Дверь открывает женщина с классной прической и в праздничном платье. Выясняется, что это мама Макса. Она приглашает всех войти и запрещает разуваться. Мы просто вытираем ноги о красивый коврик, проходим в огромную комнату и рассаживаемся за накрытым столом.
Все оказывается не так, как я себе представляла. Это вовсе не вечеринка, а обыкновенный день рождения. Да еще с мамой! Правда, мама через полчаса куда-то уходит, и мы остаемся одни. Макс не объявляет меня своей девушкой, только говорит, что меня зовут Ангелина и что я учусь в седьмом классе. Девчонки сразу начинают смотреть на меня свысока. "Ангелина, деточка, передай виноград!"; "Вот тебе салфетка, крошка, смотри не обляпайся!"; "Ой, извини, я забыла, что этот анекдот ты еще не поймешь!" Как будто седьмой класс так далеко от восьмого! Им не нравится, что я влезла к ним в компанию. Тем более я из простой школы, не из элитной гимназии, как все они. Как хорошо, что я подготовилась: маникюр, косметика, Иркина бижутерия. Я даже дорогими духами на себя брызнула у Мальцевой дома, чтобы уж наверняка меня не раскусили.
Потом они устраивают дискотеку в соседней комнате, такой же огромной, как и первая. Девчонки зажигают под музыку, прыгают, бесятся и визжат. А парням танцы не нужны, они толпятся перед компьютером и тычут пальцем в монитор. Я смотрю на них во все глаза. И это восьмой класс? Им по четырнадцать лет? Ну просто школьная дискотека в пятом "Д".
– Ангелиночка, ты что не танцуешь? – противно сюсюкает одна из девчонок с короткой, будто обгрызенной стрижкой. – Не умеешь? Давай мы тебя научим.
– Я предпочитаю медленные танцы, – отвечаю я с вызовом. Они разом закатывают глаза и стонут:
– О-о-о!
– Она предпочитает медленные танцы!
– Максик! – кричит "обгрызенная". – Поставь какой-нибудь медляк, твоя крошка хочет пригласить тебя на белый танец.
Макс отрывается от монитора и ставит другую музыку, медленную и красивую. И сам приглашает меня на танец. Он ведет меня за руку на середину комнаты. Эти дуры опять стонут и кривляются. А Макс только улыбается и подмигивает мне.
Мое сердце уходит в пятки. Я понятия не имею, как надо танцевать медленный танец. Вернее, я видела, как его танцуют взрослые, но они так тесно прижимаются друг к другу, просто до неприличия. Неужели и мне так придется?
Но Макс вдруг берет меня за обе руки и начинает кружить на месте. Он отпускает то одну руку, то другую, то разворачивает меня спиной к себе. Это какой-то странный танец, легкий и шутливый.
Раздается звонок в дверь. Его едва слышно из-за громкой музыки.
– Макс, я открою, – кричит кто-то из парней.
Мы продолжаем танцевать. Он раскручивает меня за руку, а потом закручивает обратно. У меня кружится голова от этих вращений. Мне легко и весело. Я хохочу, и спотыкаюсь, и снова хохочу… и замечаю, что музыка уже закончилась. Макс меня больше не держит. Я останавливаюсь и пытаюсь удержать равновесие. Перед глазами все плывет. Я не понимаю, что происходит, почему вокруг такая тишина. Просто какая-то мертвая тишина.
И вдруг в этой тишине я слышу громкий голос:
– Ангелина! Что с тобой? Ты что, пьяная?
Это мамин голос.
Мамин голос?!
Зажигается свет. Я щурюсь после темноты и светомузыки и никак не могу поверить в то, что вижу. Мама. С ингалятором в руке. С красными пятнами на шее и лице. Держится за сердце.
Может, я сплю? Это мой ночной кошмар?
– Я так и знала, – говорит мама. Она тяжело дышит, как во время приступа, поэтому говорит прерывисто. – Я так и знала, что папа за тобой не уследит.
Все замерли. Все смотрят на мою маму и на меня. И молчат. И Макс тоже молчит. Говорит только мама.
– Стоило мне уехать, ты пошла вразнос. Что, волю почуяла? Погулять захотела? Это что за вид? На кого ты похожа? Намазалась как обезьяна. Ну-ка быстро пошла домой!
Она хватает меня за руку и тащит к выходу. И все это видят. Я резко вырываю руку и говорю (мне кажется, что спокойно и уверенно):
– Я никуда не пойду!
– Что?! – спрашивает изумленная мама.
– Я никуда не пойду. Иди одна. Я потом приду.
Вдруг раздается звонкий шлепок, и мою щеку обдает кипятком. Девчонки разом ахают. Я даже не сразу понимаю, что произошло. А когда понимаю, у меня темнеет в глазах, и в голове появляется странный звон. Она меня ударила? По лицу? На глазах у всех?
На глазах у Макса?!
– До чего ты дошла, Ангелина! С таких лет пьянки, гулянки, притоны!
– Извините, – говорит вдруг Макс, – что вы придумываете? Какие пьянки? Какие притоны? Это моя квартира. У меня день рожденья, и Ангелина у меня в гостях. У нас даже спиртного нет, мы сок пьем. Что вы на нее набросились?
– А ты мне не хами! – повышает голос мама. – И нечего мою дочь в свою взрослую компанию заманивать. Рано ей по гостям ходить. Маленькая она еще. В пятом классе об уроках думать надо, а не о мальчиках.
– В пятом? – растерянно говорит Макс. И, наверное, смотрит на меня. А я не смотрю. Я не могу встретиться с ним взглядом.
