Мне льстит, что Юпитер поинтересовался моим мнением в присутствии остальных. В кои-то веки я почувствовал собственную значимость… Я улыбаюсь, когда он подносит чай к губам. Остальные следуют его примеру. Я замечаю лишь легкую гримасу на его лице после первого глотка. Затем он осушает чашку, не проявляя ни малейших эмоций. Значит, Ромул не обманул - задание неопасное.
- Вопросов сегодня нет, Мето?
- Нет.
Я возвращаюсь в свою комнату, чтобы дождаться сюрприза - возможно, скорой встречи с Клавдием. Но я довольно быстро скисаю: на сей раз моя дверь крепко заперта. Проверю ее еще раз перед тем, как погасить свет. Но скорее всего это случится не сегодня.
Утром мы совершаем пробежку по новому маршруту. Мы движемся медленнее, чем обычно, поскольку тропа едва различима. Добравшись до пляжа, мы ускоряем темп и устраиваем импровизированные забеги наперегонки по двое. Я мобилизую всю свою энергию и показываю неплохой результат. Затем осмеливаюсь спросить:
- Вы никогда не играете в инч в группе "Э"?
- Никогда, - отвечает Жан-Люк, - это официально запрещено. Цезари боятся, что мы поранимся.
- Скучаете по игре?
- Нет, нужно уметь переворачивать страницу.
Эта фраза кажется заученной и звучит неубедительно. Мы отправляемся обратно к Дому. На выходе из душа я сталкиваюсь с Цезарем 4 и замечаю страх у него во взгляде. Он так сильно обеспокоен, что даже не отвечает на наши приветствия. Как только мы заходим в класс, Цезарь 2 сообщает, что прошлой ночью у Юпитера был тяжелый приступ.
- Это уже не первый. Он оправился, но мы не на шутку испугались. Вдобавок мы только что узнали, что ваших товарищей арестовали вчера вечером. Их допросили и посадили в портовую тюрьму. Вы знаете, мы не оставим их в беде и в ближайшее время будет организована экспедиция, чтобы вернуть их обратно. Мето, следуй за мной. Я должен выяснить с тобой один вопрос.
Я иду за ним по коридорам, и от страха к горлу подступает комок. Вероятно, он вспомнил про вчерашний отвар, и значит, меня разоблачили. Я вхожу в контору с таким же чувством, как и несколько месяцев назад, когда мог попасть в холодильник за малейшее нарушение устава. Напротив меня - трое, и лица их серьезны.
- Мето, сегодня ночью ты будешь отправлен в портовую тюрьму. Только ты сможешь пролезть через вентиляционную трубу. Остальные либо слишком высокие, либо слишком крупные. Мы начертим для тебя план конторы, которую тебе предстоит обыскать. Ты пробудешь там не больше пятнадцати минут. Цезарь 3 объяснит детали. Только ни слова другим членам группы! Твои товарищи не поймут, почему мы так скоро дали шанс мальчику, который еще совсем недавно пытался играть против нас. Не думай, будто мы тебе доверяем. Мы знаем твое слабое место. Если ты сдашься и все разболтаешь, торжественно клянусь, что тотчас же прикажу казнить твоего друга Октавия, а также отрубить по пальцу Марку и Клавдию. Ясно я выражаюсь?
- Предельно ясно, Цезарь.
Я выхожу из конторы в приподнятом настроении: на минуту я уж было подумал, что настал мой смертный час… Цезарь 3 ведет меня по коридорам в комнату, где мы подготавливали ту злополучную экспедицию к Грамотею. Квинт тоже там. Через силу улыбаюсь ему в ответ. Он говорит:
- Рад снова тебя видеть, Мето. Я знал, что мы сработаемся.
- Здравствуй, Квинт.
Мы рассаживаемся вокруг стола, и Цезарь открывает папку с чертежами и фотографиями. Сначала он предлагает мне взглянуть на общий план тюрьмы и несколько снимков фасада. Он указывает на люк, куда мне придется залезть:
- Он расположен сбоку, в темном закутке, рядом с кухнями и мусорными баками. Квинт постоит на страже и, если понадобится, прикроет тебя. Это крыло здания по ночам пустует.
