Даже днем отсюда невозможно было разглядеть дома, где жили Гаррисоны и Гэббитас. Берден спустился по каменным ступеням и, пройдя по дорожке через калитку в живой изгороди, вышел к конюшням и каретным сараям, откуда они начали осмотр, затем направился вдоль небольших домиков, обветшавших и неухоженных, но не бесхозных, в которых, несомненно, когда-то жило множество слуг, обеспечивавших в викторианскую эпоху удобство и порядок своим хозяевам.
Дверь одного из них была распахнута. Внутри двое констеблей в форме открывали дверцы шкафов и буфетов. Глядя на это, Берден почему-то подумал о жилье, о том, что его всегда не хватает, задумался о всех бездомных, которых уже довольно много сейчас даже на улицах Кингсмаркхэма. Жена, обладавшая социальным сознанием, приучила его думать так. До женитьбы подобные вещи никогда не приходили ему в голову. Он понимал, что избыток жилья в Тэнкред-хаусе, в сотнях и сотнях подобных усадеб, которых, должно быть, немало в Англии, не решает проблемы. Нет, не решает. Он не представлял, как можно заставить сегодняшних флори или коплендов отказаться от этих пустующих домиков и отдать один из них нищенке, которая спит на паперти церкви Святого Петра, даже если нищенка этого захочет. Поэтому, оборвав такие мысли, он еще раз обошел заднюю половину дома и направился к кухне, где должен был встретиться с Брендой Гаррисон, чтобы та провела его по дому.
Арчболд и Милсом осматривали площадку около стены, надеясь обнаружить отпечатки шин. Сегодня утром, когда он приехал сюда, они уже исследовали большую каменную площадку перед домом. Первые дни весны стояли сухие, последние дожди прошли несколько недель назад, поэтому отпечатков шин могло и не оказаться.
Перегнувшись через бортик, он заглянул в неподвижные воды бассейна. Медленно и спокойно двигаясь концентрическими кругами, там плавали две большие золотые рыбки. Белые с ярко-красными головкаами.
Белое и ярко-красное… Пятна и брызги крови так и лезли в глаза, хотя скатерть и другие предметы, упакованные в пластиковые пакеты, были отправлены в Мирингэм, в лабораторию судебно-медицинской экспертизы. Позже, уже ночью, туда привезли для анализа другие вещи, тоже в пластиковых пакетах - лампы, подушки, столовые салфетки, тарелки и приборы.
Не задумываясь о том, что миссис Гаррисон может увидеть в зале, - к тому времени подножие лестницы и угол, где стоял телефон, были закрыты простынями и он решительно вел Бренду мимо столовой, когда она вдруг шагнула в сторону и открыла дверь. Двигалась она быстро, и ему не следовало бы спускать с нее глаз.
Со спины эта маленькая худая женщина выглядела как девушка. Под брюками едва проглядывали очертания бедер, но лицо было изрезано глубокими морщинами, а оттого, что она постоянно поджимала губы, они превратились в нитку и казались втянутыми. Ломкие сильно редеющие рыжеватые волосы указывали на то, что лет через десять миссис Гаррисон придется носить парик. Казалось, эта женщина никогда не пребывала в состоянии покоя. Вероятно, она всю ночь вертелась с боку на бок, пытаясь уснуть.
На улице, возле окна с нишей, уставясь в него широко раскрытыми глазами, стоял ее муж. Накануне ночью сломанную раму заделали, но штора все еще была поднята. Быстро взглянув на мужа, Бренда резко обернулась и тоже заглянула в комнату. Глаза ее на мгновение задержались на том месте, где стена была сильнее всего забрызгана кровью, и чуть дольше - на пятне, окрасившем ковер там, где сидела Наоми Джонс. Арчболд срезал окровавленную часть ковра и вместе с четырьмя найденными гильзами отправил ее в лабораторию. Берден ожидал, что Бренда скажет что-нибудь по поводу того, что полиция испортила хороший ковер, что его можно было бы отдать в чистку, но она промолчала.
