- Мы далеко от них?
- Они впереди, метрах в пятнадцати. Остановились покурить. Прыщавый ковыряет носком ботинка мусор. Не надо дальше за ними идти. Наверное, они просто возвращаются в школу. Да и вообще, почему мы следим за какими-то мальчишками?
А что, если сейчас взять да и поцеловать его? Это бы его отвлекло. Она уже много лет не целовала мужчину. С тех пор, как Дэниел разбил ей сердце, бросив за две недели до свадьбы. Фиона внимательно посмотрела на Броуди. Его невидящий взгляд был направлен вперед, поверх ее головы. А они похожи, подумала она. Тот же твердый подбородок, те же широкие плечи. И улыбка - редкая, зато идущая прямо от сердца. Она постаралась выбросить мысли о Дэниеле из головы. Ему больше нет места в ее жизни.
- Это личное. - Губы сжались в тонкую линию, но тут же искривились в знакомой гримасе.
За долгие годы Фиона научилась распознавать эмоции Броуди, с которыми он постоянно боролся, делая все возможное, чтобы скрыть их от других. Часто Фиона сама чувствовала себя слепой, пытаясь поймать малейшее проявление тоски или желания. Обычно она натыкалась на стену, которую он выстроил вокруг себя. Но сегодня, сегодня она, без сомнения, чувствовала эмоции, просачивающиеся через трещины в этой стене. И больше всего эти эмоции напоминали гнев.
Фиона снова взяла его за локоть.
- Они уходят. Ну и походочка у них.
Броуди вздохнул. Вздох, казалось, шел из самой глубины его души и копился там очень давно.
- Что случилось? - спросила она.
- Сложно объяснить, Фиона. Семейные дела.
Фиона перевела изумленный взгляд на парней, за которыми они следили. "Семейные дела". Эти слова наполнили ее жгучей ревностью и страстной тоской по собственным "семейным делам". И чтобы они были общими с Броуди. Вот только у него уже была семья. С бывшей женой он не общался, но сын - это проблема. Фиона осторожно провела Броуди мимо группы мамаш с колясками.
- Но у тебя больше нет…
- Никогда не говори мне этого. - Броуди резко повернулся к ней и с поразительной ловкостью схватил ее за плечи. Придвинул свое лицо вплотную. Фиона почувствовала запах жареного бекона в его дыхании: гнев, ненависть, печаль вперемешку с жирным мясом. Они застыли посреди людной улицы. Каждый ждал, пока другой сдастся.
- Прости, - пробормотала Фиона. Она чувствовала себя ужасно виноватой. Напряжение не ушло. - Я не хотела…
Но Броуди уже двинулся прочь и вот-вот должен был налететь прямо на скамейку.
Она нагнала его.
- Прости меня. - Она взяла его за руку и повернула влево: - Там скамейка.
- Просто веди меня за ними.
Броуди велел Фионе довести его до самых школьных ворот. Раньше он не особенно распространялся о своей семье - и, как оказалось, не зря, - поэтому вряд ли она бы догадалась, что это та школа, в которую поступил Макс после того, как отказался от частного образования. Честно говоря, Броуди и сам был не в восторге от частных школ. В свое время он просто смирился с решением Кэрри, поскольку считал, что материнский инстинкт подскажет ей, что лучше для их сына.
На сердце у Броуди было тяжело. Макс приходил сюда каждое утро, сутулясь под весом рюкзака и своих проблем. Видеть школу Броуди не мог, но темнота перед его глазами была, похоже, хорошей иллюстрацией того, что чувствовал Макс, поступив сюда. Интересно, чем он занимался, когда прогуливал? Броуди уже четырежды звонили из школы и предупредили, что, если прогулы продолжатся, придется встречаться с директором. Он собирался поговорить с Максом - да и какой родитель бы не забеспокоился? - но не мог найти подходящего момента. В конце концов он решил, что этот разговор нанесет слишком большой ущерб их и без того хрупким отношениям. Максу и так нелегко. Мало того, что надо привыкать к новой школе, а тут еще и мать, ведь Броуди знал наверняка, что она разъярилась, когда Макс решил уйти из Дэннингема. Было бы жестоко вывалить на мальчика еще и это. Велика беда, даже если он и прогуляет пару уроков.
