Исполнение мольбы - Вера Авалиани 9 стр.


Тем временем на проселочной дороге из авто высаживается группа полицейских. Их трое. Всем слегка за тридцать. На месте преступлений уже присутствуют эксперт и комиссар Бленд. Эти двое похожи, как родные братья: широкие плечи и сухопарые фигуры, изрезанные морщинами лица с глазами, все повидавшими и ко всему привыкшие. А вот для парней из убойного отдела в их возрасте каждое новое дело еще будоражит, будит инстинкт охотника. Но не эти преступления маньяка. Жуткое зрелище изуродованной и поруганной Жизель заставляет их отвести глаза, чтобы не смешать кровь жертвы с остатками завтрака из собственного желудка.

На фоне спокойных пейзажей прерии и тишины непопулярной дороги, идущей среди зарослей пышно цветущих кустов и эвкалиптовых рощ эта убитая, вывернутая наизнанку в области паха, смотрелась жутко. Все же на свалке или в грязном городском квартале ожидаешь увидеть какую-то мерзость, а в таком земном раю она попросту ненормальна. Хотя обнаружила убитую группа, которая собирает на откосах трасс и лесных дорог сбитых машинами животных, их трупы. Но такое и им видеть не приходилось.

Утилизаторы мертвых кенгуру и коал вызвали полицию. Да так и остались из любопытства на осмотр места происшествия.

Один из напарников-полицейких говорит другому:

– Опять тот же некрофил. Вне всяких сомнений. – Еще издали сообщил вновь прибывшим эксперт.

Комиссар поздоровался в ответ как-то начальственно на вялые приветствия коллег.

Ему было надо, чтобы эти люди не воспринимали ситуацию, как безнадежную, потому что уже несколько месяцев "некрофила" не могут поймать, потому что он, изнасиловав убитую женщину, буквально выворачивает половые органы наизнанку и протирает в перчатках их спиртом.

Эту жертву удалось найти быстро, потому что прятать труп на этот раз убийца не стал, а вывалил его посреди хоть и полу заброшенной, но дороги. И по ней проехал грузовик, пока еще тело не остыло. И особенно важно было именно сейчас мобилизовать группу на поимку.

– На этот раз женщина – не проститутка. У нее в сумке документы. Но она одета странно – только в юбке и плаще, топлес, словно сбежала откуда-то или шла к кому-то на интимное свидание.

– Но у мужа тогда есть мотив. Вдруг он имитировал почерк преступника, ведь о некрофиле трубят все газеты. Может, убил из ревности и все такое, – вставил слово начальник убойного отдела Изя Шон.

Он сам настолько страдал от ревности к своей жене, что это часто помогало ему раскрывать убийства. И при его неказистой внешности ревность его была обоснованной. И словно в пику самому себе он разоблачал тех, кто в его ситуации не прощал и не терпел, оправдывая собственное нежелание разводиться с Лейлой.

– Я вызвал ее супруга в комиссариат. – комиссар Бувье не очень верил в душе, что Клод причастен, но эту версию всегда нелишне проверить, – Так что задать ему вопросы ты Шон сможешь сам.

Второй полицейский – Лупен – справившись с первым рвотным позывом уже вынимал тем временем из кармана плаща Жиз ее телефон.

А третий сотрудник – психолог – молодая, но очень некрасивая женщина – Тина – смотрит на красивое лицо Жиз с мстительным чувством. Она одна из всех узнала лицо чемпионке по стрельбе, у которой такой красивый муж, что ослепнуть можно. И еще она гуляла от него, как время от времени писали в прессе.

– Допрыгалась по койкам, – сказала вслух коллегам Тина. Все обернулись к ней.

– Да, шлюхой за деньги убитая не была. Но при этом точно позволяла себе больше любой проститутки бесплатно. Так что все же это некрофил. Ее он тоже почистил за грехи изнутри. – резюмировала Тина.

– И все-таки я сам поговорю с мужем жертвы, – решил комиссар и забрал у Лупена телефон Жиз.

