– Ну, так за этим же вы и пришли. – Она стянула крупной вязки грубый свитер еще наверху лестнице. И повернулась к капитану, как только вошла в спальню и закрыла дверь.
Сухожилин хотел что-то ответить на колкость. Но торчащие, расходящиеся в разные сторону груди буквально уперлись ему в глаза.
Я все время представлял эту грудь, сказал он так, будто сам не понимал: говорит или только думает. – Без белья под таким шершавым свитером? Разве шерсть соски не раздражает?
Софья молча сползла на колени, извлекла из джинсов Сухожилина его набрякший член и потерла его валявшимся на полу свитером. Мужчина вскрикнул, ахнул и повалил ее на пол, больно кусая соски.
Софья полушутливо оттолкнула его руки.
– Я предполагала только минет.
На пороге комнаты на шум появляется Клод. Он вопросительно посмотрел на эту картину. Увидев его, следователь, однако, не прекратил своих действий. Только лицо его стало жестче.
Клод растерялся и обомлел. София сказала, что следователь должен ее допросить. Понятно, что если бы Софья сопротивлялась всерьез, то позвала бы его, Клода.
– Проблема? Я должен его выгнать или сам уйти? – зло спросил он. Уж очень будущая миссис Тауб начинала напоминать прошлую.
Но если Жиз любила его, то сам он по уши втрескался в Софи. Поэтому ему хотелось, чтобы капитана можно было спустить с лестницы. Жуткая боль от когтей ревности впервые в жизни впилась в сердце. Он даже принял ее за физическую боль.
Софья (по – английски) объяснила ему: – Это полицейский. Он хочет, чтобы я с ним занялась сексом, раз он закрыл дело о том, что я убила мужа.
Клод взял себя в руки, на лице заходили желваки, – Тогда продолжай, я подожду на кухне.
И он развернулся и ушел. Хоть ноги его не слушались, и больше всего хотелось, что? Досмотреть акт? Выбросить на улицу того, кто сейчас оприходовал его невесту?
Лестница под охи и вскрики из-за двери спальни казалась ему дорогой на Голгофу. А ведь мог бы с Жиз привыкнуть к таким эскападам со стороны женщин.
Но он заставлял себя идти, не оглядываясь.
А потом сесть на табурет у стойки в кухне и отпить из открытой бутылки мартини. Горечь и сладость слились на языке. Вот и жизнь его раньше была горькой водкой, а теперь стала мартини.
И даже не догадывался, что оба Ангела – его и Софьин нашептывают ему на ухо: "Секс ничего не значит для нее, она вынуждена отдаться, чтобы иметь возможность с тобой уехать. Ведь судебный процесс сделал бы отъезд Софи в Австралию невозможным. И все-таки на последней ступеньке горький ком почти его задушил. А слезы так и не пошли. Сухие глаза словно выжигало солью.
Что бы он сам сделал в такой ситуации. А ведь он был на грани убийства своей жены. Стал бы он спать со следовательницей, если бы это дало ему возможность остаться на свободе.
– Безусловно, – сказал он вслух себе. И зажал уши руками, чтобы не вернуться и не убить обоих в этой претенциозной спальне.
Так вот она какая, ревность… подумал он, подставив голову под холодную воду из крана на кухне. Потом снова сел на стул у покрытой мрамором стойки, и, положив на нее голову, прижался лбом к холодному мрамору как раз в том месте, где в ту роковую ночь Виктор видел сон о свадебном платье Сони, скрывающим вход в рай. Но ему почему-то стало легче.
Все в мире повторятся, но за трагедией следует трагикомедия.
Клод сидел все там же, когда Софья вернулась. Появление Софии с размазанной помадой и в характерно измятой юбке и свитере на голое тело вызвало только тяжкий вздох и не слова упрека. А вот Софья была зла.
Взгляд ее пылал ненавистью и яростью:
– Ну что, может мне юбку не оправлять?! Я думала, что ты мне наконец-то послан… То есть, что ты мой. А ты еще мужчиной себя считаешь! Мог бы выбросить этого капитана из дома. Мужик ты или нет?!