Ожидаемое замечание произнес, вернее, по движению его губ Берден заметил, что он что-то произнес, Кен Гаррисон. Берден открыл окно.
- Я не расслышал, мистер Гаррисон.
- Я говорю, что здесь было специальное толстое стекло, вот что.
- Конечно, его можно заменить.
- Стоит денег.
Берден пожал плечами.
- А задняя дверь была даже не заперта! - воскликнул Гаррисон тоном солидного домовладельца.
Бренда, которая тем временем впервые увидела всю комнату, побелела. Застывший взгляд и бледность могли быть предвестниками обморока. Ее глаза встретились с глазами Бердена.
- Пойдемте, миссис Гаррисон, не надо здесь оставаться. Вы хорошо себя чувствуете?
- В обморок я не упаду, если вы об этом.
Но он не сомневался, что такое возможно, так как в зале она села на стул и голова ее бессильно упала на грудь, ее била дрожь. Берден чувствовал запах крови. Он надеялся, что она не поймет, что это такое - смесь рыбной вони и запаха металлических опилок. Бренда неожиданно резко поднялась, сказала, что все в порядке и не пройти ли им наверх. Она довольно резво перешагнула через простыни закрывавшие ступени, где еще недавно лежал Харви Копленд.
Бренда провела его по верхнему этажу, где находились чердаки, которыми, вероятно, никогда не пользовались. Комнаты на втором этаже он уже видел, две чистые комнаты, принадлежавшие Дэйзи и Наоми Джонс, туда преступники не заходили. Пройдя почти весь коридор, ведущий к западному крылу, Бренда открыла дверь и сказала, что это спальня Копленда.
Бердена это удивило. Он предполагал, что Дэвина Флори и ее муж имели общую спальню. Он ничего не сказал, но Бренда поняла, о чем он подумал. Она бросила на него взгляд, удивительным образом сочетавший напускную стыдливость и некий намек.
- Как вы знаете, она была на шестнадцать лет старше. Очень старая женщина. Конечно, по ней не скажешь, если вы понимаете, что я имею в виду, она как-то не вязалась с возрастом. Была просто сама собой.
Берден понимал, что она имела в виду. Он не ожидал от нее такой проницательности. Бренда обвела взглядом комнату. Никто не заходил сюда, все было на своих местах. Копленд спал на узкой кровати. Несмотря на темную красного дерева мебель, ее теплый насыщенный цвет, комната выглядела просто, чуть ли не аскетически - гладкие кремовые шторы, кремовый ковер, а репродукции старых карт графства служили единственным украшением стен.
Похоже, состояние спальни Дэвины Флори произвело на Бренду большее впечатление, нежели столовая. По крайней мере, она дала выход своим чувствам.
- Какой беспорядок! Посмотрите на постель! Из ящиков все вытряхнуто!
Она быстро прошлась по комнате, подбирая вещи. Берден не пытался остановить ее. У них есть фотографии, запечатлевшие комнату после вторжения преступников.
- Миссис Гаррисон, я хочу, чтобы вы сказали мне, чего не хватает.
- Взгляните на шкатулку для драгоценностей!
- Вы помните, что в ней было?
Бренда, худая и подвижная, как подросток, сев на пол, принялась подбирать разбросанные вокруг предметы: брошь, щипчики для бровей, кошелечек для ключей, пустой флакон из-под духов.
- Брошь, например, почему они ее не взяли?
Фыркнув, она коротко рассмеялась.
- Она ничего не стоит. Это я подарила.
- Правда?
- На Рождество. Мы все дарили друг другу что-то, ну и мне надо было что-то подарить. А что можно подарить женщине, у которой все есть? Она носила ее, может, она ей даже нравилась, но цена ей всего три фунта.
- Что пропало, миссис Гаррисон?
- Знаете, у нее не было много драгоценностей. Я сказала "женщина, у которой есть все", но ведь бывают вещи, которые можно позволить себе и не хотеть, верно? Например, мех, даже если можешь его купить. Наверное, это жестоко, да? Она могла купить массу бриллиантов, но это не ее стиль.
Встав с пола, она подошла к комоду и начала проверять ящики.