Клод, все еще осматривая комнаты в квартире, видит на экране смартфона надпись "Жиз" – прикладывает трубку к уху. Молниеносно настроение его стало злобным, и он заорал:

– Что ты еще задумала, гадина, после того, как не попала в меня! Ребенка ты никогда больше не увидишь, и я не полезу к тебе под прицел. Встретимся в суде! – выпалил Клод в трубку, не дожидаясь даже звука голоса жены.

Полицейский оторопел от такого начала беседы. Но одно ему стало ясно – муж даже не в курсе, что жена мертва. Ну, и понял полицейские еще и то, что желание убить присутствовало скорее у нее, чем у него…Пришлось снова вызывать Клода по телефону:

– Извините, Клод. Это не Жиз, а комиссар Бленд, криминальная полиция. Ваша супруга убита. Где вы находитесь в данный момент?

Клод замер от неожиданности, а потом его наполнила большая, нескрываемая радость – позади весь этот мрак и стыд. Но потом он понял, кто главный подозреваемый. И спросил, обращаясь к агенту по недвижимости:

– Скажите мне точный адрес этой квартиры. Мне надо сообщить полиции, где я сейчас. Мою жену нашли мертвой. – Увы, в голосе его не было и тени горя.

Дама – риэлтор тоже оторопела от услышанного, а потом официальным, чуть раздраженным тоном громко и медленно называет адрес с некоторой опаской, полицейский слышит его параллельно с Клодом.

Поэтому перебил начавшего диктовать адрес Клода:

– Не повторяйте, я слышал. Кто это с вами?

– Я ищу квартиру после того, что случилось утром. Это – Эльга, агент по недвижимости.

Полицейский все же счел нужным уточнить:

– Как долго вы уже находитесь в риэлтерской компании?

Клод задумался: – Точно не знаю, но уже больше часа.

Полицейский тяжело вздохнул: – Тогда у вас алиби. Ваша жена застрелена, изнасилована и вывернута наизнанку маньяком от силы полчаса назад. Труп еще был теплым, и…

Клод, наконец, осознал случившееся: – Застрелена?! Каким оружием? Ее собственным, которым она в меня с утра стреляла? Но как так могло получиться, что ее выпотрошили! Я ведь вызвал полицию, когда она стреляла в меня на лестнице нашего дома. Ее должны были арестовать!

Комиссар засомневался – имеет ли он право говорить мужу такие детали. Но, похоже, он не причем…

– Труп нашли на обочине дороги. Подозреваем серийного убийцу некрофила.

Клод при этих словах осознал, что его Жиз кто-то не просто застрелил, а разрезал и вывернул на изнанку. И ему стало плохо от представленной картины и стыдно за свою радость в первый момент, когда он узнал, что его мучительницы больше нет на свете. И он спросил, куда увезли Жиз с места преступления.

Полицейский назвал ему адрес: – Подойдите в комиссариат, и вас проводят в наш отдел.

Клод отключил телефон и сел на чей-то слишком мягкий всепоглощающий диван. Но потом пересел – растерянный и озадаченный – прямо на пол. Ему нельзя было расслабляться в этой ситуации.

Риелтор Эльга его не торопила, поняв по обрывкам услышанного телефонного разговора и истеричной веселости Клода, что случилось что-то жуткое. Но ей нужно было на следующую встречу. Поэтому она робко поинтересовалась, прервав поток противоречивых мыслей клиента:

– Так вы решили на счет квартиры?

Клод попытался сосредоточиться на ее словах.

– Нет. То есть… мою жену убили. Я рад, что не я это сделал. И рад, что ее нет. Но так не бывает, чтобы…

Дама со следами былой красоты печально и понимающе улыбнулась: – Чтобы не надо "отгрызать себе лапу"?

У Высочайшего престола, который сооружен из узорных красных с золотом облаков, собрались все Ангелы, задействованные в деле. Докладывая, они не видят высочайшего лика. В ответ на их слова то посверкивают в тронном облаке маленькие молнии, выражая недовольство, то сгущается золотое сияние, как знак одобрения.

