- На даче?
- На папиной даче. Он умер четыре года назад, так что это теперь моя дача. Ты там была однажды, помнишь, когда мы с девчонками туда ездили? На Хардангервидде?
- Твой отец умер?
- Да, уже давно. Сама можешь догадаться, от чего он коньки отбросил.
Из вежливости Эва предпочла не отвечать.
- А что, если дачу обворуют?
- Деньги хорошо спрятаны. Никому и в голову не придет там искать. И потом, купюры - они ведь тоненькие, много места не занимают.
- Но деньги - это еще не все, - вдруг сказала Эва прагматично. - А если ты умрешь до того, как потратишь их?
- А может, ты умрешь до того, как начнешь жить? - ответила Майя вопросом на вопрос. - Но если я вот так внезапно помру, то назначаю тебя своей единственной наследницей. Оставлю деньги тебе.
- Ну, спасибо. Слушай, мне надо в душ, - призналась Эва. - Я вся вспотела от страха.
- Давай. А я пока достану твою одежду. Кстати, тебе говорили, что тебе очень идет черное?
- Спасибо.
- Это не комплимент. Я спросила, потому что ты всегда в черном!
- А-а-а, - протянула Эва, смутившись. - Нет, не припоминаю. Во всяком случае, Юстейн этого не переносил.
- По правде говоря, я не понимаю, что ты имеешь против разных цветов.
- Понимаешь, они - как бы это получше объяснить, - отвлекают.
- Отвлекают от чего?
- От того, что на самом деле важно.
- И это…
- Все остальное.
Майя вздохнула и убрала стаканы и тарелки.
- Да уж, художники - народ непростой.
- Непростой, - хмыкнула Эва. - Но кто-то же должен взять на себя труд показывать всю глубину существования. Для того, чтобы вы, остальные, могли просто скользить по поверхности.
Она пошла в "свою" комнату и разделась. Майя что-то мурлыкала себе под нос в соседней комнате, стуча вешалками в шкафу. Комната Майи была выдержана в зеленых и золотых тонах; Эва невольно вспомнила свою собственную черно-белую квартиру. Да уж, между ними настоящая пропасть.
Душевая кабинка была крохотной, а стена напротив нее - зеркальная. Собственное тело внезапно показалось чужим. Как будто право собственности на него уже ей не принадлежало. Зеркало запотело. На какое-то мгновение она показалась себе очень молодой и гладкой, в розоватом свете цветастой занавески, а потом зеркало запотело, и отражение исчезло.
- Не надо думать, - сказала она сама себе. - Я просто должна делать то, что говорит Майя.
Она вылезла из душа, вытерлась и вернулась в комнату; здесь было прохладно после душевой кабинки. Вошла Майя, держа в руке что-то красное - халат. Эва надела его.
- Супер. Как раз то, что надо. Купи себе что-нибудь красное; когда ты в красном, то похожа на женщину, а не на жердь. А с волосами можешь что-нибудь сделать?
- Нет.
- О'кей. Осталось показать тебе одну мелочь. Ложись на кровать, Эва.
- Что? Зачем?
- Делай, что говорю, ложись на кровать.
Эва немного поколебалась, но, в конце концов, подошла к кровати и улеглась посредине.
- Нет, не так, ляг ближе к правому краю.
Эва переместилась к краю кровати.
- А теперь опусти правую руку на пол.
- Что?
- Просунь руку под кровать. Чувствуешь, под покрывалом, сбоку, что-то твердое?
- Да.
- Сунь туда руку и оторви, я это плотно скотчем примотала.
Эва нащупала что-то длинное и гладкое, примотанное сбоку. Она ухватила этот предмет и дернула. Это был нож.
- Видишь этот нож, Эва? Это охотничий нож, от Бруслетто. И если ты испугалась, значит, я добилась цели. Он нужен для того, чтобы напугать и предостеречь. Если кому-нибудь придут в голову какие-то глупости. Тебе надо только опустить руку и достать нож. У тебя в кулаке нож, а он сидит с голой задницей и всем хозяйством наружу. Так что бьюсь об заклад - успокоится довольно быстро.
- Но ты же сказала, что с тобой ничего такого никогда не было!
Эва заикалась. Ей стало нехорошо.
- Никогда, - ответила Майя уклончиво. - Только несколько жалких попыток. - Она опустилась на пол рядом с кроватью и засунула нож на место. Эва не могла разглядеть ее лицо. - Но иногда кто-то из них начинает выделываться. Я же не всех хорошо знаю. К тому же мужчины гораздо сильнее нас. - Она продолжала возиться со скотчем. - На самом деле я и сама забываю, что он тут. Но я вспомню, если что-то произойдет, уж это я могу тебе обещать. - Она встала с пола. На лице ее сияла привычная улыбка. - Хоть я и довольно легкомысленная, но назвать меня неподготовленной нельзя. Пошли, я накрашу тебе губы.
Эва немного помедлила, а потом пошла за подругой, ступая босыми ногами по мягкому ковру. Это другой мир, со своими собственными правилами. Потом, когда я вернусь домой, все будет, как раньше. Это два мира, между которыми стена.