- Большая часть из того, что было здесь, пропала. У нее был хороший жемчуг. Нет колец, которые подарил ей первый муж, она их никогда не носила, но они были здесь. Пропал золотой браслет. На одном кольце было несколько крупных бриллиантов. Одному Богу известно, сколько оно стоило. Вы полагали, что она хранила его в банке, да? Она поговаривала, что думает подарить его Дэйзи, когда той исполнится восемнадцать.
- Когда это будет?
- Скоро. На следующей неделе или еще через неделю.
- Только "думает подарить"?
- Я говорю то, что она сказала, а она сказала точно так.
- Миссис Гаррисон, не могли бы вы составить список пропавших драгоценностей?
Кивнув, она с грохотом задвинула ящик.
- Подумать, еще вчера я была здесь и убирала комнату, по вторникам я всегда убираю спальни, и она, Дэвина, вошла и так радостно заговорила о поездке во Францию вместе с Харви и о какой-то программе на французском телевидении, очень важной программе о ее новой книге. Понятно, по-французски она говорила как француженка.
- Как вы думаете, что произошло здесь вчера вечером?
Она спускалась впереди него по лестнице.
- Я? Откуда мне знать?
- Но вы что-то предполагаете? Вы знаете дом, и вы знали этих людей. Мне было бы интересно узнать, что вы думаете.
Внизу они заметили большую кошку такого цвета, который Берден назвал бы "голубой-авиа". Выйдя из двери напротив, кошка не спеша шла по коридору. Увидев их, она остановилась, глаза ее расширились, уши прижались к голове, а плотная дымчатая шерсть начала вставать дыбом, пока кошка не превратилась в большой пушистый шар. Отважное создание вело себя так, словно ему угрожают охотники или опасный хищник.
- Не валяй дурака, Куини, - ласково сказала Бренда. - А то ты не знаешь, что, пока я здесь, он тебя не тронет!
Берден даже немного смутился.
- Там, на задней лестнице, тебя ждет куриная печенка.
Взмахнув хвостом, кошка убежала. Бренда Гаррисон последовала за ней, открыв дверь, куда Берден еще не заходил, затем они прошли по коридору и оказались в залитой солнцем оранжерее. В ней было тепло, как летом. Берден помнил, что накануне ночью уже побывал здесь. Днем все выглядело по-другому. Оранжерея представляла собой застекленное помещение со сферической крышей, выходившее в центр террасы, где он недавно стоял, глядя на лужайку и дальний лес.
Запах гиацинтов чувствовался сильнее, сладкий и одуряющий. Нарциссы раскрыли белые лепестки, подставив солнцу оранжевые венчики. Воздух был теплый и ощутимо влажный, насыщенный ароматами, такой, какой бывает в лесу сразу после дождя.
- Она не разрешала мне иметь дома животных, - неожиданно произнесла Бренда.
- Простите, не понял.
- Дэвина. Я говорю, что ее трудно было понять, все мы были равны - так она говорила, а животных мне держать не разрешала. Я бы завела собаку. "Заведите хомяка, Бренда, или птичку", скажет. Но мне это не по духу. Держать птиц в клетках жестоко, как, по-вашему?
- Да, я бы не смог, - ответил Берден.
- Одному Богу известно, что с нами теперь станет, со мной и с Кеном. У нас ведь другого дома нет. А цены на недвижимость такие, что о покупке и думать нечего, смешно, правда? Дэвина говорила, что дом, в котором мы живем, наш навсегда, но когда все будет закончено, то окажется, что он часть усадьбы.
Она нагнулась и подняла с пола засохший лист. Лицо ее выражало смущение и задумчивость.
- Нелегко все начинать сначала. Я знаю, что не выгляжу на свои годы, все так говорят, но, когда все закончится, мы ведь не станем моложе, ни я, ни Кен.
- Вы хотели рассказать, что, по-вашему, произошло вчера вечером.
Бренда вздохнула.