Ангел Жиз и Ангел Клода оба стоят понурые, на их лицах всполохи грозы особенно видны.

– Она слабая женщина, подверженная болезни под народным названием "бешенство матки", я до последнего пытался притушить словами и намеками бушевание ее страстей – дрожащим голосом оправдывается Ангел Жиз. – Но она не просто не слушала меня, а поступала всегда наоборот. Знаю, я должен был отступить давно. Но она ведь сильно любила своего мужа, пусть и садисткой любовью. И ее ужасные поступки были продиктованным тем, что он ее демонстративно не любил. Отказывал ей в сексе. Ему не нравилось, что его силой заставили жениться, даже заниматься сексом. Но все же он мог бы быть с ней мягче и не перерождать ее любовь в ненависть.

Ангел Клода возмущенно растолкал облака, выдвигаясь на линию спора.

– Да она же заставила его угрозами, удерживала шантажом! А потом мучила его всеми возможными способами. Особенно подло это было, когда, чтобы доставить боль его отцу, эта…Жиз в полном смысле слова своим равнодушием к его потребностям губила сынишку.

Ангел Жиз вступил в полемику более уверенным тоном, чем говорил вначале: – Но, ведь он довел ее до этого своим равнодушием к ней, как к женщине.

– Насильно мил не будешь. Надо включить это в заповеди. – Ангел Клода прикусил язык, поняв, что поучает высочайший Престол снизу.

– Чтобы еще одну все нарушали, – хмуро заметил Ангел Жиз. – Не понимаю я этих людей. Ведь не спорят же они с правилами движения на дорогах. Видят – тупик впереди, не пытаются же на машине пробить стену дома в конце улице. А в моральном плане именно так и делаю – идут напролом, сталкиваются лоб в лоб. Господь говорит им – правило – любовь. А они не верят, что если у вас не любовь, то остальное – тупик.

Ангел Софьи тоже примчался на этот внезапно возникший диспут о неисповедимости путей Господней.

– Почему считается, что неисповедимы пути Господни? Они как раз проложены так ясно, обозначенные действиями: не делай то и делай это, настолько непонятны людям. Или они просто не верят, что Бог видит все? Но как такое возможно, если даже при их убогой технике теперь движение по автотрассам и штрафование лихачей по результатам наблюдения при помощи видеокамер. И как они, умеющие общаться по Интернету, уже даже воочию не понимают, что возможен полный охват информации из какого-либо центра и сиюминутное общение, невзирая на расстояния.

Люди делают то, что хотят и как им вздумается, не потому ли, что ошибочно считают Бога неким анахронизмом, устаревшим на два тысячелетия. Они не хотят поверить, что все, что происходит в мире материальном – это "тест драйв для их душ", если переходить вновь к аналогии с движением автомобилей. Они не верят, что, продолжая сравнение, непригодные "модели" душ просто будут уничтожены. Лучшие станут использоваться в моделях класса люкс, а остальные – в "машинах эконом класса". – Поддержал его Ангел Софьи мысленно. – Но не может же Господь каждые две тысячи лет посылать им по сыну на заклание, чтобы тот проводил актуальные на этот момент сравнения с техническими новинками в Священной Книге.

Тем более, что пока подрастет следующий пророк, в автомобилях уж точно укорениться автоматическое управление и сравнение устареет. – Но вслух произносить такую ересь он не стал. Дело в том, что и на его ступени служения пути эти все же были лишь приоткрыты.

Ангел Жиз будто озарился идеей:

– А может и поступки людей через душу довести до автоматического управления из одного центра, чтобы не творили зло и всевозможные пакости.

С высоты Престола раздалось с нетрадиционной иронией в ответ на этот недопустимый диспут:

– А как вы думаете, что не успело дозреть в Плоде Познания, когда Змий скормил его людям зеленым, заложив тем самым в род человеческий несовершенство поступков. Зрелостью Познания было бы то, что партнера выбирала бы только Любовь. Она автоматически отринет любое зло в адрес объекта чувства. И это стало бы гарантией верности и счастья.

