- Я ему завтра это скажу!.. - обрадовалась Анастасия.
- Не вздумай! - грозно обрушилась на нее мать. - Испортишь все! Икону надо приготовить… Он ведь военный… благословлять надо святым великомучеником Георгием Победоносцем… А все ж не по себе ты дерево рубишь!..
…На следующее воскресенье Соколовым и Холмогоровыми было сговорено, что венчаться Алексей и Анастасия будут в военной церкви Георгия-великомученика при Главном штабе в воскресенье 15 июня.
Петербург, февраль 1914 года
Приближалась масленая неделя - самое веселое время в Петербурге. Чопорный, чиновный Петербург преображался и опрощался на эти дни. Из холодной и давящей метрополии столица превращалась в народный и веселый Питер.
На масленую в непостижимых количествах наезжали в город из окрестных чухонских хуторов белобрысые "вейки" с лохматыми маленькими лошадками, запряженными в низенькие санки. Дуга и вся упряжь по-праздничному были украшены бубенцами и лентами. Небритые добродушные "вейки" невозмутимо сосали трубку-носогрейку и за всякий конец просили "ридцать копек". Петербургские "ваньки", тоже старательно наряженные на масленицу, с многоцветными узорчатыми кушаками и узорчатой упряжью, жестоко презирали конкурентов.
Алексей договорился с Анастасией, что заедет за ней в воскресенье, в полдень, и они отправятся на народные гулянья. Настроение у Насти было отличное, в субботу она долго вертелась перед зеркалом, примеряя новую котиковую шапочку, удачно сочетавшуюся с ее беличьей шубкой и пепельно-жемчужными волосами.
"А как шапка покажется Алексею? - думала Настя. - Вдруг он решит, что эти меха не гармонируют друг с другом, и сочтет это безвкусицей?! Вот ужас-то! Нет, он не может разлюбить из-за такого пустяка… Тем более я все-таки ничего… Хотя нос мог бы быть попрямее… и брови погуще…"
Ее кокетство перед зеркалом прервал звонок в дверь. Был уже седьмой час вечера. Отец еще не пришел с фабрики, а мать, как всегда по субботам, была в церкви, у вечерни. Настя открыла дверь, и мальчишка-посыльный в черном пальто с медным номером на груди и с бляхой на шапке передал ей запечатанный конверт.
- Ответа не ждут, - сказал мальчишка, но остался стоять в дверях.
Настя поняла, что он привык к чаевым, и извлекла из кармана своей шубки двадцать копеек. Посыльный моментально исчез.
"Неужели что-то случилось с Алексеем?" - испугалась Настя, но записка оказалась от Василия. Он просил срочно прийти в собор апостола Андрея Первозванного, что на 6-й линии, и сообщал, что будет ждать ее в правом приделе, в дальнем от алтаря углу.
Через пять минут она уже входила в нагретый дыханием сотен людей собор.
Шла вечерня. Высоко к сводам собора вместе с чадом свечей, дымом ладана и испариной от верхней одежды прихожан возносилась "Аллилуйя", творимая многоголосым хором. Настя содрогнулась, как всегда, когда входила в церковь, - глухая тревога обуяла девушку.
Она вспомнила уроки по элементарной конспирации, полученные от товарищей, купила у входа тоненькую свечку и направилась в правый придел. Там, в полутемном углу, в безлюдье, стоял Василий. Его задумчивая поза ничем не выделяла его из молящихся.
Настя подошла ближе, словно случайно встала впереди него, делая вид, что не знает этого человека. Василий остался в прежнем полускорбном положении. Когда, заглушая отдельные слова молитвы, громко грянул хор:
Ду-ши их во благих во-дво-рят-ся.
Ус-та моя возглаголют премудрость,
И по-у-че-ни-е серд-ца мо-е-го ра-зум… -
Василий сказал так, что слышно было только Анастасии:
- Костя-технолог оказался провокатором. Он связан с охранкой. Завтра в час пополудни он должен прийти к вам за литературой и привести за собой наряд жандармов…
Хор певчих гремел во всю мощь, его покрывал бас дьякона:
Велий господь наш, и велия крепость его,
И ра-зу-ма его несть чис-ла…
- Запомните адрес: Малая Охта, Среднеохтинскйй проспект, 8, второй этаж направо, спросить господина Бессмертного. Будут ждать завтра целый день. Когда отворят дверь, спросить: "Мне сказали, что у вас остановилась моя родственница…" Если в ответ скажут: "Проходите, будьте как дома…" - можно отдавать корзинку. Пяток брошюр с меньшевистскими речами в Думе оставьте у себя на случай обыска… Если у вас вообще ничего не будет дома - это вызовет еще большие подозрения!.. Ни пуха ни пера!..