Но голосовое сообщение заставило Броуди взять дело в свои руки. Макса бы оно просто убило.
- Что происходит?
- Ничего. Просто они вернулись в школу, как пай-мальчики.
Броуди представил себе лицо Фионы, которая сейчас, должно быть, пытается по его поручению разглядеть парней сквозь школьные ворота. Внезапно он понял, что за все время их совместной работы он ни разу не поинтересовался, как она выглядит. В его мире внешность отступала на второй план. Если бы его спросили, он бы, пожалуй, сказал, что она рыжая. Маленькая, но решительная женщина с веснушками, которые она маскирует пудрой - иногда он чувствовал ее запах.
- Ты их еще видишь?
- Броуди…
Молчание.
- Это случайно никак не связано с Максом?
Молчание.
- Связано?
- Почему ты спрашиваешь? - Он не очень-то хотел говорить с ней о сыне. Он чувствовал, что Фиона не слишком жалует Макса.
- Ну, потому что он сейчас направляется прямо к нам.
Броуди резко высвободил руку. Черт. Вот черт. Он не рассчитывал столкнуться с Максом.
- Привет, Макс, - сказала Фиона. Броуди показалось, что ее голос прозвучал настороженно.
На конференциях или встречах с коллегами Фиона обычно брала приветствия на себя - называла имена, поворачиваясь к собеседникам, чтобы Броуди понимал, где они находятся. Она компенсировала его физический недостаток. И делала это хорошо. Тут уж не поспоришь.
- Что ты здесь делаешь, пап? Ты что, решил меня проведать? - В голосе возмущенные нотки. Броуди подумал, что на его месте он бы тоже рассердился. - Большое спасибо, пап, что разгуливаешь тут, как…
- Стоп. Не надо. - Броуди поднял руки, как бы сдаваясь. Дети бывают такими жестокими.
- Мы с твоим отцом только что пообедали и возвращаемся к машине, - вмешалась Фиона.
- Ну да, - кисло проговорил Макс. - У меня все в порядке, пап. Я, знаешь ли, на урок опаздываю. Сейчас английский, потом две физики. Звуковые волны.
- Хорошо. - Броуди услышал, как сын нетерпеливо постукивает ногой по асфальту. - Ты сегодня у матери?
- Вроде.
- Приходи ко мне поужинать, если хочешь. Я приготовлю что-нибудь. - Броуди использовал свой лучший "отеческий" голос - такой, который обещает еду на заказ, пиво, веселую болтовню. Им не мешало бы поговорить.
- He-а. У меня планы.
Броуди хотел спросить, что за планы. Собирается пойти куда-то с матерью? Вряд ли. Девушка. У него свидание? Это было бы здорово. А может, просто много уроков. Хотя откуда, если он столько прогуливает?
- Ладно, сын. Тогда можем…
- Броуди, он ушел. - Фиона взяла его под руку. Это не очень-то утешило. Каждый раз, расставаясь с Максом, Броуди чувствовал, что у него осталось еще чуть меньше времени на то, чтобы все исправить.
- Ясно. - Броуди сделал шаг вперед, и Фиона тут же потянула его в правильную сторону. - Отведи меня к машине.
- Конечно. Но только если расскажешь мне, что все это значит.
Пристегнувшись, Броуди начал ощупывать приборную панель в поисках кондиционера. На улице было не жарко, но он вспотел.
- Хватит шантажировать меня, женщина.
Она рассмеялась. Это бывало не часто. Фиона была очень серьезной.
- Что, уволишь меня?
Броуди не ответил. Он слышал, как скрипнула коробка передач. Вечно недожимает сцепление. Однажды он заставил ее уступить ему водительское кресло: "Будь моими глазами. Говори, куда поворачивать и когда тормозить". Они даже не выехали за ворота университетской парковки - он помял левое крыло о будку привратника. "Видишь, что ты наделал?" - упрекала Фиона.
Конечно, не видел, подумал он, вспоминая этот случай. Но он знал. Пока Фиона вела машину, он ясно представлял себе, что делает сейчас Макс. Пока другие дети неохотно возвращаются в школу после большой перемены, он быстро удаляется от нее. Скорее всего, пойдет к каналу или к железной дороге, закурит и будет сидеть один, размышляя о своей разрушенной семье и жизни.