И каждый из тех, кто стоял внизу, у подножья переливающегося алым Престола тут же отнес это к себе – надо любить своих подопечных. Делать для их души больше, чем они делают сами. В конце-то концов, это их главное дело на несколько миллионов световых лет вперед.

Увы, на грешной Земле, далекой от чудесного небесного дворца, плывущего над вечерним морем, профессиональная любовь свойственна вовсе не Ангелам.

Даже очень мерзкий человечишка способен воспылать нежными чувствами к абсолютному совершенству. Мало того, любят люди друг друга как дилетанты – не пытаясь углублять знания не о любимом, не о процессе зарождения, поддержания и выражения чувств. Вот и получается, что очень правдоподобно выражают страсть те, кто… вообще выключает из процесса душу. А тем, кто прикипел сердцем, кажется порой неловким чересчур умелое обращении с телом. Трудно осуждать их за это, согласитесь, ведь Змий накормил нас зелеными и немытыми яблоками. Не мудрено, что съев вредный фрукт, испытав мучительные боли, в другой раз воздержитесь. То же произошло и с Софьей, которая, вернувшись с кладбища после похорон и мужа, даже не подозревала, какой сложный, многогранный процесс запустила ее мольба. Она даже подумала, что первый раз по большой любви она угодила в опасную для жизни западню. Где гарантия, что это не повторится?

Успокоившись после инцидента у могилы, красавица залезла в очень горячую ванну. Ангел, вернувшись к ней стремглав с небес, обнаружил, что его подопечная была не осторожна. Она не захлопнула дверь, и та осталась приоткрытой. Метнувшись в квартиру, ангел увидел, что Софья моет голову, осторожно омывая поджившие шрамы и ссадины, оставшиеся под отрастающими волосами после автокатастрофы. И тут через хлопья пены от шампуня на лице она замечает, что дверь в ванную приоткрывается и в нее просовывается наглая физиономия соседа.

– Дверь у тебя открыта, Сонька. Вот я и зашел на шум…воды. Помочь спинку потереть?

Софья испуганно углубилась в полную пены воду – Убирайся, – почти жалобно вскрикнула она, вообразив, что сейчас ее будут снова насиловать, как во времена замужества.

Соседа ее легкая паника только вдохновила.

– Ну, зачем-то же ты оставила открытой дверь. Раз выжила в автокатастрофе – надо не зарывать себя в траур. Хочешь мужика? А я всегда слюни на тебя пускал. Только твоего боялся – он ведь из бандитов был?

Софья была рада уже тому, что своими сентенциями он дал ей время сориентироваться в ситуации:

– Если ты сию минуту не уберешься отсюда, я включаю кипяток и им полью тебя из душа. Обварю тебе лицо, если ты сделаешь в мою сторону еще хоть шаг.

Сосед так и опешил, остановился в искреннем недоумении с занесенной для шага ногой:

– Тогда зачем оставила открытой входную дверь? Да ладно, ухожу. Ишь, какая мимоза.

Он, пятясь, уходит. Софья прислушивается к его шагам. И когда входная дверь хлопает, снова слышит некое шуршание в квартире. Она решительно "восстает из пены", невольно имитируя сцену "Рождение Венеры", заматывается в полотенце и крадется по комнатам. И застает мамашу мужа – "царицу Тамару", когда та открывает сейф с деньгами в их спальне.

Софья туже затягивает узел, явно готовясь к бою.

– Это не ваше. Какое право вы имеете…

Тамара поджала и без того узкие, змеящиеся губы. Ее выбеленные кудельки поднялись, словно шерсть на спине кошки, готовой принять навязанный бой.

– Мое. Было моим и будет. Не оставлю же я добро убийце мальчика моего.

Софья наступает на нее все решительнее:

– Он вас тоже бил? Вы боялись пойти поперек?

Тамара смутилась, чуть сбившись с настроя на драку.

– Ну, случалось.

Софья напирала: – А сколько раз бил? Меня так – шесть, не считая пощечин.

Тамара всерьез озаботилась подсчетом своих побоев. Потом досадливо бросила это дело:

– Что, я считала? Первый раз, когда выпил – классе в седьмом был.