Это катастрофа. Я полностью разгромлена.
Я уничтожена.
Все остальное происходит словно во сне. Мама тащит меня к двери. Я уже не сопротивляюсь. В полной тишине мы выходим в коридор, я машинально снимаю с вешалки куртку. И вдруг сзади раздается дружный смех. И голос той, "обгрызенной":
– Ну, Максик, ты даешь! Ты бы еще первоклассницу сюда приволок!
Этот смех меня преследует даже на улице. Он жалит меня, как рой пчел. Внутри меня, где-то глубоко в животе, растет горячий ком.
Мама идет быстро, я за ней не успеваю. Она тянет меня за руку, и мне приходится бежать, как собачке на поводке.
– Стыд! Позор! Моя дочь в квартире, где полно взрослых парней, в темноте! – громко, на всю улицу возмущается мама. – Ангелина! Как ты могла? Как же тебе не стыдно? Накрашена как уличная девка, духами разит за километр, побрякушки эти, каблуки!
Ком в животе становится все больше и горячее.
– А если бы я не успела? Если бы меня Ирочка не предупредила? А? Чем бы это все закончилось?
Я останавливаюсь, будто натыкаюсь на стену. "Ирочка"? "Предупредила"? И в самом деле, как мама узнала, где меня искать?
– Сразу видно, что хорошая девочка, приличная. – Мама дергает меня за руку. – Прибежала, волнуется, говорит, Ангелина ушла домой к взрослому парню, прямо домой. Там еще будут парни. Надо ее скорее вернуть, как бы чего не случилось. Дом мне показала. Спасла она тебя. Хорошая у тебя подруга, правильная.
Я едва переставляю ноги. Эта змея Мальцева меня сдала. Значит, именно для этого она все у меня выведывала: кто такой, где учится, где живет…
Ничего не скажешь, отомстила так отомстила. Дождалась момента.
Мама продолжает говорить. Она не замолкает ни на минуту. Она говорит, что папа обязательно примет меры. Что я теперь под домашним арестом на целый месяц. А может, и на два месяца. За мной теперь устанавливается круглосуточный контроль. Из дома буду выходить только в школу и только с мамой. И из школы она тоже будет меня забирать. Без ее ведома я не смогу сделать ни шагу.
Потом я почему-то перестаю ее слышать. Ком в животе становится огромным, он уже не просто горячий, он огненный. Он заполняет меня всю, мне нечем дышать. И вдруг внутри что-то лопается. Огненный шар выбрасывается наружу и разрывает меня на куски. Мне больно так, как не было никогда в жизни. И я кричу во всю глотку:
– А-а-а-а-а-а-а!
Мама отшатывается и испуганно смотрит на меня. А я кричу, оглушительно и безумно, и не могу остановиться. Да нет, это вовсе не я кричу, это какой-то дикий раненый зверь. Разве человек может так страшно орать? Тем более маленькая девочка, которая учится всего лишь в пятом классе?
Девочка, которая в свои одиннадцать лет не представляет себе, как жить дальше.
Никита
Каникулы закончились. Завтра уже в школу. Я лежу в постели с телефоном и смотрю на светящийся экран. Егор в сети. Тоже не спит. "Привет", – набираю я сообщение. И тут же стираю. Разве можно после всего просто написать "привет"? А что можно написать? Что мне плохо без него? Что я скучаю? Ерунда какая-то. Мы же не в детском саду. И мы не девчонки, чтобы говорить такое.
В комнату заглядывает мама, чтобы пожелать мне спокойной ночи. Я прячу телефон под одеяло.
– Никита, – говорит она. – Завтра утром папа везет нас с Маринкой в поликлинику. Если хочешь, мы подкинем тебя до школы.
Я раздумываю. Если меня "подкинут" до школы, можно встать на целых двадцать минут позже. Можно позавтракать не торопясь. Это здорово, я совсем отвык вставать рано.
– Поедешь? – спрашивает мама, поправляя мою скомканную на стуле одежду.
– Нет, – говорю я и сам удивляюсь своему решению. – Мне нужно… У меня завтра дело. Очень важное. Я сам дойду.
– Ну ладно. Сам так сам, – говорит мама, целует меня и выходит.
Я выключаю телефон и кладу его под подушку. Вытягиваюсь во весь рост и закрываю глаза. Мне вдруг становится легко и спокойно.
Теперь я знаю, что мне делать.
Егор
– Посмотри, какое сегодня солнце! – говорит мама и выглядывает в окно. – Будто лето вернулось. Так сразу радостно, правда?
Я сижу за столом и ковыряю вилкой жидкий яичный желток. Какое солнце? Какое лето? Ноябрь на дворе. Сегодня темно и пасмурно. И надо идти в школу. Впервые после каникул. Снова браться за учебники, садиться за парту, слушать учителя. Откуда радость-то? Одно только раздражение и скука.
Я отодвигаю тарелку и плетусь в коридор. И вдруг вздрагиваю от резкого звонка в дверь.
Я застываю возле порога. Звонок звенит еще раз и еще, а я стою как статуя, без движения. И не открываю.
Я боюсь верить.
Подходит мама и открывает дверь. На пороге – Кит.
– Готов? – спрашивает он.
Я молча киваю. Потому что все слова у меня застряли в горле.
– Тогда пойдем. Какой дорогой, длинной или короткой?
Я с трудом проглатываю ком в горле и говорю:
– Длинной. Как всегда.
Какой отличный день сегодня! Веселый и радостный. Будто лето вернулось. Светит солнце, все вокруг улыбаются.
И я иду в школу с моим другом.