- Все это значит, - медленно проговорил Броуди, - что я пытаюсь спасти своего сына.
- От чего?
Он слышал, как щелкает поворотник, пока они стоят на перекрестке. Ему казалось, что он слышит также мысли Фионы. Догадается ли она собрать воедино всю картинку - парни из кафе, книжка, которую он заказал и просил прочитать ему, визит в школу?
- Ладно, забудь, - после паузы сказал он, думая о том, что если не считать школьной шпаны, то спасать Макса, прежде всего, нужно от его же собственных родителей.
Пятница, 24 апреля 2009 года
К середине дня Кэрри нашла в себе силы переодеться, достала какие-то брюки и простой свитер. Она сидела на кухне. Почему в ее доме столько людей? Все было словно в тумане. Она не очень понимала, что происходит.
Она поймала себя на том, что открывает лэптоп. Она чувствовала себя странно умиротворенной. Кожу покалывало, будто она долго пролежала на солнце, а сердце билось медленно, точно замороженное. Кажется, она голодна.
- Говорят, такое бывает, Кэрри. Просто потерпи. - Голос Лиа проник в ее сознание сквозь пелену. - Почему бы тебе не сесть поудобнее? - Рука подруги легла на ее плечо.
- Но я хочу почту проверить. - Она сидела на кухонной табуретке, поставив ногу на перекладину. Ввела имя пользователя. - Я всегда сижу на этом месте, когда хочу проверить почту на кухне.
Компьютер пискнул, сообщая о неверном пароле.
- Думаю, сегодня тебе надо передохнуть. Иди, сядь вот здесь.
- Нет. - Кэрри снова ввела пароль. Снова отказ. Она повернула голову к женщине, стоящей рядом. Это точно была Лиа, только какая-то расплывчатая, будто снимок, сделанный через фильтр. Она и забыла, какая Лиа красивая.
Кэрри улыбнулась.
- Почему я не могу вспомнить свой пароль?
- Потому что ты в шоке. Не нужно проверять почту. Иди лучше…
- Я хочу вспомнить свой чертов пароль. - Она вбила еще цифры, но это явно был не тот знакомый набор символов, который ее пальцы автоматически набирали каждое утро, чтобы начать привычный рабочий день, узнать, кто будет участвовать в шоу, какие встречи и интервью предстоят ей на этой неделе… - Лиа? - Кэрри вцепилась руками в компьютер. Слова словно застревали в горле.
- Кэрри, ты помнишь звонок из школы? Ты была в больнице, помнишь?
Лиа обняла Кэрри, ее волосы защекотали щеку.
- Да, кажется, да. - Она отстранилась и встала. Хотела налить себе кофе, но кофейник был пуст.
- Сейчас сварю. - Лиа зарядила кофе-машину. - Дэннис хочет поговорить с тобой. То есть он должен.
- Да. - Кэрри обошла кухню. Туфли цокали по плиткам. Она знала, что они должны поговорить, им всегда есть что обсудить. Иногда они говорили даже о том времени, когда были любовниками, но в большинстве случаев обходили свой короткий роман молчанием. - О Максе? - Кэрри сбросила туфли.
- Да. О Максе. - Лиа повела ее в гостиную. Там было полно полицейских. - Поговори с Дэннисом о Максе, дорогая.
Она привыкла к тому, что при ее появлении все замолкают. Она наслаждалась всеобщим вниманием. Почетная гостья на приемах и открытиях торговых центров, звезда вечерних ток-шоу, ведущая "Правды в глаза" - Кэрри Кент обожала быть в центре внимания. Но сейчас это было другое молчание.
- Мне нужно задать тебе несколько вопросов, Кэрри. И еще я хотел бы взять кое-какие личные вещи Макса для экспертизы.
- Конечно. Все, что нужно. - Кэрри села. Белая кожа кушетки давала покой не только ее спине, но, казалось, и мозгу. Пусть Дэннис сам распоряжается.