Анастасия не успела оглянуться, как Василий растворился в темноте придела и исчез. Девушка, потрясенная услышанным, машинально подошла к подсвечнику, зажгла от какого-то огарка свечу, поставила ее и так же тихо отошла.
"Ал-ли-лу-и-я, ал-ли-лу-и-я, ал-ли-лу-и-я!" - гремел хор.
От радужного настроения не осталось и следа. Омерзение от подлости предателя мешалось у Насти со страхом подвести родителей и друзей. Девушка решала, как ей быть.
Придумав план, Настя ускорила шаги, но тут же чуть было не остановилась - так неожиданно в голову пришла мысль о том, что ведь Алексей приедет за ней в полдень, а он никогда не опаздывал. Она должна или успеть съездить на Малую Охту, или… Это "или" поразило Анастасию своей простотой.
С непредусмотрительностью молодости Настя решила дождаться Алексея, вместе с ним съездить по указанному адресу и отдать опасную корзинку.
Воскресенье началось, как обычно, с ожидания Василисы Антоновны от заутрени, после возвращения которой начиналось утреннее чаепитие со свежими булками, только что испеченными в соседней пекарне. Время приближалось к полудню. Без пяти двенадцать Настя в шубке и новой шапочке, поставив у входной двери корзинку, но верху которой, под салфеткой, угадывались французские булки, с волнением ожидала в прихожей звонка.
Соколов, верный своим привычкам разведчика, был пунктуален. Настенные часы в комнате родителей еще не начали своего перезвона, как на лестнице послышались шаги с характерным звоном шпор. Настя распахнула дверь и бросилась ему на шею.
- Милый, здравствуй, как я рада, что ты не опоздал! - выпалила она, поцеловав Алексея в бритую и пахнущую одеколоном щеку. Подхватив корзинку и не дав полковнику возможности поприветствовать своих будущих родственников, Настя сбежала вниз по лестнице. Соколов последовал за ней и успел открыть перед ней дверь подъезда.
У подъезда стоял лихач, рысак был покрыт красивой модной сеткой синего цвета, предохранявшей пассажиров от комьев земли, льдышек, вылетающих из-под копыт лошади. Настя поспешно уселась в сани. Соколов укрыл ее ноги медвежьей полостью с кистями и приказал: "Лететь!"
Улица плавно тронулась назад. Вместе с ней остался почти у подъезда Настиного дома человек в студенческой шинели и шапке с эмблемой технологического института. Это был Костя-технолог.
Полиция еще вчера решила начать операцию по изъятию нелегальной литературы на час раньше, но приход Соколова спутал охранке все карты. Увидя отъезжающих Настю и полковника, Костя бросился к соседней подворотне, где стояла карета с нарядом жандармов.
- Проворонили! - выпалил Костя жандармскому ротмистру, возглавлявшему наряд. - Птичка упорхнула…
- Растяпа вы, господин студент! - выругался ротмистр. - Спать долго любите!.. В восемь утра надо было начинать… Теперь попробуйте добыть улики-с! А без улик мы не можем дело прокурору передать!.. Теперь госпожу Холмогорову и не тронешь!..
Костя стоял с отсутствующим видом, словно втайне радуясь, что дело не выгорело.
Настя благополучно сдала корзинку на Малой Охте, Соколов, которому она сказала, что мать просила отвезти провизию заболевшей родственнице, терпеливо ждал в санях.
Лихой "ванька" быстро домчал их до Петровского острова, где в парке шло-гремело народное гулянье. Уже от Тучковой набережной в морозном ясном воздухе слышались звонкий веселый гул голосов, звуки гармони, писк свистулек, смех и отдаленные выкрики.
Показались дощатые балаганы. Веселая и оживленная Анастасия, щеки которой разрумянились от быстрой езды, легко выпрыгнула из саней, как только Алексей открыл полость. Оба сразу попали в толпу. Чтобы не потеряться, Настя взяла Алексея под руку и прижалась к нему. Полковнику захотелось поднять девушку над толпой, как поднимают детей, чтобы они лучше видели. Он поделился этой идеей с Настей и получил в ответ заряд веселого смеха и влюбленный взгляд.
Народное гулянье было совсем не тем местом, где можно было любоваться друг другом. Настя и Алексей поняли это, радостно, беспричинно засмеялись и стали разглядывать вывески, обращая внимание друг друга на самые смешные из них.
На одном из балаганов красовалось огромное полотнище, где в пороховом дыму на белом коне скакал храбрый генерал и махал сабелькой, вслед ему валили солдаты со штыками наперевес. Как водится, противник быстро улепетывал.
Внутри балагана слышались трубные звуки, пальба, музыка и барабаны, восторженные крики зрителей.
В двух шагах от балагана, в валенках, тулупе и белом переднике, надрывался во весь голос сбитенщик. В фарфоровые кружки он налил Анастасии и полковнику из медного чайника, укутанного полотенцем, горячего сбитня и развлекал господ прибаутками, пока они тянули обжигающе-горячий напиток.