Клод удивился ее реакции так, что не мог и слова вымолвить: – Но ты же сказала, что секс – цена свободы. Миллионы женщин делают это всего лишь за деньги. А тут…
Софья зарыдала: – Но ты бы мог хоть сделать вид, что ревнуешь. А не сидеть и ждать, пока со мною это делает другой. Мой муж-импотент так поступал. И теперь ты. Ну ладно, съемки, там работа.
Клод тоже начал распаляться. – Прости, ты приказала мне другое. И, главное, этот полицейский сделал тебе добро. Ведь ты сказала, что убила мужа. Он тебя спас, да, не просто так. Ты должна была отдать долг, как я понял.
Софья начала кидать в него поочередно стакан, ухватку, бумажный полотенца:
– Убирайся. Хватит с меня уродов. Никто никого не понимает. И не любит.
Клод возмутился, отбивая предметы, как вратарь:
– Наоборот, я тебя понимаю. – В голосе его звучало возмущение. – А любовь – это не движения тела. Секс для меня лично из-за поведения моей жены всегда был повинностью, а не радостью. Долгом, хоть и супружеским. Все равно, пока ты не сделаешь это, следователь будут вымогать свой оргазм.
Софья не сдавалась, лицо ее разбухло от слез: – Ну-ну. Выметайся, разумный мой. – И она подталкивала его в прихожую, вынула дубленку из шкафа и вышвырнула за дверь. Как и кольцо с сапфиром.
Ангелы изумленно переглянулись. И Ангел Софьи кинулся к ее уху:
– Он же сказал, по сути, что понимает и прощает. Что же еще? Разве он должен был тебе навредить, отправить в тюрьму, только чтобы только самому поступить, как герой фильма?
Софья, упрямо мотнув головой, словно отгоняя муху, снова сделала жест рукой, приглашающий Клода выметаться за дверь.
– Мне не надо делать вид, что я ревную. – пытался он уговорить явно находящуюся в истерике Соню, – Я почти умер от ревности сейчас. Такое со мной в первый раз. Но я сказал, что тебя понимаю, так как это действительно так, а не просто слова.
Клод прижал Софью к косяку двери всем телом и зажал рот рукой, чтобы она дала ему договорить: Я сам чуть не убил жену. Но не за то, что она спала с другими, а из-за того, что она принуждала к сексу меня. Ей важно было именно заставить, победить, унизить. Даже шантажом своего добивалась. И я делал это с ней только чтобы не навредить сыну, которого она обещала убить вместе со мной. А когда тебя заставляют – ничего не в радость. Я говорю это тебе, чтобы ты поняла, что я не считаю секс чем-то главным в отношениях. Я хочу быть для тебя всем и всегда.
Софья оторвала его руку от своего рта: – Я поняла. – Она помедлила, – Ты тоже импотент.
Клод начал хватать воздух ртом: – Но ты же видела на съемках, что у меня все в порядке с потенцией! – Возмутился он, – Мне, между прочим, надо тебя навсегда и всю, а не одно-два места на твоем теле, – Он подобрал кольцо и силой вернул ей на палец. А потом схватил дубленку, собираясь уходить. – И я очень хочу тебя. Сейчас. Подумай, хочешь ли ты, чтобы я остался. – Но ждать ее решения Клод не стал. А просто отряхнул дубленку, валявшуюся за порогом.
Софья растеряно пропускает его мимо себя в дверь квартиры.
– Так ты остаешься? – Софья поняла, что ее скандал не подействовал. И еще до нее дошло, вызвав ледяную дрожь, то, что она чуть не отказалась от счастья.
– Я иду в гостиную на диван – спать. – сказал Клод будничным тоном, чтобы не накалять страсти, – Завтра мне опять продавать свое тело. По сценарию, я должен гореть в доме в качестве профессионального каскадера, участвующего в сцене пожара. И, правда, был такой эпизод в моей жизни. Меня после съемок отвезли в больницу, поскольку я не сильно, но опалил себе всю спину, будто на пляже сгорел. Я мог бы остаться там, но тревога меня грызла, не давала заснуть. И я сбежал домой. И оказалось, что мой малыш несколько часов уже лежит в холодной ванне, наполненной водой. И он уже устал кричать и выплывать на поверхность. А жена моя тем временем развлекается в спальне с другом, который ее внезапно навестил, когда эта тварь решила помыть младенца в кои-то веки.