- Прежде всего, мне нужно знать, были ли у Макса враги. Вопрос кажется слишком очевидным, но зачастую это очень упрощает дело. Были у него конфликты с кем-нибудь?
Упрощает? Больше никогда ничего не будет просто - это она знала, хотя мозг отказывался сказать ей почему.
- У него не было врагов.
- Ты уверена?
- Он был тихим мальчиком. - Кэрри вспомнила, как он начал играть на гитаре и она велела ему прекратить шум. Он повиновался немедленно, и дом снова погрузился в блаженную тишину. Кажется, она слышала, что он плакал, но это быстро прошло. - Не думаю, чтобы у него были враги.
У нее защемило сердце.
- А в школе?
- В школе? - Она закрыла глаза. Перед ней стоял восьмилетний мальчик в новой школьной форме. Позировал для снимка. Он хотел, чтобы она сфотографировала его в новом блейзере и фуражке. Цвета школы - бордовый и зеленый. - Когда ему исполнилось восемь, он пошел в частную школу. - Теперь она видела не мальчика, а юного мужчину, с тенью щетины на щеках и коротко остриженными волосами. Он ударил кулаком по стене и заявил, что больше не вернется туда.
Кровь сочится из ее вен, проникает под кожу, капает из-под ногтей. Такая боль.
В комнате было шесть человек, кроме нее. Да и была ли она там? Казалось, ее душа готова отделиться от тела. Пусть бы так и произошло. Кэрри посчитала стекла в оконных переплетах. Тридцать шесть.
- Расскажи о его школе.
Столько всего можно рассказать. Она попыталась выделить главное.
- Он ничем не выделялся.
- Как давно он стал учеником Милтон-Парка?
Нужно вспомнить, какой сейчас месяц. Апрель.
Недавно у нее был день рождения. Макс подарил ей дробилку для садовых отходов. Обернул ее в розовую бумагу. Она оставила ее в гараже для садовника, который приходит по четвергам.
- С прошлого сентября. Две тысячи восьмого года. Он бросил Дэннингем в прошлом семестре.
- Почему?
Дэннис сидел вплотную к Кэрри. Она ощущала его нетерпение.
- Там возникли какие-то проблемы. Кто-то из Детей сделал ему подлость - что-то в этом роде. Так он сказал. - Кэрри отвела взгляд. Она почти шептала. Если произнести эти слова вслух, они станут правдой? - Макс был другим. Таким чувствительным.
Кэрри не познакомила Дэнниса с Максом, хотя Дэннис несколько раз оставался у нее на ночь. Либо он уходил до того, как Макс просыпался, Либо наоборот. Макс бы устроил скандал.
- Над ним издевались?
Кэрри задумалась. К ней на шоу приходили люди, любившие издеваться над другими. Родители, тиранившие своих детей, начальники, делавшие жизнь подчиненных похожей на ад, неуравновешенные мужья, женам которых приходилось искать помощи на стороне, - вариантов было много.
- Нет, - ответила она. - Точно нет. Он бы не стал скрывать. - Ее замутило.
- Но ты ведь только что сказала, что с ним подло поступили…
- Но я не сказала, что над ним издевались. Это разные вещи.
По лицу Дэнниса Кэрри поняла, что он не видит разницы.
- А как он освоился в местной школе?
- Она не местная. - Кэрри на секунду закрыла лицо руками. - Школа в Хэрлсдене, рядом с домом его отца.
Кэрри яснее, чем когда-либо, видела, насколько хрупок был баланс между двумя реальностями ее жизни. Хэмпстед и Хэрлсден - короткая поездка на автобусе или на лимузине с водителем. Отчаявшиеся люди, гости ее шоу, - и ее собственное привилегированное существование. Как два полюса на разных концах вселенной. Но она не могла отказаться ни от одного из них.
Всегда - два полюса.
Она и Броуди - брак, обреченный с самого начала.
Мать и сын.
Ее жизнь тогда. Ее жизнь сейчас.
Ее жизнь вчера. Ее жизнь сегодня.
Черное и белое.
- Это произошло в школе?
Дэннис кивнул.
- Я хочу видеть это место.
Она ни разу еще не была в его школе.
Дэннис взглянул на своих коллег. Они обменялись кивками.