Цезарь показывает план подвала и уточняет, какую дверь я должен буду взломать, чтобы в него проникнуть. Затем я по мебели должен добраться до вентиляционной трубы. Нужно выучить назубок длинный маршрут - два метра влево, три метра вправо, потом два метра вправо, один метр влево и т. д., - по которому придется проползти в кромешной темноте до нужного люка. Я задумчиво чешу голову, и тогда он объясняет:
- Внутри трубы ты должен полагаться только на свою память. Ты повторишь этот маршрут здесь с завязанными глазами. Вот комната, где хранятся необходимые нам сведения: это кабинет директора. Внутри на стене, справа от двери, ты найдешь доску с карточками заключенных. Тебе достаточно отыскать имена своих товарищей и узнать номера их камер. Затем ты вернешься в трубу и поползешь обратно. Если хорошо подготовишься, это будет нетрудно. Вызубри все наизусть. А я пока схожу вместе с Квинтом за снаряжением.
Я возвращаюсь к началу досье и записываю все вопросы, которые приходят на ум. Рассчитывать мне будет не на кого, так что нужно как следует подготовиться. Цезарь приносит мел, рулетку и небольшую сумку. Вместе с Квинтом он начинает рисовать на полу путь, который мне необходимо пройти в темноте. Я роюсь в сумке, стоящей у моих ног. Железные прутья различной толщины, ключи, какие-то инструменты, миниатюрный фонарик цилиндрической формы. Затем я учусь вслепую ползать по чертежу. Мы констатируем, что я стираю рисунок, а значит, не учитываю ширину трубы.
- Цезарь, а в Доме нет каких-нибудь похожих труб, чтобы я мог измерить свободное пространство и привыкнуть к ощущениям, которые буду испытывать?
- Отличная мысль! Сейчас разузнаю.
Я ничего не делаю - просто дожидаюсь возвращения Цезаря. Предвижу, что это станет тяжелым испытанием для моего организма и нервной системы. Я готовлюсь к страданиям, а возможно, и к провалу. Думаю о шантаже, висящем надо мной, как Дамоклов меч. Если, вопреки всем моим стараниям, меня все-таки схватят, они могут заподозрить, что я сдался нарочно. Что станет тогда с моими друзьями? Я больше всего волнуюсь за Октавия, ведь Клавдий рискует не так сильно - он на гарантии. Ну а Марк, если верить Ромулу, уже покинул остров.
Цезарь возвращается и уводит меня в подвал Дома. Мы входим в сырое и грязное помещение. Он помогает мне подтянуться до люка, и я залезаю в трубу. Я сразу понимаю всю сложность задачи. Крайняя теснота ограничивает движения, продвигаюсь я очень медленно и с большим трудом. На пару минут я застреваю, когда моя рубашка цепляется за какой-то металлический выступ. Придется надеть такой же комбинезон, как у Цезарей, и натянуть кожаные перчатки, чтобы руки не скользили от пота.
После обеда я повторяю утренние упражнения. Около шести вечера принимаю душ, ужинаю в компании Квинта и иду прилечь на пару часов.
С наступлением темноты за мной приходит Цезарь 3. Мы встречаемся с моим напарником у северного входа. Цезарь напутствует нас:
- Идите, ребята. Следуйте инструкциям, и все будет хорошо.
Спустя четверть часа ходьбы при полной луне я замечаю пристань. Нас поджидает лодка, на ней - полдесятка солдат. Они стоят на часах, уставившись на оружие, которое сжимают обеими руками. Лиц я не различаю. Квинт объясняет, зачем они здесь:
- Они понадобятся на втором этапе. Как только выяснишь, где находятся Бернар и Фредерик, они вступят в бой. Мы дождемся конца операции в лодке, а затем вернемся обратно.