Софья развернулась лицом косяку открытой настежь двери и заплакала в голос, не стесняясь соседей.
– Ты никогда не сможешь простить женщин. И я, наверное, так похожа на твою жену, что… А, может, ее душа в меня вселилась, а?
Ангел Софьи запорхал над нею, словно пытаясь остудить ее чувство стыда. Но Клод занял его место и погладил Соню по голове:
– Такая ты или другая, я не буду тебя ни изучать, ни критиковать. Я буду любить тебя любую. Ты – моя. И после завтрашних съемок, что бы я не опалил, я принесу тебе свой "огарок" (он смеется и подмигивает). Может быть, и не очень короткий.
К немалому сожалению соседей, парочка, наконец, закрыла дверь на лестничную клетку.
Ангел Клода, словно потянув за кольцо парашюта, отпустил прижатые к спине и плечам крылья. И махнул коллеге рукой:
– Мне завтра придется вытаскивать Клода на себе из пожара. Иногда при его профессии я чувствую себя медбратом на фронте. Я, кажется, даже мышцы накачал на своем духовном теле.
Ангел Софии, удрученно вздохнув, отправил "минус" почему-то, вроде таблице, нарисовавшейся в воздухе у его руки. Готовившийся было взлететь Ангел Клода, притормозил, воззрившись на экран интуифона коллеги.
– Ты считаешь, что твоя теперь в глубоком минусе?!
Ангел Софьи поджал губы – ему не нравились комментарии посторонних:
– Она швырнула обручальное кольцо за дверь в тот же вечер, что любимый сделал ей предложения. Причем, после того, как сама отдалась капитану почти на глазах Клода. Если б не его безграничная любовь, все бы закончилось сейчас душевной гибелью обоих.
Ангел Клода не отставал: – Да, с нею он ведет себя с ней в психологическом плане как герой – любовник, а точнее, как каскадер. Герой – то не всегда знает, как бывает больно на самом деле. Он появляется в кадре и лишь изображает, что ему досталось по полной. А вместо него страдают другие. Мой подопечный, например. Иногда от боли у него слезы текут сами собой. Но женщины любят не тех, кто падает. А тех, кто поднимается.
Я боюсь, что она в своем поиске шаблонного рыцаря может увлечься актером, исполняющим главную роль, он ведь очень хорош. Если Клод отступится от нее.
Ангел Клода скатывается за ним по перилам и кричит коллеге:
– А ты внуши ей, что уметь умереть за другого важнее, чем это красиво изобразить.
Ангел Софии тяжело вздохнул: – Я внушаю ей: Он – любит, Он – тот, кто послан Богом. Но она же женщина. А они слышат только то, что написано в каком-то их умозрительном сценарии, о котором они никому не рассказывали.
Тем временем София остервенело снимает, почти срывает с себя грязные трусы, и брезгливо понюхав их, кидает в машинку. Идет в спальню и трет ковер бумажным полотенцем.
– Везде сперма, – ожесточенно говорит она. И плачет, припав к краю кровати.
– Неужели Клод опять – не тот! Опять я влюбилась в не пойми кого. Он ведь точно не мо-о-ой! Раз он разрешил другому быть со мной, быть… даже во мне.
Ангел хочет погладить ее по плечу. Но вовремя отдергивает руку:
– Твой он, твой: по семи полям совпадение. Пол процента таких попаданий друг на друга на все ваше человечество. Знала б ты, сколько Ангелов его к тебе вели, спасая и отбивая у других. Так мужчины на поле боя окружают командира, ведя его к цели. Помнишь слова про рыцаря: он не только без страха, но и без упрека. И твой такой. Добрыми бывают не о слабости, а от силы. Он смог тебя простить. – Выдав текст Ангел почувствовал ревность. И с удивлением отметил: неужели мужчина не умирает даже в Ангеле?!
Софья умылась, размазав по лицу косметику. И упала на подушку. Бывают же такие дни, что произошедших за двадцать четыре часа событий на год хватит. А чувства – такие полярные – раздирали сердце на части.