Полюбовались Петрушкой, который выскакивал по соседству из-за пестрой ширмы. Вся толпа вокруг ликовала, когда Петрушка знатно отдубасил здоровенной дубиной черта и полицейского, а сам остался невредим. Настя особенно весело хохотала, вспоминая сегодняшнее утро, и свои страхи, и Костю-технолога, разинувшего рот на улице вслед саням. Неожиданно ей пришла мысль, что спасением своим от обыска, а может быть и ареста, она обязана Соколову, его полковничьей форме. И сразу расхотелось смотреть приключения Петрушки.
Покатались с высоченных ледяных гор, слетая на утлых салазках в брызгах искрящейся на солнце ледяной пыли. Дух захватывало от такой красоты.
В толпе солдат гвардии, мещан, толстых купчих и иных женщин торгового сословия попадались и тонюсенькие барышни из благородных в сопровождении кавалеров-чиновников или офицеров. Иногда мелькали и аристократы из гвардейской кавалерии, окружавшие дам в меховых боа и собольих пелеринах.
Всюду сновали лоточники с мочеными грушами и яблоками, разных видов колбасами и студнем, ситными, пирогами с грибами, с ливером… Их товар расхватывался на лету и не успевал замерзать.
Когда сияние дня начало угасать, для вящего веселья зажглось электричество. Настя утомилась, стада реже улыбаться и тяжелее опираться на руку Алексея. Он почувствовал это и, полуобняв ее, направился к выходу.
Взяли свободного "вейку". Под меховой полостью Настя уютно прижалась к шинели Алексея и задремала, как сморенный усталостью ребенок. У нее было такое состояние, словно она спала и в то же время все видела и слышала. Настя заметила, что Алексей схитрил и попросил возницу ехать кружным путем. Девушке было так тепло и хорошо, что не хотелось останавливать спокойное движение саней, скрип снега под полозьями. Ехать бы да ехать…
Внезапно тревожная мысль словно ожгла Настю, и сон сразу пропал.
"Как там дома?.. - подумала она. - Все ли благополучно? Не вторглись ли жандармы в мое отсутствие?"
Алексей почувствовал, что девушка шевельнулась, и велел финну держать к 18-й линии. Когда они подъехали к Настиному дому, большая круглая, луна разливала свой жемчужный свет над городом.
У дома и в подъезде было тихо. Алексей проводил девушку до квартиры и, когда открылась дверь, хотел было откланяться. Хозяйка, однако, пригласила его на блины. Скрывая свою радость побыть с Анастасией еще целый вечер, Соколов принял приглашение. Домой он явился в отличнейшем настроении, напился с тетушкой чаю и рассказал ей, истосковавшейся по разговорам, о своих впечатлениях от народного гулянья. Оба, довольные прожитым днем, разошлись по своим комнатам. Тетушка - почитать Шопенгауэра для более крепкого сна грядущего, а Алексей - просмотреть иностранные отделы петербургских газет перед завтрашним днем в штабе, который обещал быть довольно напряженным.
Варшава, апрель 1914 года
В начале тысяча девятьсот четырнадцатого года генеральные штабы всех крупных европейских держав уже предчувствовали большую войну. В неизбежность всеобщей схватки верили императоры и короли, министры и генералы, разведчики и генштабисты, хотели ее. Все, в том числе и профессиональные военные, ошиблись лишь в длительности ее и масштабах.
В российском Генеральном штабе опасались войны еще в прошлом, 1913 году, но он, слава богу, истек. Однако военно-политическая обстановка продолжала обостряться, разведка приносила все новые сведения о военных приготовлениях германцев, австрийцев, румын, болгар, и военный министр Сухомлинов решился испросить милостивого соизволения государя на проведение стратегической игры генералитетом русской армии.
На сей раз, чтобы придворные бездарности не вмешались в штабные дела и не сорвали задуманное, как это было в 1911 году, Сухомлинов, решил проводить игру в Киеве, то есть подальше от двора.
Когда высочайшее одобрение игры было получено и машина Генерального штаба пришла в движение, один из винтиков этой машины - полковник Соколов, начальник австро-венгерского делопроизводства, разведывательного отделения, - получил предписание своего командира генерала Монкевица отправиться в Варшаву. Полковнику следовало получить в разведывательном отделении штаба Варшавского округа имеющиеся у них свежие данные о потенциальном противнике, а затем прибыть в Киев и принять участие в штабном учении.