Двигатель заводится, и мы покидаем остров. Я вспоминаю отрывок из фильма, который нам иногда показывали по вечерам в Доме. Ветер, море и скорость - все это я уже видел на экране, а теперь переживаю наяву. Хоть я испытываю страх, он не в силах прогнать ощущение счастья. Я чувствую облегчение оттого, что удаляюсь от острова, пусть на короткое время. Однако вскоре поездка уже кажется слишком долгой, а эйфория уступает место физическому недомоганию. Меня тошнит. К счастью, мы прибываем всего через десять минут после того, как появляются первые симптомы моей слабости. Лоцман вырубает мотор, и остаток пути мы плывем по инерции, в полной тишине. Квинт высаживается первым. Он жестом велит мне обождать и исчезает, а через пару секунд подзывает к себе. По пустынному понтону мы добираемся до места, заставленного очень большими ящиками из ржавого металла, где, наверное, хранились товары. Я прохожу вперед: кажется, Квинту трудно ориентироваться. По фотографиям я узнаю главный фасад тюрьмы. Вход охраняют трое часовых. Они держат на поводке собаку. Рядом свалены в кучу мешки с песком - для защиты в случае нападения. Мы делаем большой крюк и оказываемся у цели.
Подвальная дверь легко поддается. Я проникаю внутрь. Дежурные лампочки позволяют ориентироваться, не включая фонарик. На двери помещения, ведущего к вентиляционной трубе, нет замка. Это кладовка, куда сложена кухонная утварь. Поставив картонные коробки друг на друга, я сооружаю лестницу и добираюсь до трубы. Похоже, она такого же размера, как и в Доме. Мне кажется, будто я двигаюсь очень шумно и медленно. Но вот я уже над конторой. Люк поддается с трудом. Я падаю на ковер. Пол дрожит, и мне остается лишь надеяться, что в помещениях действительно никого нет. Я достаю фонарик, направляюсь прямиком к доске и без труда нахожу две карточки: Эрик Н. и Дени Ф., оба - в 118Д. Я ставлю стул на кресло и залезаю обратно в трубу. Фонарик освещает большую фотографию с тремя улыбчивыми стариками в черных костюмах. На пару секунд я задерживаю взгляд на одном из них. Даже не знаю, что заставляет меня на него таращиться. Услышав крики снаружи, я возвращаюсь к реальности. Надеюсь, меня не заметили, а Квинта не засекли. Я отправляюсь в обратный путь, продвигаюсь осторожно, прислушиваясь к малейшим звукам. Кругом снова тишина. Когда я вылезаю из отдушины, Квинта на месте нет. На минуту я прижимаюсь к стене, а затем решаю залезть обратно, но снова застываю, услышав шаги и голоса:
- Опять кто-то из этих подкидышей рылся в мусорных баках. Не дети, а крысы. Нужно будет выгнать их раз и навсегда.
- Согласен, - отвечает другой запыхавшийся голос, - только зря гнался за этим подлецом.
Я жду, пока они удалятся, а затем делаю такой же крюк, как и по дороге сюда, подолгу простаивая за металлическими ящиками. Вдруг кто-то зажимает мне ладонью рот и хватает за правую руку.
- Это я, Квинт. Получилось?
Когда он разжимает объятия, я шепчу: "Да" и мы бежим к понтону.
- Ну что, малыш? - спрашивает солдат внизу лестницы.
- Они в 118Д.
- Ладно. Отойдите.
В заранее установленном порядке и без всякой суматохи солдаты покидают лодку. Меня поражает, как молоды некоторые из них. Видимо, это "бракованные", пережившие операцию на зонах памяти, о которых мне рассказывал Страшняк: при стычках их приносят в жертву первыми. Мы спускаемся и устраиваемся в каюте лоцмана. Квинт рассказывает об инциденте с охранниками:
- Это их собака меня учуяла. Они отвязали ее, чтоб она погонялась за кошкой. Я слышал, как они спорили: поймает - не поймает. Вернувшись ни с чем, собака услыхала мой запах и подошла, но нападать не стала. Я ее даже погладил. Но беда в том, что она не захотела от меня уходить. Когда они позвали ее, я решил отвлечь их внимание и увести подальше от тебя.
- Тебе повезло с собакой!
- Не знаю, в чем дело, но она сразу же принялась меня облизывать. Наверное, почувствовала, что я не боюсь ее и не желаю ей зла.
Вдруг мы слышим мощные взрывы и решаем подняться на понтон, чтобы оценить ситуацию. Напротив тюрьмы лопаются световые шары. Идет небольшая перестрелка. Затем минут десять царит тягостная тишина. Солдаты возвращаются бегом. Самые последние несут раненых. Квинт знаком подзывает меня и заталкивает в каморку со швабрами.