И сон ей приснился страшный. То есть, сам по себе он ничем не ужасал, но вел к потерям: ее красивые черные туфли разорвались, каблуки ободрались, набойки отлетели. И она зарыдала по ним, как по покойнику. Проснулась Соня в слезах, как и засыпала. В гостиной громко храпел Клод. И Соня заснула снова.
Утром Клод разбудил ее не поцелуем, а сорвав одеяло и поставив на ноги.
– Милая, мы опаздываем, – сообщил он, выскакивая из комнаты. Софья быстро натянула помятое платье и нашла колготки. И без питья кофе, впопыхах, пара выскочила из дому.
А могли бы опоздать. Опоздать к очередному несчастью.
Глава девятая
На съемках фильма на следующее утро на очереди был эпизод с возгоранием Клода во время пожара. Он не приукрашивал, рассказывая сценаристам о тех едва не закончившихся трагедией съемках. Тогда он был задействован в триллере. И по замыслу режиссер огонь должен был задеть парня не сильно, лизнуть языком пламени. Но сама Клод прыгнул слишком высоко в кадре и задел огонь волосами. И они вспыхнули. К счастью, он не растерялся, а тут же упал на колени и натянул на голову пиджак и стал тыкаться головой в землю.
Но тогда на съемках фильма работал хороший режиссер по трюкам. А тут, в Москве такого не наняли, и сам Клод был должен организовать ту прежнюю сцену. Как говорится, спасение обгорающих тут стало делом рук их самих.
В ожидании этой опасной затеи над площадкой вилась целая стая Ангелов. Они кружились, общаясь друг с другом, над горящим домом, якобы взорванным террористами. Клод, как и тогда, выпрыгнул из полыхающей декорации. Но тогда, в Австралии на стены плеснули меньше бензина, а тут кто-то не пожалел.
И поэтому языки пламени были больше, так что, пролезая через оконный проем, Клод, отклонив шею, подставил голову огню. И его волосы загорелись сильнее, так что ни пальто, ни тыкание головой об землю не помогали.
Зато дежуривший с брандспойтом пожарный выпустил струю на лицо красавца-каскадера, чтобы тот не обгорел сильнее. И его Ангел полете тщетно пытается затушить их, хлопая крыльями ему по голове. Игорь Заславский поймал себя на мысли, что ему будет не жаль, если не удастся спасти Клода.
Впрочем, знал об этой злой радости только его Ангел. И это его насторожило и повергло в тоску. Проплешина с одного боку все же образовалась – черным по светлым волосам. Едва не выгорели корни, тогда ходить бы Клоду лысым всю дальнейшую жизнь.
– Черт, придется бриться налысо, – подумал пострадавший вслух, осмотрев себя в зеркальце чье-то машины.
Врачи подъехали на "скорой" по вызову.
– Ничего, да свадьбы заживет, – улыбнулся пожилой доктор с отсутствующим во рту передним зубом на удивление хорошо знавший английский. И обработал горевшую часть спреем Бипонтен. Клод взвился не то от боли, не то от неожиданности:
– А откуда вы знаете про свадьбу?! Софья уже всем рассказала? – удивился Клод.
– Да нет, – врач просветил его врач, – поговорка у нас такая есть. Кроме свадьбы внешность нигде не важна, – попытался он расшифровать смысл.
– А-а, и правда, – ответил Клод. Тогда свадьбу придется делать весной – раньше шевелюра не отрастет.
– А может это знак, что не надо мне на ней жениться! – остолбенел от пришедшей в голову догадки Клод, – Может, Софи такая же, как Жиз. Что ж я из одного капкана в другой прыгаю, вместо того, чтобы искать тихоню, умеющую готовить, как собирался и зарекался.
Ангел Клода досадливо почесал в голове, пытаясь придумать для внушения мысль, которая переубедит мужчину.
– Но ты же ей обещал по доброй воле, а не под дулом винтовки. Она, знаешь, чего ждет?