Софья покачала головой и с горечью спросила мать своего теперь покойного мужа: – Так чего вы меня не предупредили, что б я за садиста замуж не выходила?

Мать была очень искренней и потому слова ее прозвучали так обидно:

– Какое мне до тебя дело. Ты мне никто. Да и всем никто.

Софья после этих слов, словно сочтя себя уже вправе на что угодно по отношению к этой женщине, ударила ее со всей силы кулаком в челюсть и, опрокинув с размаху на пол, вырывала у свекрови из рук пачку денег и ключ от сейфа.

– Вот и мне нет до вас дела. Это все мое. Только потому и жила с сыночком твоим, что мне нужен был дом. Так что иди, пока ходить можешь. – Соня схватила с комода увесистую бронзовую статуэтку лошади. Так что свекровь отползала до двери комнаты на попе, опираясь руками о пушистый ковер спальни.

Ангел Софьи пытался собой заслонить свекровь от Софьи, но только и смог, что чуть смягчить удар.

Ему нужно было срочно поднять в своих инструкциях главу "ответственны ли отец и мать за сына или дочь", и должны ли они нести на себе их наказание. И как быть в этом конкретном случае – ведь самого сына Софья уже убила, излив праведный гнев. Хотя, испортила то тормоза ее машины как раз свекровь. Как только Бог может распутывать такие "узлы" из мотивов поступков?

И теперь ее гнев – неправедный? И она стала стяжательницей?! И какая часть ее души надломилась и отмирает сейчас… Боже, как трудно тебе судить людей. В них нет ничего определенного, ясного, ни одной прямой линии. И если б нужно было нарисовать портрет души, то пришлось бы вылить и смешать в беспорядке всю палитру красок. Но размыть их либо белым, либо сгустить черным.

В реальности ушибленная свекровь поднялась, потерев голову и попу, особенно пострадавшие при ударе об пол. И поднялась на ноги, опираясь на косяк двери:

– Мы к тебе с Илларионом придем. – В голосе ее прозвучала угроза, злоба и ожидаемое торжество справедливости.

– А мы вам с любовником откроем, – в пику ей ответила Соня. Хотя постоянного любовника у нее как раз и не было. Были половые партнеры, выбранные Павлом из числа нужных ему людей. Но Соне приходилось делать вид, что она изменяет мужу втайне от него, чтобы Павел мог партнеров и клиентов шантажировать скандалом.

Это знала и свекровь, и Ангел. Поэтому Тамара снова пропустила змею-улыбку от уха до уха. И гордо поковыляла к выходу из квартиры, предвкушая возвращение сюда "со щитом" из преступного авторитета.

Софья, все еще дрожащая от адреналина, подходит к иконе и спрашивает также агрессивно, как спрашивала свекровь: – Это грех или не грех, убить того, кто тебя пытается забить? А еще хочу, что б ты мне помог с мужем, Бог. Что, пошляк – сосед, который пытался прыгнуть ко мне в ванну и был ответом на мольбу?! Дура я. Видно, если тебя долго бьют по голове, что-то в мозгах путается… – у нее из глаз беззвучно заскользили слезы и закапали на деньги, которые она вырвала из рук Тамары.

За спиной у нее стоит Ангел и тоже чуть не плачет. Он прикрыл девушку крыльями со всех сторон, словно обнял. И она обернулась, словно почувствовав прикосновение.

Софья – Ангел?

Ангел смущенно и испуганно отлетает от нее подальше.

– Ко мне словно стая бабочек подлетела. И светло как-то стало. Будто я люблю. Нет, "крыша едет, не спеша, тихо шифером шурша".

За окном съемной квартиры Клода мучительно сладко в темноте стрекочут сверчки, да так громко, что даже шуршание шин почти неслышно. Занавеска, явно повешенная на окно не мужчиной, колышется романтично от легкого ветерка. И отблески фонарей на гладких, акульих телах машин создают ощущение, что на душу пролили ароматическое масло и размазывают его сладостно и больно одновременно.

Назад Дальше