- Не высовывайся. Бернар и Фредерик не должны знать, что ты здесь, - шепчет он заговорщическим тоном. - До скорого.
Моторы включаются. Мы быстро выходим из порта. Я приоткрываю дверь и в просвете могу различить часть отряда. Трое солдат ухаживают за раненым товарищем. Поодаль лежат два бездыханных щуплых тела. Я вспоминаю их грустные детские лица и спины, согнувшиеся под весом оружия. Долго бы они не протянули. Я закрываю створку и сажусь на пол, но не плачу. Обратный путь кажется короче. По прибытии я терпеливо жду больше четверти часа, пока мне не разрешают выйти из убежища. Я возвращаюсь в свою комнату, где меня ждут сэндвич и стакан молока. Я засыпаю прямо в верхней одежде.
Утром я принимаю душ перед пробежкой. Странно: все спрашивают, как я себя чувствую. Я не пытаюсь разузнать подробности и соглашаюсь с тем, что считается официальной версией. Мне также "сообщают" об освобождении Бернара и Фредерика, которые отдыхают в своих комнатах. Юпитеру лучше, но он прикован к постели. Нам разрешают вернуться на свой обычный маршрут: оба мальчика, бросавшие камни, нейтрализованы. Уж не знаю, что подразумевается под этим словом. Я становлюсь в шеренге предпоследним - на тот случай, если повезет встретиться с Октавием. Я замечаю его в последний момент. Он повернулся спиной и опустил руки вдоль туловища. Я сбавляю скорость, чтобы меня обогнали. Он трогает меня за руку. Это больше похоже на удар, чем на дружеский жест. Я - словно мягкий камешек в его пальцах. Я обгоняю Стефана и настигаю остальных, а затем спешу в туалет, чтобы узнать, о чем он просит.
Лезвие.
Это слово звенит в ушах, а по телу бегут мурашки. Что он хочет сделать? Кого-нибудь убить или покончить с собой? Он чувствует опасность?
Как и в Доме, я выхожу только после того, как съедаю записку.
Перед уроком борьбы меня вызывают на "контрольный медосмотр". Я снова в конторе Цезарей. Обстановка не столь напряженная, как накануне, и мне даже разрешают сесть.
- От имени Юпитера благодарим тебя за эффективность и пунктуальность. Задание выполнено идеально. Ты делаешь успехи, Мето. Мне известно, что ты с интересом читаешь Свод законов. Тебе знаком закон № 9?
- Никогда не говори с другими членами группы о своих заданиях.
Он одобрительно кивает, а я широко улыбаюсь. Мне становится не по себе от похвал Юпитера, которого я хладнокровно отравил два дня назад.
После обеда я снова получаю разрешение на урок плавания. Упражнения на животе. Меня учат двигаться вперед при помощи рук и ног. Я привыкаю к холодной воде и приятно провожу время.
Во время занятий в мастерской я полирую рукоятку своей зубной щетки и одновременно ищу лезвие, которое легко украсть и спрятать. Случайно обнаруживаю под верстаком запасное лезвие для большого резака. Режущая кромка почти не затупилась. Я засовываю его в носок. Этот кусочек металла постоянно напоминает о себе, мало-помалу сползая к подошве.
Вечером меня ждет приятный сюрприз. В своей папке я нахожу ту самую фотографию со стариками, которую приметил в тюремном кабинете. Прямо на ней написаны имена. Слева направо: Марк-Аврелий Р., Артюр Ф. и Луи Г. Мое внимание привлекает лицо первого. Я знаю только одного человека такого же возраста - Юпитера, но уверен, что встречал этого Марка-Аврелия раньше. Возможно, в предыдущей жизни. Я беру карточку, лежащую сверху:
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ БЕЛЫХ ЗОН
Согласно рекомендациям АНСЗ, во всех Зонах приняты равноценные демократические законы. В качестве руководства избрана коллегия мудрецов, управляющая каждой Зоной справедливо и жестко. Срок их полномочий соответствует исключительному положению, в котором находится человечество, и ограничен девятнадцатью годами. Они избираются среди наиболее уважаемых, порядочных, а главное, богатых людей во избежание всякого рода коррупции и расхищения бюджетных средств.