Клод начинает представлять себе свой дом, как туда заходит Софи. Нет, лучше он заносит ее через порог, целует, показывает ей свой гигантский фикус, ради которого пришлось прорубить крышу и сделать стеклянный купол. Потом ведет на террасу пить чай. Она так уютно устроилась, так нежно смотрит на него бездонным взглядом… А потом дуль два состоявшейся вчера сцены.
Очнувшись от грез, он тяжело вздыхает:
– Не надо врать себе. Я хочу жить с ней. Но, может, я ей не понравлюсь бритым – тогда она сама меня выгонит и… Добреюсь и пойду.
Ангел возвел к небу глаза, полные благодарности за поддержку.
Когда счастливо избежав серьезной травмы Клод ехал домой к Софии в такси, он заметил, что вечер в рождественской Москве похож на круговерть конфетти. Светятся фары, окна, реклама, люди одеты ярко. И все это на подсвеченном снегом фоне. Вот только холодно ему было даже в шапке, когда вышел побритым наголо на улицу.
И совсем не плохо, что из-за этого фильма он как бы заново переживает события своей жизни, но при этом глядя на них со стороны.
Когда в прошлый раз он обгорел на съемках, он в тот вечер спас своего малыша в первый раз. Что ждет его сегодня дома у Софии, опять спасение. Чье?
С этими мыслями он протянул бумажку с адресом Софьи водителю, поскольку он уже свернул в нужный переулок. Шофер в ответ приписал цифру 50 и значок доллара. Купюра перекочевала из рук в руки.
Когда Клод позвонил в ее дверь, Софья заканчивала готовить, и, впустив его, торопливо метнулась на кухню. И уже оттуда крикнула: "мне уже звонили, что ты спалил свои волосы. Но прическа у тебя как будто осталась – ведь лицо загорелое, а череп – нет.
Клод не снял дубленку и вошел в кухню, приподнял Соню в воздух и звонко расцеловал.
На столе валялся помидор, рядом – крошки хлеба. Что-то из кастрюли заливало газ.
– Посмотри на меня, я не противен тебе с красным лысым черепом?
Софья лукаво взглянула, – С волосами было лучше. Но теперь я буду уверена, что ни одного сантиметра их другая женщина не касалась.
– Не знал, что ты такая ревнивая, Софи, – сказал Клод, отпуская гламурную кухарку, благоухаущую духами, одетую в красивое платье и туфли на каблуках.
– Я и сама не знала, что даже день без тебя будит во мне страхи и подозрения, что ты передумаешь брать меня в жены. А вот теперь нарядилась к твоему приходу. Чтобы быть лучше тех, кого ты сегодня видел. Москвички вечером одеваются так, будто спустились с подиума.
– Тогда я не буду тебя раздевать, пообещал Клод, беря ее на руки и отправляясь в спальню прямо в пальто и сапогах. Мой принцип – если что-то очень нравится, то менять это вредно. – Ничего, что я прошел в квартиру в обуви? Мне кажется, что у вас тут так не принято, нужно переобуваться в тапки.
Софи легкомысленно махнула рукой, дескать, не важно.
Я сегодня представлял, как привел тебя в мой дом. – Продолжил Клод, пока Соня оттирала нечто пролитое с плиты. Я хочу дать тебе большой, надежный дом. Ты ведь хочешь дом?
– Ну, с этим ты чуть-чуть опоздал. Сейчас-то у меня есть эта квартира. Точнее, будет – после суда со свекровью. А вот когда я собиралась спать на лавочке на остановке, думала что парень, звавший меня замуж, струсил и бросил меня, я была в отчаянии. И поэтому дом был самым главным в моей жизни. Тогда Павел и привез меня сюда.
Клод продолжил, стараясь отвлечь мысли Софии от прошлого:
– В моих мечтах мы сидели на террасе, обнимались. И было так хорошо. И фикус был такой, что высовывался над крышей.
София впервые заинтересовалась: А можно там фигус держать на террасе? У нас бы он вымерз в октябрю.
Софья не захотела сделать вид, что Клод не стал уверять, что серьезно говорил о женитьбе.
– А тебя еще не разочаровали во мне ушибы об углы твоего и моего характера.
– У меня нет углов. Их стесали. Я буду таким, чтобы тебе было хорошо рядом. Любым.