- Что произошло? Ну что происходит в таких случаях? Это ведь не первый, верно? Они пробрались в дом и поднялись наверх, они знали про жемчуг, а может, и про кольца тоже. В газетах постоянно пишут о Дэвине. Я хочу сказать, всем известно, что у нее есть деньги. Харви услышал их, пошел наверх, они спустились и застрелили его. Они должны были убить и всех остальных, чтобы те не сказали, как они выглядят.
- Возможно.
- А что еще? - произнесла она так, словно никаких сомнений быть не может. И тут же, удивив его, очень живо: - Теперь я смогу завести собаку. Что бы с нами ни случилось, никто не может мне запретить завести собаку, верно?
Берден вернулся в зал и задумчиво посмотрел на лестницу. И чем больше он думал, тем меньше находил логики в том, что произошло.
Пропали драгоценности. Они могли быть очень дорогими, даже стоить сто тысяч фунтов, но убивать за это трех человек и пытаться убить четвертого? Берден пожал плечами. Он знал, что людей убивают и за пятьдесят пенсов: столько стоит рюмка спиртного.
Все еще испытывая некоторый дискомфорт при воспоминании о своем выступлении по телевидению,
Уэксфорд тем не менее внутренне радовался, что ему удалось дать минимум информации о Дэйзи Флори. Он больше не относился к телевидению как к чему-то загадочному и пугающему. Он начинал привыкать. Третий или четвертый раз он выступал перед камерой и, хотя не мог сказать, что не замечал ее, но, по крайней мере, чувствовал себя уверенно.
Беспокоило лишь одно: выступление никак или почти никак не было связано с убийствами в Тэнкред-хаусе. Что, на его взгляд, произойдет быстрее: поимка совершивших преступление в Тэнкред-хаусе или виновных в убийстве в банке? Он ответил, что уверен: оба преступления будут раскрыты и стрелявший в сержанта Мартина пойман, так же как и преступники, проникшие в Тэнкред-хаус. При этом на лице задавшего вопрос появилась легкая улыбка, но Уэксфорд, стараясь сохранить спокойствие, не обратил на нее внимания.
Этот вопрос задал ему не "забойный" корреспондент одной из общенациональных газет, представители которых находились в зале, а репортер "Кингсмаркхэм курьер", очень молодой темноволосый человек, довольно красивый, и держался он вызывающе. Он говорил как выпускник частной привилегированной школы, без намека на лондонский или местный акцент.
- Инспектор, со времени убийства в банке прошел уже год.
- Десять месяцев, - ответил Уэксфорд.
- Статистикой установлено, что чем дольше идет следствие, тем меньше вероятность…
Тут Уэксфорд сделал знак поднявшей руку журналистке, и ее вопрос заглушил слова репортера "Кингсмаркхэм курьер". А как себя чувствует мисс Флори? Дэвина, или Дэйзи? Они ей звонили?
На этом этапе Уэксфорд хотел как можно меньше говорить о Дэйзи. Он ответил, что она находится в палате интенсивной терапии, что в тот момент было вполне вероятным, а потому - правдой, что состояние ее стабильное, но пока серьезное. Она потеряла много крови. Этого ему никто не говорил, но это тоже было правдой. Журналистка спросила, числится ли девушка в списке лиц, чья жизнь находится под угрозой, и Уэксфорд ответил, что ни в одной больнице такого списка нет и, насколько ему известно, никогда не было.
Он поедет к ней один. Он не хотел, чтобы при первой беседе с ним находился кто-то еще. Районный уполномоченный Гэрри Хинд, чувствовавший себя в родной стихии, вводил в свой компьютер массу информации, на основе которой, как он загадочно сообщил, он составит базу данных и перекинет ее на каждый компьютер в следственном центре, располагавшемся в конюшне. Некоторое время назад привезли сандвичи, купленные в супермаркете Черитона. Разрезая пакет ножом для бумаг и отмечая, что он все-таки пригодился, Уэксфорд подумал, какой долгий путь пришлось проделать человечеству, пока оно не изобрело пластиковые пакеты для сандвичей. Заслуживают того, чтобы быть в списке самых ценных изобретений, решил он, бросая неодобрительный взгляд на Гэрри Хинда, по крайней мере, на уровне факса.