Гражданам предоставляется возможность предлагать поправки к существующим законам в форме петиций. Петиция принимается при условии, если под ней подписывается не менее трети населения.
Внимание! На настоящий момент не было подано ни одной петиции, поскольку благая воля властей признается всем населением.
В Зоне № 17 тремя нашими мудрецами являются:
Марк-Аврелий Р. - Семьдесят лет, промышленник, специализирующийся на химическом оружии и его дезактивации, обладатель патента на ЭРВ4.
Артюр Ф. - Семьдесят шесть лет, изготовитель фармацевтической продукции (медикаментов, вакцин и т. п.).
Луи Г. - Шестьдесят лет, дистрибьютор пищевой продукции.
Меня удивляет, что в этой карточке говорится о "благой воле властей", хотя Юпитер заставляет нас выполнять секретные и, вероятно, нелегальные задания, из-за которых мои "товарищи" попали в тюрьму. Но я не думаю, что вечером смогу задать вопрос на эту тему.
Поскольку вчера Мэтра не было, темой обсуждения становятся он и его подвиги. Я узнаю, что Юпитер - ученый и гениальный врач, искусный хирург, который, несмотря на свой возраст, не пропускает ни одной операции. Они пытаются убедить самих себя или просто не знают, что мозг некоторых детей был поврежден из-за неумелых действий Юпитера? Они сожалеют о том, что научное сообщество не признает в нем первооткрывателя. Похоже, Юпитер нашел радикальный способ ограничить и даже свести на нет потребление детьми сахара, вызывающего такие напасти, как кариес и ожирение. Новый продукт стимулирует рост волос в горле, и застревающий в них сахар вызывает очень неприятное удушье. Я чуть не прыснул со смеху. Юпитера восхваляют как образцового отца, который пожертвовал всем ради двух своих детей. Цезарь 3 называет его политическим провидцем за то, что он очень рано осознал необходимость сохранения редких природных ресурсов, например, пресной воды. Юпитер предписал сбор дождевой воды, ограничение пользования душем и много другого…
Вскоре я слышу лишь обрывки разговора, словно мой мозг отказывается слушать дальше. Из раздумий меня выводит весьма бурное выступление Стефана:
- A сколько он сделал для нашего интеллектуального, физического и нравственного воспитания! Как подумаешь об участи подкидышей в других колониях…
- Простите, - говорю я, внезапно заинтересовавшись, - не могли бы вы рассказать об этом подробнее?
- Нет, - отрезает Цезарь, - тебе это неинтересно, да уже и поздно. До свидания, ребята.
Я возвращаюсь в свою комнату в сильном раздражении. Хочется выть от злости и отвращения. Я закрываю глаза и вспоминаю друзей, минуты, когда мы были вместе, например, когда мы, обмениваясь шутками, чинили броню перед матчем на пляже. Вспоминаю, как я смотрел на спящую Еву.
Характерный скрежет ключа в замке возвещает о приходе Ромула. Я не свожу глаз с двери несколько долгих минут. Он входит с радостным видом:
- Привет, дружище. В последнее время ты проявил себя смельчаком и честно заслужил награду. Завтра в это же время - на целых десять минут - меня заменит твой друг Клавдий. Как видишь, я тоже умею держать слово. Спокойной ночи.
Утром Октавия на дороге нет. Возможно, так даже лучше. Меня беспокоит, что он сделал бы этим лезвием? День растягивается до бесконечности. Просто не терпится встретиться вечером с Клавдием! Во второй половине дня появляются Бернар и Фредерик. По их лицам видно, что после возвращения и провала задания они подверглись серьезным испытаниям.
На уроке мне не дают никаких новых документов - лишь простую памятку:
Выучить наизусть все подчеркнутые отрывки.
Уметь пояснять детали на фотографиях.
Знать даты и уметь заполнять немые карты.
Экзамен через два дня.
Я принимаюсь заново перебирать карточки. Там наверняка есть сведения, которые я смогу лучше понять при повторном прочтении. Все так ново, так необычно.
Юпитер снова засиживается с нами допоздна. Когда я остаюсь один, он подходит, трогает меня за плечо, как брата или сына, и добродушно улыбается.