Деятельной и энергичной натуре Алексея Алексеевича подобные поручения всегда доставляли большое удовлетворение. Несмотря на месячную разлуку с Анастасией, он с легким сердцем собирался в дорогу. Подумал было взять с собой в Варшаву Настю, чтобы показать ей город, который так любил, побродить вместе с нею в свободные часы по милым варшавским улицам, посидеть в кофейнях и на концертах. Однако по зрелом размышлении оба решили, что такая поездка сейчас может вызвать кривотолки…
Под перестук колес варшавского экспресса мысли о Насте, в предстоящей свадьбе уходили в интимные уголки сознания полковника. На передний план выдвигались сложные переплетения больших европейских и мировых проблем. Верный конспиративным привычкам, Алексей не доверял бумаге свои планы. Он мысленно формулировал вопросы, которые поставит начальнику варшавского разведпункта полковнику Батюшину, так и эдак прикидывал, кого из офицеров привлечь к трудоемкой подготовительной работе, намечал для себя основные линии, но так, чтобы ни слова, ни листа бумаги не уплыло в Берлин. Соколов знал о немецком засилье в Варшавском военном округе и учитывал это.
Варшавский экспресс приближался к цели. Он с небольшим опозданием прибыл на Санкт-Петербургский вокзал Варшавы…
Портье в отеле, человечек с бородавкой на носу и прилизанными редкими волосами, внимательно изучал документ на жительство, выданный полковнику Генерального штаба Соколову, и внимательно сверял указанные в нем приметы с внешностью красивого военного в черном мундире. Соколову вдруг очень не понравился этот маленький человечек, его манера исподлобья взглядывать на гостя и вся его важная медлительность. Он нахмурился. Человечек понял и мгновенно вернул документ.
- У иностранцев мы вообще не спрашиваем ух бумаги, господин полковник! - пояснил он, и Соколов уловил какой-то не польский акцент в его русской речи. Но он не успел разобраться в своих наблюдениях, как коридорный подхватил его чемодан и бросился с ним к подъемной машине.
За четверть часа до четырех - условленного с Батюшиным срока - Соколов, затянутый в строгий мундир Генерального штаба, с саблей, украшенной анненским темляком "За храбрость", причесанный варшавским парикмахером, вышел из отеля на Саксонскую площадь, залитую ярким солнечным светом апрельского дня.
Генерал Орановский, начальник штаба Варшавского военного округа, принял Соколова очень любезно. Он слышал об этом умном и храбром офицере и теперь с удовольствием пожал ему руку. Долго задерживать визитера он не стал - в варшавском офицерском собрании был назначен бал, где генерал должен был присутствовать вместе со своей супругой, игравшей роль первой дамы гарнизона.
Николай Степанович Батюшин был не менее любезен - хотя по сроку производства в чин полковника он был намного старше, но Соколов как-никак был его начальником в Петербурге.
Они не виделись чуть меньше года.
- Как идет венская и чехословацкая агентура? - задал он вопрос Соколову, после того как они обменялись приветствиями и приветами от общих петербургских знакомых.
- Группа Стечишина дает первоклассную информацию, - поделился Соколов. - А помнишь, ее в прошлом году совсем было вывели в запас… Один из ее участников занимает высокий пост в венском генеральном штабе. Так он через киевских чехов доставляет свежайшие - с разницей всего в две недели - данные прямо с совещаний высшего руководства военного ведомства Австро-Венгрии.
- Всегда завидую твоим высокопоставленным друзьям в Австро-Венгрии, Алексей Алексеевич! - признался Батюшин.
- Что ты, Николай Степанович! Твои ходоки-"стекольщики" доставляют из Германии сведения, от которых Монкевиц в восторге… - успокоил его Соколов. - А как ты смотришь на возможность скорой войны? - задал он в свою очередь вопрос. - У меня есть агентурные сообщения, что в Германии исподволь готовят население и войска к мысли о неизбежности столкновения с Россией.
- Я смотрю на сей предмет очень серьезно, Алексей Алексеевич! - подтвердил Батюшин. - Моя агентура тоже доносит о заявлении императора Вильгельма насчет желательности совместной с Австрией проверочной мобилизации крупных воинских масс. Они пополняют свои войсковые продовольственные запасы до норм военного времени и ведут усиленные переговоры с поставщиками на армию…
Разведчики продолжали обмен информацией.
- А скажи, Николай Степанович, - задал Соколов особенно интересовавший его вопрос, - как относятся поляки к России, на чьей стороне будут воевать, если, не приведи господь, разразится война и затронет их территорию? Я, конечно, политикой не занимаюсь, - торопливо добавил Соколов обычную в те годы присказку офицеров, - но беспокоюсь о безопасности в тыловых районах наших войск…
- Коротко не скажешь, Алексей Алексеевич! - ответил Батюшин. - Да и вопросом этим, как ты знаешь, занимается совсем другое ведомство… - намекнул он на жандармский корпус.
- Но если без политики, что ты сам думаешь? - продолжал допытывать его Соколов.