Он уже собирался уходить, когда пришла Бренда Гаррисон со списком пропавших драгоценностей Дэвины Флори. Быстро пробежав его глазами, Уэксфорд передал лист Хинду. Лакомый кусок для базы данных, будет ему что погонять "мышью" из компьютера в компьютер.
Выйдя из конюшни, Уэксфорд, к своему неудовольствию, увидел ожидающего его репортера из "Курьера". Он сидел на низкой каменной ограде, болтая ногами. Уэксфорд взял за правило разговаривать с прессой о делах только на специально организованных пресс-конференциях. Этот парень ошивается здесь, должно быть, не меньше часа, зная, что рано или поздно Уэксфорд все-таки выйдет.
- Нет-нет. Сегодня мне больше сказать нечего.
- Это несправедливо. Вы должны отдавать нам предпочтение. Оказывать поддержку местным властям.
- Это означает, что вы должны оказывать поддержку мне, - ответил довольный собой Уэксфорд, - а не ожидать, пока я представлю вам факты. Как вас зовут?
- Джейсон Шервин Корам Сибрайт.
- Длинновато, а? Я хочу сказать, для подписи.
- Я еще не решил, как подписывать материалы. В "Курьере" работаю только с прошлой недели. Дело в том, что у меня явное преимущество перед остальными. Понимаете, я знаю Дэйзи. Она учится в моей школе, вернее, в той, где я учился. Я очень хорошо ее знаю.
Все это он произнес уверенно-нахально, что не принято даже сегодня. Джейсон Сибрайт держался абсолютно раскованно.
- Если вы собираетесь навестить ее, не забудьте пригласить и меня, - сказал Уэксфорд. - Буду надеяться на эксклюзивное интервью.
- В таком случае, мистер Уэксфорд, можете оставить свои надежды.
Отделавшись от Сибрайта, Уэксфорд постоял еще минутку, наблюдая, как тот садится в свою машину. Доналдсон повез Уэксфорда по основной подъездной дороге, по которой они ехали вчера. Маленький "фиат" Сибрайта держался сзади. Спустя полкилометра, проезжая мимо участка, где было много поваленных деревьев, они увидели Гэббитаса, орудовавшего, как показалось Уэксфорду, какой-то пилой для разделывания бревен на доски. Ураган трехлетней давности нанес здесь большие разрушения. Уэксфорд заметил расчищенные участки с недавними насаждениями. Молодые, меньше метра, деревца, были привязаны к палкам и огорожены, чтобы их не обгладывали животные. Здесь тоже стояли навесы с досками дуба, платана и ясеня, которые были уложены в штабели и укрыты брезентом.
Они подъехали к воротам, и Доналдсон вышел, чтобы открыть их. На левой опоре лежали цветы. Уэксфорд опустил стекло, чтобы рассмотреть их получше. Это был не обычный букет из цветочного магазина, а корзинка с глубоким вырезом по одной стороне и искусно подобранными цветами. Золотистые фрезии, небесно-голубые колокольчики и нежные своей восковой белизной тропические цветы на вьющихся стеблях изысканно свисали над позолоченной кромкой корзины. К ручке прикреплена карточка.
- Что там написано?
Доналдсон, начав читать, запнулся, откашлялся и начал снова: "Что же, смерть, гордись - Ты овладела женщиной, которой Подобных нет".
Оставив ворота открытыми для Сибрайта, который, как заметил Уэксфорд, тоже вышел из машины, чтобы прочитать надпись на карточке, Доналдсон свернул на шоссе В-2428, ведущее в Кэмбери-Эшез и Стоуэртон. Через десять минут они были в городе.
Доктор Лей, молодая, лет двадцати пяти, женщина с усталым лицом, встретила Уэксфорда в коридоре.
- Понимаю, что вам необходимо поговорить с ней, но постарайтесь, чтобы сегодня это заняло не больше десяти минут. Если все будет хорошо, то вы сможете приехать завтра, но для начала не больше десяти минут. Этого достаточно, чтобы выяснить главное, не так ли?
- Как скажете, - ответил Уэксфорд.