Эва тихо сидела на скамеечке для ног прямо у двери. В комнате было темно, и видеть ее никто не мог. Через щелку в двери она видела кровать Майи, тумбочку и лампу с большим абажуром, украшенным розовым фламинго. Горела только эта лампа, комната была погружена в полумрак. Она ждала, когда прозвучат два коротких звонка в дверь - условный сигнал. Было без пяти восемь. Дом стоял на тихой улице, снаружи не доносилось ни звука. Только тихо играла стереомагнитола. Майя поставила Джо Кокера. Голос у него становится с каждым годом все более хриплым, подумала Эва. Послышался звук мотора, машина остановилась прямо под окном. Она взглянула на часы - без трех минут восемь; ее сердце учащенно забилось. Хлопнула дверца машины. Потом послышался еще один звук: это захлопнулась дверь подъезда. Повинуясь внезапному озарению, она встала и подошла к окну. Она смотрела на белый автомобиль, припаркованный у тротуара. Какая-то спортивная модель, подумала она, глядя в щелочку между занавесками. Детали всегда бросались ей в глаза. Это был "Опель", довольно красивый, но не совсем новый. У Юстейна когда-то был такой же, когда они только познакомились, давно. Эва неслышно прокралась на свое место, уселась на скамеечку и положила руки на колени. Звонок коротко прозвенел два раза, как было условлено. Майя встала и пошла через комнату, неожиданно она обернулась и подняла большой палец. А потом открыла дверь. Эва пыталась дышать спокойно. В комнату вошел мужчина. Она видела его не совсем отчетливо, но похоже было, что ему за тридцать, крепкого сложения, с жидкими светлыми волосами. Волосы - длинные, он стянул их резинкой в жалкий "конский хвостик". На нем были джинсы. Сидели они плохо из-за "пивного живота". Именно этого она совершенно не переносила: мужчин, которые не могли толком надеть на себя брюки из-за живота. Юстейн тоже этим страдал, но это был Юстейн, то есть это было совсем другое. Мужчина сорвал с себя куртку и швырнул ее на кровать с видом завсегдатая, как будто он был у себя дома. Эве это тоже не понравилось, он показался ей наглым. Потом он полез в задний карман джинсов и вытащил купюру, которую тоже бросил на кровать. Она слышала голос Майи, но та говорила так тихо, что Эве пришлось сосредоточиться, чтобы услышать. Она осторожно подалась вперед и приставила ухо настолько близко к щелке, насколько это было возможно.
- Я тебя ждала, - услышала она. - Ну, иди же!
Голос был мягкий и обволакивающий, как мед. Я никогда не смогу так говорить, в отчаянии подумала Эва. Внезапно мужчина подошел ближе, и Майя вдруг стала очень маленькой, хотя он был и не особенно высокий. В комнате было темно, но Эва увидела, как он распахнул зеленый халат Майи и стащил его с ее плеч. Халат упал и остался лежать на полу. Эва смотрела, не в силах отвести взгляд от округлого и белого тела Майи; она не могла разглядеть выражения лица мужчины. Звучала приглушенная музыка, Майя подошла к кровати, медленно улеглась на спину, раскинув руки в стороны. Мужчина последовал за ней. На нем была клетчатая рубашка, которую он мгновенно вытащил из-под ремня. Он уже заплатил, теперь он мог получить товар, у него, безусловно, было право собственности, и он собирался им воспользоваться. Он опустился на колени рядом с кроватью и принялся расстегивать ремень. Эва видела черные трусики Майи и ее пышные ляжки. Партнеры не разговаривали, оба двигались медленно и привычно, они явно проделывали это много раз, все было, как обычно. Наконец он перешел прямо к делу - расстегнул ремень, и Эва услышала звук раскрываемой "молнии". Кровать заскрипела - он устраивался поудобнее. Майя не двигалась. Эва тоже застыла. В щелочку она видела, как он спустил брюки и после этого сорвал с Майи трусики. Она не помогала ему, только лениво приподняла бедра. А потом раскинула ноги. Именно в этот момент с ним что-то произошло. Он вдруг тяжело и хрипло задышал, склонился над Майей и раздвинул ее ноги еще шире. А потом вошел в нее. Майя отвернула лицо в сторону. Сейчас Эва видела только редкие волосы мужчины и его белые ягодицы, которые быстро двигались вверх и вниз во все нарастающем темпе. Чуть погодя он поднялся на вытянутых руках и запрокинул голову. Послышался длинный, протяжный стон, и он рухнул на кровать. Все заняло не больше минуты. Он лежал, уперев подбородок в матрац, и рука его невольно скользнула вниз. Он попытался найти опору, но тут случилось неожиданное. Он наклонился и посмотрел вниз, Эва видела, как он ищет что-то под покрывалом. Майя повернула голову, ее черные брови поползли вверх, когда он внезапно снова приподнялся. В руке у него был нож. Лезвие сверкало в свете лампы-фламинго. Он удивленно смотрел то на него, то на Майю, которая тоже пыталась встать. Эва закрыла рот ладонью, пытаясь подавить судорожный вздох. Несколько секунд в комнате было совершенно тихо, Джо Кокер как раз закончил петь "Up where we belong". Картина, которую Эва увидела в щелку, почти парализовала ее; ей стало трудно дышать. Майя, по-прежнему голая, лежала на спине на кровати, в глазах ее была настороженность, мужчина все еще сидел на ней. Штаны его были наполовину спущены, в руках он держал острый нож.
- Что это такое, черт побери?
В голосе звучало подозрение. Он уставился на Майю, но она была такой же милой и нежной, как всегда. Профессионалка.
- Должна же одинокая женщина подумать о собственной безопасности. Сюда ходит много странных людей.
"Вот как", - подумала Эва.
- Вот как? - сказал он. - Вот, значит, что ты о нас думаешь? А если бы ты вонзила этот нож в меня, а?
- Скорее, это ты в меня кое-что вонзил, - засмеялась она хрипло.
Он продолжал сидеть, держа нож в руке.
- Мне приходилось слышать о шлюхах, которые обирают клиентов таким вот образом.
Он рассматривал нож, поворачивал его то так, то эдак, потом смотрел на ее голое тело, белую кожу, как будто наслаждался.