- Хорошо, когда закончим. - Он продолжил расспросы: - Кэрри, твой сын не состоял в банде? Может, сменив школу, он попал в плохую компанию? Он принимал наркотики? Пил?
- Конечно, нет. Макс был хорошим мальчиком. - Кэрри сжала виски. Пульсирующая боль усиливалась. Макс никогда не вступил бы в банду. Никогда.
- Дать тебе таблетку? - Лиа, сидевшая на корточках рядом с ней, исчезла и вскоре вернулась.
Кэрри проглотила лекарство. Она снова начала раскачиваться.
- Это не должно было случиться. Он был моим сыном. Никто не смеет отбирать у меня сына.
- Кэрри…
Она встала. Пошла на кухню и открыла крышку лэптопа. Пальцы вбили пароль. Экран ожил.
- Первые слова моего сына, - сказала она детективам, которые шли за ней по пятам. По Щекам потекли слезы, которые, казалось, копились в ее глазах всю жизнь. - Я была единственной, кто их слышал.
Сил стоять больше не было. Кэрри опустилась на пол, думая о том, кто был рядом с Максом, когда он произносил свои последние слова.
Никто не заметил, как Дэйна вышла из дома. Кев вернулся в дурном настроении и срывал его на Всех, кто подворачивался под руку. Его опять уволили. Больше никакой работы, заявил он. Количество рабочих мест усыхает, как собачье дерьмо на солнце. Тем не менее, заметила Дэйна, денег на пиво и виски ему все же хватает. Она тихо спустилась по лестнице, прихватила куртку и выскользнула за дверь. Мать и Кев говорили на кухне о том, что в дом зачастила полиция. Они беспокоились, что их могут лишить социальных выплат. Лорелл тихо хныкала, сидя на полу.
Дэйна быстро шагала по улице. Маршрут, который она уже несколько лет совершала дважды в день, вдруг показался незнакомым. Прежде она и не задумывалась о том, насколько уродлив их район, но сегодня ей казалось, будто она единственный человек, переживший ядерную войну, и пробирается среди обломков погибшей цивилизации. Взгляд повсюду натыкался на остовы разрушенных домов, затянутых строительной сеткой. Все вокруг тонуло в океане серости. Единственным ярким пятном была красная упаковка от чипсов, которую ветер гнал по асфальту. Дэйна подняла ее и засунула в карман. Она не любила, когда мусор валялся на улице.
Через десять минут над крышами домов показалась верхушка школьного здания, в котором находились классы биологии и химии. Бесконечные уроки, бессмысленное высиживание до перемены, подбородок упирается в руку, спина болит от дурацких деревянных скамеек, единственное желание - смешать в пробирке сразу все химикаты, чтобы посмотреть, какой поднимется хаос, проучить их всех хоть раз.
Неужели он и правда умер? Это же безумие.
В школе еще не все успокоилось. Сейчас она повернет за угол и окажется прямо перед глазами столпившихся у ворот. Она уже видела яркие желтые жилеты, ленту, огораживающую место происшествия, голубые огни полицейской машины.
Внутри ограниченного лентами пространства было натянуто что-то вроде тента. Под ним на четвереньках ползали четверо мужчин в белых костюмах. Наверно, ищут частицы Макса.
Дэйна хотела подойти поближе, еще раз посмотреть на то место, чтобы осознать реальность происходящего, потому что сейчас все это представлялось ей просто сном. Единственным реальным ощущением был привкус рвоты во рту. Интересно, пятна крови еще там или они их смыли? Ускорив шаг, она прошла мимо ограждений. Ей бы только взглянуть. Никто ее не заметит, ее никогда никто не замечал, кроме тех случаев, когда хотели избить.
Люди окружали огороженное место слишком плотным кольцом, чтобы можно было разглядеть хоть что-то.
Пусть время повернет вспять, подумала она. Включить бы перемотку назад.
Рядом распахнулась дверца подъехавшей машины. Дэйна отскочила. Из машины вышла женщина.
Кажется, Дэйна ее где-то видела.
Женщина направилась к школе в сопровождении полицейских. Среди них был и тот, что приходил к ним домой. Дэйна подумала, что женщина выглядит ужасно печальной и словно опустошенной.